Игра без правил

Москва. Студия программы «Наедине со всеми». — Жень, при всей вашей подоплёке отношений с прессой, которую мы здесь затронули, объясните, пожалуйста, тот факт, причём факт неоспоримый, что после олимпиады в Пхёнчхане о вас вышел фильм, снятый журналистом телеканала Матч ТВ. И насколько я знаю, этот журналист является на настоящий момент вашим другом. КАК, — Юлия рассмеялась, — ну вот как такое могло произойти? Я рассмеялась вслед за ней. — Да, порой происходят события, предсказать и просчитать которые мы не можем. Я не любительница давать интервью, тем более на личные темы, но нахожусь здесь, являясь героиней вашей программы. У меня, как вы отметили, непростые отношения с прессой, к слову сказать, по сей день, но моим другом является спортивный журналист. Как так произошло? — Я пожала плечами и снова улыбнулась. — Раскройте хотя бы этот секрет, — с доброй улыбкой произнесла ведущая. — Никакого секрета нет. Просто двое наших с братом друзей поссорились, и мы взяли на себя миссию по их примирению. И как оказалось, что без помощи прессы в этом вопросе было никак не обойтись. — Ага, — рассмеялась Юлия Меньшова, — так значит и журналисты на что-то могут сгодиться? — Да, — мы снова рассмеялись. — Я даже подозреваю, о каком случае вы говорите, тем более что благодаря опять же телевидению, он сохранился в истории. Мы приготовили этот фрагмент, давайте посмотрим. Вслед за ведущей я обратила своё внимание на экран, поневоле мысленно переносясь в события тех дней. (Женя) «Всё проходит, и это пройдёт», — говорила бабушка Лена, смазывая мне разбитую коленку йодом. И это пройдёт…именно так говорила я себе с самого утра, после того как занесла его номер в чёрный список, после того, как проигнорировала его пристальный взгляд на стадионе, куда пришла поболеть за брата. Правда совсем выбросить белобрысого норвежца из головы мне не удалось, и я всё же переживала за него на дистанции. Одиннадцатое место в гонке преследования. Я знала, что ему очень хотелось попасть в десятку. Рука непроизвольно тянулась к телефону, но я себя одёрнула. Хватит. С меня хватит слёз, переживаний, сомнений. Я шла в сезон не за этим. Есть определённые цели, которые сейчас должны выйти на первый план. Именно эти цели заставили меня задержаться на стадионе и, преодолев поток людей, покидающих спорткомплекс, пройти на стрельбище. Освещённое фонарями, в сгущающихся сумерках, без включённого табло, возгласов болельщиков, оно выглядело мрачновато. Я представила, как всё изменится завтра днём, вспомнила, каким он был в то, прежнее моё выступление, и волнение вернулось. Хотя… не стоит врать себе. Вернулось не волнение, вернулся страх. Липкий, неприятный. И я невольно поёжилась. — Знаешь, меня до сих пор нервно передёргивает, при воспоминании своего этапа в эстафете на чемпионате, — раздалось рядом со мной, и я вновь вздрогнула, на этот раз от неожиданности. Повернув голову, увидела Татьяну Акимову, которая, игнорируя мой взгляд, дарила своё внимание лишь мишеням. — И обидно, и досадно, и самой смешно. Особенно после шумихи, что подняли журналисты. Я усмехнулась, вспоминая её «писец». Татьяна подхватила мою усмешку. — Да-а, очень хотелось потом сказать им кое-что покрепче, а не оправдываться. Иногда так хочется отправить их…на лыжню, а самой в сторонке постоять с микрофончиком Я вновь обратила своё внимание на мишень. Говорить было … стыдно. Вроде бы я и не виновата, но… Я всё же решилась — Тебя сняли с завтрашней гонки. Я … понимаю, как это неприятно. Я не хотела, поверь. — О-о-о, — меня мягко похлопали по плечу, — я ведь именно поэтому и подошла. Сказать, чтобы ты не заморачивалась. Это не меня сняли с гонки. Это я попросила меня снять, потому что по общему состоянию понимаю, что нужна передышка. Нет, я, конечно, могу завтра пробежать, но вот результатом, — спортсменка вздохнула, — результатом явно не блесну. Тебя действительно поставили вместо меня, но… твоей заслуги в этом нет. Можно сказать, — девушка улыбнулась, — всё сложилось весьма благополучно. Каждый бежит на своём месте. Старых в первой группе, ты в третьей… Слепцова в четвёртой. Всё так, как планировалось. Я поймала внимательный взгляд девушки.  — Ты справишься. В конце концов, это не олимпиада и даже не чемпионат мира, — Татьяна ещё раз сжала мне плечо и ушла, оставив меня стоять на стрельбище. Я вновь посмотрела на мишени. Каждый бежит на своём месте… Зачем она мне это сказала? Если бы Акимова не отказалась бежать… меня поставили бы вместо Слепцовой. И как бы отреагировала на это сия дама? Явно не радостно. «Но ты ведь этого и хотела? Так? Хотела ей доказать, доказать именно на трассе, что ты не из аутсайдеров». «Ей и ещё кое-кому», — подумала я, разглядывая сгорбленную фигурку Марины, что брела сейчас к стоянке такси. «Ишь ты, на кого замахнулась», — съехидничало подсознание, но я в который раз ушла в игнор. Как там говорит Ильич, когда на меня злится? «Натура твоя, сугубо стервозная»? Хотели войны? Ну, так получите! Ускорившись, я догнала Маринку и, приобняв её за плечи, заставила идти веселее, по пути отвлекая бестолковой болтовнёй. Потом мы с Ильичём были у нашего сервисёра, я ещё раз просмотрела весь инвентарь. На ужин в итоге припозднились. Ильич, хлопнув Лёшку по плечу, ушёл за столик к тренерам. В столовой, похоже, был час пик. Невдалеке я увидела знакомую красную расцветку, как раз на пути к раздаточным столам. Пока Лёшка искал свободные места, пошла напрямик к раздаточным. Проходя мимо женской норвежской команды, широко улыбнулась и сказала, смотря на Мари: три — семьдесят пять. Девчонки за столом недоумённо переглянулись. Впрочем, как и мужская компания норгов, что сидела через проход и слышала мои слова. (Марион) Я заметила Джин ещё на входе. Она о чём-то перебросилась парой слов с Алеком, и тот отошёл к свободным