Игра без правил

Март 2017 года. Контиолахти. Финляндия. 8 этап Кубка мира. (Женя) Я стояла на балконе и задумчиво рассматривала раскинувшуюся внизу улицу. Первые дни весны… а на душе было как-то холодновато. Не грел даже титул чемпионки мира среди юниоров. Две победы: в индивидуалке и супермиксте. Призовое третье в спринте. Хотя больше всего радовали победы брата. Трёхкратный чемпион мира, пусть и среди юниоров. Нет… не так… пока среди юниоров. На этом чемпионате я не просто собралась, я летела по трассе. Я гнала себя, гнала лыжи и время вперёд. Всё для того, чтобы услышать его голос, немного искажённый сотовой связью. Мы созванивались каждый вечер. Теперь я смогла понять Лёшку, который на этапах IBU просто не выпускал из рук телефона, чтобы не пропустить звонок Каролины. Теперь так же ходила я. Телефонные звонки, смешные СМСки. Мы много разговаривали. О спорте, о своём детстве, о семье. Были и разговоры о стартах, победах и …поражениях. Чемпионат мира дался старшему Бё нелегко. В команде и в кулуарах ходили разговоры о том, нужно ли было вызывать Тарьея в команду. Тари шутил, «держал марку», но чувствовалось, что его всё это задевало, быть парнем — позитивом, который после каждой неудачной гонки тут же забывал об этом становилось всё труднее. Я, как могла, стремилась развеять его сомнения, поднять настроение. Статус наших отношений был весьма неопределённым, если не сказать странным. Считала ли я Тарьея своим парнем? М-м-м, хороший вопрос. Скажем так: я перестала отрицать для себя самой, что Тарьей мне не просто друг. Только вот кем для него была я? Вопрос, который интересовал меня гораздо больше. И что? Выяснять это по телефону? Не думаю, что это вариант. Даже в том, первом после его отъезда разговоре, мы так и не перешли на сугубо личную тему, определяющий наш статус друг для друга. На моё «Привет» я тогда услышала «Как же я рад тебя слышать» с явной ноткой облегчения. — Не был уверен, что позвоню? — спросила тогда я. — Но ты же позвонила, — ответили мне. Было такое ощущение, как будто я подтвердила какую-то его теорию. Он узнал верный ответ и на этом успокоился. Только вот я этого ответа не знала, впрочем, так же как и вопроса. Во всей этой ситуации меня продолжали тяготить мысли о Кристин и Тириль, но у меня, как выяснилось, слабая сила воли. Когда нас разделили километры, вновь вернулись неуверенность и мысли «а не было ли всё, произошедшее в Осрбелье моим бредом?». Накануне дня Святого Валентина я целый день провела в раздумьях: посылать ему валентинку или нет? В итоге валентинку прислали мне. Целых две. И обе меня поразили. Первая пришла СМС-кой в виде ссылки на сайт Матч ТВ с интервью Йоханнеса. Из фразы «… а вот мой брат Тарьей свободен, горяч и жаждет любви» моё шизанутое сознание тут же выделило «СВОБОДЕН». Это слово так и замигало в мозгу словно надпись «ПОЖАР». Подруга логика тут же начала прокручивать варианты, как такое могло произойти, в то время как физическая составляющая часть меня в виду занятости сознания (там продолжало мигать) и логики (перебирала варианты) на автомате ответила на раздавшийся по скайпу звонок. Экран немного помигал, и на нём замаячило лицо Тарьея. — Привет, хотел увидеть самую … — Так это правда? — пребывая в явном неадеквате, перебила его я. — Что правда? — в голосе Тарьея явно слышалось недоумение. — То, что сказал Матч ТВ Йоханес? — И что сказал Рыжий? — в тональность его голоса помимо недоумения добавилась настороженность, мой мозг это отметил, но не проанализировал, потому последовало продолжение: — Что ты расстался с Кристин, — брякнула я. Тарьей вздохнул, повёл головой в сторону и спросил: — Так прямо и сказал? — Почти, — вздохнула я. — Ты начала смотреть Матч ТВ? — усмехнулся Тарьей, уже зная о моём отношении к прессе и конкретно к некоторым представителям этого канала. — Мне ссылку сбросили. — И кто же сей благодетель? — белёсая бровь поползла вверх. Ответить я не успела, так как раздался стук в дверь. — Подожди секунду, — попросила я норвежца и направилась к двери, за которой оказался посыльный с шикарным букетом красных роз. Я расписалась в карточке доставки, совершеннейшим образом не сдерживая, наверное, самую дебильную из всех улыбок. Закрыв дверь, я с этой самой улыбкой и с букетом естественно, развернулась вглубь комнаты. Улыбку разом снесло, когда я отметила несколько фактов: 1)пойдя открывать, я поставила ноут на стол, развернув его к двери, так что Тарьею было прекрасно видно происходящее; 2) Тарьей не улыбался, а скорее хмурился, если так можно было интерпретировать мимику его лица. — Классный букет, — усмехнулся он, однако от его улыбки, даже через экран веяло прохладой. Из чего я сделала вывод, который и озвучила «Он не твой». Его кивок и ещё одна усмешка. Руки стало вдруг неимоверно жечь, хотелось избавиться от этого букета. И я не нашла ничего лучше, как небрежно бросить его на Маринкину кровать. — И не узнаешь от кого? — светлая бровь поползла вверх. — Это не важно, — ответила я. — А что важно? — Важно то, — начала я, заводясь, — что даже Свендсен счёл нужным сообщить мне о переменах в твоей личной жизни, а ты нет. — Поня-атно. Ладно, это вовсе не телефонный разговор, согласись? — Ну да, — ответила я, сложив руки на груди и притопывая ногой, намеренно не смотря на экран и рассматривая обои на противоположной стене номера. — Извини, ты что-то хотел сказать? — В данный момент я хотел бы избавиться от назойливого брата и не менее назойливого друга. — Удачи, — бросила я и отключилась, с ожесточением хлопнув крышкой ноутбука. Тут же дилинькнул телефон. «Поговорим, когда успокоишься!» прочитала я сообщение. Блеск! Он косячит, а я же ещё и истеричка. «А кто ты тогда, если не она?» — иронично поинтересовалось подсознание, но я ушла в игнор. Спустя минут двадцать, которые я просидела на кровати, уставившись в противоположную стену и мысленно подбирая все цензурные эпитеты, касаемо сложившейся ситуации, зазвонил телефон. Знаменитая мелодия из фильма «Миссия невыполнима» стояла у меня только на номере Свендсена. Я приняла вызов. — Эй, а своих сдавать нехорошо, — без вступления начал жаловаться Эмиль. — Тарьей довольно … вредный, когда злой. — А он злится? — сникла я. — Эй, не на тебя, ты не думай. Просто он не любит когда лезут в его сугубо личное пространство, тем более ножищами сорок второго размера. — У меня тридцать восьмой, — сочла нужным уточнить я. — Ну, Джинни, что ты сразу заводишься. Я же сказал, что он не на тебя. — Не важно, — ответила я, стараясь справиться с холодом, а вместе с ним и с безразличием, что стали заполнять меня. — Джи… — С Днём Святого