Шаг за шагом

Мальчишки на поле стали окружать его, и Цзинь Лин завертел головой, чтобы оценить масштабы проблемы. Небольшая потасовка грозила перерасти в грандиозную драку, но внезапно, среди юношей он увидел в дальнем конце поля двух взрослых мужчин. Никто другой их не заметил, явно увлёкшись окружением своей жертвы, но вот Цзинь Лин, вынужденный оглядываться по сторонам, явственно видел их: один в золотом, что было неудивительно, но вот другой — в чёрном. Они постепенно приближались и, когда подошли настолько близко, что юноши могли услышать их разговоры, остальные тоже все, как один, обернулись на голоса. — Ляньфан-цзюнь! — воскликнули те в знак приветствия. Мужчину в золотом и вправду было легко узнать — это был Цзинь Гуанъяо, единокровный брат главы ордена. Мужчина с приятной наружностью, не слишком высокий, выглядящий даже хрупким с вежливой улыбкой на лице, в широком ханьфу и на фоне кого повыше. Человека же, шедшего рядом, юноши не смогли сразу опознать. Зато Цзинь Лин встал, как вкопанный, увидев его. Ещё бы, они ведь только недавно расстались! Он был на несколько цуней выше собеседника, на нём было чёрное ханьфу, подвязанное так, что тонкая талия и широкая грудь хорошо выделялись, фиолетовые нижние одежды и красная длинная лента в волосах. На фоне тёмной одежды кожа выглядела почти нездорово бледной. Лепестки губ — тонкий верхний и полный нижний — алели на улыбчивом лице, и при определённом освещении это выглядело жутко. Однако широкое поле освещало полуденное солнце, и человек в чёрном весь искрился, как будто захватывал и держал в себе, не отпуская, этот ослепительный свет. Его глаза были чёрными, как беззвёздное небо. Взгляд, будто в нём ничего не отражалось, тоже был довольно жутким, но Цзинь Лин давно научился угадывать в этих глазах и горе, и радость. И холод. Вэй Усянь в девяти случаях из десяти улыбался, казалось, его губы вообще не могут принимать другую форму. Будь перед ним друг или враг, он будет улыбаться так, словно не может по-другому, отчего, признаться, выглядел глуповатым. По крайней мере, до тех пор, пока собеседник не заглядывал в его умные глаза, где осторожно притаилась тьма, шедшая откуда-то изнутри. Если же смотрящий настолько глуп, что за улыбкой не считал истинного его настроения, то можно быть уверенным, что недальновидный человек вскоре поплатится. *Старейшина Илин не имел привычки разгуливать по чужим резиденциям попусту, не с мнительным и ревнивым Цзян Ваньинем. Однажды Вэй Усянь чуть не ушёл из родного ордена — Юньмэн Цзян — для того, чтобы спасти жизни пленников из клана Вэнь. Эта история наложила определённый отпечаток на главу ордена Цзян, и теперь тот подозревает, что Вэй Усянь хочет уйти от него в другой орден заклинателей, всякий раз, когда шисюн надолго задерживается в чужих землях без него. По этой причине Вэй Усянь старался не покидать родные края надолго без сопровождения шиди, чтобы не провоцировать его болезненное недоверие. Именно поэтому юные адепты клана Цзинь его не узнали — они попросту никогда в жизни не видели знаменитого Старейшину Илин. — А что это у нас тут такое происходит? — как всегда, с улыбкой на лице спросил Вэй Усянь, осматривая толпу из пятерых адептов клана Цзинь, окруживших племянника. На месте своих соучеников Цзинь Лин старался бы скорее уйти от него как можно дальше — в улыбке заклинателя в чёрном легко угадывался недобрый настрой. Но их беда состояла в том, что даже чёрная блестящая флейта не говорила им о многом. — Дядя! — Цзинь Лин направился к двоим взрослым заклинателям, распихивая обидчиков. — Что ты здесь делаешь? Юноши переглянулись, подозревая нечто из ряда вон выходящее. Странно ведь, что Цзинь Лин удивился появлению своего дяди — Цзинь Гуанъяо — в его собственном доме. Только у Цзинь Лина три разных дяди, ему вообще очень повезло в этом плане, ведь