День рождения вместо похорон

Папа Серёжи всегда смеялся, когда рассказывал ему эту историю. Говорил, за девять месяцев до его рождения посчитал, что отравился арбузом. Тот ласковый и тёплый сентябрь они с Серёжиным отцом провели на даче у свёкров, в южном арбузном краю, в селе Красный Яр. Папа решил, что просто съел переспелую ягоду, когда по приезде домой его стало тошнить. «Просроченный арбуз» оказался беременностью, а впоследствии Серёжей. Неудивительно, что он очень любил арбузы, и одна из первых его фотографий получилась почти с этой ягодой, — похожий на неё, большой красивый мяч, зелёный, с тёмными полосами, был подарен другом Серёжиного отца в честь праздника — Нового года. Тогда Серёже исполнилось семь месяцев, он ничего не понял и не запомнил, а фотография с праздника осталась. Почти сразу после этого радостные события закончились в семье Разумовских — отца призвали на вторую чеченскую. Поэтому Серёжа знал его только по фотографиям и рассказам папы. И поэтому так громко закричал, когда ноябрьским вечером ему пришёл чёрный конверт. Серёжа сразу понял, это — из Сирии, где служил Олег. Больше некому было присылать Разумовскому письма, после того, как папа умер полгода назад, Серёжа остался без родственников, а немногочисленные друзья уж точно не стали бы отправлять, ещё и в конверте чёрного цвета. Тем более, на углу стояла печать военкомата. Оттуда известия о смерти всегда приходили в чёрном конверте, Серёжа знал, половине дома уже пришло. Наверное, чтобы люди не путались, откроют белый, а там похоронка. Чтобы сразу всё понимали. И Серёжа понял, ещё до того, как глаза его пробежали по сухим строчкам, извещающим, что «Старший лейтенант Олег Иванович Волков 1996 года рождения погиб при исполнении служебных обязанностей…». — Судьба у нас видно такая, — утешал его Артём, сосед по лестничной клетке. Услышав вопли Серёжи он выскочил первым, даже не оттерев с рук муки, затащил Серёжу к себе. — У всех мужиков угнали, теперь одни мыкаться будем. Серёжа сидел на соседской кухне, глотал слёзы и громко всхлипывал. На шум из глубины квартиры примчался Витюшка, трёхлетний, не по годам смышлёный Артёмов сынок, завертелся вокруг. — Ты хоть один, а на мне вот ребёнок, — вздыхал Артём, меся тесто в глубокой миске, — а у кого и двое. Жаль, понимаю, муж всё-таки. Но что поделать? Ты крест на себе не ставь… А я иной раз думаю, хоть бы и мне похоронка пришла, так хоть пойму, что всё, конец. Четыре месяца ни слуху, ни духу. Кому нужно было наших гнать в эту Сирию чёртову?! Сдалась она! Серёжа слушал причитания Артёма, гладил Витеньку по тёплой спине, и оплакивал свою горькую судьбу. Слова товарища по несчастью были правдивы, только не успокаивали. Серёжа нутром чуял, беда не придёт одна. Следующим утром, едва рассвело, он проснулся от того, что его штормило, как пьяного матроса на качающейся палубе. Еле успев добежать до уборной, и больно стукнувшись коленями о кафель, он согнулся, с отвращением чувствуя, как переваренная еда покидает его тело неестественным образом. Дрожа от напряжения, вцепившись в белый ободок, Серёжа судорожно перебирал в памяти, чего он такого вчера съел. Артём угощал его свежеиспечёнными пирогами, но и сам ел, и Витю кормил. Очень вряд ли Серёжа мог отравиться именно пирожками. Значит, сам испортил себе желудок? Но ведь питался как обычно. Зато потом, лёжа на смятой простыни, чувствуя страшный упадок сил, вспомнил тот самый рассказ папы о его беременности. Мысли о собственной Серёжа не допускал — во-первых, последний секс у него был три месяца назад, когда Олега ещё не забрали, когда он ещё был… Во-вторых, мысль о жизни внутри вызывала животный ужас. Куда Серёже, только закрепившемся