Kinktober

Счастливого Хэллоуина!

Ночь пугающе тиха, когда восемь пар ног на цыпочках пробираются по кладбищу, лавируя между кривыми, покрытыми грязью надгробиями. Луна смотрит на них сверху вниз, молчаливая в своем осуждении, провожая их взглядом, а вокруг них шепчущие тени прячутся за камнями и расколотыми статуями ангелов. Они не возражают против этого. Некоторые из них даже пытаются подавить свое нетерпеливое хихиканье, и невидимые существа, наблюдающие за ними, наклоняют головы – если они у них есть – и в замешательстве парят вверх и вниз. Восемь пар ног тащатся сквозь туман. Тот, кто впереди, лидер, держит фонарь, светящийся желтым светом, который освещает им путь. Они направляются к особняку на другой стороне кладбища, который возвышается над всем, стоя на вершине одинокого холма. Его силуэт чернильно-черный на фоне беззвездного неба, и по мере того, как восьмерка приближается к нему все ближе и ближе, они чувствуют, как тишина вокруг них становится все плотнее и плотнее, все более живой. Лидер толкает одну из гигантских двойных дверей наверху древних, шатких ступеней. Они проталкиваются вперед, готовые исследовать все, что им заблагорассудится. Готовы к охоте на призраков, как сказал один из них ранее, готовы к счастливому, захватывающему Хэллоуину. На самом деле они не верят в привидения, нет. Они просто хотят попасть в печально известный особняк на вершине холма и повеселиться внутри, провести пьяную ночь Хэллоуина в доме, в котором, как предполагается, водятся привидения. Это заставляет темные клочки в углах хмуриться в замешательстве, заставляет каменных горгулий снаружи переглядываться друг с другом. Редко бывает, чтобы живые существа хотели попасть в этот дом, особенно в ночь, которая должна быть полна духов, призраков и жутких ползунов. Довольно скоро все восемь бегают по особняку, топоча ногами по деревянным ступенькам, толкая друг друга руками в пыльные комнаты. Они хихикают, шепчутся, бормочут. Это раздражает существ, мирно живущих внутри особняка. Как смеют эти люди бегать вокруг и нарушать их покой? Джисон исчезает первым. Они поднимаются еще на один лестничный пролет, засунув руки за рубашку человека, стоящего перед ними. На стене висит большая картина с изображением мужчины, и его глаза следят за вереницей хихикающих людей, поднимающихся по лестнице. Когда они достигают следующего этажа, Хенджин поворачивается к Джисону позади него – но Джисона уже нет. Позади него только пустое место. Он поворачивается к Чану, чтобы сказать ему, что Джисон ушел, но затем что-то обвивается вокруг его руки, и его втягивают в комнату, прежде чем он успевает издать хоть звук. Одного за другим каждого из них оттаскивают от группы, и вскоре этаж наверху лестницы пуст, как будто там никогда никого не было. На этот раз смеются духи, а твари, ползающие по потолку, тихо хихикают от удовольствия. Джисона тащат в гостиную, где мебель трясется и двигается сама по себе. Ковер под его ногами тяжелый и пыльный, и густая пыль на поверхности круглого деревянного стола прилипает к его коже, когда он склоняется над ним. Невидимые руки дразняще скользят по его коже, и он вскрикивает от удовольствия, когда широко раскрывается на чем-то твердом и холодном. Когда он поднимает голову и смотрит в высокое зеркало, висящее на одной стене, он не видит ничего, кроме себя, которого толкают вверх и вниз по столу, – и все же ослепляющее удовольствие внутри него так реально. Глубокие ноты доносятся из угла, когда пианино играет без кого-либо, кто мог бы его сыграть. Хенджина затаскивают в спальню с одним открытым окном. Через него влетают летучие мыши, и они возбужденно болтают, когда его толкают на кровать. Треск, щелкающий звук, а затем летучие мыши исчезают, и на их месте стоят гуманоидные фигуры, возвышающиеся над Хенджином. Красные-красные глаза жадно смотрят на него сверху вниз, а злобно длинные языки облизывают острые, блестящие клыки. Эти острые клыки впиваются в кожу его шеи, и он вздрагивает, задыхаясь, когда чувствует, как из него высасывают кровь. Они снимают с него одежду, а затем держат его, пока трахают во все его дырки. Что-то обвивается вокруг лодыжки Чонина, и когда он смотрит вниз, он видит темно-зеленую вьющуюся виноградную лозу. Еще одна лоза закрывает ему рот своими