столикам. Джинни направилась в нашу сторону. После промывочной, что устроили нам тренеры, мы сегодня не виделись. Между тем, улыбаясь, как заряженная на полную солнечная батарея, Джинни прошла мимо нас, на ходу бросив «три семьдесят пять». — Твоя подружка сумасшедшая? — поинтересовалась Улсбю, не отрываясь от своей тарелки и методично отрезая от куска прожаренного мяса кусочек за кусочком. — Ага, — тут же отреагировал за соседним столиком Свендсен. — От неразделённой любви розового оттенка у девчонки крыша съехала. Парни дружно загоготали. Весёлый настрой не поддержал только старший Бё. Но тот с самого начала ужина был какой-то заторможенный. К Джинни между тем подошёл брат и они, набрав еду на подносы, снова прошли мимо нас. И опять ослепительная улыбка и взгляд… нахальный, бесбашенный. Что она задумала? Я переглянулась с Хильдой, девчонкой из юниорок, что вызвали на данный этап, она дружила с Каролиной, а потому как и я довольно тесно общалась с Дёмиными, но та лишь недоумённо пожала плечами. Три, семьдесят пять… Что бы это могло значить? Я развозила вилкой еду по тарелке, когда взгляд упал на листы, что появились у Эмиля в руках. Предварительные стартовые протоколы на завтра, поняла я, слыша обрывки фраз и смотря, как ребята склонились над листами. Я знала, что буду стартовать в третьей группе семьдесят… — Чёрт, до меня дошло! — я перегнулась через проход и выдернула листы из рук Эмиля. Свендсен недовольно вскрикнул. Я молча показала ему неприличный жест и продолжила просматривать листы. Ага, женская гонка. Третья группа. Семьдесят пять. Опустив листы на стол, я мгновение сидела, прикусив губу, а потом рассмеялась. Теперь уже на меня смотрели как на сумасшедшую. И плевать. — Что? — Хильда посмотрела на меня, вопросительно выгибая бровь. — Ничего, — пожала я плечами. — Она реально сумасшедшая. Завтра бежит. — Да ладно! — воскликнула Хильда, перегибаясь через стол и выхватывая листы, прямо из-под носа вознамерившегося их было вернуть Свендсена. Раздался ещё один недовольный возглас. — Ой, да отдай ты ему мужской протокол, а то расплачется ещё, — махнула рукой девушка, не отрывая глаз от листа в своих руках. За соседним столом воцарилась тишина, а потом грянул дружный смех. — Вот теперь ты понимаешь, какого это быть дедушкой мирового биатлона? — похлопал Уле Айнер Свендсена по спине. — Ты же вроде как молодой папаша, — процедил Эмиль, зло поглядывая в нашу сторону. — Вот то то и оно, поэтому титул самого великовозрастного в нашей команде переходит к тебе. И снова тишина. Не сдержавшись, хрюкнул было Йоханес, но тут же уткнулся в тарелку. Под злющим карим взглядом все разом очень-очень заинтересовались едой. И только «Великий и ужасный» Уле продолжал добродушно посмеиваться. А ему что? Ему — ничего, он же бессмертный. (Тарьей) Тарьей как раз спустился в холл гостиницы, чтобы проследовать на стадион, посмотреть на женскую индивидуальную гонку. Индивидуалку он, по общему согласованию с тренерами, здесь не бежал, поэтому выдался небольшой перерыв. Взгляд выхватил голубые куртки: российские спортсменки загружались в стоящий перед гостиницей автобус, чтобы отправиться на стадион. Бё вздохнул. Ему не нравилась сложившаяся ситуация, и это ещё мягко сказано. В чём-то он, конечно, сам виноват. Можно было позвонить Джинни, всё объяснить, рассказать о том, что он расстался с Кристин. Он и хотел это сделать. Ещё там, в Осрбелье, но его вызвали в сборную, и спортивная жизнь стала на время важнее личной. Хотя… Тарьей вздохнул. Это не совсем так. Наличие в его жизни Джинни стало для Тарьея хорошим стимулом. Её, пусть и отстранённое, присутствие, её голос в телефонной трубке, слова поддержки, которые не были формальными, как слова многих окружающих. Когда он увидел её номер на дисплее телефона в день после отъезда из Осрбелье, ему как будто стало легче дышать. Конечно, можно было определить всё именно тогда, но Тарьею не хотелось доверять то, что он хотел сказать девушке, телефонной связи. Ему нужно было видеть её лицо, её глаза, слышать голос и чувствовать её дыхание. Ему нужно было, чтобы в этот момент она была рядом, а не на расстоянии нескольких тысяч километров. Однако Йоханнес и Эмиль рассудили по-другому. Они решили, что Тарьей просто пасует перед своей привязанностью к русской юниорке. И решили его подтолкнуть. В итоге: ссора с Джинни и конкретный разбор полётов с братом и другом. Тарьей нахмурился. К сожалению, мысль о том, что он большой мальчик и сам справится, уж со своей-то личной жизнью, по крайней мере, точно, не дошла до сознания этих оболтусов. После недавнего сюжета о немце Кюне, который на русском канале практически объяснялся Джинни в своём пристрастном к ней отношении, Йоха не поленился ознакомить старшего братца с этим опусом, а после просмотра оного назидательно произнёс: «Похоже, брат, у тебя появился конкурент. Может это заставит тебя действовать». А Эмиль… Эмиль …вообще совет, который он дал Тарьею, в принципе, соответствовал обычному Эмилю Свендсену. И Тарьей в последние дни не раз вспоминал тот разговор. — Ты относишься к этому слишком серьёзно, Тарьей. Ей девятнадцать, ВСЕГО девятнадцать. А потому… твоё внимание ей может просто льстить, так же как внимание кого –то ещё. Тарьей, тогда ещё не ведавший о немце, но помнивший о букете роз, не смог сдержать негативных эмоций и поморщился. — Не спорю, тебе с ней интересно и главное, — Эмиль тогда усмехнулся, — весело. Только… в этом ли всё дело? Может, — Эмиль выгнул бровь и заинтересованно посмотрел на Тарьея, — может дело просто в другом… Когда ты расстался с Кристин? — Причём здесь это?  — Притом. Обычная потребность организма, плюс немного психологии. Теперь уже настала очередь удивляться Тарьею. — Всё просто, друг мой, как дважды два. Может, стоит завершить то, что началось в Хантах? Переспи с ней, Тарьей. Переспи и всё станет ясно. И не нужно на меня так смотреть. Ты не хуже меня знаешь, что в результате твоё влечение к ней либо пропадёт, либо усилится. Я больше ратую за первое. И вновь повторяю: не нужно на меня так смотреть. О тебе же забочусь. Проблем будет меньше. Больше они об этом разговор не заводили. С Эмилем вообще стало сложно о чём-либо говорить. Он стал нервным, каким-то дёрганным и через чур раздражительным. И этот его обморок на чемпионате. Да и ситуация с Джинни тогда более менее стабилизировалась. Тарьей планировал с ней обстоятельно обо всём поговорить, тем более что их встреча стала так неожиданно реальной после её приглашения на восьмой этап кубка мира в Кантиолахти. Только дальше вот всё пошло наперекосяк. Объявился этот немец. Тарьей поневоле вновь нахмурился. Ему не нравились эти собственнические нотки, которые возникали в нём в отношении Джинни. Ещё с Ливиньо Тарьея стало задевать, когда он видел рядом с Джинни мужчин, проявляющих к ней интерес. И это выбивало норвежца из колеи. Потому что это чувство ему было ново. Он вспоминал свои отношения с Кристин и не мог найти в этих воспоминаниях что-то похожее. К его девушке никогда прилюдно не клеились другие парни, не дарили цветы. Не было причин. Наверное, поэтому та ситуация, что стала причиной их расставания, стала для Тарьея своеобразным шоком. Но Джинни не была его девушкой…пока не была. Так почему же, ему хотелось взреветь диким медведем и хорошенько врезать этому, как там его… Кюну? А тот парень в Ливиньо? Друг её брата? Тарьей помнил то чувство, что охватило его, когда он увидел его рядом с Джинни. Или когда узнал, что у Эмиля есть номер её телефона, а у него нет. Тогда к чувству злости, прибавлялось ещё и беспомощность. Потому что он не имел права злиться. А сейчас? Сейчас, впрочем, тоже. И именно это выводило его из себя ещё больше. С Джинни всё шло не так. Его чувства к ней не поддавались какой-либо логике и, что ещё страшнее, контролю. Но это была одна сторона медали. Вторая заключалась в Тириль. Бё не ожидал, что та рождественская история получит продолжение. Всё началось ещё на чемпионате мира, после злосчастного выступления Йоханнеса русскому телевидению. Новость о том, что Тарьей расстался со своей девушкой быстро распространилась по биатлонному сообществу, а уж о своей сборной и говорить нечего. Вот после этого они с Тириль стали очень часто встречаться, сначала казалось, что вроде как-то и невзначай. Тревожный звоночек внутри, когда он видел Экхофф, давал о себе знать всё чаще, пока на днях не превратился в полный набат, когда он вышел из ванной и обнаружил девушку в комнате. Хорошо, что из-за СМС-ки Джинни, он решил повременить в душем, иначе ситуация могла выйти более чем пикантной. Хотя и так пикантнее некуда. Просто дубль два, подумалось ему, когда он увидел Джинни в дверях номера. Он держал Тириль за плечи, в попытке отстранить от себя. Слова о том, что он не испытывает к Тириль никаких иных чувств, кроме дружеских, так и не были ещё сказаны. Впрочем, Тириль его тогда опередила. Они вернулись в комнату, после того, как Джинни покинула их этаж. Тарьею очень хотелось вернуть девушку, всё объяснить. Выпутаться, наконец, из череды неразберих и нелепых случайностей. А ещё ему не давал покоя выразительный брат Йоханнеса, брошенный им в коридоре, который Тарьей и без слов понял, как «Ты изрядно лоханулся, брат». Но вначале нужно было разъяснить ситуацию с Тириль. Потому он утянул девушку обратно в комнату и закрыл дверь. На несколько секунд воцарилась тишина, а потом Тириль посмотрела на него. — Прости. — Что? — Тарьею показалось, что он ослышался. — Прости, — уже более громко повторила девушка. — Я не знала, что для тебя это так серьёзно. Тарьей проследил за её взглядом и упёрся в дверь. — А я всё пыталась вспомнить, когда увидела её в столовой, где же я её видела раньше. Это ведь она приезжала к тебе на рождество? Я только сейчас это поняла. Тарьей кивнул. Тириль негромко рассмеялась. — Тириль, мне казалось, что мы с тобой всё ещё тогда решили. Мы недопоняли друг друга или… — Это я сглупила. Прости. Просто, когда услышала, что ты расстался с девушкой, подумала, что может быть ты и я… — Экхофф вздохнула, — может что-то получится. — Прости. — За что извиняться? Забудь, — Тириль пожала плечами и для верности показательно-беспечно махнула рукой. — Это не настолько серьёзно. Я справлюсь. Честно. Можно вопрос? Можешь не отвечать, конечно. Просто очень интересно. Тарьей кивнул. — Задавай. — Ты из-за неё… — Нет, — Тарьей покачал головой, догадываясь о сути вопроса. — Она не была причиной моего расставания с Кристин, если ты это хочешь узнать. Это всё равно бы произошло. — Но вы уже были знакомы, — Тириль склонив голову, задумчиво посмотрела на парня. — А ты знаешь, какие про неё слухи ходят? Про неё и Марион Тенбер? Тарьей усмехнулся. — Про нас с Эмилем тоже много шуток ходило. Некоторые до сих пор боятся с нами в один номер заселяться. Тириль рассмеялась. После этого разговора Тарьею ненадолго стало чуточку легче. Ровно до того момента, как он не обнаружил Джинни в её номере и не смог до неё дозвониться. И лишь многолетняя привычка выбрасывать всё лишнее из головы, настраиваясь на гонку, помогла Тарьею отложить всё до завтра и спокойно выспаться. Утро не принесло утешений. Похоже, что его номер поставили в игнор. Поговорить в столовой или на стадионе не представилось никакой возможности. С Джинни постоянно кто-то был рядом. Йоханнес лишь бросал на старшего выразительные взгляды, вздыхал и расстроено качал головой. Тоже мне, совесть нашлась, хмыкнул Тарьей, в очередной раз встречая взгляд Рыжего. Ладно, с Джинни поговорим, когда успокоится, решил Тарьей. Была у него одна идея, как всё устроить, но… но для этого была нужна информация. На секунду призадумавшись, Тарьей