И звёзды мирно падали Как будто для меня Я каждый раз загадывал Тебя не потерять
Камин — Emin feat. Jony
— Какого черта вы с нами сделали?! Она повысила голос, пылая от ярости. Ее больше не заботило, что она не проявляла уважения. Атти была зла на ведьму, которая завоевала ее доверие икоторая предала ее. Как она посмела сделать такое? Как она могла? — Атти… Я не знала… — Врете! прервала ее Атти. Вы нас связали! Вы связали меня к себе, что с вами происходит, то и со мной! Как вы могли? Как вы могли связать наши жизни? Для чего? В ее глазах были слезы. Так больно, словно очередная предательство. Она и представить себе не могла, что Эстер, которая была с ней так добра, может вести себя так подло. Атти не понимала ее причин, но как сильно эта правда ранила. Она лгала ей все это время, прикрывая свои намерения фальшивой заботой. И Атти как последняя дура верила ей. — Не я нас связала, — поправила ее Эстер, бледнея все больше. Духи тех ведьм связали нас, чтобы… она вдруг остановилась, как будто поняла, что говорит слишком много. — Говорите. Говорите или, клянусь, я войду в ваш разум, чтобы узнать ответы! — Духи заставили тебя воскресить меня, чтобы я смогла… взять у тебя силу для заклинания уничтожение первородных. — Что? Она прислонилась к краю кровати. Значит ее магия должна была быть использована, чтобы убить тех, кого она любила. Сердце разбилось в очередной раз. Девушка тяжело сглотнула, молча прося Эстер продолжать. — Твоя кровь, они сделали заклинание, чтобы связать нас. Они воскресили меня, чтобы убить моих детей, после чего они убьют меня. — И вместе с вами и меня, поняла Атти. — Да, но Атти, клянусь самым святым что имею — моих детей, я не пыталась их убить, я не хотела тебя ранить. Я отказалась от плана убить их. Ты помогла мне воссоединиться с моими сыновьями, ты заставила меня увидеть, что у меня все еще есть дочь, которая нуждается во мне. Они все еще мои дети. Теперь ведьмы хотят лишить меня жизни, потому что я нарушила их желание. Как только я выйду из больницы, я найду способ разорвать связь. Я обещаю тебе, что не оставлю это, я не позволю тебе и моим детям умереть. Слова не тронули ее, оставили ее холодной, словно она не человек, а мраморная статуя. Атти подняла свои лазурные глаза на ведьму, которая казалась искренней, желая оправдаться. Но в лазурных глазах Эстер не нашла ни жалости, ни сожаления, ни доброты. Это был холод, который вселял страх в ее кости. Атти отказывается верить ей, отказывается доверять честным намерениям. Эстер замерла, понимая что такая Атти, холодная и равнодушная, пугает ее. Такая Атти устрашает, потому что она так похожа на всемогущий и безжалостный гибрид. — Откуда мне знать, что я могу вам доверять? — спросила Атти равнодушным тоном. Вы можете снова обмануть меня, можете играть с чувствами ваших детей. Зачем мне снова верить вам? — Атти, я никогда не… — Вы считаете меня дурой? в лазурных глаз горела безумие. Вы хотите убить нас всех! Вы использовали мое доверие, чтобы втереться им в доверие! Вы предали их снова. — Ты должна верить мне. Я же заботилась о тебе — Эстер была в отчаянии. Я помогала тебе с магией, я поддерживала тебя эти недели. Я видела, как ты нуждался в материнском совете, я дала его тебе. Разве я не был добра к тебе, дитя мое? — Я думала, что вы мне почти как мать, но я ошибалась. Была ли ваша утренняя речь плодом «беспокойства» или истинным лицом? — Я волнуюсь за тебя, за Элайджу. Я не хочу, чтобы вы страдали. Больше ничего. Клянусь, я клянусь тебе, у меня не было других намерений. Атти не ответила. Она сняла пальто и закатала рукав свитера. Взяла чистый шприц со стола. Под растерянным взглядом ведьмы она ввела иглу себе в вену, пуская кровь. Эстер нахмурилась от боли. Для Атти боль была терпимой. — Что ты хочешь делать? — спросила ее Эстер. Атти промолчала. Когда шприц наполнился, она вынула его. Рана зажила за несколько секунд. Вставила шприц в капельницу, вводя свою кровь. — Через несколько минут моя кровь будет в вашем теле. Завтра утром вы вернетесь в особняк. Я даю вам три дня, чтобы найти способ разорвать связь. Не сделайте этого, я разорву это методами, которые, будьте уверены, вам не понравятся. Она была жестока, слишком жестока к женщине, проявившей к ней такую заботу. Но в Атти было так много гнева. Холодный гнев пугал и ее. Как же больно. Как Эстер могла скрыть от нее эту связь? Почему она еще не разорвала