на первом месте работы, уходить в декрет? Идти к врачу было страшно — вдруг подтвердит беременность, не идти — ещё страшнее. Если затянуть, то ничего невозможно будет поправить?.. «А если он — последнее, что у меня осталось от Олежи? Его прощальный подарок?» — подумал Серёжа и ужаснулся. Он теперь думал о жизни внутри себя не как о сгустке клеток, а уже как о живом существе! Надо было собираться, идти на работу, но Серёжа не чувствовал в себе сил. До будильника он так и не смог заснуть, ворочаясь, бесконечно думая о том, оставить ему ребёнка или нет. Уже птицы за окном защебетали громче, хлопнула входная дверь — это дворник Алим вышел на службу. После хлопки зачастили, ребята помладше и постарше бежали в школу или универ, взрослые — на работу. Со звоном будильника Серёжа поднялся, обняв себя за плечи. Слёзы подкатили к глазам, он шмыгнул носом, невидяще уставившись на стену, где висели их с Олегом фотографии в красивых рамках. Непрофессиональные, конечно, это Игорь их снимал, Олегов друг. Они вместе и уехали служить, прихватив с собой и Юру, мужа Игоря. Серёжа крепко зажмурился, стиснув зубы. Надо было поехать с Олегом! А он струсил. Правда, его бы и не пустили, омег брали с большой неохотой, Юра проскочил только потому, что из журналиста мгновенно перепрофилировался в военного корреспондента. А чем бы Серёжа был там полезен? Объяснял бешеным игиловцам, что такое кибербезопасность? Но у каждого своя война. Для Олега она велась и закончилась в Сирии, для Серёжи она продолжалась в Петербурге. Он отпросился у шефа на опоздание, и по навигатору добрался до поликлиники. В этот ранний час там практически никого не было, Серёже удалось записаться к нужному врачу. Усевшись напротив кабинета, Серёжа с трудом мог подавить тревогу, сердце билось неровно, то подкатывая к горлу, то падая куда-то в желудок, кончики пальцев дрожали. Опять затошнило, но Серёжа боялся уйти и пропустить свою очередь, хотя кроме него возле кабинета никого не было. Минуты казались вечностью, прав был Артём, неизвестность пугала больше всего. Когда терпеть стало уже почти невозможно, и Серёжа был готов малодушно сбежать, из кабинета вышел омега и настала очередь Серёжи. — Доброе утро, — буднично пробасил доктор, заполняя какие-то бумаги. — Кладём карту на стол, садимся, рассказываем, на что жалуемся. Серёжа почувствовал, как мир снова пустился в пляс, хотя, на самом деле, только закружилась его собственная голова. Неловко плюхнувшись на стул, он ойкнул. — Карту взять забыл… Врач оторвался от заполнения, пристально поглядел на него. — На что жалуемся? — повторил он. — Тошнит… — неопределённо сказал Серёжа. — Принесите карточку. Она в регистратуре, около входа. Только не бегом, — добавил врач, когда Серёжа, подскочив, вильнул вправо, широко расставляя ноги, чтобы не упасть. На негнущихся ногах он добрался до регистратуры, получил карту, и вернулся. Как хорошо было просто сидеть и не тратить силы на то, чтобы удерживать тело в вертикальном положении. — Так, Сергей Александрович, давно вас тошнит начало? — Сегодня с утра. — А последняя течка когда была? Серёжа тяжело сглотнул. Последняя, последняя, когда же? Он сморщил брови, закусил внутреннюю сторону щеки. — Что же вы так? — укоризненно спросил врач. — Надо следить за своим здоровьем, вести календарь. — У меня в телефоне записано! — вспомнил Серёжа. — Так посмотрите, чего зря голову ломать? Ужасное предчувствие разрывало душу Серёжи на части, ему стоило больших усилий не выронить телефон из дрожащих пальцев, пока он искал информацию. Числа размылись из-за слёз, выступивших на глазах. Последний гон у Серёжи был три месяца назад. Он не знал, сказал это вслух, или только