стал выискивать в голубой круговерти определённого человека. Спустя четыре часа он нашёл тренера Джинни, который не остался на стадионе, а ушёл поддерживать спортсменку на трассе. — Здравствуйте, Иван Ильич, — старательно выговорил Тарьей. Невысокий плотный мужик бросил на норвежца быстрый взгляд. — Ну, здравствуй, северный олень. — Что? — Ты с визитом вежливости или как? — поинтересовался русский, на этот раз внимательно посмотрев на Тарьея. — Если первое, то формальности соблюдены, а если второе, то сейчас как-то не вовремя. В этот момент рация на поясе у тренера ожила и что-то заговорила, весьма знакомым голосом. Тарьей нахмурился. Конечно, он мог ошибаться, но ему показалось, что говорит брат Джинни. Иван Ильич стал мрачнее тучи и что-то резко и отрывисто сказал в ответ, а потом вздохнул и выругался. Русский Тарьей конечно не знал, но по интонации было очень похоже. — Помощь нужна? — предложил Бё. На него посмотрели оценивающе. — А это мысль, — выдал в итоге вердикт тренер Джинни. — У Жени с Кантиолахти особые отношения… — Я знаю, — кивнул Тарьей и удостоился ещё одного внимательного взгляда. — Теорию свою из Ливиньо помнишь? Про музыку в голове? Тарьей снова кивнул. — Когда Женька … включает это… она иногда на окружающих не реагирует. Можно бежать и орать что угодно, не услышит. Да и на таблички тоже особо не смотрит. Такой вот побочный эффект. Сейчас как раз такой случай, а информацию передать нужно. Вот ты и будешь передавать. Только не ей. — А кому? — удивился Тарьей. — Подруге её норвежской. Марион. Они тандемом идут. — В каком смысле? — В прямом. С первой лёжки идут парой. Тянут одна другую. Так что будешь информировать свою соотечественницу. — Но как они… — Ногами мистер Бё, ногами. Так ты идёшь? — Да, — очнулся Тарьей. — Так, держи рацию. Я вернусь на стрельбище, возьму запасную. Давай я тебе волну настрою. С неё не переключайся. Лёшку я предупрежу, что ты на связи. Уйди метров на сто вглубь, там мёртвая зона для камер. Тебе светиться здесь не следует. Держи. Тарьей посмотрел на планшетку, что оказалась в его руках. — По чьему времени ведём? — тут же сориентировался он. — Пока по пятому результату. Тарьей поднял взгляд на Ивана Ильича. Тот ответил ему вопросительным взглядом. — Понял, — Тарьей улыбнулся. Его похлопали по плечу и тренер ушёл. При виде Тарьея на трассе, глаза Марион на пару секунд удивлённо расширились, но она быстро среагировала и кивнула. Джинни вообще никак не отреагировала. Прав, похоже, Иван Ильич, она была вся в себе. После того, как Джинни с Марион прошли последний раз мимо «поста» Тарьея, он, что есть силы, самой кратчайшей дорогой направился к стадиону. Ему удалось пробраться на трибуны к Эмилю, который тоже не бежал завтра индивидуалку до того момента как Марион и Джинни выкатили на стадион. — Куда ты запропастился? — буркнул Эмиль, не отрывая тем временем взгляда от большого экрана, располагавшегося на стадионе. — Да так, гулял. В этот момент рация вновь ожила, что заставило Свендсена обратить на него более пристальное внимание. — Тарьей, где ты был? Бё лишь шикнул на друга, смотря, как две спортсменки выкатывают на стадион. Метр, ещё метр и ещё. Наконец, финишная черта была пересечена. Девушки, прокатившись вглубь, обе повалились на снег. Через несколько секунд, что показались Тарьею вечностью, Джинни, перевернулась с бока на спину, потом села, отстегнула лыжи и посмотрела на табло. Тарьей видел, как по её лицу растекается широкая яркая улыбка и тогда он тоже посмотрел на табло. Пятый результат — Марион Тенбер, шестой — Евгения Дёмина, седьмой — Габриэлла Коукалова. Джинни поднялась, подошла к Марион и со смехом стала её тормошить. Затем отстегнула норвежке лыжи и, подав руку, стала поднимать со снега. После того, как обе были на ногах, Джинни развернула Тенбер к табло. Норвежка, с недоверием смотрела то на табло, то на Джинни. Джинни рассмеялась и крепко обняла подругу, после чего, как показалось Тарьею, чрезмерно демонстративно поцеловала девушку в щёку и снова обняла. — Да-а, — протянул рядом Эмиль, о существовании которого Тарьей на время забыл, — с ней явно не соскучишься. Ты знаешь, что они творили на стрельбище? А на трассе? Стой… Ты там был? Свендсен с прищуром осмотрел друга, вновь отмечая и рацию, и планшетку. — Не очень умная мысль, — выдал в итоге друг. — Меня никто не видел. Ни журналисты, ни тренера. — Что у тебя с головой, Тарьей? Тебя видело как минимум спортсменок двадцать. — Да ладно, — пожал плечами Тарьей, — кто ж им поверит? Пятнадцать километров это вам не шутки, всякое может показаться. К тому же ты подтвердишь, что я всё время был с тобой, отлучаясь лишь в туалет. — Дура-а-ак, — лишь протянул Эмиль и Тарьей успокоился. Вынос мозга на сегодня отменялся. Похоже, Эмиль сейчас в хорошем настроении, хотя с утра был мрачнее тучи. Интересно, и что на него так повлияло? (Женя) Выйдя за финишный сектор, я по импровизированному коридору, созданному заградительными барьерами быстрым шагом направилась к месту где лежали мои вещи и в общем –то была мини-база нашей сборной, расположенная прямо на снегу. Правда, чтобы до неё добраться, нужно было пройти этот коридорчик, который с другой стороны оккупировали журналисты. Идущую за моей спиной Марион окликнула норвежская журналистская братия, они и меня хотели «захапать» в свои сети, но я лишь покачав головой, отмахнулась. И очень надеялась, что также легко получится и с нашими. Но как оказалось, что бороться особо не пришлось. Когда я уже подходила к месту, где расположилась команда Матч ТВ, стоящий в так называемой микст зоне Трифанов демонстративно отвернулся и стал что-то там рассматривать в своём телефоне. — Триф, ты чего, прифигел? –уже практически пройдя мимо, услышала я за спиной голос, по — видимому оператора. На это я лишь рассмеялась. На душе