Невинность монстра

      Путешествие по горам с тремя вампирами оказалось совсем не интересным. Их небольшая группа была словно из фильмов ужасов. Знакомьтесь — Клаус Майклсон, гибрид оборотня и вампира, убивает все, что движется. Далее — Элайджа Майклсон, тысячелетний вампир, вырывает сердца из груди быстрее, чем вы моргнете. Третий — Стефан Сальваторе, обезумевший вампир, пьющий кровь, еще он отрывает головы своим жертвам. Атти была последней в группе и совсем не радовалась такой перспективе.       Клаус искал в горах оборотней, чтобы превратить их в гибридов. Она поняла это с первого дня. Больше таких как он, армия, семья. Зачем он хотел создать себе семью, когда у него есть братья и сестра? Атенаис знала, что остальных Клаус держит в гробу. Однажды она спросила Элайджу, где его семья. Ответ был лаконичен:       — В гробу.       С тех пор она не поднимала тему семьи. Она не имела права судить их.       Девушка скучала по шуму и суете больших городов. В то лето они жили в мотелях или палатках. Атти обнаружила, что ее программа тренировок становится все сложнее. Находясь в лесу, первородный заставлял ее использовать свою магию. Программа стала еще жестче. Подъем в 5 утра и вместо часа тренировки было два. Элайджа был беспощадным, он заставлял ее атаковать, защищаться магией и вампирскими силами, контролировать себя при виде крови. У Атти сложилось смутное впечатление, что первородный торопился учить ее как можно больше и как можно быстрее. Но для чего? Зачем спешить? Они договорились, что Атти будет жить с ним, пока ей не исполнится 18 лет, а позже по ее желанию. Элайджа учил ее бороться с другими, с самой собой, но борьба была чужда ее душе. Она не хотела калечить или убивать, но и умирать тоже не хотела. Атти учила уроки с покорностью ученицей. Ее вампирская сила росла с каждым днем, как и ее жажда. Ей нужно было больше крови, а убийства Клауса совсем не помогали ей контролировать себя. Напротив. Атти прилагала сверхчеловеческие усилия, чтобы контролировать своего внутреннего чудовище. Ее лицо менялось каждый раз, когда она видела кровь.       Тем летом она впервые увидела настоящие чудовищные поступки. Да, она часто была свидетелем того, как Элайджа убивал. В основном это были ведьмы которые пытались похитить ее или хотели исправить ошибку. Был и Тревор, но он был исключением. Для Элайдже убийство было обязанностью. Атти не видела удовольствия на его лице, когда он отнимал чью-то жизнь, но Клаус и Стефан… такого садизма она даже не представляла. Атти думала, что знала, на что способны вампиры. Она ошибалась. В то лето она впервые стала свидетельницей резни.       Первый раз, когда она очнулась от криков пострадавших, первой реакцией было выйти из палатки. Это было инстинктивное действие, встать на защиту нуждающихся, посмотреть, что происходит. Атти, при звуке крика боли, обычно замирала в страхе, но не на этот раз. Ей не разрешили покидать палатку. Ее остановил первородный, преградивший ей путь.       — Даже не думай об этом.       — Но…       — Поставь заклинание и ложись спать, — приказал он.       — Но там люди! заупрямилась девушка.       — Атенаис!       Элайджа рявкнул на нее, не желая слушать ее сопротивления. Атти с трудом сглотнула и сдалась. Она вернулась в свой спальный мешок и поставила звуковой барьер. Она не слышала больше, что происходило снаружи. Если они должны были провести ночь в лесу, Атти приходилась спать в палатке с первородным. Почему? Ответа не последовало. Она чувствовала лишь легкий страх Элайджи, но не настаивала. Чего он боялся?       Элайджа чувствовал, что вот-вот лопнет из-за ярости. Он вылетел из палатки молниеносно, остановившись в нескольких метрах от своего брата. Никлаус без сожаления пил кровь человека, а Стефан уже оторвал голову двоим. Он собирался убить третьего. Просто туристы которые потерялись. Элайджа не считал себя импульсивным. Нет, он думал, что он терпелив и рассудителен. Но у всего был предел. Сворачивать шею Стефану было настоящим удовольствием. Только тогда его брат соизволил посмотреть в его сторону.       — Я просил тебя прекратить все это! — закричал разъяренный вампир.       Никлаус если и боялся чего-то, то Майкла и Элайджу в моменты гнева. Он знал своего брата веками, но не осмеливался его довести его до белого каления, несмотря на всю свою храбрость. То, что Элайджа унаследовал жестокость отца, но сдерживал ее, было ясно, еще когда они были людьми. И иногда эта жестокость приводила в ужас всемогущего гибрида.       — Подумаешь? Два несчастных человечка.       — Я просил тебя перестать убивать направо и налево, — повторил Элайджа. — Я не позволю ей увидеть такое снова и снова!       — Все крутится вокруг маленького монстра, — скучно растянул слова Клауса. — Пришло время ей увидеть мир, Элайджа. Она вампир, рано или поздно она увидит такие сцены.       — Она ребенок! Ей всего 16! Она вампир и ведьма с неограниченными способностями и неудержимой жаждой. Ты хоть представляешь, что может случиться, если такое существо откажется от своей человеческой стороны? Я не позволю Атенаис быть похожей на нас.       Гибрид ухмыльнулся, подходя к старшему брату.       — Но какой она будет? — коварно прошептал он. — Ты думаешь, что сохранишь ее невиновность вечно? Для чего ты ее готовишь? Я вижу, ты ее тренируешь, заботишься чтобы она стала сильнее, но зачем? Признайся, брат, твои планы ничем не отличаются от моих, только ты прячешься за маской благодетеля.       — Ты бредишь.       Элайджа не удосужился ответить на эти обвинения. Он вернулся в палатку, едва сдерживая свой гнев. И у него было чудовище, спрятанное в глубинах сознания. Чудовище, с которым он когда-то сражался и приковал цепью. Но иногда он отпускал его и творил ужасные вещи. В отличие от своего брата, Элайджа не уступил чудовищу и не примирился с ним. Он считал, что в каждом вампире есть та человеческая часть, которая держит его на плаву. Его человеческая часть исчезла вместе с семьей и появилась снова с Атенаис. Его человеческую сторону удерживала только девушка с огненными волосами и лазурными глазами. Человеческая часть Элайджы давно отказалась продолжать эксперимент. Он уже разрушил девочке жизнь, все, что он может сделать, это исправить свою ошибку.

****

      Идея остаться наедине с Клаусом была плохой с самого начала. Атти немного его боялась. Она избегала его, насколько могла. Даже разговаривать в его присутствии избегала. Потому что, несмотря на отвращение и ужас, которые внушали им его кровавые деяния, гибрид притягивал чудовище изнутри. Уверенность, ирония, иногда заносчивость манили ту маленькую часть ее, которую девушка пыталась отрицать.       Стефан отправился на поиски запасов человеческой крови. Элайджа отправился в ближайший город за обычными запасами еды. Вампир с трудом принял идею, что Атенаис останется с Никлаусом. Взгляд который он наградил брата, как бы говорил:       — Если с ней что-то случиться, я тебя убью.       Так девушка оказалась в компании первородного гибрида. Атенаис, как только осталась одна, схватила альбом и устроилась на бревне. Она рисовала наугад, а в данный момент работала над небольшим пейзажем. Озеро, которое она видела на прошлой неделе, было великолепным. Конечно девушка почувствовала, как гибрид приближается к ней. Клаус сел рядом и уткнулся носом в ее рисунок.       — Тень справа не очень хорошо акцентирована. И пятая нижняя скала слишком острая.       — Ты художник? — спросила она сердито.       — Самый лучший!       — И самый скромный, — пробормотала она себе под нос.       