Валентина, Эмиль. Пусть на тебя свалится самая офигенная любовь, знаешь, такая, до боли в сердце и потери пульса. Отключившись, я шмыгнула было носом, но потом запретила себе реветь, хватило с меня и Рождества. «Ну, хотя бы с одной его пассией определились» шепнуло мне подсознание, пока я с ожесточением засовывала букет, присланный, к слову сказать, Йоханнесом Кюном, в мусорную корзину, нашедшуюся в коридоре. Проходящие мимо спортсмены смотрели на меня как на сумасшедшую. Цветы отчего-то было не жалко. Может быть от того, что присланы они были не тем, может быть от того, что никогда не симпатизировала розам, а может, потому что перед глазами стояла фотка с его теперь уже бывшей с вот таким же букетом роз в руках, которые ей подарил ОН. А я? А себя мне было немного жаль. И обидно тоже было. На себя… за свою дурость. Раскатала губу. Подумаешь… пару раз поцеловались и всего то. Ну не везёт мне в любви. Значит, повезёт в спорте. В спорте действительно стало везти. Чемпионат мира среди юниоров прошёл удачно, результатом чего стал вызов в основную сборную. И это породило для меня ещё одну проблему. А именно: внимание прессы. В российском стане биатлонной братии разгорались дебаты о привлечении в сборную молодёжи. Особо в женскую команду. На юниорский чемпионат мира приезжали представители «взрослого» тренерского штаба. А вслед за ними притащились и журналисты, будь они не ладны. И если первые особо не напрягали, так как внимание тренеров было для нас делом благим, то вот внимания вторых я, как могла, избегала. Получалось это до того момента, пока я вновь не попала в поле зрения журналистов биатлонной команды Губерниева, а именно Ильи Трифанова. Парень оказался въедливым, и так как говорить с ним я отказалась, то он стал активно общаться с окружающими по поводу моей персоны. Я недоумевала, почему он избрал объектом своего внимания именно меня, пока добрые люди в лице Маринки не просветили меня о том, что Трифанову приписывают амурные отношения со Светланой Слепцовой. — Не факт, конечно, подруга. Убойного компромата на них нет, оба отнекиваются, но знаешь, на мой взгляд, как-то неактивно, — прокомментировала мне Марина. — В общем, шуры-муры у них или нет, я не знаю, но вот мир, май, дружба, по ходу, между ними стопудово. — И что из этого следует? Я-то здесь каким боком вышла? — нахмурилась я, пытаясь осмыслить информацию. — Из этого следует, что не стоит ждать от этого экс-биатлета, который прямо так и фонтанирует любовью к биатлону, ничего хорошего, по крайней мере, тебе. — Слушай, — усмехнулась я, — ну, поцапались мы с ней раз… ну парочку, — поправилась я, заметив Маринкин выразительный взгляд, — не заказала же она меня из-за этого своему журналюге. — Как знать, — пожала плечами подруга.- Только вот у меня, к примеру, он интервью взять не стремится. А мои результаты ничуть не хуже твоих будут. Марина оказалась права. И ведь не скажешь, что действия Трифанова носили негативный характер. Он меня не гнобил, не критиковал. Он вообще ничего не говорил о моём участии в биатлоне. Трифанов взял во внимание мою личную жизнь. И Йоханнеса Кюна. Я не знаю, кто сболтнул ему про этого чудика, но Трифанов не поленился найти немца и взять у него интервью, в котором тот поздравляет меня с победами на чемпионате мира среди юниоров и, конечно же, с прошедшим Днём Святого Валентина и наступающим международным женским днём. Сюжет вышел пару дней назад. А сегодня на странице Трифанова в Инстаграмме появилась моя фотка в компании с ещё одним журналистом Матч ТВ — Дмитрием Заниным. Он собирал материал для своего очередного фильма о женской команде и ехал вместе с нами в автобусе из аэропорта. Я дремала и не уловила момент, когда он сел рядом со мной и, по всей видимости, тоже заснул. Фото было очень милым: спящая я и спящий же на моём плече Занин. В общем, милота всё это. Кроме комментария к фото: «Вот она, молодость. Увы, Йоханнес Кюн. Похоже, вы забыты». Фотку показала мне Маринка. Ей скинули ссылку девчонки по юниорам. Вопрос, кто сделал фото и отправил его Трифанову, можно было даже не оглашать. Из женской команды это могла сделать только Слепцова. Можно было бы, как говорится, наплевать и растереть на всю эту ситуацию, если бы не мои отношения с Тарьеем. После четырнадцатого февраля мы восстановили так сказать наше общение, так же как уже бывало раньше, не затрагивая щекотливые моменты. Я не упоминала больше о Кристин и его «официальном» статусе холостяка. Он не спрашивал о букете цветов. А я так хотела, чтобы спросил! Чтобы я всё могла объяснить. Но Тарьей молчал, и я молчала тоже. После сюжета Трифанова, прошедшего по Матч ТВ накануне восьмого марта, он не звонил. И я тоже. Вот вроде бы всё хорошо и я не виновата. И можно позвонить самой, а я не могла. Не могла, потому что не хотела больше делать вид, что ничего не происходит. Что мы? Кто мы друг другу?! Опять не телефонный разговор?! И вот теперь это фото с Заниным. Ничего криминального, но вот комментарий … А может быть я себя просто накручиваю, может он не звонит, просто потому что ему некогда. Они сегодня должны приехать в Кантиолахти, тогда и поговорим. Но на душе продолжали скрести кошки. Я достала из кармана куртки телефон. Открыла список контактов и, подумав немного, набрала номер. Опять смалодушничала: позвонила Эмилю. Трубку взял не он, трубку взял Суперсвендсен. Ответивший на звонок был холоден, скуп на ответы и, судя по всему, тяготился разговором. Того Эмиля, что я узнала в Отепя, и с которым общалась в последние месяцы, видимо «не было дома» и похоже он на меня за что-то осерчал. — Эмиль, — всё же решилась задать я тяготивший меня вопрос, — а как дела у Тарьея? Он не звонит последние дни. -Видимо не привык стоять в очереди, — холодно раздалось в ответ. — В смысле? — не совсем въехала я. -А мне казалось, ты более понятливая. Видимо и в этом ошибся. А, да, я же тебе ссылку не сбросил, потому, наверное, ты и не в курсе. Сегодня меня все знакомили только с одной ссылкой… До меня начало доходить, на что намекает Эмиль. — Свендсен, ты ещё на связи? -Да. — Тогда иди ты на х… Адрес, надеюсь, помнишь. Я отключилась, не дожидаясь ответа или такого же шага от Свендсена. Кто скинул ссылку ему… это не столь важно. Мог и сам натолкнуться. Насколько я знаю, он с Трифановым общается. Тарьей как-то рассказывал мне, убеждая меня в выгоде общения с журналистами, что журналисты с Матч ТВ помогают им с комментариями в Инстаграмме на русском. Вполне возможно, что они подписаны друг на друга. Важно то, что он уже сделал свои весьма для меня нелицеприятные выводы. Тарьей… А он думает так же как Эмиль? Или