от этой детской выходки не померкло ну ни на йоту. Я подощла к нашим, зачехлила винтовку, поставила к бортику лыжи и стала натягивать штаны и куртку, сменила головную ленту на шапку. Попутно принимая комментарии, в основном поздравительные, по поводу удачно пока складывающейся гонки. Народу было не так много, так как основная масса всё ещё была на трассе. Я снова посмотрела на табло. Нет, о таком я и правда не мечтала, было лишь большое желание реализовать свои возможности. Но пока ситуация на табло меня полностью устраивала. Вместе с тем, я понимала, что тем, что мы с Мари обошли Каукалову мы большей частью были обязаны не слишком удачному выступлению последней. Но факт оставался фактом: наши фамилии шли впереди её. На верхней строчке привычно обосновалась Лаура Дальмайер. И вот это было важнее всего. Именно такой расклад, после того как я узнала результаты стартовавших в первой группе, породил во мне безумное желание. Нет, не будем врать, возникло оно ещё вчера, но я не думала, что так быстро может осуществиться. Я понимала, что мне в этой гонке нужно было не только стрелять на ноль, но и бежать. И в этом мне сильно помогла Марион. Идея встать в тандем возникла у нас после первой лёжки, когда я догнала Мари именно на стрельбище, отстреляв чётко и быстро. Мы как-то смогли понять друг друга без слов. Тянули друг друга в подъёмы, поочерёдно сменяясь, да и на стрельбище вставали вместе. Конечно, у каждой был свой подход к стрельбе. Мари на предстадионном этапе уходила вперёд, я догоняла её за счёт стрельбы. Но это сыграло свою положительную роль. Вставая на коврик, я не дёргалась, потому что рядом была Мари. Я не соревновалась против неё, я соревновалась вместе с ней. И её чистая стрельба доставляла мне лишь радость и придавала сил. На стрельбище, когда Мари закрывала все мишени, я расцветала улыбкой и начинала стрелять с желанием догнать подругу и снова идти рядом. Конечно, Мари на какие-то там сотые обошла меня на финише, но… чёрт с ними с этими сотыми. Главное на табло заключалось в первом месте и в седьмом. Это была последняя индивидуалка сезона, и чтобы выиграть малый глобус в этой дисциплине Габриэлле Коукаловой нужно было занять место не ниже шестого. Чешка сегодня с этим пролетела как фанера над Парижем. И пускай она теперь говорит в интервью, что это для неё не важно, что главную награду этого сезона она завоевала став чемпионкой мира. Хрена с два, я ещё не встречала спортсмена, для которого какой-либо титул был не важен. Пусть это чувство и было где-то в глубине души, чувство неудовлетворения, но я верю, что оно есть у каждого спортсмена. Я ещё раз бросила взгляд на табло. «Это мой подарок тебе, Маринка» И я снова почувствовала удовлетворение от сделанного, когда на мне повисла Маринка визжа во всю силу своих голосовых связок. — Спасибо тебе! Спасибо! Спасибо! СПАСИБИЩЕ!!! Я, смеясь, ответила на объятья подруги, и плевать на вопросительные взгляды окружающих. Правда, градус радости вскоре пошёл на спад. Вернулась с гонки Слепцова. Не в духе. К моей радости подошли Иван Ильич и Лёшка. Вскоре по стадиону объявили об окончании гонки и подготовке к церемонии награждения. Ко мне подошёл представитель комитета и попросил следовать за ними. Началась стандартная процедура. Цветочная церемония, сдача допинг теста и вот, наконец, я свободна. Винтовку, лыжи и остальные мои вещи к этому моменту уже увёз Лёшка. Я заскочила к сервисёрам, выразив всем огромные благодарности и персонально расцеловав Трофимыча, который готовил именно мои лыжи. — Иди уже к лешему, — рассмеялся Трофимыч, посмеиваясь в усы. — Иду, — устало кивнула я. — От Лешего, кстати, тебе тоже привет. — Вот сказочная семейка, — покачал головой Трофимыч. — Иди, иди, валишься же с ног уже. Но моим мечтам об отдыхе не суждено было сбыться. Выйдя из такси возле гостиницы, я обнаружила сидящего на скамеечке Кюна и уж понадеялась, что он не ко мне, как парень направился навстречу. Я тяжело вздохнула. Ну, хотя бы без букета. — Привет, — широко улыбнулся немец. — Привет, — вздохнула я. — Поздравлю с успешным выступлением, — немец шагнул вперёд и стал наклоняться с явным намерением облобызать меня, судя по траектории наклона в щёку, но я проворно предотвратила это, сделав шаг назад. — За поздравления спасибо, а вот остальное уже лишнее. — Почему? — нахмурился Кюн. — Йоханнес, — вздохнула я, — мы, кажется, об этом говорили. — Да, но я же не даю интервью, и без цветов. Почему, Джинни? Почему ты не хочешь принимать мои знаки внимания? Я чем-то тебя обидел? Или, как сказал твой друг, это просто твой способ привлечь меня? Но я и так от тебя без ума. — Стоп, — я нахмурилась ещё сильнее, — какой друг сказал тебе о моей тактике? — Так это правда? — радостно заулыбался Кюн. Б…ть! Что ж он понимает — то всё на свой манер?! — Йоханес! — я подняла руки и быстро хлопнула у парня перед носом в ладоши. — Собрались, и внимательно меня слушаем. — Я сделала паузу, проверяя по осмысленности взгляда собеседника, среагировал он или нет. Так. Взгляд сфокусирован. Я глубоко вздохнула. — Я не испытываю к тебе никаких романтических симпатий. Только дружеские. И это отношение к тебе никак не может измениться. Понимаешь? Выслушав это, Кюн на пару секунд приобрёл задумчивое выражение лица, что навело меня на мысль воспользоваться этим и просто смотаться. Однако его следующая фраза заставила меня отбросить сию каверзу и во все глаза уставиться на немца. — Ты не можешь изменить своё отношение ко мне, потому что я мужчина? — Что? (рус) То есть (рус) ЧТО? (англ) — Твоя подруга, Марион. Вы действительно не просто подруги? Отлично, данная новость уже распространилась за пределы сборной Норвегии. Кюн между тем всё вещал. — Джинни, просто дай мне шанс. Я смогу доказать тебе, что … — Послушай. Теперь второй раз собрались. Хорошо? Не собиралась