Невинность монстра

      Горный воздух, движение, тренировки — все это должно было возбудить в ней аппетит, но не тут-то было. Атти равнодушно посмотрела на пакет с кровью и ужином приготовленным Стефаном. Она не была голодна, ее тошнило от одной мысли о том, чтобы пить кровь, и даже голос в голове не давал ей покоя.       — Привыкай, дорогая, так будет всегда. Кровь, кровь и еще раз кровь. Смерть, угрозы, опасности.       Она перестала ввязываться в ссоры со своим внутренним голосом. В любом случае это не помогало. Найденную еловую шишку девушка крепко сжала в руке. Она была похоже на пороховую бочку, готовую взорваться. Она нервничала, и ее гнев был спровоцирован голосом в ее голове.       — Ты знаешь, как все это прекратить, это очень просто. Немного боли и готово.       Она уставилась в землю, не слыша разговор Клауса и Элайджи. Стефан должен был быть где-то по соседству. Она их не слышала, ей было все равно, что они делали. Все ее усилия были направлены на то, чтобы заглушить голос. Она сходит с ума. Да, Атти уже была уверена, что сходит с ума, но все еще не знала, что делать. Конечно она не пойдет голосу на поводу. С какой стати покончить с собой? Атти давно прошла через этап когда не хотела жить из-за боли причинённой ее отцом. Сейчас она имеет все что не было тогда, есть близкий человек который не бросит, она более или менее себя контролирует. Она хочет жить. Голос видимо не понимает.       — За что ты сражаешься? — спросил голос. У тебя ничего нет, никого нет. Если тебя не станет никто не будет скорбеть. Признайся, Атти, ты одна, ты всегда будешь одна, в твоей природе отгонять людей, подвергать их опасности и становиться чудовищем. Ты все еще можешь остановиться. Перестань держаться за это существование, и ты познаешь покой. Ты же хочешь этого.       Шишка в ее руке загорелось, обжигая руку. Атти бросила ее и ушла из небольшого импровизированного лагеря. Этого не будет. Она не сдастся. Она будет сопротивляться и найдет решение. Не позволит голосу, рожденному ее безумием, определять ее жизнь. Девушка прислонилась к дереву, планируя избавиться от негативной энергии. В тот момент, когда она коснулась дерева и все, что ей нужно было сделать, это сосредоточиться, позади нее послышались шаги и немного взволнованный голос:       — Что случилось?       — Ничего, я хочу погулять, — соврала она, не глядя на первородного.       — Только не говори что будешь скучать по первородному вампиру? начал иронизировать голос. Ты ему не нужна. Хотя нет, нужна, но как могущественная ведьма.       — Атенаис, что с тобой? — спросил Элайджа, подходя к ней. — Ты почти не спишь, ничего не ешь.       — Все хорошо.       — Для него ты ошибка, сделанная много лет назад. Просто ошибка, которую необходимо исправить. Он и твой отец приговорили тебя к этому. Это вина не только твоего отца, это вина Элайджи, и все, что он сейчас делает, это искупает свою вину.       — Ложь, — голос вампира перекрыл внутренний голос. — Тебе плохо, и я хочу знать, что с тобой. Я хочу помочь тебе, Атенаис. Доверие порождает доверие, помнишь?       — Никому нельзя доверять, все хотят тебя использовать, ты слишком дорогой трофей, чтобы оставлять тебя на произвол судьбы. На тебя будут охотиться всю жизнь, тебе придется прятаться, ты будешь убивать, или ты будешь оружием.       — Отстань, — сдавленно сказала Атти, прислоняясь к дереву.       Голова раскалывалась от боли. Голос Элайджи, голос в ее голове, она уже не могла сказать, кто из них настоящий, а кто нет, где один и где другой. Кто ей враг, кто ей друг. Достаточно было услышать начало предложения:       — Атенаис…       — Я сказала, отстань! в ярости закричала она.       Все произошло менее чем за секунду. Магия в ней взорвалась и распространилась волнами. Атти в мгновение ока отвернулся, чтобы увидеть, как волна черной магии ударила Элайджу в грудь и швырнула его в дерево. Сразу же на синей футболке появились коричневые пятна.       — Элайджа!       В следующую секунду она была рядом с ним, ловя его. Первородный не дышал. Атти искала пульс дрожащими руками, в панике тряся его.       — Элайджа? Элайджа! в ее глазах играли слезы. Нет, нет. Пожалуйста.       Ее руки тряслись, а пятно крови на груди первородного росло. Она что… Она его убила! Хоть и временно, но убила!       — Пожалуйста, пожалуйста. Элайджа!       Ее крик был слышен до самого лагеря, предупреждая Стефана и Клауса. Гибрид бросился туда, откуда исходил крик. Среагировал немедленно. Он оттолкнул Атти от своего бессознательного старшего брата, пока Стефан пытался привести Элайджу в чувство.       — Что ты сделала? — крикнул Клаус перед дрожащей и плачущей девушки.       — Я не хотела, не хотела… она сама… клянусь!       Вместо ответа она получила пощечину от Клауса. Атти замерла, на мгновение выйдя из истерики.       — Убирайся отсюда.       В следующую секунду никаких следов девушки. Гибрид проклинал сквозь зубы своего брата и девчонку, которая приносит ему только проблемы.       — Что с ним? — спросил он Стефана.       — Сломанная шея, раны уже зажили.       Менее чем через 20 минут Элайджа очнулся. Увидев свою окровавленную футболку и почувствовав боль в шее, он не понял в первые секунды, что произошло. А когда вспомнил похолодел от страха за Атти. Он вышел из палатки и лоб в лоб столкнулся со своим младшим братом.       — Очнулся? Какое счастье.       — Где Атенаис?       — Фантастика! Девчонка причинила тебе боль, а ты все еще ее ищешь. На твоем месте я бы сразу вырвал ей сердце. Какая наглость, после всего, что ты сделал для нее, атаковать тебя магией!       — Где Атенаис? — снова спокойно спросил Элайджа.       — Откуда мне знать? Пропала куда-то.       Ему не хотелось спорить с Никлаусом, он должен был найти Атенаис, пока с ней ничего не случилось. И его раны, его раны уже затянулись. Не имеет значения. Внимательно прислушался к каждому звуку вокруг себя. Вдалеке слышалось биение человеческого или почти человеческого сердца. Первородный направился туда. Он не знал, что сказать девушке, но теперь он был уверен, что она не здорова, что она не в порядке и что магия вышла из-под контроля. Атти сидела на траву и обнимала себя руками.       — Сладкоежка, — позвал ее Элайджа.       Атти повернула к нему голову. Лазурные глаза, столь любимые им, были полны слез, лицо опухло от слез. Даже если бы он злился, только эта деталь смягчила бы его. Но Элайджа не злился, он волновался.       — Не подходи ко мне, — остановил его хриплый голос девушки. — Я не хочу снова ранить тебя.       Он не послушал ее, подошел и сел на холодную землю. Солнце садилось за горизонт, и с этой скалы открывался лучший вид.       — Я не боюсь тебя, Атенаис, — серьезно сказал Элайджа.       — Я сделала тебе больно, — напомнило девушка среди икоты. — Убила.       — И я уже исцелился.       — Я не хотела, клянусь, не хотела. Я бы никогда не причинила тебе вреда, — Атти посмотрела на него. — Я не знаю, как это произошло. Я была так зла…       — На меня? уточнил первородный.       — Нет, нет, на голос, я не хотела его больше слышать и… и…             — Какой голос, сладкоежка?       Он заметил ее колебания, глубокий вдох и страх. Она боялась сказать ему, но почему? Какой голос слышит Атти и, что более важно, что он говорит?       — Я его часто слышу, это… Я его не узнаю, но то что он говорит кажется мне очень знакомым. Каждый раз, когда я делаю что-то не так, он напоминает мне, что я ошибка, неудачный эксперимент, что я не должна была родиться и лучшее, что я могу сделать, это… перестать бороться с ним.       — Эй, — он взял ее лицо в свои руки, заставляя ее смотреть на него. — Ты не ошибка, и уж тем более не эксперимент. Ошибка моя и твоего отца, но ты… ты, моя милая девочка, не ошибка. Ты лучшее, что случилось со мной за всю мою жизнь.       В ее лазурных глазах было столько надежды, столько желания почувствовать себя любимой, что Элайджа с грустью подумал, что дал ей многое, но не то, что ей было нужно, — тепло. И получается, что голос играет с этим фактом, со страхом Атти, что она никому не нужна. Ему нужно исправиться, пока он не потерял ее. Элайджа обнял девушку в первый раз по собственной инициативе. Атенаис важна и будь он проклят, если позволит кому-нибудь забрать ее у него. Он разберется с этим голосом, с тем, что с ней происходит.       — Я не хотела причинить тебе боль, — пробормотала Атти, уткнувшись носом в его ключицу.       — Я знаю.       Такой простой ответ, но как много он значил. Элайджа знал, что Атти никогда не причинит ему вреда, он знал, что девушка к нему привязана. Даже и не сомневался в этом.

