Непобедимый девиз

      Копыта гнедого тяжеловоза глухо стукались об утрамбованную почву дороги. Конь ступал всё медленнее, поскольку крестьянин на козлах забывал понукать его вожжами, поминутно косясь на двух красавиц, которых согласился подвезти.       Развалившись в сене, Эвридэль глядела в высокое полуденное небо. Её губы, снова малиновые, сжимали одновременно мундштук незажжённой трубки и сухой колосок — эльфийка не смогла выбрать, что ей больше нравится сосать. Иногда она потягивалась, сладко позёвывая и постанывая, да меняла верхнюю из скрещенных ног с правой на левую и обратно, как бы случайно позволяя вознице заметить, что под её мешковатой кофтой ничего не надето. Увидел крестьянин, или нет, оставалось лишь догадываться. Он молчал.       Амия сидела, поджав ноги под себя и облокотившись о бортик телеги. Подставляла лицо слабому встречному ветерку и любовалась окрестностями. По одну сторону дороги колыхалось необъятное ржаное поле, по другую раскинулись зелёные холмистые луга, где паслись коровы. Поднимая головы, они провожали телегу ленивыми взглядами, затем продолжали щипать травку. Над пыльными цветками по обочинам гудели шмели и пчёлы. За телегой жёлтой лентой вилась дорога.       Постоянно пользуясь Кругом телепортации, Амия порой забывала, как красив и огромен мир, и как полезно по нему путешествовать, а не просто скакать из пункта «А» в пункт «Б». Говорят, в дороге думается лучше: кем ты был и кем станешь… И колдунье было, о чём поразмыслить.       Пчёлы напоминали об Агнессе. Девочкой Амия до одури боялась всех чёрно-жёлтых насекомых без разбора. Мама рассказывала, это потому, что в раннем-раннем детстве малышка наступила на осу и получила жалом в пятку, хотя сама Амия такого не помнила. Так или иначе, на протяжении многих лет стоило Амии увидеть нечто пчёлообразное, как её сковывал ужас, она переставала дышать и могла только медленно пятиться, боясь привлечь внимание насекомого. Так бывало и в первые годы в приюте госпожи Дин, пока Амии не вверили заботу о ягнёнке Агнессе. Когда овечка достаточно подросла, чтобы пастись и кушать траву, Амия сопровождала её на луг возле приюта. Там кружило множество шмелей и им подобных. Поначалу у Амии чуть сердце не останавливалось от страха, но она считала своим долгом оберегать Агнессу, поэтому не обращалась в бегство, а со временем даже осмелилась отгонять ладонью пчёл, слишком близко подлетающих к ягнёнку. Так благодаря овечке Амия поборола свою фобию. «Скоро осень, — думала теперь колдунья. — Я обещала Агнессе прийти на церемонию посвящения в волшебницы-первокурсницы. Надеюсь, ей удалось поступить».       Однако коровы на зелёных холмах напоминали Амии, что сперва ей предстоит более тяжкая встреча. Самоотверженная Г’Рым-зá сказала, что не держит зла на Амию при условии, что та настоящая, а не мужик-обманщик. Когда колдунья увидит орчиху, все потенциальные проблемы сразу разрешатся. У Камелии и Эвридэли тоже нет претензий к Амии.       А вот с Пуссифаей всё прошло худо. Амиго накончал в неё и сбежал, ничего толком не объяснив, а лишь сославшись на Г’Рым-зу. Но это полбеды. Главный вопрос, который мучил колдунью: как минотаврица пережила лишение уважаемого статуса воительницы, которое неизбежно постигло её после того, как мужик потыкал в неё членом, как в простую беззащитную женщину? Казалось бы, какая разница? Ведь Пуссифая всё равно редко бывала на родине, проводя жизнь в странствиях с Сестринством «Непобедимый девиз». Здесь ей никто не запретит быть воительницей, и неважно, девственница она, или нет. Увы, для граждан Минотавриды их общественный ранг был священен. Возможно, упёртая Пуссифая отказалась от оружия и воинской свободы и стала несчастной, чтобы соблюсти тупые древние традиции. Как Амия сможет смотреть ей в глаза после этого? Как убедит наплевать на косные обычаи и вернуться в стан авантюристок? Колдунья и сама не хотела расставаться с минотаврицей, и понимала, что без приключений могучая Пуссифая зачахнет.       Признаться, сейчас Амия предпочла неспешное путешествие телепортации ещё и потому, что малодушно хотела оттянуть неприятную встречу. И провести немного времени наедине с любимой Эвридэлью.       