Невинность монстра

      Вдох. Выдох. Она не может дышать. В голове крутиться одна мысль: «Убийца. Монстр. Убийца». А в душе ничего нет. Атти смотрит только на свои руки, не понимая, когда она потеряла контроль. Вроде все нормально было, болтала с Ребеккой, ужинали в Мисти Гриль. Первородная была уверена, что для того, чтобы забыть о проблемах, Атти нужен алкоголь и кровь. Атти не возражала. Ей очень хотелось забыть то, что она услышала от тети Мел, хотелось забыть ее мертвое тело и ее последние слова. И алкоголь бы не помешал. Она думала, это поможет. Они просто сначала хотели перекусить.       Она закрыла лицо руками, тяжело дыша. Боже, что она сделала? Как она могла забыть, что прошла всего лишь неделя с превращения? Она не должна была согласиться на такое. Не должна была. На первой настоящей охотой, ей как-то удалось выстоять, но в этот раз… в этот раз она не смогла. У этого человека может быть семья, кто-то ждал его дома, у него были планы и мечты, а она забрала его жизнь. Ее плечи тряслись, но она не плакала. Она заставляла себя чувствовать хоть что-то. Ей хотелось сожаления, вины, ненависти, чего угодно, только не этого ужасного равнодушия. Она не может быть такой. Она не имеет права быть такой. Она не может превращаться в предсказанного столько раз монстра. Она должны быть лучше. Она должна… она должна сохранить свое сердце живым. Атти зарылась руками в волосы, сердито рыча. Что, черт возьми, с ней происходит?       Когда Ребекка предложила выбрать этого мужчину как перекус, Атти не возразила. Она прилагала огромные усилия только для того, чтобы сопротивляться, контролировать свою магию, которая ежедневно требовала высвобождения, она заставляла своего вампира довольствоваться той же порцией крови, что и до превращения. Только то, что было хорошо до полного превращения, теперь уже не подходит. Внушение, скорость, сила, жажда, весь пакет. И она потеряла контроль, когда попробовала свежую кровь, горячую кровь. Она забыл все и вся. Осталось только эйфория от крови. Когда она пришла в себя, Атти обнаружила бездыханное тело своей жертвы. Ребекка позаботилась телом. Она отправила ее домой.       Вдох. Выдох. Атти закрывает глаза, видит рану, в которой не осталось крови. Она убила. Она убила в первый раз не в бою, не для того, чтобы защитить себя, а потому, что не смог сдержать жажду. Девушка прогоняла воспоминания о Долли и ее отце. Нет. Сейчас она не может позволить себе погрузиться в преувеличенные эмоции вампира. Она не позволит этим эмоциям управлять ею. Если что то и сильнее ее страха стать монстром, так это ее ненависть к Уильяму Беннету. Если она поддастся отчаянию сейчас, позволит случившемуся мучить ее изнутри, нервный срыв и взрыв магии неизбежны. Атти посмотрела на камин в своей комнате. Что нужно.       Она вынула из ящика стола все неудачные наброски своих рисунков. Бросила их в камин. Затем она нашла несколько строк, которые писала, когда чувствовала, что сходит с ума. Ее взгляд остановился на маленькой коробочке, привезенной из Килларни. Она не могла решить. Здесь половина ее жизни. Здесь большая часть ее детства. Доказательство того, что сначала ее воспитывали другие люди, что она была окружена любовью, что все было не так уж и плохо. Это было доказательством того, что тот, кто научил ее ходить, пытается убить ее семью. Это доказательство жестокости двух мужчин, посмевших сыграть не только с судьбой будущего ребенка, но и с сердцем и жизнью женщины. Это доказательство того, что Атти прямо и косвенно связанна с Уильямом Беннетом, что он знает о ее жизни больше, чем кто-либо другой, что он один из тех, кто ее создал. Выдох. Достала все из коробки. Она отложила в сторону письмо матери и фотографии тети Мел. Как-никак, но она любила ее и отдала жизнь, отвечая на ее вопросы. Атти не может сделать это с ней. В то время как Беннет и ее отец… Девушка бросила в огонь квитанции, фотографию Уильяма Беннета, бумаги, в которых его поминали, и фотографию ее отца, ту, которую она носила с собой много лет.       — Инсендия.       Она наблюдала, как сгорает хорошая часть ее прошлого. Время оставить это позади. Прошлое уже нельзя изменить. Все, что она может сделать, это изменить будущее. У нее есть семья, которую она любит, и она не позволит призракам своего детства забрать эту семью у нее. Атти посмотрела на горящие бумаги, посмотрела на фотографию рыжеволосого мужчины и улыбающейся маленькой девочки. Это было замечательно. Это чувство освобождения замечательно. Она может никогда не забудет того, что сделал ее отец, она может никогда не забудет Уильяма Беннета, но она уже свободна. Она свободна от их притязаний, она свободна от их амбиций, от желаний и страхов, заложенных в ней с младенчества. Это было необыкновенное чувство.       — Я не ваш эксперимент, — пробормотала Атти горящим картинкам. И никогда не была вашей.       Слезы, наконец, потекли по ее щекам, но ее улыбка была не грустной, а облегченной. Как долго она боролась с вопросами, как долго она боялась, что на самом деле это ее отец пытался убить первородных, теперь ее это не заботило. Она узнала то, что ей нужно было знать — она ​​не только дочь своего отца, дочь гениального, но сумасшедшего и жестокого ведьмака, но и дочь своей матери — женщины, которая была так добра, что хотела иметь ребенок, та, кто отдала свою жизнь, чтобы Атти могла жить. И для нее, для матери, которая желала ей добра, которая пожертвовала собой ради нее, Атти должна прожить лучшую жизнь, которая у нее есть, несмотря на попытки Беннета. Она будет в порядке, потому что она наконец-то поняла, кто она такая. Она не эксперимент, она не ошибка, мерзость природы. Она — Атенаис Гордон, девушка, перед которой открыты все двери, гибрид, которому предстоит жить вечно, возлюбленная, друг, создательница, несущая ответственность перед созданным гибридом.       Открывшаяся дверь вывела ее из раздумий. Эстер стояла в дверях. Ведьма Гибрид попытался улыбнуться ей, но не смог. Атти вспомнила, что они не обсуждали случившееся. Посмотрела на Эстер. Взглянула на пепел, оставшийся в очаге. Ей еще нужно кое-что прояснить.       — Я хотела узнать, нужно ли тебе еще снотворное, — объяснила свое присутствие Эстер. Думаю, мне лучше пойти.       Сейчас или никогда. Она не может позволить себе потерять еще одного столь дорогого ей человека. Она должна обсудить и прояснить, что было, что будет и самое главное, как двигаться вперед как сира и гибрида.       — Эстер — Атти остановила ее, обращаясь к ней — можете остаться.       Женщина сделала глубокий вдох. Она оглядела комнату, ей действительно негде было сесть. Негде. Все, что ей осталось делать, это сесть на кровать. Атти немедленно села рядом с ней. Девушка не знала, с чего начать. Задать вопрос? Просить разъяснений? Чтобы… чтобы открыться.       — Как справляетесь? — деликатно спросила Атти, чтобы сразу не касаться столь болезненной темы.       — Трудно, — призналась Эстер. Если с другой стороны, когда я смотрела на своих детей, я считала их монстрами, то теперь… теперь я одна из них.       — Быть вампиром не значит быть чудовищем, — возразила ей Атти.       — Может быть. Я не понимала, как им тяжело, на что я их обрекла, пока не стала такой, как они. При других обстоятельствах я, возможно, отказалась бы быть вампиром. Я бы сопротивлялась и не завершила превращение. При других обстоятельствах я не хотела бы быть такой, как мои дети.       — Что заставило передумать?       — Ты, — просто ответила Эстер. Не скрою, Атенаис, с самого первого дня я хотела подобраться к тебе поближе, чтобы ударить своих детей, но что-то в твоих словах в тот день в библиотеке заставило меня пересмотреть свои планы. Ты напомнила мне, что если кто и виноват в том, что мои дети стали монстрами и убили так много людей, так это я и Майкл. Мы отняли у них выбор, отняли у них жизнь и превратили их только потому, что боялись их потерять. Глядя на них в тот день, я поняла, что они все еще мои дети. Ребекка такая же романтичная, как и в детстве. Как она научилась ходить, как начала интересоваться отношениями старших братьев— Эстер ностальгически улыбнулась. Как сильно она ругала Никлауса и Элайджу за Татию, как пыталась женить Кола и Ингрид, свою лучшую подругу. Финн такой же верный, он все еще страдает от гроба, и, возможно, ему потребуются столетия, чтобы наверстать упущенное, я просто надеюсь, что Сейдж поможет ему. Элайджа… он такой же ответственный. Если честно, в какой-то момент, когда я наблюдала за ним, я подумала, что он даже страшнее своих братьев, только он прячется за маской благородного, но когда я увидел ваши отношения, я поняла, что поспешила с выводами. То, что он взял на себя ответственность за твое будущее, что он защищал тебя, учил тебя, дарил тебе тепло и любовь, его нежность к тебе, искреннюю заботу и обожание в глазах… Он сохранил качества от своей человеческой жизни — честь, гордость, упрямство и искренность с семьей. Никлаус… Никлаус убил меня, но я нашла в себе силы его простить. Я увидела в нем то, что, возможно, не видела когда он был человеком — ребенка, уязвленного ненавистью отца. Я виновна в его жестокости, я этого не отрицаю. И я виновна, что тысячу лет он терпел проклятие. Никлаус по-прежнему рисует, по-прежнему может любить. Я видела, как он смотрит на мисс Форбс, это очевидно. Никлаус говорит, что ему наплевать на свою семью, но он заботится и готов умереть за нее. Затем Кол. Нет, он не сумасшедший и не психопат, его просто бросила семья. Он такой же ироничный, как в детстве, такой же авантюрный и смелый. Они мои дети, и я решила стать вампиром, чтобы быть с ними, чтобы исправить весь вред, который я им причинила.       Атти улыбнулась. Это было долгое признание, но необходимое. Ей больше не нужно было беспокоиться об Эстер. Она справится, потому что у нее есть цель в жизни.       — О связи… начала Атти.       — Я не хотела ее использовать, как только узнала тебя поближе, — тут же сказала женщина. Я пыталась ее разорвать, но это было невозможно. Никакое заклинание не помогло мне, казалось, оно было установлено на вечность. Я бы сделала все возможное, чтобы разорвать ее в любом случае. Я не хотела, чтобы ты умерла со мной.       — Почему вы против моих отношений с Элайджей? Со мной что-то не так? Или… или я не знаю, Эстер. В чем дело?       — Была, — прошептала женщина, склонив голову, избегая ее взгляда. И не потому, что ты мне не нравишься. Да, между вами огромная разница в возрасте, у вас разные взгляды на мир, раньше вашей любви была привязанность и доверие, но… да что тут врать. Может быть, я немного завидую тебе. У тебя есть любовь, которой у меня никогда не было. Элайджа готов сделать для тебя все что угодно. Он никогда не сделает тебе больно. Это все, чего я могла желать для своей… дочери — глаза Атти расширились, не веря своим ушам. Эстер считала ее своей дочерью. В ее глазах появились слезы. — Я хотела отдалить вас, опасаясь, что не смогу разорвать связь. Не было никакой гарантии, что если ты умрешь, то проснешься вампиром. И то что духи убьют меня за то, что я их не послушалась, я была уверена. Был риск, что в любой момент, в любой день ты умрешь. Я не хотела, чтобы мой сын страдал. Он сойдет с ума, если с тобой что-то случится. Пытаясь немного отдалить вас… Я думала, что в некотором роде защищаю вас. Но я не понимала, что то, что между вами, гораздо сильнее. Не думаю, что есть что-то, что может разлучить вас. Вот и все. Нет проблем ни с тобой, ни с Элайджей, просто моя гипер-опека.       Лицо Атти просветлело. Сейчас действительно стало лучше. Она могла быть уверена, что Эстер действительно стала материнской фигурой в ее жизни. И что она член семьи. Атти считала их своей семьей. У нее уже не было никаких сомнений, что они тоже приняли ее в семью.       — Вы знаете, что вы мой гибрид, да? Атти начала серьезно. Мой первый гибрид. Я понимаю, что, возможно, беру на себя слишком много, но я не хочу повторять ошибки тех, кто был до меня. Раз я превратила вас, значит, я несу за вас ответственность. Пожалуйста, не скрывайте от меня, если у вас есть проблемы с адаптацией и тому подобное. Да, я не эксперт по вампирам. Я сама сегодня не справился с контролем, и убила человека, но… Я помогу вам, чем смогу. Попробуем сотрудничать, как единственные в мире представители нового вида.       — Спасибо, что превратила меня в гибрида, за то, что дала мне еще один шанс на жизнь.       Эстер ушла через несколько минут. Долгий разговор объяснило многое. Девушка нуждалась в ней. Атти все думала о том, что будет с Эстер, как она переживет превращение и каковы будут последствия. Теперь она могла быть уверена, что все будет хорошо. Эстер адаптируется с помощью своих детей и Атти.       Она еще не спала, когда дверь открылась, давая ей знать, что пришел Элайджа. Атти вздохнула. Тот факт, что она убила человека, не покидала ее разума. И если кто-то и мог ее поддержать, дать совет или поругать, так это Элайджа. Они вместе в этом опасном приключении. Как он однажды сказал — даже если она кого-то убьет, вместе они решат, что делать. Тогда она была совсем ребенком, но слова дали ей понять, что она не одна. Элайджа молча снял свой костюм, переоделся в ночную одежду и скользнул под одеяло. Он обнял Атти, прижав ее спиной к своей груди. Поцеловал ее волосы.       — Прости, что так поздно, — тихо сказал он. Мы все еще ищем остатки белого дуба.       — Есть успехи?       — Мы знаем, что он снова вырос в поместье Сальваторе. Завтра мы узнаем, что с ним случилось. Может быть, мы встретимся с нашими… друзьями, он сделал усилие, чтобы не сказать, что он думает о братьях Сальваторе.       Атти набралась смелости. Сейчас или никогда.       — Я сегодня убила человека, — сказала она на одном дыхании.       Она тоже не знала, чего ожидать. Но реакция Элайджи действительно удивила ее. Он только крепче обнял ее, несколько устало выдохнув.       — Знаю. Ребекка сказала мне. Она подумала, что у тебя какой-то взрыв магии, или истерика, или, что еще хуже, ты вот-вот отключишь свои эмоции. Первый раз всегда сложно. Как ты?       — Я справляюсь. То есть, я убила человека, я виновна и очень сожалею о том, что сделала. Мне нужно работать над контролем. Но не будет взрывов, истерик или отключенных эмоций. И знаешь почему? Поскольку во мне слишком много силы, чтобы не причинять вред другим, теперь я должна контролировать себя. Все равно я знала что однажды этот день. Быть вампиром, не убивая, невозможно. Я научусь лучше себя контролировать, приложу все усилия, чтобы подобное больше не повторилось, и… Просто, когда так много на уме, с врагами и опасностью смерти, я понимаю что мои сожаления все равно не помогут. Что толку в истерике, если я все равно не могу повернуть время вспять? Этот человек мертв. Я убийца. Все, что я могу сделать сейчас, это убедиться, что следующего раза не будет.       Ее мягко повернули к мужчине. В глазах Элайджи она прочитала гордость. Не обвинение, не усталость, не сожаление, не отвращение, а гордость.       — Не думаю, что я когда-либо говорил это, но я так горжусь тобой, любовь моя. Ты лучшая версия себя.       — Значит ли это, что старая Атти никуда не исчезает? — с надеждой спросила она, желая вернуться в те времена, когда она беззаботно смеялась и заставляла Элайджу есть картошку фри.       — Ты меняешься, это хорошо, но старая Атти остается в тебе. Если ты чувствуешь себя комфортно, какая ты сейчас, то все в порядке.       Атти улыбнулась ему, позволяя поцеловать себя. Это все, что ей нужно услышать. И даже больше. Ведь вокруг нее прекрасные люди, которые помогают ей и не осуждают ее. Ей повезло, что у нее есть Элайджа, есть первородная семья.