****

      В эту ночь он не мог уснуть, слишком много мыслей не давало ему покоя. Он был не единственным, кто не мог спать. Никлаус развел костер недалеко от палаток и пристально смотрел на него. Элайджа присоединился к нему. Тишина была приятной, но не долгой. Никлаус прервал ее одним вопросом:       — Почему ты заботишься о ней?       — Это сложно.       — У нас есть целая ночь.       И Элайджа погрузился в воспоминания, которые ему совсем не нравились. Он предпочел бы забыть их, чем допустить, чтобы они терзали его совесть.       18 лет назад       Он прочитал весь план действий, предложенный ведьмаком, более двух часов. С шумом закрыл папку и положил ее на стол. Элайджа еще раз осмотрел мужчину перед собой. Тридцатипятилетний, рыжий, с зелеными кошачьими глазами и большой магической силой. Роджер служил у него два года и что-то говорило Элайдже, что ведьмак не просто так согласился работать на него.       — Что я могу сказать? Проект амбициозный, выглядит многообещающе и да, это гениально.       — Значит, ты в деле? — с энтузиазмом спросил ведьмак.       — Что я получу от этого эксперимента?       — Гибрид, вампир, который не будет уязвим перед солнечным светом…       — Таковы еретики. Какая разница между этим, — он указал на папку, — и обычным еретиком?       — Он будет вампиром и ведьмаком с неограниченными силами, он не будет привязан к магии своих предков, у него не будет ограничения. У тебя будет настоящий гибрид, бессмертный ведьмак, самый могущественный ведьмак в истории.       — Зачем тебе этот эксперимент, Роджер? Только не рассказывай мне байки о том, как ты хочешь стать отцом, я им не поверю.       В глазах ведьмака появились искры фанатизма. Он должен был признать, что Роджер был великим не только как ведьмак, но и как генетик. Этот эксперимент обещал быть чрезвычайно интересным.       — Я буду первым, кто создаст гибрида с помощью магии и генетики. Ребенок будет прирожденным гибридом, а не вампиром в определенном возрасте. Я хочу славы, я хочу, чтобы мое имя осталось на века эталоном гениальности и амбиции. Этот эксперимент станет кульминацией моей научной и магической карьеры.       Элайджа усмехнулся. Только посмотрите, какие мысли в голове у ведьмака. Слава, разве он не понимает, насколько она эфемерна?       — Хорошо, деньги не проблема, я найду тебе клинику со всем необходимым оборудованием. У тебя есть вампир?       — Есть одна кандидатка.       — А она согласится?       По жестокой улыбке на лице Роджера он сделал вывод, что бедная женщина даже не знала, каким будет ее ребенок. Для вампиров дети — это чудо, и Роджер подарит вампиру это чудо. Было много деталей, которые нужно было проработать, прежде чем эксперимент мог начаться.       — Кто будет воспитывать ребенка, пока он не достигнет возраста магической зрелости?       — Его мать. Я не собираюсь быть заботливым отцом. Хейзел будет воспитывать малыша, и в нужный момент я возьму его, чтобы обучить магии. Этот мальчик или девочка будет самым могущественным ведьмаком, который когда-либо ступал на эту землю. И он сможет войти к тебе в службе. Только подумай, как много можно сделать с таким гибридом.       — Я в деле, Роджер, но не думай о смене стороны. Этот гибрид будет моим.              Элайджа закончил свой рассказ. Он ждал реакции брата. В то время его не интересовали последствия эксперимента, но когда Роджер попытался убить Атти, он понял, что что-то не так. С первого момента, когда он увидел звериный ужас в глазах 13 летней девочки, первородный понял, что не должен был этого делать, он не имел права играть судьбой ребенка, и уж тем более не имеет прощения за вклад в его создание.       — Она не заслуживает все это, Никлаус, — сказал Элайджа. Ни я, ни Роджер не имели права создавать гибрида и обрекать невинного ребенка на такую ​​жизнь.       — Ты хочешь искупить свою вину? — спросил Никлаус.       — Я хочу исправить свою ошибку. Роджер пытался исправить ошибку, убив ее, я исправлю, изменив ее судьбу. Она не будет такой, как все, она не будет бороться с бессмертием, со слишком большой силой или с отключёнными чувствами. Она выжила, и у нее уже другая жизнь, лучше, чем была у нас. Я не хочу чтобы Атенаис прошла через то что прошли мы, чтобы стала такой как мы. Она заслуживает лучшего.