В бытность мужиком Амия так затрахалась трахаться, что за три дня, минувшие с побега из Чёрночащобья, они с Эвридэлью выражали обоюдную привязанность лишь крепкими поцелуями и нежными объятиями. Обеим было достаточно просто быть рядом, благо лесные эльфы не такие сексоголики, как тёмные.       Поймав взгляд колдуньи, эльфийка перевернулась на живот, подползла к ней и положила на колени косматую голову с застрявшими в прядях сухими травинками. Амия принялась машинально вынимать их и всовывать в примятые скирды.       — Ты в людях лучше разбираешься, — прошептала Эвридэль. — По-твоему, этот дядька уже такой старый, что у него импотенция? Или просто застенчивый? А то чё-то он нас всё не домогается, только пялится украдкой. Может, ты его попровоцируешь? Тебе же нравится так прикалываться над мужиками. Это должно тебя взбодрить.       — Нет настроения, — меланхолично улыбнулась Амия. — Пусть себе везёт нас спокойно.       Мучительные похождения Амиго не отменили всех проявлений мужицкой гнусности, с которыми колдунья сталкивалась в жизни. Однако вынужденное длительное общение с самцами показало, что и среди них встречаются достойные экземпляры. Херакл хранил верность супруге и, вняв доводам разума и благородства, пощадил Пуссифаю. А запавшая на героя гетера, наоборот, поступила подло и жестоко — навлекла смерть на его жену. Óнан хоть и презирал женщин, но зла им не причинял и даже не домогался, а попросту отказывался якшаться с ними. Вспоминая его заботу и большое накачанное тело, Амия думала: «Когда всё устаканится, недурно бы снова с ним встретиться. Доказать, что проводить время с женщинами может быть очень приятно и безопасно, а заодно ласками компенсировать упущенных из-за меня примазавров… Разумеется, если Эвридэль согласится». (В отличие от промискуитетных тёмных эльфов, лесные образовывали стабильные пары и ценили супружескую верность. Конечно, Эвридэль сознательно предпочитала быть легкомысленнее сородичей (в частности, совсем не ревновала, когда узнала подробности похождений колдуньи), но Амия не хотела злоупотреблять вольностью, которую ей предоставляла возлюбленная).       Словом, ненависть Амии к мужчинам поугасла, и дразнить их было больше не весело. Вдобавок теперь колдунья по-настоящему испытала, насколько больно и унизительно, когда тебе не дают. Она всё-таки хотела считать себя отважной героиней, а героиням непозволительно так издеваться над людьми. Возможно, некоторые мудаки и заслуживают, чтобы над ними поиздевались, но тогда придётся проводить больше времени с выбранным мишенью самцом, чтобы понять, гнида он, или нет. А это слишком долго и лень. Игра не стоит свеч. У лидера Сестринства авантюристок найдутся дела поважнее.       Эвридэль задремала, лёжа на коленях Амии, как на подушке. Незажжённая трубка выпала из её чувственных приоткрытых губ, а колосок остался застрявшим между зубов и шевелился от ветерка. Колдунья гладила мягкие льняные патлы, плотнее сжимая колени, чтобы они ненароком не разъехались, и голова эльфийки не провалилась ей межу ног.       Амия до сих пор носила штаны. Как-то отвыкла от своих коротких юбочек. Ночами ей снилось, что она опять превратилась в мужика, и это совершенно точно были кошмары. Однако, бодрствуя, она постоянно ощущала беспокоящую пустоту в паху. Не боль, не возбуждение, а тоскливое чувство утраты. Колдунья ни за какие коврижки не согласилась бы снова отрастить член и очень надеялась, что скоро привыкнет к своему настоящему телу… Оно же такое красивое! Пышные груди, слегка нарушающие законы гравитации благодаря Печатям «Пера» под ними. Стройная талия. Приятные глазу округлости бёдер и ягодиц, нынче подчёркнутые облегающими штанами. Разве что роскошные чёрные волосы с проседью, лично остриженные Амией, ещё не отросли до прежней длины и едва достигали плеч. «К тому времени, когда моя причёска полностью восстановится, я и думать забуду о пропавшем члене, — утешала себя колдунья. — Всё непременно вернётся на круги своя… Только бы удалось помириться с Пуссифаей!»       На закате доехали до городских выселок. Поблагодарив возницу, Амия с Эвридэлью спрыгнули с телеги и направились в принадлежащую Гильдии Наёмников гостиницу, где была назначена встреча с остальными авантюристками.