ее? Девушка снова надела пальто, желая как можно скорее покинуть салон. — Атти, Эстер остановила ее. Мои дети… Пожалуйста, не говори им. Я едва помирилась с ними. Она не стала ответить. Вышла из палаты, задыхаясь от магии и ненависти в себе. Не сказать им? Она думает, что Атти скроет информацию о связи? Она думает, что Атти будет лгать? Она была уверена, что расскажет все Элайдже, она никогда не станет лгать ему об этом. Однако, когда Атти увидела, как Ребекка приободрилась, после того как первородная пожала ей руку и поблагодарила за помощь Эстер, ее решимость пошла на убыль. Она не может отнять у них этот мир. Они помирились с матерью, если Эстер действительно не хочет их убивать и они узнают, это будет вечный разрыв между первородными и их матерью. Атти понимала, что не имеет на это права. Она должна молчать, несмотря на гнев внутри нее.****
Элайджа проснулся не от света, а от звука падающей книги. Он сонно открыл глаза. Инстинктивно попытался обнять Атти. Хотя прошло всего несколько дней с тех пор, как они спали вместе, у первородного появилась привычка прижимать ее к себе, знать что она рядом. Нашел пустую постель. Он повернул голову к окну. У окна, за столом, Атти листала какие-то бумаги. Маленькая сфера света освещала их так, что она могли читать. Элайджа нахмурился. Это еще что такое? — С каких это пор ты лунатик? — спросил он хрипло. Атти отложила бумаги, глядя на него немного испуганно. Очевидно, она все еще думала, что Элайджа крепко спит. В бледном свете, с растрепанными рыжими волосами, в пижаме, натуральна, Атти выглядела совершенной. Он не сдержал нежной улыбки. Всегда очаровательна и естественна. — Я разбудила тебя. Прости. Я не хотела. — Что ты делаешь? — Я читаю твое досье на Уильяма Беннета. — Иди спать, — порекомендовал ей Элайджа. Атти упрямо покачала головой. Это забавляло его. Что может быть такого интересного в досье ведьмака? Элайдже хотелось, чтобы Атти перестала так заботиться о ведьмаке, он чувствовал ее неуверенность и страх каждый раз, когда она глубоко погружалась в размышления. Она боялась, что ее подозрения могут оказаться правдой. Подозрения, которых Элайджа считал абсурдными. — Помнишь, я рассказывала тебе о тете Мел, женщине, которая нас навещала? — Помню. — Здесь написано, что Уильям Беннет имеет сестру — Мелани Беннет. Точно, это тетя Мел. Еще она была на фотографиях… И она все-таки приходила к нам. — Мы должны найти ее, — решительно заявила Атти. Она может рассказать нам, что нас интересует. Элайджа удивленно поднял брови. Их интересует? Ему лично все равно, кто Беннетт для Атти. Он причинил ей боль, он пытался убить его семью, Элайджа уже вынес ему смертный приговор. Родственная связь или что бы там ни было, мало что изменит. И он даже не хотел знать, о чем Роджер солгал, а о чем нет. — Кто знает, захочет она рассказать, размышлял он вслух. — Кто сказал, что я буду спрашивать ее, хочет она этого или нет? Он еще больше изумился, глядя на девушку. Она полна решимости выяснить, кто такой Беннет. Она готова пойти на любой метод. Такая Атти крайне… необычно. Казалось, она готова на все ради семьи, ради правды. — Я найду ее адрес утром. Теперь спать. — Еще нет. Вот кое-что о работе… — Когда в последний раз ты нормально спала? — риторически спросил первородный. Считаешь что два-три часа в день нормальными? Сладкоежка, ты ничего не добьешься, если будешь продолжать истязать себя физически и умственно. — Я не могу спать, — пробормотала Атти. Каждый раз, когда я засыпаю, мне снятся кошмары. Ты спи, я почитаю еще немного. Элайджа не согласился с ней. Через мгновение Атти оказалась поднятой в воздух. Ее засунули под одеялом, прижали спиной к груди Элайджи и крепко обняли. Она больше не могла бежать. Первородный прошептал ей на ухо: — Спать я сказал. Атти надулась. Элайджа был в этом уверен. По тому как она сердито выдохнула, он догадался, что она не хочет спать. Он уткнулся носом в ее распущенные волосы. — Мама вернется из больницы утром, — напомнил он ей. — Ага. Этот ага ему не понравился. Элайджа нашел Атти слишком равнодушной к упоминанию о возвращении Эстер. Причина в разговоре между ними вчера утром? Несмотря на его предупреждение, его мать все равно произнесла ту же речь перед Атти. Девушка не восприняла ее всерьез, подтверждая его веру в то, что между ними все реально, настолько реально, насколько это возможно. — Очень скоро мы закончим