это только личные выводы Свендсена… Хотелось бы верить в лучшее, но два дня молчания говорят об обратном. Он даже с восьмым марта меня не поздравил. Вот теперь очень захотелось разреветься. Сдержаться меня заставил сигнал телефона. Пришла СМС-ка от Марион. Норвежская сборная заселилась в тот же отель, что и мы, только этажом ниже. Прикусив губу, я на секунду задумалась и вскоре покинула номер. «Высшие силы сегодня были ко мне явно неблагосклонны…или наоборот?» — подумалось мне, когда я столкнулась с Эмилем в дверях, ведущих с лестницы на их этаж. С одной стороны видеть Свендсена мне сейчас не хотелось, а с другой, не мешало бы выяснить, с какого это фига он на меня так взбеленился. И это после того, как я чуть все нервы не подсадила, увидев его, валяющимся в отключке на снегу на ЧМ, как потом всю ночь провисела на телефоне, пытаясь выяснить его состояние, как просила знакомых мне ребят из норвежской сборной навестить его и передать весёлые шутливые подарки с пожеланиями быстрейшего выздоровления. Я что, совершила преступление века, что он вдруг стал такой свиньёй? — А ну стой! (норв) — приказала я мужчине, который явно был бы рад избежать встречи со мной. — Ты можешь объяснить, почему вдруг ты превратился в шарахающегося от меня истерика? — А ты можешь на меня не орать? И вообще, веди себя потише и поцивилизованней, здесь журналисты на каждом шагу. И … держись от меня подальше. С меня и так хватило твоих пожеланий, хотя точнее сказать проклятий. Джинни, будь добра, просто исчезни с моего горизонта. Выпалив всё это, Свендсен, аки горный козёл, поскакал вниз по лестнице. А я так и осталась стоять в коридоре в полном офигиозе, даже не пытаясь понять, что это сейчас было. Какие проклятия? Что он за пургу тут нёс? Я немного тряхнула головой и сфокусировала наконец взгляд, чтобы он тут же натолкнулся на фигуру Ильи Трифанова. Парень с самой наимилейшей улыбкой помахал мне рукой из другого конца коридора. Очень тянуло в ответ показать неприличный жест, но чуя очередную подставу, я решила не усложнять. А то оправдывайся потом перед Ильичём. Вздохнув я дошла таки до двери номера, где поселилась Марион. Соседки Мари в номере не оказалось, что позволило мне задать актуальный вопрос. — Слушай, а ты случаем не знаешь чего Свендсен в таком неадеквате? От ЧМ что ли ещё не отошёл? — сдуру спросила я и продолжила офигевать дальше, просто сметённая волной нецензурных эпитетов в исполнении Марион. Вот уж чего я не ожидала, так это той истории, которая мне открылась, когда накал Мари спал и она немного подуспокоилась. — Стоп, просвети меня ещё раз, — попросила я, сидя по-турецки на кровати Каролины. — Ты со Свендсеном, прости, что? — Ты глухая? — До последнего момента думала, что нет. В общем, ситуация у Мари случилась просто эпично-драматическая. Всё началось с того, что по прилёту в Хохфильцен Эмиль и Марион поругались. В первый же день, когда эти двое застряли в лифте. Свендсен похоже решил проявить вежливость и завёл ничего не значащий по его мнению разговор, пока администрация отеля организовывала их «освобождение». Правда с темой разговора Эмиль лоханулся, но он же об этом не знал, так как не нашёл ничего лучше, чем спросить: — Слушай, а мы с тобой раньше нигде не встречались, ну, до Отепя? Мне твоё лицо кажется знакомым. Марион скрепя сердце, молча, помотала головой в отрицательном жесте. Через пару минут Эмиля «осенило» и он воскликнул: — Вспомнил. Я знал одну девчонку по фамилии Тенбер. Ты на неё похожа. Её звали А… И вот тут уж Мари послала все начинания Эмиля вместе с ним самим. Свендсен оскорбился, припомнил Мари Отепя и понеслось… Не откройся лифт, эти двое, судя по рассказу, уже готовы были сойтись в рукопашной. На мой взгляд, ссора произошла чисто по-дурости Марион (сколько можно обвинять человека, если он даже не знает, что тогда происходило в семье Мари?), но озвучить эту мысль я не посмела. Факт остаётся фактом: разлаялись эти двое в пух и прах. На этом бы и всё, ан нет. Через день состоялось второе эпическое противостояние: Тенбер, опаздывая на беседу в тренерский штаб, не дожидаясь лифта, бросилась по лестнице, споткнулась, упала, очнулась …лежащей на Эмиле. И опять, по мнению Марион, виноват был Свендсен. — А здесь в чём его вина? — вздохнула я, пытаясь понять логику норвежки. — Это ты свалилась ему как снег на голову. — А чего он мне на пути попался, ЧС ходячее?! Я просила его меня ловить? Ну, упала бы и упала, ему то что. Уж я бы вот точно не бросилась его ловить, падай он с лестницы. — Уж кто бы сомневался (рус), — тихонько буркнула я себе под нос. Мари тем временем продолжила возмущение. — А тут я ещё и виновата осталась! Ты представь?! -Угу. Но твоя обида не помешала тебе застрять с ним в лифте ещё раз, — сыронизировала я. А вот тут, как говорится в одном советском фильме «Фигура третья». В нашем случае даже не знаю, как её определить. Трагично-комичная? Комизма в ней было немного, разве что иронии судьбы. А вот трагедии… Это с какой стороны смотреть. В общем, очутившись в замкнутом пространстве снова, эти двое не нашли ничего лучше, как начать выяснять, кто из них в этом виноват. В итоге, в ответ на «истеричку» Тенбер залепила Эмилю пощёчину. А Эмиль… Эмиль…что в тот момент двигало Эмилем, я не понимаю. Чем больше я общаюсь с норвежцами, тем больше их не понимаю. Или только этих двух? Хотя, если считать Тарьея, то трёх. В общем, в ответ Эмиль поцеловал Марион. Лифт заработал, дверцы открылись. Возможно, будь кто-то в коридоре, ничего бы и не случилось. А так… завершилась «ссора» в номере Марион …кхм…примирением что ли… в постельном формате, благо соседка Мари по номеру неважно себя почувствовала и проводила ночь в «медблоке». Наутро Свендсен отправился на гонку, где ему шибко поплохело. — То есть перед его гонкой вы всю ночь… — Я бы не оценивала его так высоко, — тут же огрызнулась Мари. — Мы всё же поспали…часа три. — Нормально, — хмыкнула я, — я тут переживала за его здоровье, а он оказывается всю ночь перед этим… — я замолчала, не находя слов. — Протрахался как кролик, так и скажи. — «Помогла» мне Марион, которая обладала достаточной смелостью и словарным запасом на все случаи жизни. — Ты не находишь, что в твоём возрасте пора начинать называть вещи своими именами? — Мне всего девятнадцать, — возразила я. — Тебе УЖЕ девятнадцать. Я в твои годы давным-давно забыла про свою закомплексованность по данному вопросу. — Ладно, в сторону мою закомплексованность. И что теперь? Марион вопросительно на меня уставилась. — Ну, с тобой и Эмилем? — Ничего, — фыркнула Тенбер. — Твой «Суперсвендсен» пришёл в себя, восстановился