_____

      Сестринство «Непобедимый девиз» в полном составе собралось в просторном, но скромном номере с шестью койками вдоль стен. Когда Амия и Эвридэль вошли, Камелия прытко подбежала к колдунье и завиляла хвостом:       — Волшебный ритуал завершён?       — Г’Рым-зá рассказала тебе все подробности? Да, я снова прежняя, — сказала Амия, погладив костяной гребень ящерки, отчего та блаженно зажмурилась.       — Щлен нащяльницэ пропал? — когтистые пальчики Камели, покрытые изумрудной чешуёй, полезли колдунье между ног. — Жалко. Вагина — волшебно!       Амия согнулась, отклячивая зад, избегая прикосновений ящерки, и подняла лицо к Г’Рым-зе. Орчиха встала с койки и смерила колдунью пристальным чёрным взглядом.       — Это и впрямь ты, — удовлетворённо сказала она и протянула руку. — Я рада, что смогла помочь подруге в беде.       — Спасибо, — Амия пожала грубую тускло-зелёную ладонь. — Я рада, что у меня такие надёжные соратницы. Скажи, могу ли я чем-то отплатить за твою самоотверженность?       — Ну… кхм… по правде, можешь, — внезапно забормотала Г’Рым-зá и смущённо отвернулась. — Ты знаешь какие-нибудь маскировочные или косметические заклинания?       — Зачем? — удивилась Амия. Ей-то всегда казалось, что орчиха гордится своей уродливой злобной рожей с приплюснутым рылом и вывороченными из толстых губищ жёлтыми клыками. — То есть, мне нужно знать проблему, чтобы понять, какой Круг или Печать подойдёт для её решения.       Мускулистая рука Г’Рым-зы легла Амии на плечи, давя на шею, пригибая к полу. Привлекши колдунью к себе, орчиха нагнулась к её уху и зашептала, воровато косясь на остальных сестёр:       — Мне понравился один парень… Джоб, старший сын того мужичка, в чьём трактире мы подстроили драку. Он вкусно готовит. Я предложила ему секс, а он говорит: «Извините, уважаемая посетительница, ничем не могу помочь». А по глазам-то видно, что обосрался. Можешь сделать мне более человеческое лицо на время, чтобы его не отпугивало?       Амия еле удержалась от смеха. Ей живо представилось, как грозная орчиха командным голосом требует у трактирщика член. Ох, вряд ли его отвратило только её лицо. Скорее уж — агрессивные манеры… Однако, похоже, госпожа Нуария таки привила ярой мужененавистнице Г’Рым-зе гетеросексуальные позывы.       — Я не сильна в магии иллюзий, — сказала колдунья. — Но обещаю что-нибудь придумать. Кстати, в странствиях я познакомилась с одним орком. Мне кажется, он больше подойдёт тебе… хм… всеми размерами. И он тоже повар.       Г’Рым-зá кивнула и выпустила Амию. Подошла к Эвридэли с расспросами о том, как той жилось в отпуске. Эльфийка с орчихой беседовали, а Камелия крутилась между ними и эхом повторяла реплики.       Амия робко приблизилась к Пуссифае. Минотаврица сидела на койке, держа спину прямо и вздёрнув гордый подбородок, не глядя на колдунью. В углу были прислонены к стене её щит, меч и копьё. Кажется, она всё же осталась воительницей. Колдунья опустилась на колени и задрала голову, пытаясь заглянуть в глаза Пуссифаи, смотрящие в стену. Минотаврица не удостоила её взглядом, лишь сдвинула колени и натянула подол хитона пониже.       — Как ты? — спросила Амия.       — Семя мужчины в женское лоно попало, и плева порвана ныне тщедушной ручонкой мага Амиго. Но слабая сперма людская жизнь зародить неспособна в минотаврице сильной, к тому же, ты ритуал наш нарушил.       — Нарушила, — пискнула Амия, потупившись. Неужели теперь она навсегда останется для Пуссифаи не сестрой по оружию, а мужиком-насильником?       — Словом, старейшины стольного града постановили не засчитать победу Амиго и не отнять доблестной чести моей и оставить в воительском ранге.       — Вот и хорошо, — с облегчением улыбнулась Амия, поднимаясь.       Пуссифая тоже встала, грозно нависнув над колдуньей и царапнув рогами высокий потолок.       — Но всё же сердита я на тебя, сестра боевая. Для дорогих мне соратниц не жалко и жизни, однако принимать добродетель героев за должное — нагло и низко. Если б смиренно просила о помощи, я помогла бы, чести своей не щадя для спасения верной подруги. Ты же ворвалась без спроса в моё заповедное лоно, сторговавшись с Хераклом за право сие, будто вещь пред тобою.       Первым порывом Амии было оправдаться, что она торопилась, а боль в члене и яйцах не давала ей здраво соображать. Однако разве разъяснение объективных причин её поведения избавит Пуссифаю от чувства поруганности и попользованности, ущемляющего её воинскую гордость?       — Мне стыдно перед тобой, — сказала Амия. — Молю, ответь, как я могу искупить вину, чтобы заслужить прощение и снова зваться твоей сестрою?       — Древний закон минотавров велит мне брать око за око, — молвила Пуссифая. — Но фаллоса, чтоб отодрать тебя, я не имею, вдобавок секс для меня остаётся табу нерушимым, а значит, я и дилдак применить к твоим дыркам развратным не смею.       У Амии закрутило живот. Разговор с Пуссифаей протекал по третьему из худших русл, которые она продумывала в дороге. И она давно придумала, как разрешить проблему. Вот только очень не хотела. Впрочем, в этом и суть — не хотеть. Вряд ли Пуссифая сочтёт себя отмщённой, если надругавшаяся над ней колдунья подставит свои дыры тому, кого и так вожделеет (например, Óнану).       — Я отдамся мерзкому Пиписиндро, — сглотнула Амия. — И ты, Пуссифая, увидишь, как он долбит меня во все места, в которые я долбила тебя. Я переживу тот же позор, что и ты. Тогда мы будем квиты?       Минотаврица согласно склонила голову. Остальные авантюристки подошли к ним, и Г’Рым-зá заявила:       — Мы с вами. Я так понимаю, Пиписиндро только с виду нелепый пафосный задохлик, а на деле коварный и опасный. Мы проследим, чтобы он не позволил себе лишнего.       Амия обвела взглядом сестёр, и голубые льдинки в её глазах растаяли от благодарности. Какие они замечательные умницы! Не бросают свою непутёвую колдунью.