это кому — либо объяснять. Ты станешь счастливым исключением. Я нормальной ориентации. — Вот после этой фразы я запнулась, так как задумалась о том, а что у них там в Европе в этом отношении является нормальным. — Ладно. Уточним. Мне нравятся мужчины. Более того, мне нравится один определённый мужчина. И это не ты. Выпалив это, я отступила на шаг и замерла, ожидая реакции Кюна. Немец вздохнул и … снова улыбнулся. — Тебе нравятся мужчины, — снова улыбка. — Это хорошо. Значит, ты пытаешься заставить меня ревновать. Услышав это, я зажмурилась на пару секунд и тихонько простонала. Затем обошла немца и скрылась за спасительными дверями гостиницы. Объяснять сейчас что-либо дальше было выше моих сил. Либо немца покалечу, либо у меня нервный тик жахнет. Неужели не всё? — вымученно я произнесла про себя, когда в холле гостиницы ко мне подошёл представитель тренерского штаба и сообщил, что меня ждут на «летучку». Странным оказалось то, что на летучке среди спортсменок оказалась я одна. Спустя несколько минут, в течение которых я услышала много чего, к определённому выводу прийти так и не смогла. Хотелось, как с Кюном, хлопнуть в ладоши и громко сказать «Собрались», однако, не думаю, что здесь это прокатит. Но слово я всё же взяла. — Скажите, пожалуйста, так, для моего общего понимания, шестое место в гонке на этапе кубка мира — это хорошо или плохо? — Это хорошо, — со вздохом сказал Касперович. — Не хорошо только то, как ты это сделала. — А как я это сделала? — спросила я, прямо уставившись на главного тренера. — Я что под допингом была? Правила соревнований нарушила? У организаторов ко мне никаких претензий нет. Только у вас, получается. Ну, извините меня за то, что старалась показать результат. — Результат показала норвежка, которую ты вытянула на пятое место, — веско сказал Медведцев, и по молчанию остальных я поняла, что это и есть главное, в чём меня обвиняют. Я задумчиво рассматривала мужчину, вспоминая всё, связанное с этим человеком. Соврал, значит, Иван Ильич, говоря, что это было незаинтересованное лицо. Я повернулась к Касперовичу. — А если всё было наоборот? Если это она вытянула меня на шестое место? Это легко проверить, просмотрев наш ход. Вы ведь это уже сделали? — По виду Касперовича, я поняла, что права. — Тогда вы знаете, что на лыжне Марион Тенбер быстрее меня и это я тянулась за ней, а не она за мной. И если бы не моя стрельба, мои результаты были бы намного ниже. — Ладно, возможно, с этим мы погорячились, — со вздохом сказал Касперович. — Нам просто не нравится слухи, которые муссируются в отношении тебя и этой норвежки. Нам и с чемпионатом мира скандалов хватило. — А слухов может и не быть, если каждый будет заниматься своим делом: спортсменки бежать, а не воображать из себя папарацци, тренеры тренировать, а не относить эти фото в тренерский штаб не только своей, но и норвежской сборной, давая повод для этих самых слухов, — говоря это я не сводила глаз с Медведцева, который, похоже, смутился от такого прямого намёка. Остальные не оставили без внимания нашу переглядку и Касперович в ответ на мой взгляд, обращённый вновь на него, как–то перемялся с ноги на ногу, покряхтел, прочищая горло, и перевёл тему. — Что ж, Евгения, поздравляю тебя с дебютом… хорошим дебютом в сборной. И … такую спортсменку так же ждут на завершающем этапе IBU. Я кивнула, внутренне усмехаясь. Главное, похоже, здесь это хорошая мина при плохой игре. — Могу идти? — Да, конечно, иди, отдыхай. Выходя из номера, где проходило импровизированное совещание, я не знала, радоваться мне этому разговору или огорчаться. Ощущения были двоякими. Но мой вечер злоключений, как день сурка, похоже, не хотел заканчиваться. Едва я отошла на пару метров, как меня окликнули. Спустя двадцать минут я всё же направлялась к своему номеру, всё ещё прокручивая в голове произошедший сейчас разговор. Опустим детали встречи и прощания, главное в нём были фразы: — С женщинами намного сложнее работать, поверьте мне. Они более эмоциональны, более обидчивы и на них весьма оказывает влияние личная жизнь. — Если вы о слухах, которые обо мне ходят, то уверяю вас это только дружба. Мы с Марион Тенбер просто друзья. — Же-е-ня, да я совсем не об этом. Дружите сколько угодно и с кем хотите. Я сейчас о другом. Я о том, что союз биатлонистов не собирается вкладывать силы и деньги в перспективную спортсменку без перспектив.  — Я вас не понимаю. — Конечно. Одно слово — женщины. Вы склонны влюбляться и ставить личную жизнь на первое место. Выбирая себе любимого, меняете при этом не только города, но и страны, уходите в декрет. Нет, это замечательно! Стать женой и мамой — это здорово! Только наш спорт при этом страдает. Поэтому я и предупреждаю вас, чтобы вы очень хорошо подумали, планируя свою спортивную и личную жизнь, и предусмотрели то, что я вам уже сказал. Теперь понимаете? — Примерно, — медленно произнесла я. Мой собеседник вздохнул и поднялся. Я поднялась с кресла вслед за ним и меня повели к выходу из номера, попутно продолжая вещать. — Я, наверное, совсем запугал вас. Не нужно так бояться. Вы весьма перспективная спортсменка, и мы это сейчас, за год до олимпиады, непременно берём в расчёт. И влюбляйтесь, Женя, обязательно влюбляйтесь. Я бы только посоветовал вам в своём выборе проявить … патриотизм что ли, и обратить своё внимание на соотечественников… Та-ак, подумалось мне, это он сейчас о Кюне? — Я понимаю, что пример Дарьи Домрачевой заразителен. — Между тем услышала я. — Да и норвежцы такие лихие парни, но… у Дарьи есть определённый статус, а потому и выбор. — А я не Дарья Домрачева, — договорила я, смотря в глаза Кравцову и понимая, что те фотографии получил не только Ильич. — Пока не Дарья. Надеюсь, мы друг друга поняли? Мы не собираемся вкладывать деньги и тренировать спортсменку, которая вполне