в объятьях своей Саманты. Страдает от того, что ему пришлось, чтобы не простудиться, воздерживаться от всего, даже от поцелуев с любимой девушкой. Прикинь, как я ржала, прочитав сию новость?! Великий биатлонист дрожал перед бактериями, которыми может одарить его невеста, а от меня ему, похоже, ничего перепасть не грозило, — коротко хохотнула Мари. — Наверное, зараза к заразе не пристаёт (рус). — Что? — переспросила меня Марион. — Ничего, — я мотнула головой, отмахиваясь от раздумий. — А ты как? — Я? — удивилась Мари и с безразличным видом пожала плечами. — Мне на всё это наплевать. Да, секс был хорош, не самый лучший в моей жизни, но и не самый плохой. Я при этом ответе внимательно смотрела на норвежку. — Ладно, — в меня запустили подушкой, — я немного приуменьшила его таланты в горизонтальной плоскости. Хотя… и в вертикальной тоже было очень даже … горячо. — Фу, — подушка полетела в ответную, — я хорошая девочка и ничего не хочу слышать о таких пошлостях! Мари, — сказала я, когда наш смех утих, — я ведь не об этом. — Я знаю, — ответила Марион и вздохнула. — Всё в порядке. У меня иммунитет на Эмиля Свендсена. Пожалуй, эта ночь немного пошла мне на пользу. Теперь я могу хоть на чуточку понять, почему Анни так от него фанатела. Но я не собираюсь придавать этому большого значения. Было и было. У меня есть Ларс, у него Саманта. Давай воспринимать это как медицинскую процедуру. Мне пошло это на пользу, ему… — Мари пожала плечами, и мы снова рассмеялись. — Ну, а у тебя как? Теперь уже я безразлично жала плечами. — Да никак. — Джинни, — я столкнулась с внимательным взглядом серых глаз, — ты можешь мне верить. — Я знаю, — кивнула я. Чёрт, наверное, за этим я пришла к Мари, чтобы всё ей рассказать. Рассказать и услышать вполне адекватную оценку со стороны. Можно, конечно было поговорить с Мариной, но… Маринка всё воспринимала более эмоционально. А эмоций сейчас и моих было более, чем достаточно. -Эй, ты всё ещё здесь? — Ага, — улыбнулась я Мари и начала своё повествование, стараясь особо не затрагивать моменты с Тарьеем. — Поговори с ним, — получила я вердикт по окончании. — С кем из? — грустно усмехнулась я. — Ну, на журналиста просто забей. — Да? При условии, что он создаёт мне репутацию, мягко говоря, девушки весьма ветреной? А что дальше? Следуя его логике, я скоро по рукам пойду. — Ты меня не слышишь. Просто забудь о нём. Всё, его нет. Ты не понимаешь? Он ведь этого и добивается. Твоей реакции. Твоего психоза, махания руками. Успокойся, а перейдёт границы — подай в суд. И обязательно поговори с тренером. Он у тебя мужик не глупый. — Иван Ильич прилетает завтра. — Хорошо. Вот завтра и поговори. А в первую очередь с Кюном. Я так понимаю, парню ничего не светит? Я кивнула, подтверждая догадку Мари. — Совсем? Честно? Как по мне, он тебе подходит. Обаятельный, спокойный, с виду вполне надёжный. Чем не нравится? — Дело не в Кюне, вернее, не совсем в нём, — вздохнула я. — Жаль, я болела за Кюна. Он что, целуется хуже Бё? — За кого ты меня принимаешь?! Я с ним не целовалась! — подушка полетела уже с моей стороны. — С кем из? — вернула Мари вопрос вместе с подушкой. — С Кюном, конечно, — выпалила я, прежде чем нарваться на лукавый взгляд Мари. — А с Бё значит… — Я этого не говорила. — Зато сказала сейчас. Да ладно, с тобой на Рождество ещё всё яснее ясного было. И на будущее, не ври тётушке Тенбер. А Кюн всё же предпочтительнее будет. — Вот и забирай его себе, — незлобно огрызнулась я. — Я над этим подумаю, но сначала поговори с ним. Скажи, что у тебя есть парень и что Кюн немного не вписывается в твою личную жизнь. — Немного, это ещё мягко сказано, — сказала я, поднимаясь и направляясь к двери. — Ладно, я поговорю. Я тихонько выглянула в коридор и не увидев ни братьев Бё, ни Свендсена, ретировалась на свой этаж, помня об Эмиле, предусмотрительно выбрав лифт. Хотя в ситуации с Марион… Я не смогла сдержать улыбки, думая об Эмиле и Мари. Это навело меня на мысль о том, из-за чего же на меня озлобился мой «напарник». Ну не из-за фоток же в Инстаграмме Трифанова. А что до интервью Кюна… Рыжий вон на чемпионате как бы к Коукаловой «подкатывал» и ничего. Это я в курсе, что Кюн на меня реально виды имеет, а что до остальных… Вернувшись в комнату, я застала Маринку всю в слезах, в очередной раз удаляющую из ноута их с Игорем фотки. Это заставило меня на время с головой погрузиться в проблемы подруги. Наши голубки снова поцапались, в третий раз за последний месяц. И из-за кого? Габриэллы Коукаловой. Маринка приревновала своего Игорька к чешке. — Габриэлла то, Габриэлле сё. Жень, ты бы его слышала! Да он тащится от неё больше чем Йоханнес Бё от Ирины Шейк. Осталось только её фотки себе на телефон закачать. Впрочем, может и закачал. Надо это проверить. — Ну, фанатизм младшего Бё от Ирины Шейк не мешает ему признаваться в любви своей девушке, — контраргументировала я. — Ага, и какой по счёту? — Понятия не имею, не считала. — А надо бы, — снова всхлипнула Марина. — Зачем? И причём тут Йоханнес Бё и твой Игорь? — начинала заводиться я. — А притом, что уже не у моего Игоря я тоже, похоже, не первая и не единственная. Услышав этот обиженно-гневливый тон, моим первым порывом было рассмеяться, но Маринкино заплаканное лицо заставило меня сдержать себя. Я заварила чай в комнате. На ужин мы не пошли, что отложило мою встречу с Тарьеем до завтра. Остаток вечера я провела в комнате, стараясь привести Маринку в норму. Скоро стадия слёз и обид в адрес Маринкиного обоже исчерпала себя, сменившись стадией безразличия, которая способствовала погружению подруги в сон. Я пережила уже не одну их ссору и знала, что завтра Марина проснётся с истовым желанием стереть Игорька в порошок, если не физически, то морально. Стадия примирения обычно полностью возлагалась на Игоря. Леший прислал СМС, спрашивая как у нас дела. Множественное число подсказало мне, что Лёха уже в курсе случившегося. «Норм, ложимся спать» отправила я. — «А как ты сама?» — «Норм. Поговорим завтра». — «Видел ТБ. Спрашивал о тебе» — «Леший, ВСЁ завтра». Я выключила свет и легла спать, стараясь отключиться от всех проблем сегодняшнего дня. Однако разные мысли всё же лезли в голову. Телефон на тумбочке снова дилинькнул, оповещая об очередном СМС. Отправитель «Белк Т». «Привет. Я приехал» «С приездом» «Я позвоню?» «Не стоит. Мы уже легли спать. Не хочу разбудить соседку по комнате» «Тебя не было на ужине. Проблемы?» Я задумалась, и за это время пришло ещё одно сообщение. «Джинни???» «Нет… не совсем. Тарьей, поговорим завтра?» «Хорошо. До завтра» «До завтра». «Завтра» началось с хмурого лица