_____

      — О, я помню это место! — воскликнула Эвридэль, выбравшись из портала. — Тут я очухалась после того, как меня раздавил елдемон.       Авантюристки огляделись. Посреди мрачной лаборатории белел мраморный стол, инкрустированный серебряными Кругами. Паутина на низком потолке мерцала мутным синюшным светом. В каменных стенах были полки с книгами и всевозможными алхимическими колбочками, и погасшие кристальные лампы.       — Хозяин! — зычно крикнула Г’Рым-зá. — Принимай гостий!       — Он спит, наверное, — предположила Амия. — Его живой половине нужен отдых. Стоило и нам выспаться и отправиться к нему уже утром.       Неприметная дверца в углу распахнулась, и в лабораторию заглянул Пиписиндро Пол. Некромант, мёртвый выше пояса и живой ниже, носил розовую пижаму в цветочек и пушистые домашние тапки. На лысую черепушку зачем-то была натянута сетчатая шапочка, какую используют, чтобы не помять причёску во время сна. В глазницах сонно мигали блёклые огоньки, и светился конец волшебной палочки, которую он сжимал в костлявых пальцах, обтянутых изжелта-серой кожей.       — Кто дерзнул тревожить покой неупокоенных? — с присущей ему патетикой вопросил некромант, клацая для острастки железными зубами. — Кто осмелился вторгнуться в склеп великого Пиписиндро?       — Угадай, — буркнула Амия. — Можно подумать, ты много кому нужен.       Разглядев гостий, некромант ржаво взвизгнул, чуть не выронив волшебную палочку, и забился в угол. Кажется, он решил, что сейчас его будут бить впятером.       — Я… я преподал тебе урок, горький, но необходимый, — затараторил он, придумывая мотивацию на ходу. — О том, что надо держать данные обещания и не играть на чужих чувствах. Ты бл… ты благодарна мне, должно быть, ибо многому научилась в своих мытарствах. Глубже познала мужчин, себя и своих подруг…       — Да уж, глубже, — фыркнула Амия, скукоживая посох и пряча его в карман жилета. При виде этого миролюбивого жеста Пиписиндро вылез из угла и приосанился. Колдунья объяснила ему, зачем явилась, и он ответил:       — Хоть и нарушив наш уговор, ты всё же заплатила мне — деньгами. Если дашь себя трахнуть, то мне придётся их вернуть, чтобы всё было по-честному… А я их уже потратил. Не хочется быть перед тобой в долгу. Вдобавок я знаю лучший способ, как тебе искупить вину перед подругами, чьими телами ты воспользовалась. Истинно Пуссифая сказала: око за око, зуб за зуб… очко за очко, рот за рот, вагина за вагину.       Некромант взмахнул волшебной палочкой и в несколько отточенных росчерков изобразил Круг с Y-образной закорючкой, который Амия уже видела раньше.       — Нет! — воскликнула колдунья. — Сёстры, бегите!       Но было поздно. Из Круга вырвались зараз четыре жемчужных луча и пронзили тела авантюристок без видимого вреда.       — Ты что натворил, утырок? — Амия встряхнула Пиписиндро за узкие тощие плечи.       — Это усовершенствованная версия моего заклятья по смене пола. Эффект наступает быстро, и не нужны никакие условия, чтобы его отменить. Он сам пропадёт через час. Надеюсь, твоим подругам хватит этого времени, чтобы получить от тебя полную сатисфакцию. За Пуссифаю не бойся. Она будет трахать тебя как мужчина, а не как женщина, значит, этот секс не лишит её статуса воительницы.       — Так и превратил бы только Пуссифаю! — вскричала Амия. — Остальных-то зачем?       — Потому что «око за око» не вполне точная формулировка. Если принцип в том, чтобы отплатить за злодеяние той же монетой, значит, возмездие должно быть несправедливым, ибо несправедливо злодеяние. «Око за око» на самом деле означает «несправедливость за несправедливость». А если месть полностью равноценна отмщаемому деянию, то она справедлива, что нарушает вышеозначенный принцип.       — Сам-то понял, что сказал? — нахмурилась Амия. — А то я не очень.       — И я не очень, — признался Пиписиндро. — На прошлой неделе в таверне я культурно выпивал с парой философов из Минотавриды, они о чём-то таком разглагольствовали.       — Эти словоблуды просто теоретизировали! Мозги упражняли! Нахрена ты применил их бреди на практике?       — Теория без практики мертва, — осклабил железные зубы Пиписиндро.       — Сейчас ты, сука, будешь мёртв! — Амия сунула руку в карман жилета и нащупала скукоженный до размеров зубочистки посох.       — Эм… Амия, добрая моя подруга, — раздался сзади хриплый орочий бас. — Тут такое дело… мне очень больно… ты же не откажешься унять мою боль? Я ведь согласилась унять твою.       В животе колдуньи всё похолодело, и она медленно обернулась. Груди Г’Рым-зы исчезли, обвивавшие их канаты подмышечных кос свесились до пупка. Отстегнув клинковую юбку, орчиха уронила её на пол со стальным звоном и спустила коричневые кожаные штаны. Наружу вырвался тёмно-зелёный дрын.       Сиськи Камелии сдувались, как воздушные шары. Между изумрудных ляжек болтались мошонка и маленький ребристый член, покрытые не чешуёй, а нежной серой кожей. Один глаз хамелеонши с любопытством смотрел, как пенис поднимается и подёргивается, другой по-хищному вперился в колдунью.       — Нет вагины, — растерянно прошамкала ящерка, щупая свои яички. — У нащяльницэ есть вагина. Вагина — волшебно.       — Амия, любовь моя, я вся горю! — Эвридэль тянула к колдунье тонкие бледные руки. Из-под подола просторной кофты свешивался толстый член, стремительно зеленеющий от прилива крови.       Пуссифая, согнувшаяся в три погибели под низким потолком склепа, лишь истошно мычала. Восставший бычий хер задрал её хитон и нацелился на Амию, как таран на новые ворота.       — Да свершится искупление! — провозгласил Пиписиндро и щёлкнул пальцами, зажигая кристальные лампы на стенах.       Вспыхнул яркий свет. Амия спряталась за мраморный стол, скорчилась на корточках, зажмурившись и закрыв голову руками. Ставшие братьями сёстры ринулись к ней, на ходу срывая с себя одежду.       Пуссифая схватила колдунью за шкирку и подняла в воздух.       — Не надо, пожалуйста! — Амия дрыгала ногами и закинула руки за голову, пытаясь разжать пальцы минотаврицы, сжимающие её ворот. — Человеческое тело не приспособлено для бычьих херов, ты мне все кишки порвёшь!       Остальные авантюристки окружили их, тяня руки и члены к колдунье. Глаза Пуссифаи налились кровью. Впав в звериное неистовство, она отгоняла сестёр, топая копытом и мыча:       — Моя! Моя!       Другая рука минотаврихи сдирала с Амии одежду. Лоскуты мантии, жилета и блузки опали на пол, как осенние листья. Штаны спустились до колен и застряли, упёршись в сапоги. Тут подсобила Камелия: аккуратно стащила с начальницы обувь и брюки. Палец Пуссифаи всунулся под кромку трусиков и резко дёрнул их вниз. Дальше белая ткань сама соскользнула по ногам колдуньи.       Минотавровы ручищи больно стиснули талию Амии и подняли её вниз головой так, что пятки упёрлись в потолок. В щёки колдуньи затыкалась заострённая головка полуметрового елдака, дрыгающегося от возбуждения. Амия завертела головой, уклоняясь от члена, но Г’Рым-зá поймала её за волосы и зажала ей нос. Едва рот рефлекторно открылся, его заполнила бычья залупа с удушливо-прелым травянистым вкусом. Амия попыталась поласкать её языком, чтобы Пуссифая скорее кончила и выпустила её… но жирная головка занимала рот целиком, придавливая язык книзу, и пошевелить им было невозможно.       Пуссифая потянула Амию на себя, причиняя боль раззявленному рту. Головка ударилась в гортань, затем с трудом протиснулась глубже. В ушах колдуньи затрещало, боль стала нестерпимой. «Она мне челюсть вывихнула! — с ужасом сообразила колдунья. — Своей огромной елдой!» Амия кричала, но сквозь невидимые невооружённым глазом щёлочки между стволом минотаврицы и её губами воздух вырывался лишь тихим свистом. Член вошёл в пищевод, и колдунью вытошнило через нос. По человеческим губам и бычьему хрену потекла смесь соплей и желудочного сока, разбавленная слезами.       