каждый из них был выдающимся заклинателем, о котором даже ребёнок слышал краем уха: грозный Саньду-шеншоу, поднявшийся с низов Ляньфан-цзюнь и устрашающий Старейшина Илин. И Вэй Усянь действительно редко отъезжал далеко от дома в одиночку. Более того, он мог легко слиться с толпой заклинателей так, что его и не заметишь, если рядом не будет разодетого в фиалковые одежды Цзян Ваньиня с его величественным и суровым видом. Это происходило потому, что зловещий Старейшина Илин, о котором так любят судачить люди, отличался от настоящего Вэй Усяня. — А-Лин! — всё внимание Вэй Усяня моментально сконцентрировалось на одном Цзинь Лине, стоило тому подать голос. — Давно тебя не видел, вот и приехал. Юноша поднял бровь. — Давно меня не видел? Дядя Вэй, я покинул Пристань Лотоса неделю назад. Услышав обращение, юноши позади него заметно оживились и принялись шушукаться. Когда же никто из участников беседы, а также стоящий в отдалении и едва улыбающийся Цзинь Гуанъяо, не отреагировал странно, они, наконец, поняли, что перед ними стоит никто иной, как Вэй Усянь, Старейшина Илин и Мастер с тысячами последователей, ни один из которых не смел достичь его высот. Они не поздоровались с этим прославленным заклинателем с самого начала, как только увидели его, и теперь мялись, не зная, как же быть. Цзинь Лин же был уверен — поприветствуют они его или предпочтут молчать, Вэй Усяню будет ни холодно, ни жарко. Он вообще вряд ли обращал внимание на окружающих — глаза его засияли, а губы растянулись в радостной улыбке, заставляя приподняться уголки его глаз. Так всегда происходило, когда он видел племянника. — Тебя выгнали из Пристани Лотоса, что ли? — нахмурился юноша, подходя ближе и позволяя Вэй Усяню крепко прижать его к себе. Вэй Усянь был очень ласковым и тактильным человеком. В то время, как Цзинь Гуанъяо был сдержанным, Цзинь Цзысюань предпочитал фривольные тычки, удары по плечу и потрёпывания по макушке, а Цзян Чэну было так нелегко выражать нежные чувства, что Цзинь Лин мог только предположить, как Вэй Усяню было с ним тяжело, мать и названый дядя были единственными, кто открыто выражал любовь и заботу. Цзян Яньли была даже более сдержанна по отношению к сыну, чем Вэй Усянь — ходячее радость и вдохновение. Цзинь Лин был сыном Цзинь Цзысюаня, с которым Вэй Усянь часто и дрался, и ругался, и был всячески против того, чтобы шицзе связала с ним судьбу. Долгое время даже ходили слухи о том, что подлый Старейшина Илин положил глаз на шицзе, заботящуюся о нём с самого детства, вот и чинит препятствия двум влюблённым сердцам. Люди судачили об этом до тех пор, пока не выяснилось, что мужчина давно занят... Тем не менее, у многих были не то опасения, не то ожидания того, что разлад между двумя заклинателями перекинется на беднягу-сына, однако произошло прямо противоположное. Вэй Усянь обожал Цзинь Лина. Цзян Яньли источала умеренную любовь, гармонию и мудрость, сочетая в себе строгость и ласку. Она была спокойной, как стоячая вода, но в то же время нежной, как лотосовый лепесток. Идеальная госпожа, хозяйка Пристани Лотоса. Вэй Усянь же в жизни к любому делу подходил с неуёмной энергией, и порой от такого активного проявления обожания становилось просто нечем дышать. Более того, Вэй Усянь относился к людям, которые любили выражать чувства через прикосновения — он всячески обнимал ребёнка, гладил, держал за руку, мог даже поцеловать в щёку или висок! Честно говоря, был в его жизни период, когда он чувствовал себя неловко из-за Вэй Усяня. Вот проводит он свои дни рядом со спокойной матерью, отцом, который всеми силами пытается учить его заклинательскому ремеслу и уже видит в нём будущего хозяина башни Золотого карпа, в ордене, думающим точно так же, как и отец. А потом он приезжает в Пристань Лотоса и тут же попадает в крепкие объятия Вэй Усяня, чья широкая улыбка от