Марины и её не менее отвратного настроения. После утренней разминки и пробежки, я вернулась в гостиницу, приняла душ и спустилась на завтрак. Столовая шумела на разные лады, представляя целый диапазон языков. Брат махнул мне рукой, подзывая к своему столику, где вместе с ним уже сидел Волков, Бабиков и хмурый Игорь. Мы перекинулись парой слов с Антоном, с которым были немного знакомы по уфимскому прошлому. Но он уже второй сезон «играл в высшей лиге», о чём мы малость и пошутили. Я окинула взглядом столики, ища красные костюмы, которые в биатлонном мире всегда ассоциировались с норвежцами. Впрочем, искать пришлось недолго, если знать что ищешь, остальное, как говорится дело техники. Я ориентировалась на громкий смех, коим всегда славилась мужская норвежская сборная. Причём везде, будь то юниорка или кубок IBU или сейчас. Параллельно визуально отыскиваем в «многоголовье» всплески рыжего цвета и вуаля. Вот они — норги во всей своей красе. В соседнем правом ряду, на несколько столов впереди. Бьондегард и Йоханнес сидели лицом ко мне. Я перевела взгляд на белобрысую макушку… две белобрысых макушки, так как рядом с Тарьеем сидела похоже его рождественская подружка. Сердце предательски сжалось, и я почувствовала, как у меня поехало лицо, что не укрылось от брата. Лёшка бросил на меня вопросительный взгляд, но я лишь покачала головой, стараясь взять себя в руки и успокоиться. Ну, мало ли. Они всё же в одной сборной. Давно общаются. «Ага, и весьма близко» гадко произнёс голос внутри меня, но я старалась к нему не прислушиваться. Очень сильно старалась. И именно это старание заставило меня отвести взгляд от двух склонённых друг к другу белобрысых голов (Тарьей о чём-то мило беседовал с блондинкой), чтобы встретиться с внимательным голубым взглядом Йоханнеса Бё. Я замерла, а он… улыбнулся и уже повернул голову в сторону Тарьея, как Бьондегард начал громко приветствовать появившегося в столовой Эмиля. Появился, кстати, не только он, но и Марион. Я смотрела, как они столкнулись у раздаточного стола и как Эмиль чуть ли не демонстративно обошёл Марион, практически за метр. По лицу Мари скользнула ехидная усмешка, но я уже достаточно её знала, чтобы заметить, что этот инцидент её задел. Эмиль заполнил поднос и, подойдя к своим, сел рядом с Йоханнесом. Столовая была заполнена, и свободных мест было не столько много. Вернее, они были, но для этого нужно было подсаживаться к ребятам из других сборных. Нас Мари, по-видимому, ещё не увидела и притормозила. Я оценила ситуацию: столик у норвежских девушек был укомплектован, видимо с ними сидел кто-то из их техперсонала, оставалось место рядом с Экхоф, напротив Эмиля. Или подсаживаться к кому-то из других сборных. Я быстро вскинула руку: — Мари, давай к нам (норв). Заминка Тенбер была секундной, а Волков уже пододвигал ещё один стул от соседнего столика к нашему. Мы все подвинулись, освобождая место. Мой возглас привлёк внимание норвежской братии, как мужской, так и женской. Мы с Тарьеем встретились взглядами, затем я перевела взгляд на его соседку, которая уже повернулась обратно к столу, а спустя секунду обратилась с вопросом к Тарьею. Он повернулся к девушке, что-то ей отвечая. «А ты ожидала, что он бросится к тебе через всю столовую с возгласом «Здравствуй, милая?» вновь вклинилось подсознание с голосом, ставшим ещё более вредным. «Да не знаю я, чего я ожидала, но явно не этого». Моргнув, я осознала, что всё ещё пялюсь на две белые макушки, а на меня пялится Рыжий. «Ну и чего уставился?». Меня так и тянуло скривить рожу и показать язык. Но ничего этого я, к сожалению, делать не стала, а лишь перевела взгляд на свою тарелку. Есть совершенно расхотелось, и я принялась крошить оладьи и гонять их в сиропе по тарелке. — … не подскажешь, Жень? — Что? — очнулась я и увидела устремлённый на меня взгляд Игоря. — Я говорю, когда спустится Марина? — Она… решила пропустить сегодня завтрак. — Понятно, — Игорь тоже уткнулся в тарелку. — Может, поднимешься, поговорите? — вполголоса предложила я парню. — Честно? Жень, просто надоело. Ей надо, пусть она и разговаривает. Ого, похоже, кого-то эта ссора тоже задела. Разговор за столом то и дело прерывался взрывами смеха, в большей части благодаря Бабикову и Волкову. Брат взял на себя роль переводчика. Ребята активно общалась, лишь мы с Игорем каждый думали о своём, время от времени втягиваясь в разговор ребят. Но вот завтрак подошёл к концу. Леший лишь посмотрел на месиво на моей тарелке, усмехнулся, но ничего не сказал. За это время я больше не обращала внимания на столик норвежцев, практически не поднимая глаз от тарелки. Да и выходить из помещения предпочла по самому дальнему проходу. После завтрака нас собрал тренерский штаб, где выяснилось, что ни на одну гонку я не заявлена. Очень хотелось спросить, а какого хрена я сюда явилась, но меня удержал суровый взгляд Ильича. Иван Ильич прилетел полтора часа назад, и я увидела его только во время сбора. Интересно, а с Лешим тоже такая же фигня? Судя по тому, что Ильич пришёл на мой сбор, нет. При выходе из комнаты Иван Ильич ухватил меня под руку и быстрым шагом потянул по коридору. Через пару минут мы были в его номере. — Иван Ильич, что случилось? Тренер вздохнул и уселся на стул у стола. — Садись, нужно поговорить. — Хорошо, — ответила я, усаживаясь напротив, уже не ожидая ничего хорошего. — Слушай, Евгения, я вижу, что в тебе сейчас там всё бурлило и кипело, но надеюсь, ты не думала, что после чемпионата тебя сразу поставят на все гонки? — Я на все и не напрашиваюсь, — пожала я плечами. — Хорошо. Потому что я такой цели и не ставил. — А какая у нас цель? — тихо спросила я. — У нас? У нас с тобой цель пообтесаться, пообтереться в основной сборной. Подышать этим воздухом… Пережить этот этап здесь, в Контиолахти, без стартов. Контиолахти… Мой прошлый провал. — Спасибо что напомнили, — вздохнула я. — Женька, — предостерегающе сказал Ильич. — Да понимаю я всё. То, что нас пригласили на этап это уже победа. И вы правы, Контиолахти для меня этап особый. Какие будут планы на … тренировочный процесс? — Будем обкатывать трассу на будущее и потихоньку подводиться к чемпионату России, — облегчённо выдохнул Ильич. — А Лёшка? — Лешка, возможно, будет стартовать уже здесь. Какую дистанцию не знаю. Рассматривают спринт-пасьют или индивидуалку. С эстафетами не думаю… — Ну, это понятно. Есть основной костяк, и есть, кого накатывать помимо Лёхи. — Вот видишь, какой ты можешь быть понятливой, — усмехнулся Ильич. — А коли так… есть ещё один вопрос. Ильич встал, прошёлся до двери номера, поерошил немного отросшую шевелюру с проблесками седины и снова сел, выложив из внутреннего нагрудного кармана куртки передо мной на стол несколько фотографий. Я посмотрела на фото… Судя по ракурсу, фото было сделано из двери какого-то номера и хоть мы и стояли в полразворота, но кто на фотографии понять было можно. Я вспомнила громкий щелчок, что послышался мне тогда. А это закрыли дверь. — Откуда они у вас? — Некто в штабе сборной поспособствовал. — И что из этого? — Я подняла глаза на Ильича. — В свете происходящих событий… когда на нас … на сборную смотрят косо… нам посоветовали не привлекать к себе излишнее внимание. Я внимательно посмотрела на Ильича. Ильич также упёрся взглядом в меня, а потом усмехнулся. — Вот говорю и в сказанное не верится. Самому смешно.