Под весом Амии напряжённый стояк Пуссифаи опустился параллельно полу. Колдунья была насажена на член, как кабанья туша на вертел. Хорошо хоть он входил только в рот, а с другой стороны не выходил. Стискивая бока Амии, минотаврица двигала её то к себе, то от себя, дроча, как игрушкой. Нос то врезался в каштановые кудри на лобке, то отдалялся от них. Грудь горела огнём. Член распирал её, скользя вдоль стенок пищевода, смазанных блевотиной. Руки бессильно болтались, ногти на поджатых пальцах ног противно скребли о каменный пол. Всё тело Амии содрогалось от рвотных спазмов. Упругий дрын Г’Рым-зы колотил её по хребту, будто батог.       Эвридэль пристроилась сзади и хлёстко шлёпала ладонью по ягодицам и ляжкам. Толстый эльфийский член стукался о лобок. «Только не в попу! — мысленно молила колдунья. — Знаю, ты давно уламывала меня попробовать анал, но, пожалуйста, не сейчас! Если вдобавок ко рту мне ещё и очко разорвут, я сдохну!» Позеленевшая головка вмялась между половых губ и просунулась внутрь. Вдруг замерла, отдавшись по чреслам мучительным эхом, а затем резко втолкнулась глубже. Бёдра Амии пронзила острая боль, на глаза навернулась новая порция слёз. «Плева! Из-за преобразования тела у меня выросла плева, как когда-то вырос глаз! — поняла колдунья. — Эвридэль во второй раз лишила меня девственности! А много лет назад, когда она делала это нежными пальцами, я почти ничего не почувствовала…»       Камелия подползла под Амию и настырно тыкалась серым пенисом в её ладонь. Выстрелила длинным тонким языком, который восьмёркой обвязал большие сиськи колдуньи. Сдавливал их, слюнявил кончиком ареолы и щекотал соски. Липкая слюна испарялась на воздухе, отчего по грудям Амии бежал холодок. Темнеющие от нарушенного кровообращения дойки покрывались гусиной кожей. Чтобы сосредоточиться на чём-то, кроме боли в вывихнутой челюсти, раздираемом пищеводе и проткнутом влагалище, Амия взялась за маленький ребристый член Камелии и стала его подёргивать. Вскоре по её пальцам заструилась жиденькая ящерная сперма, прозрачная и вязкая.       — Щлен — волшебно, — сказала Камелия, вздымая бёдра.       Амия почувствовала, как член Эвридэли пульсирует во влагалище, кончая. Спину обожгло струями, выплёскивающимися из орочьего дрына. Они стекали по бокам колдуньи и плюхались на пол белыми кляксами.       Случился оргазм и у Пуссифаи. В желудок Амии хлынул горячий поток. Она испытала было облегчение, рассчитывая, что теперь всё кончится… но поток не иссякал. Животик колдуньи тяжелел и раздувался, заполняемый бычьей спермой. Минотаврица довольно мычала.       Опустошив, наконец, яйца, она сняла Амию с длиннющего члена и уложила на стол. Серебряные Круги в мраморе засияли целительной силой.       — А-а-а… — выла колдунья заклинившим распахнутым ртом и тыкала дрожащим пальцем в щёку в попытке изобразить Печать «Подорожник».       — Сейчас будет немножечко больно, — предупредила Эвридэль, взяла её заплаканное лицо в ладони и умелым лекарским движением вправила челюсть.       У Амии аж искры из глаз брызнули, и она повалилась на бок, схватившись за щёки. Зато рот закрылся, а после невыносимого взрыва боль начала затихать, расплываясь по телу волнами, каждая из которых была слабее предыдущей. Груди, сперва перевязанные языком Камелии, а теперь освобождённые, покалывали, восстанавливая нормальный кровоток. Из влагалища выливалась эльфийска сперма с редкими кровавыми прожилками. В раздутом животе булькала минотаврова конча. Амия перегнулась через край стола, и её вытошнило на пол. Тугая струя спермы хлестала изо рта, оставляя жирный сливочный привкус.       Очистив желудок, Амия подняла мокрые глаза. Перед ней стояла Пуссифая. Одной рукой она протягивала свой обнажённый листовидный меч рукоятью вперёд. Другой сжимала смягчившийся, но ещё эрегированный член.       — Сей ксифос-клинок ты возьми, благородная Амия, в руки. Отруби срамной уд, что меня с ума свёл и тебя истерзал. Болью воздай за жестокость, что я к тебе проявила.       «В Хорнополисском лабиринте я вела себя с Пуссифаей немногим лучше, — подумала Амия. — Разница лишь в том, что я маленький тщедушный человек. Лишь поэтому я не причинила ей существенного вреда, хотя точно так же обезумела от похоти и не заботилась о партнёрше».       