подумал, но, судя по всему, первое. — Значит, я вам выпишу направление на анализ мочи, крови, отправлю на узи, — проговаривал врач. — Потом придёте с результатами ко мне и будем думать. Ещё что-то тревожит? — Нет, — просипел Серёжа, отчаянно смаргивая слёзы. Из-за этого они устремились вниз, и все щёки уже были мокрыми. — Не надо плакать, — многозначительно сказал врач. — Всё решаемо. До свидания. Серёжа эхом попрощался, забрал все направления и вышел в коридор. Надо было идти по кабинетам, срочно что-то решать, а потом мчаться на работу, но у Серёжи не было сил. Ему хотелось вернуться домой, спрятаться под одеяло, и чтобы Олег пришёл, обнял его, защитил. Вместо этого пришлось звонить шефу и брать отгул, выслушав недовольное «пользуетесь, что вы на хорошем счету». Серёжу и правда на работе ценили за неконфликтность и трудолюбие, но если вдруг окажется, что он собирается в декрет, очень вряд ли его продолжат так же жаловать. Зато в сдаче анализов удача решила улыбнуться Разумовскому. Из-за того, что он не завтракал, все жидкости в его организме были чистыми, какими и требовались для анализов, а узист обрадовался больше всех. — Знаете, придут с полным желудком и жалуются, почему я отказываю, — говорил он, вымазывая Серёжин низ живота липким прохладным гелем. — А как я их смотреть буду? Что я увижу, кроме еды? Серёжа не реагировал. После переживаний наступила полнейшая апатия, он распластался на кушетке с приспущенными джинсами и задранной футболкой, подрагивал от холода и мечтал только, чтобы всё поскорее закончилось. Узист перестал задавать вопросы, только бормотал что-то себе под нос, а после просиял. — Вот он где, спрятался! Интроверт, кажется. — Кто? — не понял Серёжа. — Сынок ваш, — отозвался узист, поворачивая монитор. Поначалу Серёжа не увидел ничего, кроме чёрно-белых помех, как в неисправном телевизоре. После, с подачи специалиста, разглядел крошечное, как у игрушечного пупса, тельце. И почувствовал, как в душе что-то надломилось. Не помня, как добравшись домой, Серёжа прямо в одежде завалился на кровать и проплакал до того момента, пока истощённый организм не отключился. В себя Разумовский пришёл от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. — …порядке? Серёж, всё нормально? Голос показался очень знакомым, Серёже вдруг подумалось, что это вернулся Олег. С надеждой он распахнул глаза, но вместо родного Олежи увидел перед собой обеспокоенное лицо Артёма. — Тьфу, напугал меня! — выругался он, но глаза выдавали его переживания. — Ты что, сдурел? Дверь нараспашку, ты трупом валяешься… Я уж думал, всё, капут. — Извини, — хрипло проговорил Серёжа, садясь на постели. — А что ты пришёл? Уже так поздно? Разумовский прищурился на будильник на тумбочке. Время лениво подползало к обеденному. — Да с работы вызвали, у Витиной группы в садике вшей нашли, можешь себе представить?! Я с работы бегом его забирать, закрыли в карантин на две недели… Ох, грехи наши тяжкие. А ты чего дверь не закрываешь? — Забыл, — на автомате признался Серёжа. Он теперь постоянно всё забывал. — А дома и в одежде почему? — не отставал Артём. — Какая разница? — огрызнулся Серёжа. Поглядел на Артёма и ему стало совестно. — Извини. Я просто…у меня теперь ребёнок. — О-о-о, — протянул Артём и в этом вое слышалось только сочувствие. — Какой срок? — Третий месяц, — убито отозвался Серёжа. — Тут у меня даже цензурных слов нет, — признался Артём, плюхаясь на матрас. — Что делать будешь? — Не знаю. — И я. Так они и сидели, двое одиночек, не понимающих, что им делать, как бороться с обстоятельствами и сохранить жизни тех, кто от них зависел. Серёжа понимал, что делать аборт уже поздно, что надо как-то выплывать самому