- Ильич вздохнул и бросил на меня ироничный взгляд. -Жека, — он кивнул на фото, что я держала в руках, — я ещё с Ливиньо понял к чему дело идёт. — Какие вы понятливые, — буркнула я, краснея. — Да ты не злись, я же ничего против не имею. Это твоя личная жизнь. Просто… постарайся её не афишировать. — А я и не афиширую, — возмутилась я, повышая голос. — Это кто-то другой с тактом слонопотама лезет, куда его не просят! — Евгения! Сядь и прекрати орать, — сказал Ильич уже тише. — Нам с тобой сейчас не стоит права качать. Я вообще здесь на птичьих правах. Представляю тренерский состав юниорской сборной. Командирован так сказать. И то в роли созерцателя и без права голоса. Я вздохнула и снова посмотрела на фотографии на столе. — Иван Ильич, — я отложила в сторону моё фото с Тарьеем, — ну, это относительно понятно. Но Марион-то здесь причём? Или кто-то намекает на мою… как это там называется…бисексуальность? Ильич замер, вытаращив на меня глаза и начиная багроветь от шеи. — Ты свои извращённые намёки брось, Евгения. — Выдал, наконец, он. — Нам посоветовали больше общаться с представителями своей команды. И бросить выкрутасы с интернациональными заселениями в номера и тому подобное. — Мы заселялись вместе, не считая прошлого лета, только на один этап в IBU и про это настучали? — Жень, нам… — Да что вы заладили «нам», «нам». — Я не усидела на стуле и встала. — Не нам, а мне. Это, во-первых. А во-вторых, и как здесь общаться со своей командой? С кем, Иван Ильич?! Кто стучит и придумывает хрен знает какую ересь? С ними?! — А ты думала, что борьба за место в сборную ведётся только на дистанциях? В спортивных дебрях есть кое-что пострашнее допинга. И подковёрные игры есть не только между сборными, но и внутри них. Я не могу тебя оградить от этого. Хотел бы, Жень, очень хотел, но не могу. Единственное, что я могу сделать, это продираться сквозь эти дебри вместе с вами. Поэтому давай успокоимся и подумаем, кому всё это нужно. — Ну, кто играет против меня внутри сборной, я и без раздумий знаю. И нападки Трифанова из этой же серии. Вы, кстати видели? Ильич кивнул. — Кстати Жень, с Кюном бы нужно поговорить. Объяснить парню… пока ему не объяснил кто-то другой, — договорил Ильич тихо. — В смысле? — не поняла я, смотря на Ильича, выражение лица которого становилось всё более и более ироничным. — Ладно, бог с ним, с Кюном. Вопрос посложнее, кому это нужно в тренерском составе и самое главное, ЧТО ему нужно. — Как кому и как что? — я снова уселась за стол. — Иван Ильич, проветрите свои мозги. Явно тому, кто отдал вам фотки и явно затем, чтобы отфутболить меня отсюда. — Не хами, не доросла ещё, — цыкнул на меня Ильич. — Кто отдал фото слишком незаинтересованная сторона. Совсем, да и роли никакой не играет. Тут кто — то другой. А вот зачем. Я не думаю, что для того, чтобы вышибить тебя из сборной. Ты ещё толком и в состав не вошла. Это скорее предупреждение. Чтобы вела себя тихо и сдержанно. А вот для чего всё это? Тут надо понаблюдать и подумать. Но и другое, Жень, нужно действительно очень постараться пройти этап без… эмоциональных всплесков. Ради Лёшки. От Ильича я вышла в задумчивости. Понятно, что фотки сделала Слепцова, и скорее всего отдала кому-то в тренерском штабе. И что теперь? Вести себя тише воды, ниже травы? Обдумывая эту ситуацию, я собиралась на ежедневную раскатку. Пора было обновить снежные трассы Контиолахти. Именно задумчивость сыграла со мной злую шутку. Я не заметила Кюна, который тусовался возле гостиницы с букетом в руках. Парень, улыбаясь во всю моську, поздравил меня с прошедшим как раз вчера восьмым марта. Я стояла с букетом в руках и едва сдерживала себя, чтобы не огреть им этого радостного идиота. За спиной Кюна раздался шум и громкие разговоры, которые вдруг смолкли. Я выглянула из-за плеча немца, чтобы увидеть выходящий из гостиницы народ. Скоро должна была состояться мужская гонка и биатлонисты собирались на стадион. Это я уже отмечала краем сознания, во все глаза глядя на Тарьея, который в свою очередь посмотрел на меня, а потом просто отвернулся, заговорив с Эмилем. Я представила развернувшуюся картину со стороны: я с букетом цветов, Кюн стоявший передо мной, на очень то в общем близком расстоянии и что-то там ещё лапотавший. Классика жанра. Не хватает только… а впрочем, я отметила стоящего с края крыльца Трифанова, всего как раз и хватает. — Замолчи, — обратилась я к Кюну и резким жестом вернула ему букет. Немец замер, но скорее всего не от моей просьбы, а от неожиданности, — вот сейчас просто замолчи. И букет забери обратно, пожалуйста. — Еуге. Джинни, — выдохнул Кюн, со вздохом, как-то сникнув и опуская руки со злосчастным букетом. Я вскинула голову, посмотрев на парня: — Ты правильно начал. Меня зовут Евгения и для тебя никак иначе. Я понимаю, что сейчас не подходящее место и тем более неподходящий момент, но видимо по — другому никак. Йоханнес, не нужно мне дарить цветы, поздравлять и делать комплименты. Ничего этого не нужно. — Но почему? — недоумевающее спросил Кюн, поворачиваясь за мной, в то время как я делала обходящий его манёвр. — Потому что ты забыл спросить о том, нужно ли это мне, — ответила я на несколько секунд приостановившись. — Не нужно? — Совсем, — подтвердила я, и, отвернувшись, не останавливаясь, обошла по дороге всё ещё стоящую на крыльце группу. Телефон в моём кармане подал звуковой сигнал. Я открыла СМС. «ЧТО ЭТО СЕЙЧАС НА ХРЕН БЫЛО??!!». Отправитель: «Белк Т» Я внутренне чертыхнулась, а потом… потом я вспомнила сегодняшний завтрак, его белобрысую. «Поговорим, когда успокоишься» ушёл мой ответ. Я поговорю с ним после гонки, твердила я себе по пути к номеру. Я поговорю с ним и всё объясню. Я увиделась с Лёшкой, которого заявили на спринт. Стартовал он в последней группе, что в общем-то было не очень. Трасса уже будет вдрызг разбита, но… зато будешь знать и