Колдунья подняла ослабевшие руки, обняла могучую бычью шею и притянула голову Пуссифаи к себе. Прильнула к её большим мягким губам. Выронив меч, минотаврица ответила на поцелуй. Её горячие влажные губы нежно обхватывали нижнюю половину лица Амии, широкий язык лизал щёки и подбородок.       — Ура, вы помирились! — захлопала в ладоши Эвридэль.       — Помирились, — закивала Камелия.       — Отлично, — пробасила Г’Рым-зá. — Можем все впятером рубиться с врагами, как раньше.       Амия посмотрела на скромно стоящего в уголке Пиписиндро и победно улыбнулась:       — Спасибо, что помог мне очистить совесть. Теперь, когда моё наказание завершилось…       Мумифицированные мышцы на роже некроманта с видимым усилием изобразили насмешку:       — Но, Амия… От обещанного мною часа… прошло ещё только пятнадцать минут.       Колдунья затравленно оглядела окруживших её сестёр. Отрезвляющий эффект оргазма сошёл на нет, их члены снова стояли колоннами, а в глазах горела одна только животная похоть. Четыре силуэта надвинулись, застилая свет кристальных ламп. Четыре пары рук протянулись к Амии.       Сорок пальцев словно рвали её на части, впиваясь в груди и ягодицы, живот и ляжки. Шарили по бокам и бёдрам. Наматывали на кулак волосы, шуровали в вагине, ввинчивались в узкую невинную попочку. Раздвигали губы, скользя по зубам. Губы целовали её повсюду. Прикусывали соски и мочки ушей, пускали слюни в пупок, оставляли красные круги засосов. «Меня сожрут! — вдруг осенило Амию. — Разорвут на куски! Они будут продолжать, пока я не закончусь, и от меня ничего не останется!»       — Не ешьте, подумайте, — в полубреду скулила колдунья, извиваясь в восьмируких объятьях.       Однако развратные братья хотели не думать, а лапать, кусать и тыкать членами. Поэтому Амии оставалось лишь думать самой. «Но как я могу думать? Ведь я хлеб, меня едят… или я пирог, и меня трахают?.. Нет, погодите, я не еда, я Амия. Я мыслю, следовательно я Амия… Но такими темпами я Амия ненадолго, потому что я скоро сойду с ума! Единственный способ не утратить рассудок — начать получать удовольствие от процесса».       Открыв глаза, Амия схватилась за хрен Пуссифаи и использовала его как рычаг, чтобы сдвинуть свою точку зрения. Её не истязали. Её ласкали. Её не пожирали. Её угощали своими питательными соками. Её не насиловали. Ей дарили любовь. Четверо дорогих соратниц вожделеют её! Разве это не прекрасно? Разве она не прекрасна в этот момент?       Левая нога Амии свисала с мраморного стола. Правую, задранную, Эвридэль обнимала, как берёзку, и сосала большой палец на ступне. Толстый эльфийский член скользил в увлажнившейся вагине, заполняя её целиком, навсегда прогоняя тоскливое чувство пустоты, что беспокоило Амию в последнее время.       Вертлявая Камелия прицепилась к углам столешницы перпендикулярно члену Эвридэли и присовывала свою маленькую письку в зад колдуньи. Язычок хамелеонши оплёлся вокруг крупного клитора, ритмично сжимая его, пуская по телу волны колкого удовольствия. Амия чувствовала, как два поршня трутся в ней, массируя внутренности, словно воспаряющие в пьянящей невесомости. «Удачно, что там именно крошка Камелия, а не кто-то покрупнее, — подумала Амия, непривычная к анальному сексу. — Хотя нет. Это не удача. Даже в таком состоянии сёстры стараются беречь меня: знают, что у меня не разработано очко, поэтому пустили к нему лишь самый маленький пенис из имеющихся. А Пуссифая оприходовала мой рот, потому что я просила не пихать её бычий хер мне в кишки».       Г’Рым-зá забралась на стол и стояла на коленях над животом Амии. Наклонившись, плотно сжала её сиськи и трахала их тускло-зелёным дрыном, страстно пыхтя. Пальцы орчихи теребили затвердевшие соски колдуньи, блестящая от смазки залупа упруго вдавливалась в подбородок, обдавая концентрированно-солёным запахом.       