и постараться сделать так, чтобы ребёнок не погиб. Надо было зарабатывать деньги, но, одновременно с этим и беречь себя. А вся эта нервотрёпка, как-то она скажется на малыше? И почему всё должно было произойти именно так, почему Серёжиному сыну тоже предстоит расти без отца? — А мне Витюшку девать некуда, — нарушил молчание Артём. — Сада нет, папаше своему я мелкого не дам, он и Костю-то терпеть не мог… Слушай, может, ты с ним понянчишься? Я тебе денег подкину. Серёжа ухватился за это предложение. В его голове уже зрело сознание неизбежного выгона с работы, поэтому сейчас важны были любые деньги. Воодушевлённый Артём притащил его в свою квартиру, всё рассказал, поблагодарил раз дцать и убежал на работу. Серёжа остался с Витей, и они отлично поладили. По тому, какой мальчик был послушный, сразу становилось ясно, что воспитывается он одним родителем, который его почти никак не балует. Малыш съел суп, который Серёжа ему приготовил, без лишних разговоров лёг на послеобеденный сон, только выпросив сказку. Пока Витя спал, Серёжа вымыл посуду и сам немного подремал на диване. Но даже в полусне его мозг работал, стараясь найти выход. В голову, правда, ничего не шло, каждый раз Серёжа ловил панику, потому что представлял, как его выгоняют с работы, а эта страшная картина выливалась в кошмары, от которых Серёжа подскакивал каждые пятнадцать минут. В своё очередное пробуждение он заметил перед собой Витюшу. — Дядя Серёжа, кусать хочу, — пробормотал он, хлопая на Разумовского большими глазами. Сначала Сергей даже не понял. — Кого кусать? — Кусать, — повторил Витя и показал коротким пальчиком на свой рот. — Ах, ты голодный. Ну, пойдём. На ужин были макароны, Серёжа сварил немного для малыша, потом подумал и присовокупил к вермишели пару сосисок. Сам есть не стал, просто выпил чаю, вымыл Витюшину тарелку, и ушёл с ним в комнату, чтобы присматривать. Одним глазом, второй закрыл из-за недосыпа. Витя оказался самодостаточным, разложил на полу машинки, пластмассовых зверят и куколок, что-то залепетал себе под нос и принялся переставлять игрушки в только одному ему понятном порядке. Не шумел, не плакал, занимался своей игрой, завизжав только, когда в двери заворочался ключ. — Папа! — воскликнул Витюша, мигом побросав бирюльки и помчавшись в коридор. Серёжа вышел следом, увидел, как Артём, подняв сына на руки, целует его в румяные щёки. — Ну, хорошо себя вёл? — Да! — радостно завопил Витя, заёрзал и, спущенный с рук, забегал вокруг отца крошечным ураганчиком. Впрочем, хватило его ненадолго, сделав три круга, он остановился и смотрел на Артёма снизу вверх, с немым обожанием. — Иди, поиграй, я сейчас приду, — ласково сказал Артём, снимая куртку. Как только Витюша скрылся в комнате, он посмотрел на Серёжу. — Что, правда хорошо себя вёл? — Да, очень, — не соврал Разумовский. — Вот бы и мне такого послушного… — Ну, где ты видел в нормальных семьях такого трёхлетку? — вздохнул Артём. — Понятно, Витька как шёлковый стал только после того, как отца его забрали. Раньше капризничал, мы с Костей в сад его не отдавали, всё со мной был, я из дома тогда работал. А потом жизнь заставила, Витьке в садик пришлось идти. Ой, слёз было, но быстро привык, понял, кончилась счастливая жизнь. Серёжа ничего не ответил. День был слишком долгим и, то ли сказался стресс, то ли общая позднеосенняя депрессуха, — хотелось забраться под одеяло, спокойно уснуть и не проснуться. Он бы сделал так, если бы не нёс ответственность за ещё одну жизнь, а теперь такие мысли казались ему хоть и соблазнительными, но недостойными. Ребёнок — последний, самый главный подарок от Олега. Прощальный. Его надо беречь во что бы то ни стало. И Серёжа будет.