ориентироваться на результаты других, именно такой аргумент привёл мне Лёшка. Что ж, брат прав, во всём нужно искать что-то хорошее. «Право выбирать группу» ещё нужно заслужить» сказал мне Леший, криво улыбаясь. Часть его мандража передалась и мне. — Ты справишься, — сказала я, обнимая брата. — А ты? — тихо раздалось в ответ. Ну вот и как тут скроешься от этих внимательных глаз. — И я справлюсь, — твёрдо ответила я, стараясь не сильно кривить душой, потому что почувствует. — Буду ждать тебя на финише. — А на старте? — спросили меня, и я заметила смешинки в глубине зелёных глаз, почти отражающих мои собственные. — А со стартовым пинком под зад вполне и Ильич справится. Проводив брата, я вернулась в гостиницу, найдя в номере зарёванную Марину. А вот это мне уже не нравилось. По идее, сегодня она должна была рвать и метать, а не заливаться слезами как царевна несмеяна. — Что опять не так? — Да вот, последовала твоему совету. Зашла… поговорить, — вскинула на меня подруга зарёванные глаза, которые впрочем, сейчас готовы были метать молнии. Предположительно в меня. — Поговорили? — Ага, как же! — язвительно произнесла Марина. — Он был в душе, Лёшка вышел, а я… — подруга замолкла. — А ты? Марин? — Он просто лежал у него на кровати. Я и не хотела даже. — Мари-и-инка, — протянула я со вздохом. — Только не говори мне, что ты залезла в его телефон. — Он вышел, — продолжила Марина, словно и не слыша меня, — увидел меня, начал орать. — Понятно, — снова вздохнула я. — Да ни хрена тебе не понятно, — снова начала заводиться Марина. — И зачем, зачем ты только меня уговорила это сделать?! — Я говорила тебе, что тебе нужно с ним поговорить, а не лазить по его телефону, — парировала я, садясь рядом с подругой и приобнимая её за плечи. — Вам нужно было просто поговорить. …Поговорить… Мне тоже нужно поговорить, подумалось мне. Причём, чем скорее, тем лучше. — Ты думаешь, что я из-за этого реву? — спросила Марина, вырывая меня из раздумий. — Что он на меня наорал? Совсем нет. Женька, а они у него там всё же были… Её фотки. Блин, час от часу не легче. Вот Игорёк. Знаю ведь, что без Маринки и недели не протянет, а всё туда же, одно слово — мужики. Я мысленно выругалась. И вот как теперь эту неделю пережить, да ещё и с учётом стартов. — Так, — сказала я, — поднимаясь с кровати и таща за собой подругу. — Вставай, собирайся, пошли. — Куда? — заартачилась Марина. — Сначала побегаем немного, а потом на стадион, смотреть женскую гонку. — Ну, уж нет, я на эту стерву любоваться не собираюсь. — Я тебя не на стерву зову смотреть, а на наших, заодно взаимодействовать со штабом. Или ты думаешь, нас сюда вызвали сидеть в комнате и реветь? Нет, уж, родная. Если даже мы и не стартуем, мы будем использовать любую возможность расширить свой горизонт, пополнить опыт. — Стоя у бортика? — скептически поинтересовалась Маринка, но собираться всё же начала. — Давай живее, скоро наши ребята стартуют… Леший, — напомнила я, столкнувшись с возмущённым взглядом, — мы идём болеть за моего брата. Возвращались мы со стадиона уже под светом фонарей. На Контиолахти опустился вечер. Вообще, если абстрагироваться от своих проблем, то этот этап начался довольно удачно. Лёшка пришёл во втором десятке, да и проигрывал не катастрофически. Нет, я понимала, что это не заявка на победу, но и не поражение. К моменту, когда стартовал Лёшка, Тарьей уже ушёл со стадиона. Я вздохнула. Всё это пора разъяснить. Я немного отстала от Марины, набирая СМС. «Ты у себя?» Ответ пришёл тут же. «Да» «Поговорим?» «Поговорим» В следующем СМС Тарьей сбросил мне в каком номере он живёт. Маринка вышла на нашем этаже, я же проехала дальше. До нужного номера я дойти не успела, меня дёрнули за рукав и втащили в дверь. — Мари, ты чего? — я в изумлении уставилась на Тенбер. — Я думала ты ещё на стадионе. — Я как видишь, уже здесь. — Марион? — Я внимательно посмотрела на девушку. — Что-то случилось? — Ага, — Мари легонько толкнула меня и я плюхнулась на кровать. — Пожалуй, для такой новости тебе нужно присесть. Держи. Спустя пару секунд, рассмотрев фотографии, которые Тенбер всунула мне, я перевела взгляд на норвежку. — Что-то в твоём взгляде мне подсказывает, что тебя это не удивляет, — сделала вывод Мари. — Ты не совсем права, — проговорила я, вновь опуская взгляд на фотографии. На них были мы с Мари: на стадионе, в спортзале, в столовой. Фотки с этапов IBU. Мы улыбались, обнимались. Вполне нормальные фото… или… смотря у кого какая мера испорченности? — Я уже видела эти фото. Утром. У тренера. А у тебя-то они как? Марион пожала плечами. — Он нашего тренера. Вернее, психолога. Она … порадовалась за нашу с тобой… дружбу и посоветовала …дружить… не так активно. По крайней мере… на этапах. — Мари, ты сейчас о том, о чём я думаю? В твоей сборной считают, что мы … с тобой… Ответом мне было молчание. — Ох.ть, — выдала я, невольно переходя на русский. — И твои тренеры в это верят? — Слава богу, нет. Они просто после скандалов на чемпионате мира очень хотят, чтобы мы на некоторое время несколько ограничили столь тесное общение с другими сборными. Но…это тренеры, а вот кое-кто считает иначе… — Мари демонстративно осмотрела комнату и я сделала это вслед за ней. Взгляд натолкнулся на некоторую пустоватось и упёрся в кровать напротив. — Твоя соседка съехала? — осторожно спросила я. — Ага, — беспечно подтвердила Мари мои подозрения, -… от греха подальше. — Пи.ц, — снова вспомнила я великий и могучий. — И они что, из-за этих фото реально верят, что… — Что ты на меня глаза вытаращила? У нас страна свободных взглядов. Такими отношениями уже никого не удивишь. — И в команде это вот так свободно обсуждают? — Ну, — пожала плечам и Тенбер, — открыто не треплятся. Так, пару косых взглядов словила. — Ага, — нервно хохотнула я, — и поэтому твоя соседка от тебя … переехала. И что? Так прям никто ничего не сказал? — Почти. Свендсен, к примеру, очень обрадовался. Теперь он считает, что тот наш ночной марафон был просто для отвода глаз. — Обрадовался, наверное, — ехидно прокомментировала я, осознавая всю абсурдность ситуации. А может зря я на Слепцову-то грешила? Может ветер с другой стороны дует? За каким фигом ей было передавать фото норвежцам? Кроме того, фотографии меня и Тарьея здесь не было. — Чёт я совсем запуталась. Ладно, и что делать будем? — Тебе, как я понимаю, тоже мозги промыли на счёт того, что необходимо ограничить наше общение? Внемлем уговорам? На некоторое время? — А я то думала, что ваши на меня так в столовой пялились, — усмехнулась я. — Ладно, постараемся сталкиваться пореже. — Ладно, — так же усмехнулась Марион. — Спасибо