толстыми листьями, поэтому его удивленные возгласы приглушаются, когда его тащат через коридоры и двери в сад позади дома. Тонкие лозы скользят под рубашку, обвиваются вокруг его сосков и сжимаются. Танцующие цветы заполняют его зрение, когда он стонет, его пальцы ног зарываются в затхлую землю под ним, а виноградные лозы переплетаются друг с другом, образуя один толстый отросток, вонзающийся в него. Феликс обнаруживает себя на открытом балконе, когда открывает глаза, и луна смотрит на него сверху вниз. На замысловатой балюстраде сидят каменные горгульи и наблюдают за ним. Затем, хлопая крыльями, они слетаются вокруг него, оскалив свои острые зубы. Движения их маленьких ручек грубые, но такие приятные на его коже, головокружительные, когда они обхватывают его член и начинают надрачивать его. Затем его переворачивают на четвереньки, из-за чего он чувствует на своей коже холодный и пыльный пол балкона, а затем одна горгулья берет его сзади, в то время как другая трахает его в рот. Остальные молча ухмыляются его хриплым звукам, ожидая своей очереди. Невидимая сила толкает Минхо на задницу на пол библиотеки, высокие полки, полные толстых пыльных книг, возвышаются по обе стороны от него. Куклы сидят на мягких стульях в углу, уравновешенные и вежливые, аккуратно сложив руки на коленях. Они смотрят в никуда, как и положено куклам, но затем их головы поворачиваются к Минхо, и они пригвождают его своими пустыми взглядами. Они встают и с дрожащими коленями идут к нему, и если Минхо думал, что может легко от них отбиться, он оказался неправ. Они держат его за запястья и лодыжки и трахают его один за другим, все время глядя на него сверху вниз своими пустыми и безжизненными взглядами, в то время как он дрожит от удовольствия. Сынмина тоже вытаскивают в сад, и он едва слышит приглушенные звуки одного из них за кустами, цветами, травой и сорняками. Затем его толкают на четвереньки на землю, и грязь попадает ему под ногти, когда он хватает ее, его одежда рвется в клочья. Когда он оглядывается через плечо, то видит дикие глаза и скрежещущие зубы; густая слюна брызжет ему на спину, а грубые волосатые руки хватают его за ноги и широко раздвигают их. Он почти кричит, когда что-то большое толкается в него, такое большое, что растягивает его невероятно сильно и так хорошо обжигает. Пока он бессмысленно бормочет в его объятиях, существо сильнее прижимается к нему, и он слышит, как оно воет в ночи. Чанбина тянут, тянут, пока он не оказывается в какой-то подземной комнате – подвале, сыром, темном и холодном. Он ничего не видит, но слышит грохочущий звук откуда-то из темноты. Затем он чувствует, как что-то холодное и гладкое обволакивает его руки и бедра, и когда его глаза привыкают к темноте, он видит это – череп, смотрящий на него сверху вниз своими глубокими темными глазницами. Его желтые зубы стучат друг о друга, как будто он смеется над ним, и вскоре Чанбин чувствует, как вокруг него, позади него, движется что-то еще. Его волосы растрепаны, шея обнажена, и он поднят в воздух. Эти костлявые пальцы стягивают с него штаны, прежде чем они вонзаются в него, твердые и изогнутые, прижимаясь к его стенкам. Его стоны наполняют густой, тяжелый воздух подвала вместе с грохотом этих древних костей. Чан задыхается, когда тени ползут с потолка и по стенам, хихикая, направляясь к нему. Он лежит на занавешенной кровати, и тени надвигаются на него со всех сторон. Они ползают по кровати, их глаза острые и красные, и хотя Чан не видит никаких ртов, он слышит их нетерпеливое хихиканье. Со стен доносится шепот – возбужденный, жестокий, голодный. Острые пальцы обвиваются вокруг его горла, и еще сильнее впиваются в плоть его бедер, раздвигая его ноги. Чернильная тьма заливает его тело, когда он чувствует, что его широко раскрывают, и он тонет, тонет в тени, стонет, задыхается и дрожит. Приглушенные звуки удовольствия наполняют особняк со всех сторон – сейчас он самый шумный, какой он когда-либо был с незапамятных времен. Духи шепчутся, хихикая друг над другом в темноте, визжат от радости. Тем временем луна смотрит вниз и наблюдает за всем этим, и она тихо гудит в знак одобрения. А затем она закрывает глаза и желает восьми людям, на мгновение запертым в особняке на вершине холма, Счастливого Хэллоуина.