с Беннетом, и тогда мы сможем отдыхать спокойно. — Отдыхать? — переспросила Атти. — Да. Когда все это закончится, я увезу тебя далеко-далеко. На каникулах в Европе, мы забудем о Мистик Фоллс, о проблемах. Больше не будет врагов и опасностей. Только ты и я. Атти положила голову ему на руку и тихо пробормотала: — Похоже на рецепт счастья. Я, ты, покой и уединение. — Куда бы ты хотела пойти? Рим? Берлин? Мадрид? Элайджа был готов увести Атти хоть на край света. Он хотел быть с ней каждый день, знать, что им больше ничего и никто не угрожает. Ему хотелось просыпаться рядом с ней каждое утро, засыпать, вдыхая ее запах, и проводить с ней как можно больше времени. Ему хотелось видеть, как она морщит нос от запаха лилий, как радостно блестят ее глаза при каждой попавшейся картине, видеть, как она лакомится сладостями, подглядывать на нее из-под ресницы, когда она рисует, и каждый день обнимать ее, зная, что завтра они будут такими же счастливыми. — Париж. Ты обещал мне летние каникулы в Париже. Я и сейчас не против. — Тогда Париж, — подтвердил Элайджа. Квартира в центре города с видом на Эйфелеву башню или на Сакре-Кёр. — А мне мастерскую, — попросила Атти. Я хочу иметь свою мастерскую, где я смогу бы размещать свои картины. — Мастерская для тебя, библиотека для меня. Мы посетим все музеи Парижа, пообедаем в самых дорогих ресторанах и прогуляемся по берегу Сены. — Ты забыл макаронс и круассаны. Может быть, я научусь готовить, — продолжила мечту Атти. Я буду брать уроки у лучших художников Франции, а ты будешь давать уроки в университете. — Откуда ты знаешь об университете? Элайджа удивился ее проницательности. — Ты как-то говорил мне о разнице между колледжем в Америке и университетом в Европе. Я тогда поняла что ты преподавал в одном из Европе. Элайджа усмехнулся, целуя ее волосы. Вздохнул ее аромат роз. Очень скоро их мечты сбудутся. — Все это будет. Даю тебе слово, мы будем счастливы. Атти что-то пробормотала и через несколько минут заснула у него на руках. Элайджа знал, что с ними все будет хорошо. Они заслужили свое счастье. Он проснулся первым. Атти все еще спала, бормоча во сне. Ей что-то снится. Элайджа быстро принял душ и тихонько оделся. Он поцеловал ее в щеку, давая ей отдохнуть. Вскоре должна была прийти Эстер. Он хотел, чтобы возвращение было идеальным. Первородный вышел из спальни, все еще размышляя о том, какой будет его жизнь с Атти. Счастливой, важно только чтобы их жизнь было счастливой. Кол был в доме, Никлаус уже пошел за Эстер. Элайджа провел на кухне около получаса. Он предпочел готовить завтрак для всей семьи. Настроение у него было приподнятое, он чувствовал себя таким легким, свободным. Планы на будущее давали ему сил. Он должен бороться не только для семьи, но и за их с Атти совместное будущее. Повар был отличный, весь дом пах блинами. Атти все еще не спустилась. Он решил разбудить ее. В комнате все было так же, кроме позы Атти. Спала она уже не на боку, а на спине. Элайджа приблизился к ней человеческим шагом. Он коснулся ее щеки, чтобы разбудить: — Сладкоежка, пора вставать. Мама должна быть здесь в любую секунду. Атти, казалось, не слышала его. Он погладил ее по щеке, этот жест должен был ее разбудить. Ничего. Элайджа был ошеломлен, обнаружив, что она не дышит. Застыл от шока. — Атенаис? позвал ее дрожащим голосом. Ничего. Никакой реакции. Он с ужасом прислушивался к ее пульсу. Не было. Ее сердце не билось. — Атти? Атти! Он схватил ее за плечи, встряхнул. В его руках была кукла. Нет, это невозможно. — Атти! Очнись! ОЧНИСЬ ЖЕ! Нет пульса, нет дыхания. Никакой реакции. Серая кожа. Мертва. Атти мертва. — Нет… нет, нет… Нет! — раздался в особняке его испуганный крик. Он прижал ее к себе, захлебываясь слезами. Один вздох, еще один, в сердце у него кинжал, который снова и снова ударял его. Она не может быть мертвой. Она не имеет права быть мертвой. Он обнял ее еще крепче, он обнял ее труп, опасаясь, что он тоже исчезнет. Слезы душили. Он не хотел верить, не мог поверить. Атти… Атти больше нет. Даю тебе слово, мы будем счастливы. — Ааааа! — это был крик разбитого сердца, сердца, верившего в спасение и обманутого. Кол ворвался в комнату с криком: — Элайджа! Атти! Мама умерла. Он остановился в дверях, опираясь на дерево. Картина выбило почву из-под его ног. Элайджа обнимает мертвое тело Атти и безутешно плачет. Мертвы. Оба мертвы. Звучит как рецепт счастья…