тем, кто придумал сотовые, интернет и скайп? — Да будет так, — подытожила я, вставая. Мы замерли друг напротив друга. — Обнимашек не будет? — выгнула бровь Мари. Я рассмеялась и обняла подругу. Выйдя от Марион, я, всё ещё улыбаясь, подошла к названному Тарьеем номеру и постучалась. — Привет и… — я замерла, стоя перед раскрытой дверью, за которой также замерли глядя на меня двое. Тарьей и Экхоф стояли вплотную друг к другу посреди комнаты. Ладони девушки лежали на его груди. Он был без рубашки и держал Тириль за предплечья. -… я, кажется, номером ошиблась (рус), — договорила я после немой паузы. Ещё через пару секунд тишины, я осознала, что говорила на русском и повторилась, — Я ошиблась номером, извините (норв). Я закрыла дверь и, не оборачиваясь, пошла по коридору к лифту. На полпути из какого — то номера вышли, смеясь два парня. Я наклонила голову и постаралась побыстрее прошмыгнуть по коридору. В глазах жгло от рвущихся наружу слёз. Однако моим надеждам быстрее проскользнуть к лифту не суждено было сбыться, меня остановили, ухватив за руку и развернув. Я подняла голову и столкнулась с голубым взглядом. — Джинни? — Йоханнес Бё смотрел на меня настороженно-удивлённо, однако тут же в его глазах появилось беспокойство. Видимо, заметил слёзы. Сбоку раздались голоса, мы оба повернулись, и я увидела Тарьея, уже в футболке и Экхоф, стоящую с ним рядом. Я вновь посмотрела на Бё-младшего, всё ещё удерживающего меня за руку. — Ты, кажется, забыл, что для тебя я Евгения, — хриплым, еле поддающимся мне из-за эмоций голосом проговорила я. — Руку пусти. Йоханнес хотел что-то сказать, но я снова с нажимом в голосе и, потянув руку на себя, повторила. — Руку пусти. Получив свободу, я дошла до лифта и нажала на вызов. Двери открылись, явив своих пассажиров, среди которых был и Кюн. Посмотрев на него, я лишь вздохнула, развернулась и пошла по направлению к лестнице. Я преодолевала ступеньки, всё набирая и набирая скорость, на место ступору и слезам приходила злость. «Дура, дура, ну какая же я ДУРА!». Сколько можно так обжигаться, сколько можно так … верить? И во что?! В кого?! Чем он так отличается от этих напыщенных «Суперсвендсенов», «Сверхмартенов» и «Габиофигетькакаяякрутая»?! «Ну, от последней хотя бы тем, что он всё же мужик» — поспешила напомнить мне память. «Ой, конечно! Он же мужик! Да уж имела место убедиться минут пять назад» — съязвила я самой себе в ответ. Я вышла в коридор, через несколько секунд столкнувшись с группой биатлонисток. — Извините, — машинально ответила я. — Ничего. Только в следующий раз смотри, куда идёшь, — раздалось мне в ответ. Не оглядываясь, я прошла дальше, как за спиной раздалось. — Да, ладно, это она, наверное, от своей норвежской подружки торопится, пока их Экхоф не разогнал. Слова сопровождались смехом. Я оглянулась. Слепцова. . Ну, всё, ты меня достала. Изменив направление, я пошагала к месту расположения нашего тренерского штаба. А спустя десять минут вовсю убеждала тренеров поставить меня в гонку. Дяденьки тренера упирались, как могли. К этому моменту подошли и Иван Ильич с Лёхой. — Мы на пару секунд, — сказал Ильич, беря меня за руку и выводя в коридор. — Иван, угомони свою подопечную, — раздалось нам вслед. — Евгения, а вот сейчас чётко, внятно и без истерик ты мне говоришь, что происходит и либо мы возвращаемся туда вместе, как одна команда. Либо мы одной же командой идём к себе в номера и никого больше не достаём. Ты не забыла, что Лёшке завтра гонку бежать? Ему такой нервотрёпки сейчас не надо.  — Иван Ильич, я не порю горячку. Я чётко осознаю свои возможности, свой уровень подготовки. И вы прекрасно знаете, что я могу бежать индивидуалку. Вы мне верите? — я дождалась подтверждения в виде кивка и только потом продолжила. — Мне НУЖНО бежать эту гонку. — Хорошо, — принял решение Ильич. — Чем будем торговаться? Или вы думаете, что они вот так просто возьмут и поменяют свои планы на завтрашний старт? Леший, всё это время стоявший рядом, внёс предложение. — Я бегу пасьют, Женька индивидуалку и они нас спокойненько сплавляют на кубок IBU. А что? — брат смотрел на нас как на совершенно убогих личностей. — Там последний этап, между прочим, грядёт. Если пробегу оставшиеся две гонки, закреплюсь на второй позиции. Да и Женьке там наверняка обрадуются. — Что ж, — усмехнулся Ильич, — поддерживаю. Свою задачу на этот сезон мы выполнили. Заявили о себе в сборной. Нас рассматривают как реальных кандидатов на следующий сезон. — И? — протянула я, заглядывая Ильичу в глаза. — И-и? — поддержал меня Лёшка. — И… потому что мы банда, — тихо рассмеялся Иван Ильич. — Ладно, пошли. По возвращению к тренерам, бразды переговоров в руки взял Ильич. И первый раунд мы выиграли. Однако потом всё опять застопорилось. — Нет, так не пойдёт, — твердил Касперович, упирая руки в бока. — Ты хотела бежать, ты бежишь. Всё. Иди отсюда, пока не передумали. — Давайте так: если я окажусь не права, я вообще с вами не буду больше спорить, — ответила я, так же упирая руки. — Боже, Вань, как ты с ней работаешь? — Трудно. Поэтому поверь моему слову, лучше согласись. Пожалуйста. — Бог с вами. Форма у тебя и, правда, довольно хорошая. Согласен. Будем заявлять вместо Слепцовой. Идите уже отсюда, черти! — махнул рукой Касперович. Уходя, я увидела довольную улыбку Рико Гросса, который показывал нам «класс» из-за спины Касперовича. *** Судьба сидела за столом, задумчиво рассматривая лежащие перед ней фотографии. — Ты не считаешь, что ситуация складывается скорее печальная, чем смешная? — обратилась она к Памяти. Память при этом пожала плечами, косясь на Совесть, которая лежала на диване с сырым полотенцем на голове. — Боже, я либо умру, либо сойду с ума, — стонала подруга, иногда снимая со лба полотенце и обмахивая им лицо. — Мы не можем контролировать всё и вся, — попыталась оправдаться Память. — И потом, всё развивается не всё так плохо. Между ними сейчас … происходят процессы… притягивающие их друг к другу. К тому же Ревность обещала не слишком расходиться. У неё помимо этих клиентов работы невпроворот. — А можно мне уменьшить объём работы? — простонала Совесть. — Простите меня ради всего святого, но когда вы втягивали меня в эту авантюру со Свендсеном, я не знала, что это приобретёт такие катастрофические размеры. — Н-да, подруга, — вздохнула Судьба, — ну кто же знал, что он такой … совестливый. — И нервный, — поддакнула Память, но поспешила замолчать под злым взглядом Совести. Впрочем, подруга снова начала обмахиваться полотенцем и стонать, а Память и Судьба вновь склонились над столом, продолжив обдумывать дальнейший план действий.