Клаус проигнорировал ее комментарий и, не спрашивая разрешения, взял ее альбом, порвал чистый лист бумаги и одолжил карандаш. Несколько минут девушка делала вид, что не видит его. Закусочная часть еще не забыта. Как и та, в котором Клаус пытался использовать ее в ритуале. Однако вскоре любопытство взяло верх. Она взглянула на то, что делает Клаус.       — Я? Почему? Почему ты рисуешь меня?       Клаус бросил рисунок и пристально посмотрел на нее. Ответ не заставил себя долго ждать.       — Мы очень похожи, я уже говорил тебе. Оба преданы теми, кого мы считали родителями, обмануты, преследуемы, нас считают монстрами еще до того, как мы станем таковыми. У нас много общего, малышка Атти, просто ты еще юна и тебе повезло, что тебе вовремя помогли.       Атти посмотрела на портрет. Клаус был отчасти прав. История их жизни похожа. Они не были похожи, но обстоятельства были почти одинаковыми. Она рискнула задать вопрос.       — Как ты это делаешь? Как можно не бояться того, кто ты есть? Не бояться непреднамеренно причинить боль своим близким? Как можно не бояться всех тех, кто желает тебе смерти?       — Почему я должен их бояться? — гордо спросил Клаус. — Они должны бояться меня. Истинная сила заключается в страхе, в страхе, который ты вселяешь в своих врагов.       — Вот почему ты хочешь создать армию, верно? Внушать страх и уважение.       — Ты необычайно проницательна, малышка. Ты не ждешь войны, чтобы создать армию, ты строишь армию, чтобы быть готовой к войне. Ведьм бояться не надо, они должны бояться тебя. Они завидуют тебе, они хотят уничтожить тебя, потому что они никогда не смогут быть такими, как ты. Они не будут бессмертными и не будут иметь неограниченных сил. Ты, истинный гибрид от рождения, ты самый большой страх ведьм. Это также причина их ненависти. Страх, который они испытывают перед тобой.       Девушка задумалась. Она и подумать не могла, что ведьмы могут ей завидовать. Чему здесь можно позавидовать? Жажда крови? Эмоции, усиленные сущностью вампира? Магия, которая выходит из-под контроля из-за гнева? Нет, Атти не считала себя счастливицей. Она многое бы отдала, чтобы быть хотя бы простой ведьмой, чтобы не пройти через все причиненные измены, чтобы иметь семью, знать что такое обычная любовь семьи. Они ее бояться, а не наоборот. Интересная перспектива.       — Мой брат думает, что я могу соблазнить тебя, Атти, — сказал Клаус, заметив мысли девушки. — Переманить тебя на темную сторону. Но я открою тебе тайну, дорогуша. Нет ни тьмы, ни света. Все зависит от того, под каким углом ты смотришь. На память, — он вложил в руки незаконченный рисунок и исчез.       Рот Атенаис открылся в шоке. То есть? Что он имел в виду? Понимал ли Элайджа, что тьма в Клаусе искушает ее? Что она испытывает искушение позволить чудовищу выйти наружу? Самое главное, как давно первородный понял?       В тот вечер она хотела побыть одной. После ужина она спряталась на поляне с книгой Верна в руках. Она было на скале. Вниз пропасти, а она на краю с книгой приключений. Почему, когда ты на краю пропасти, ты думаешь о том чтобы спрыгнуть? Атти не могла объяснить свое влечение к пропасти. Что-то в ней подталкивало ее к прыжку. Голос эхом отозвался в ее голове:       — Один шаг, Атти. Всего один шаг, и все. Ты увидишь отца. Ты будешь свободна. Давай, дорогая, просто…       — Сомневаюсь, что это лучшее место для чтения.       Она вздрогнула будто очнулась из транса. Голос Элайджи прозвучал сзади. Что у нее на уме? Как она может думать о самоубийстве? Атти вернулась на то место, где оставила книгу. Она уже было в руках заинтересованного вампира.       — Я хотела уединенное место, — застенчиво сказала она.       — Все в порядке, сладкоежка? — спросил он внимательно. — В последнее время ты слишком молчалива.       — Да.       