возможно вскоре захочет сменить гражданство, — видимо всё же счёл нужным окончательно всё разъяснить Кравцов. — У меня такого даже в мыслях не было, — честно ответила я. Открыв дверь своего номера, я увидела собранные посреди комнаты мои сумки и Маринку, которая пребывала в сборе моих вещей. — Извини, я тебе пыталась дозвониться, но безуспешно. — У меня телефон на виброзвонке. — Я посмотрела на экран своего смартфона. С момента моего прибытия в гостиницу прошло меньше часа, а кажется, что целые сутки минимум. — Ты с Лёшкой и ещё одним Лёшкой, Волковым, вылетаете в Отепя. Самолёт через два часа. Иван Ильич уже дозвонился нашим там, вас уже ждут. Номера в гостинице забронированы. Можно, конечно, завтра утром улететь. Ильич сказал, чтобы ты решала сама, но я на всякий случай решила помочь собраться. Тем более что ребята хотят улететь сегодня. — И я полечу сегодня, — ответила я. Очень хочется свалить из этого странного места. Я снова на несколько минут залезла в телефон. Звонки от родителей, деда и бабушек. СМС — ки от братьев, от друзей, знакомых и две от него. Я открыла первую по времени получения. «Ты была шикарна на трассе, и говорят, просто убийственна на стрельбище. ПОЗДРАВЛЯЮ с хорошей гонкой и победой над «синдромом Контиолахти» Я на секунду задумалась, и уже было хотела спросить Маринку, но остановилась. Ей-то откуда знать. Вместо этого я открыла второе СМС. «И мы обязательно поговорим». А вот это мы уже посмотрим. Я усмехнулась и стала помогать Марине собирать мои вещи. Мы решили, что всё я с собой брать не буду. Поеду налегке. Марина и Ильич заберут оставшиеся сумки и привезут их в Осло, тем более что я туда и так собиралась. Погостить у Сашки, ну и поболеть за наших. Спустя ещё полчаса мы вышли из номера, и пошли к лифту. В конце коридора у окна стояла парочка, яростно что-то обсуждая. Слепцова и Трифанов. Слепцова была более эмоциональна и, похоже, что журналист её успокаивал. Створки лифта открылись, явив нам Акимову и Старых. Девчонки стали помогать загружаться в лифт, попутно поздравляя меня с хорошей гонкой. — Смена растёт, — шутливо сказала Старых, поздравив меня ещё и с тем, что из наших я показала лучший результат. Мы с Маринкой засмеялись в ответ и вошли в лифт. Этажом ниже лифт остановился. Дверцы открылись, и я увидела братьев Бё. Увидев, что лифт заполнен нами и сумками, Йоханес отступил назад, пошутив на тему своего веса и угрозу перегруза, а вот Тарьей, ни секунды не сомневаясь, двинулся вперёд. — Попридержи двери, — попросила его Марина и, перепрыгнув через сумки, ужом выскользнула из лифта, сумев как-то обойти Тарьея. — Я, пожалуй, по лестнице, а то и правда перегруз будет, — почти пропела Маринка, хитро при этом улыбаясь. Створки лифта захлопнулись, воцарилась относительная тишина, разрежаемая гудением лифта. — Очень хочется нажать кнопку аварийной остановки, чтобы всё выяснить здесь и сейчас, — проговорил Тарьей, внимательно на меня глядя. — Меня брат внизу ждёт. У нас через час самолёт, — тихо ответила я. — Почему такая спешка? Я пожала плечами, опустив голову и рассматривая заваленный сумками пол лифта. — Джинни, посмотри на меня. Я мотнула головой в отказном жесте. — Ты можешь уехать куда угодно, но это вряд ли что-то изменит. — Не изменит что? — Я подняла голову как раз в тот момент, как двери за его спиной разъехались в стороны. Он усмехнулся. — Я помогу с сумками. — Брат поможет, — отвергла я помощь, увидев Лёшку, возникшего у Бё за спиной. — Бери эту, — сказал Тарьей, передавая Лёшке одну из сумок, — я возьму остальные. Леший лишь согласно кивнул и, забрав сумку, направился через холл к выходу, оставив меня пыхтеть от возмущения. — С винтовкой и лыжами справишься? — обратился ко мне Тарьей. — Да уж как-нибудь, — прошипела я в бессильной злобе. И где это интересно Маринку носит. Сбоку стали раздаваться громкие голоса и выйдя из лифта, я увидела Игоря и Марину. И, похоже, что они снова ссорились. — Вот всё из-за тебя, — буркнула я, проходя мимо Тарьея, который дожидался меня с сумками в руках. Бё проводил меня недоумённым взглядом. У входа в гостиницу стоял минивэн с шашечкой такси на крыше. Волков помогал Лёшке загружать мои вещи. К ним присоединился Тарьей. А я сквозь стеклянные двери смотрела на ссору своих друзей. С этим нужно что-то делать. Меня окликнули. Тарьей поочерёдно пожал руки Волкову и моему брату, а затем повернулся ко мне. Я прошла мимо норвежца, игнорируя его руку, которую он протянул, чтобы помочь мне сесть в машину. — Женька, — протянул Леший и, подняв глава, я увидела две пары укоряющих глаз. Я со вздохом развернулась и протянув руку, совершила «торжественное» рукопожатие с Бё, стараясь не замечать его улыбку и лукавый взгляд. — Наверное, радуется, что мы сваливаем отсюда, — пробубнила я, усевшись в машину, — меньше конкурентов в вашем лице будет. — Вообще- то, мы сказали ему, что едем на завершающий этап IBU, — сказал Волков, с какой-то странной интонацией. Мне показалось или он пытается сдержать смех? Я наклонилась вперёд и повернула голову, чтобы рассмотреть Волкова, сидящего за моим братом. — А я сказал, что мы обязательно приедем в Осло, поболеть за наших, — раздалось у меня над ухом. Я перевела офигевающий взгляд на брата. — Не хочешь за наших, можешь за кого-нибудь другого, — по-своему интерпретировал мой взгляд Лёшка. — За Бё-старшего, например. — Ага, — поддакнул Волков. — Я слышал, что за него теперь особо болеть не кому. Я посмотрела сначала на одного, потом на другого. Нет, Волков, похоже, реально ржёт. От избытка бешенства и невозможности его показать, я просто глубоко вздохнула и не нашла ничего лучше, как уткнуться в телефон. — Же-ень. — Отвали. Леший, ты иногда такой… леший, что злость берёт. Спустя три дня. Аэропорт Йоэнсуу. Финляндия. Мы уже полчаса дожидались свой багаж. Я устала и