Kinktober

Закат

Тепло-оранжевые и розовые тона играют на коже Чана, струясь через стеклянные окна от пола до потолка в пентхаусе Минхо. Вот так, мягко улыбаясь ему сверху вниз, Чан чувствует себя другим человеком, его оболочка профессионализма и деловой холодности сорвана, показывая, какой он на самом деле ангел, и Минхо как бы чувствует, что они в другом мире, живут другой жизнью — они не мистер Бан и не мистер Ли, просто два человека, которые хотят прикасаться друг к другу, хотят влюбляться. Нигде больше они не смогут этого сделать. СМИ взорвутся, как только они покажутся такими – владельцами крупнейших конкурирующих корейских компаний, смотрящие друг на друга слишком ранимо, слишком мягко. Даже без этих мимолетных прикосновений губ к губам люди все равно взорвутся. Просто мягкость будет встречена критикой – сильные мужчины не разваливаются на части, как это делает Минхо, когда Чан мягко прижимает его к стеклянным окнам, а их бедра – друг к другу. Сильные мужчины не закрывают глаза и не задыхаются тихо, как это делает Чан, когда Минхо покусывает его пухлую нижнюю губу. Сильные мужчины, особенно лидеры бизнеса, не прикасаются друг к другу, как любовники, не тают на телах друг друга, как это делают Минхо и Чан, скользящие вместе и идеально подходящие друг другу, как кусочки пазлов, целуясь под лучами заката. Руки Чана скользят по бокам Минхо, пробегая пальцами по дорогой ткани рубашки Ли, прежде чем остановиться на его бедрах. Он притягивает его ближе, и их члены трутся друг о друга через штаны, от чего они тихо стонут. Чан стягивает галстук Минхо с шеи, позволяя ему упасть куда-то на пол позади него. Затем он расстегивает его рубашку и оставляет любовные поцелуи на его шее. Всякий раз, когда Минхо встречал его где-нибудь за пределами этого пентхауса, губы Чана всегда были сжаты в узкую линию – люди хвалили его за это. Они называли это силой. Сила. Минхо знает, потому что ему тоже так говорят. Но сейчас, когда Чан целует шею Минхо, его губы совсем не твердые – мягкие, нежные, как будто он поклоняется каждому дюйму кожи Минхо. Все это время он двигает бедрами медленными, плавными движениями, одновременно прижимая Минхо к стеклу и освобождая его, заставляя его летать, как птицу, вырвавшуюся из клетки. И в каком-то смысле, как полагает Минхо, это было так. — Чан, — он дышит в волосы старшего, вдыхает свежий аромат любимого шампуня Чана. При этом тот прижимается к нему сильнее, постанывая. Вот так, когда они совсем одни, им не нужно поддерживать приличный вид. Оковы вокруг них спадают и распадаются по мере того, как они двигают бедрами, вцепляются друг в друга. Все просто отпадает. Минхо это нравится. Когда Чан слегка улыбается, его ямочки на щеках смотрят на Минхо. Тот поднимает руку, опускает большой палец в глубокое углубление, прежде чем провести им по закатным огням на лице Чана. Золотой. Чан был золотым. — Сильнее, пожалуйста, — умоляет Минхо, и Чан дает ему то, что он хочет, сильнее прижимая его к стеклу и сильно сжимая, и они оба стонут. Рука Минхо опускается к своему одетому бедру, а затем Чан поднимает его ногу над своей талией настолько сильно, насколько позволяют обтягивающие штаны Минхо. Может быть, им следовало сначала раздеться, но в тот момент, когда они переступили порог, они уже были друг на друге, их руки блуждали повсюду, губы касались чужой кожи. Небольшое изменение положения позволяет Чану приблизиться так, чтобы между их телами вообще не осталось пространства. Он ускоряет свои движения, и Минхо задыхается у его губ, собственные бедра двигаются сами по себе, желая большего, большего, большего. Всякий раз, когда он с Чаном, Минхо снова чувствует себя молодым. Это легко, когда они отчаянно трахаются друг с другом, все еще полностью одетые, как молодые подростки, только что впервые открывшие для себя удовольствие от прикосновений друг друга. Это далеко не первый раз, но каждый раз, когда они вместе, кажется, что так оно и есть. Захватывающе. Свежо. Смело. — Мин, я близко, — слышит Минхо шепот Чана в свое плечо. Он скользит рукой по спине старшего, чувствуя прохладную ткань его рубашки. — Я тоже, — бормочет Минхо в ответ. Закат остается тихим. Бывают моменты, когда они потеют, рычат, валяются на простынях. Но в такие времена, как это, они довольствуются тем, что становятся ленивыми, мягкими. В этом есть особая магия. Минхо чувствует это нутром – постепенное сжатие по мере того, как они двигаются все больше и больше, все быстрее и быстрее. Затем они оба кончают в штаны, задыхаются и крепко прижимаются друг к другу. Чан немного резко обхватывает Минхо за талию, но он не возражает. Он сам впивается пальцами в широкие плечи старшего, тихо постанывая. Некоторое время они стоят неподвижно, переводя дыхание. Затем Чан слегка отодвигается, улыбается ему, смотря на него сверху вниз ошеломленными и довольными глазами. Минхо уверен, что у него такое же выражение лица. Он улыбается в ответ. Завтра, когда им придется вернуться в свои соответствующие компании, Минхо знает, что им нужно будет снова надеть свои профессиональные маски, облачиться в свои твердые, прочные панцири. Он это знает. Но сейчас они могут любить друг друга, когда закат сменяется сумерками.