Она не хотела говорить ему, какие мысли приходили ей в голову. Это означало бы открыть последний потаенный уголок своей души. Это означало бы быть неблагодарной за все, что Элайджа сделал для нее. Но Атти все еще нужно было с кем-то поговорить. За эти недели она стала одинокой. Она мало говорила, потребляла все меньше и меньше крови, и с каждым днем ​​у нее было впечатление, что у нее на душе тяжесть. Она не могла объяснить себе грусть и желание побыть одной как можно дольше.       — Мне приснился мой отец, — призналась она после небольшой паузы, — но это не было кошмаром.       Она не могла видеть, как напрягся Элайджа. Вампир стал похожем на натянутую струну, когда услышал ее слова. Он с нетерпением ждал продолжения, но не хотел, чтобы девушка это заметила.       — Это нормально. То что не кошмар, уже хорошо, — вампир сделал попытку поддержать ее.       — Я не знаю. Это казалось… реальным, как будто он пытался послать мне сообщение. Знаешь, иногда я думаю, что было бы, если бы…       — Нет смысла забивать себе голову риторическими вопросами, — безжалостно перебил ее первородный.       В душу закралось отвратительное чувство. Он хотел заставить Атти посмотреть ему в глаза и напомнить, что с ней был он, а не Роджер. Он принял ее чудовище, он научил ее управлять им. Роджер испугался ее, своего собственного ребенка, но первородный ее не бросил. Элайджа сильно сжал кулак, чувствуя, как трещат косточки. Он знал, что это за чувство, понимал, что ловушка начинает закрываться, но отказывался признать, что потерпел неудачу. Он слишком привязался к ней, так не должно было быть. Совсем скоро она уйдет, он просто обязан отпустить ее в теченье следующего года. Она должна уйти, даже если ему не хочется отпустить.       Когда совсем стемнело, Элайджа сел рядом с палаткой на бревно и смотрел на горящий костер. Рядом с ним были его брат и Сальваторе, планировавшие найти оборотня, который приведет их к стаей. Он не понимал, зачем тратит свое время в горах. Точно, его шантажировали самым подлым образом. Если он хочет вернуть свою семью, он должен поиграть в лакея своего брата в течение трех месяцев. Вампир вдыхал дым, не обращая внимания на запах. Ему было тяжело без семьи. В течение тысячу лет Элайджа Майклсон ставил семью превыше всего, выше желаний, любви, амбиций. Каждый раз, когда его семья оказывалась в опасности, Элайджа бросался им на помощь. Их счастье было важнее своего собственного счастья. И все было разрушено, когда Никлаус сказал ему в 1930-х годах в Германии, что выбросил их в море. Элайджа сначала подумал об убийстве своего младшего брата. Он хотел заставить его заплатить, страдать так как Элайджа страдал без семьи, но он не мог этого сделать. Единственным оружием был Майкл, но Элайджа никогда бы не опустился так низко, чтобы вступить в союз со своим отцом. Единственным способом наказать Никлауса было уйти. Всемогущий Клаус Майклсон остался один, а Элайджа десятилетиями отказывался вернуться к брату.       Все изменилось менее двух лет назад, когда однажды ночью он поймал нового вампира, посланного его братом, чтобы шпионить за ним. И Элайджа не подумав долго, попросил Атти использовать ее силы. С ее помощью он узнал, что однажды вампир зашел на склад в Чикаго и увидел четыре гроба. Загадка была разрешена. Никлаус солгал ему. Вампир явно умер в тот же вечер, но в душе Элайджи возродилась надежда, что однажды он вернет свою семью. Все, что ему было нужно, это сменная монета. Это был двойник. И ритуал должен был означать возвращение его семьи. Но нет, его брат, как обычно, был его братом. Ничего страшного, Элайджа потерпит весь этот фарс еще несколько месяцев, чтобы вернуть свою семью, а если Никлаус снова нарушит свое слово, то сможет найти гробы и без него. Все для семьи, ведь только она важна.       Всегда и Навечно — не пустые слова, а клятва, заплаченная кровью, слезами, страданиями и любовью. Это их клятва, клятва первородных вампиров.