Пуссифая стояла у изголовья сбоку. Задрав руки назад, Амия держалась за её полутораметровый хер, как за перекладину, и наяривала его, иногда отправляя левую ладонь пожмякать мохнатую мошонку. Внизу плюхало и чавкало — сливочная сперма лилась из минотаврицы, как из шланга.       В лицо Амии ударила конча орчихи. Закупорила ноздри и хлынула в рот. Солёная до сводящей зубы горечи, как морская вода, но густая.       — Запить! Запить! — отфыркивалась Амия. — Пуссифая, дай мне своих жирненьких сливочек!       Как назло, хрен минотаврицы обмяк, и та виновато промычала:       — Нету семени, ятра мои опустели, выжаты досуха.       — Запить! — прохрипела колдунья. — Что угодно, чтобы перебить этот гадкий вкус… Прости, Г’Рым-зá, ничего личного… Пиписиндро, иди сюда!       — Я не могу. Ты уже заплатила мне деньгами, — напомнил некромант.       — Я тебе бесплатно отсосу! Пожалуйста, кончи мне в рот!       — Ха-ха-ха! — заскрежетал Пиписиндро, приближаясь к Амии и спуская розовые пижамные штанишки. — Я ведь предрекал, что ты приползёшь на коленях и будешь молить о моей сперме!       — Эй, я не умоляю! И вообще, я лежу, а не на коле…       Рот Амии заткнул живой член некроманта. Обычный человеческий член очень среднего размера, чему колдунья несказанно обрадовалась. Она с упоением присосалась к нему, жадно сжимая яички. Полировала языком пульсирующую головку, теребила уздечку, щекотала ствол, вваливая щёки. Амия надеялась, что всё делает правильно, ведь орально ублажать мужчин ей прежде не доводилось; сама мысль об этом была недопустимой, а теперь — гляди ж ты. Пиписиндро застонал и спустил ей в глотку. По сравнению с орочьей гадостью людская чуть солоноватая сперма показалась Амии слаще мёда. Колдунья забулькала, полоща ей рот и сглатывая.       — Зацени, чё подумала, сестрюнь, — позвала Эвридэль, продолжающая бороздить её лоно. — Я же столько в тебя накончала… А прикинь, если ты от меня залетишь? Вот прикол будет!       Раньше Амия никогда не думала о детях. Во-первых, не собиралась подпускать к себе мужиков-осеменителей. Во-вторых, боялась, что окажется плохой матерью и испортит ребёнку жизнь так же, ей испортили жизнь её родители. Но сейчас мысль о беременности неожиданно наполнила колдунью не страхом, а радостью. Почему-то ей захотелось именно сына. Они с Эвридэлью будут любить его и заботиться о нём, и вырастят достойным мужчиной, а не жестоким ублюдком или жалким подкаблучником. Они станут хорошими родителями, а не такими, какие достались им самим.       — Да! Да! — возликовала Амия. — Эвридэль, любимая, оплодотвори меня! Постарайся кончить побольше! Я хочу от тебя детей!       От восторга колдунья забилась в оргазмических судорогах. Всё её тело одновременно пронзалось электрическими разрядами, утопало в уютной теплоте и легко парило в космической невесомости. Звёзды проносились перед глазами, и один миг казался длинным, как земная жизнь.

_____

      Когда Амия очнулась, заклятье Пиписиндро уже развеялось. Утомлённые Г’Рым-зá, Пуссифая и Камелия, вновь ставшие женщинами, спали вповалку на залитом спермой полу. Некромант сопел там же, что-то бормоча в полудрёме, лёжа на вымени минотаврицы, как на подушке. Одна из его розовых штанин потемнела и облепила тощую ногу, насквозь промоченная кончёй.       Амия по-прежнему лежала на мраморном столе, а Эвридэль прижималась к ней, зарывшись носиком в подмышку. Тонкая ножка эльфийки была закинута на ногу колдуньи, её белые перси плющились о бок.       Амия погладила мягкие льняные космы, и любимая подняла веки. Берилловый взгляд встретился с небесно-ледяным. Эвридэль прошептала:       — То, что ты говорила… Дети… Ты правда хочешь? Или просто ляпнула под настроение?       — Не знаю, — вздохнула Амия. — Но, мне кажется, если я и впрямь забеременею от тебя, я буду не против. А ты что думаешь?       — Ага, — ухмыльнулась эльфийка и тут же посерьёзнела: — Прости. Мы с тобой сильно перестарались, да? Тебе было плохо?       — Поначалу… Главное, что потом стало хорошо, — крепко обняла возлюбленную Амия. — Но мне нужен ещё один отпуск.