единственное, что хотела, это нормально выспаться. Перелёт из Финляндии в Эстонию затем три дня стартов и вот теперь снова Финляндия. — Я не понимаю, зачем снова тянуть нас сюда? — простонала я, подхватывая с конвейера свои сумки. — Почему не разрешить нам напрямую прилететь в Осло? — Жень, ну что такого в том, что мы сюда заглянем? Заодно вещи свои нормально соберём, а то свалили половину на Ильича. Он что? Обязан их с собой по всей Европе таскать? Сейчас приедем, ты выспишься, и всё будет норм. Именно такой обстоятельно- успокаивающий ответ брата заставил меня напрячься, в который раз за последние два дня. В своём обычном режиме Лёшка ответил бы коротко и довольно ясно: «Отвали. Заколебала ныть». Поведение брата, звонки мамы, которая за последние два дня звонила чаще, чем за предыдущие два месяца и совершенное отсутствие звонков от отца и Маринки. Мама… Я задумалась… Мама по большей части болтала либо о себе, либо о бабушках с дедом. Обычно отписывалась в СМС, а тут… Мама много говорила, когда волновалась. Сердце стало биться чаще. Леший, мама, и папка почему-то долго не звонил. Что же случилось? И скорее всего, дома. Но почему тогда Леший мне ничего не говорит? К этому моменту мы уже стояли, свалив сумки в кучу в зале прилётов. — Подождёте минутку, мне нужно в туалет? — спросила я у ребят и, не дожидаясь их ответа, отправилась в сторону туалетных комнат. Вариант, кому звонить, вернее, кто не будет щадить мою бедную психику, среди домашних был только один. Я набрала номер Инны. — Женька, ты дура, — ответила Инка на мой прямой вопрос «Колись, что случилось у нас дома?». Я услышала на заднем фоне голос брата «кто звонит?» и Инка тут же огрызнулась ему в ответ «Не волнуйся, это всего лишь мой любовник». «А-а-а, ну, передай ему привет и скажи, что я послезавтра уезжаю в командировку» — не остался в долгу Пашка. — Подожди, я сейчас, — сказала мне Инка, — Всё, я ушла на кухню. Дома всё в порядке. — Фух, — громко выдохнула я. — Вообще-то это я должна сказать, какого хера у тебя там происходит? — А что у меня происходит? — насторожилась я. Спустя пять минут я пыталась осмыслить полученную информацию. — Я вот понять никак не могу, куда руководство их канала смотрит? Впрочем, это не трудно и узнать. — Инн, — тут же среагировала я. — Только не надо открывать боевых действий. Я очень тебя прошу. Мне тут и без этого непросто. — Я понимаю, — вздохнула Инка. — Надеюсь, вы там с ребятами великий план мщения не приготовили? — улыбнулась я. — Расколола. Он в разработке, — пошутила в ответ Инна. — Ладно. Я пойду, а то меня, наверное, Леший уже в розыск объявил. Отключившись, я, тем не менее, не собиралась покидать туалетную комнату, а зашла на сайт Матч ТВ. Однако ничего не нашла. По-видимому, данный материал был удалён. Однако если очередной опус имел место быть, и целые сутки был на сайте, а до этого прошёл в прямом эфире, то он не мог пройти бесследно. Нужно только знать, где искать. И потратив на это ещё несколько минут, я его нашла: один из сюжетов программы «Биатлон с Дмитрием Губерниевым» под названием «Юниорка. Взгляд со стороны». Не стоит упоминать, кто был автором этой рубрики и кто был главным объектом, вокруг которого и был построен данный сюжет. Сюжет закончился, а я всё ещё тупо рассматривала свой смартфон. Так меня и нашёл Леший, ужом проскользнувший в запретную для мужчин территорию и увидевший меня сидящей на полу у стены возле умывальников. — Жень, — я почувствовала, как меня тронули за плечо, и подняла глаза. В глазах брата, так похожих на мои собственные, плескалось беспокойство. — Вы думаете, что я настолько тупая, что не смогу понять, что что-то произошло и настолько слабая, что не смогу с этим справиться? — прищурившись, спросила я. — Знаешь, иногда справляться с чем-то сподручнее всем вместе, — сказал брат, подавая мне руку и поднимая с пола. — Ты прав, как никогда, но сам себе при этом противоречишь. Если справляться можно вместе, почему тогда вы исключили меня? — к этому моменту мы вышли из туалетной комнаты, поразив направляющихся туда парочку финок. В зале было столпотворение по случаю приземления ещё одного рейса и беседу пришлось прервать. Вернулись к данной теме мы лишь в такси. И поднял её как ни странно Волков, видимо заметив перемену в моём настроении. — Ты не переживай, Жень, всё утрясётся. А Трифанов… Илья вообще-то неплохой парень. — Я верю, — кивнула я, вызвав немалое удивление у Волкова. — Я, правда, верю, что он хороший. Просто мне почему–то открывается его обратная сторона. — Да нет… Время у него сейчас непростое. — И это я понять могу. Хороший парень, хороший журналист, он вообще у вас суперхороший. Я понимаю, Лёш, что я просто появилась не в то время, не в том месте и перешла дорогу не тому человеку, — я посмотрела на парня, и Волков первым отвёл взгляд, уставившись в окно. Очень сильно клонило в сон, и я из последних сил держалась, пока мы разгружали вещи и тащились с ними через холл к лифтам. Волков уступил нам очередь подниматься первыми, так как со всеми сумками мы в лифт не влезали. Наконец, дверцы лифта распахнулись, выпуская нас на наш этаж. Я первая вышла в коридор, таща за собою сумку и отметила, как замерли при нашем появлении те несколько человек, что тусовались на этаже. — Спокойно, ребята! — объявила я. — Это всего лишь вернулась развратная Лолита, карьеристка и ненадёжная особа со склонностью к смене гражданства. Слабонервных прошу вернуться в свои номера, остальным всем привет! Первым «отмер» Бабиков и, усмехнувшись, подошёл к нам с предложением помочь с вещами. Занеся всё в номер и поблагодарив Антона, я устало плюхнулась на кровать. Маринки в номере не было. И я сделала единственное, чего мне на данный момент хотелось: приняла душ и занырнула в кровать, укутавшись в одеяло и провалившись, наконец, в сон без сновидений.