уха до уха кажется несколько безумной и даже глуповатой. Когда ты не слишком тесно знаком с этим человеком, он действительно кажется смешным и недалёким. Когда кто-то малознакомый настолько сильно любит тебя ни с того, ни с сего, это выглядит странно. Цзинь Лин невольно оказался сбит с толку такой активностью названного дяди, поэтому сторонился его и думал, что, пожалуй, относится к нему с презрением. Однако тот повсюду таскался с его Старшим дядей, человеком суровым, но занятным, а ещё его мать просто обожала Вэй Усяня, поэтому ему приходилось с ним общаться. Это привело к тому, что он наконец-то понял, как иногда действительно не хватает такой искренней и явной любви и поддержки. Цзинь Лин даже не сразу заметил, что защищает Вэй Усяня каждый раз, когда кто-то дурно отзывается о нём или пугает его именем. — Мы с твоим дядей поссорились, — грустно улыбнувшись, ответил Вэй Усянь. Он выпустил мальчика из объятий, но руки его остались у того на плечах. Цзинь Лин не был против. Когда узнаёшь этого человека поближе, начинаешь периодически по нему скучать. Недели, правда, маловато, и Цзинь Лин успел отдохнуть от такого яркого дяди, но и затосковать не успел. — Что случилось? — А ты не в курсе? — вскинул брови мужчина и удовлетворённо кивнул, когда мальчик покачал головой. — Я рад, что слухи не покидают Пристань Лотоса. — Так ты расскажешь, что случилось-то? — снова нахмурил брови Цзинь Лин. Эта парочка вообще часто ругалась, и не то, чтобы им нужен был какой-нибудь знаменательный случай. Однако сколько бы они ни ругались, обычно, этого всё равно было мало для того, чтобы Вэй Усянь после ссоры оказался в другом ордене заклинателей. Они мирились так же легко, как и ругались. — Недавно, орден Гусу Лань столкнулся с некой очень тёмной и необычайно сильной тварью, — пока они медленно отдалялись от толпы глазеющих на самого Старейшину Илин юношей, руки Вэй Усяня легонько поглаживали Цзинь Лина по волосам. — Ты же знаешь, я в некотором роде специалист по тёмным силам... — Догадываюсь, — хмыкнул Цзинь Лин, поглядывая на соучеников, глядящих им вслед. Ещё бы, перед их глазами же сам Старейшина Илин, поднимающий десятки кладбищ разом и побеждающий смерть! Как тут не глядеть во все глаза? — Так вот, Цзэу-цзюнь написал мне письмо с просьбой о помощи. В Гусу взволнованы, они редко сталкиваются с тварями подобной мощи. Мне стало страшно интересно, что же там за тварь-то такая, поэтому я отправился к Цзян Чэну, чтобы оповестить его о своём отъезде в Гусу. Пойми, он не мог отправиться со мной, на его долю в последнее время выпало слишком много дел. — Зря ты это сделал, — понимающе кивнул Цзинь Лин. Вэй Усянь только покачал головой, всё так же печально улыбаясь. Глядя на подобное выражение на лице, почти всегда сияющем непрошибаемым оптимизмом, хотелось обнять его и успокоить. Видать, его и вправду расстроила очередная ссора, если он в итоге оказался здесь. — Не думаю, что в этой ситуации есть действительно верный выход. Любое решение привело бы к скверному результату, — пояснил он. — Сдаётся мне, если бы я ушёл, ничего не сказав, он бы разозлился куда сильнее. И когда я сказал ему, что мы могли бы вместе отправиться туда, он ответил, что ни в какие Облачные глубины мы не поедем. Мы повздорили, и в конце концов он сказал мне, чтобы я убирался, куда мне захочется. — Оу, — сочувственно произнёс юноша. — А он зря сделал это. Ведь если Вэй Усяню сказать, чтобы он ушёл, он действительно просто пожмёт плечами и уйдёт. Хорошо ещё, что тогда, с Вэнями, Цзян Чэн додумался почти сразу позвать его обратно, а то, как знать, может, их будущее могло стать совершенно иным. — Значит, мы скоро его увидим, — наконец, со вздохом произнёс Цзинь Лин. — На самом деле, не думаю, что слишком скоро, — весело улыбнулся ему отходчивый Вэй Усянь. — Сначала-то он направится в Гусу... Цзинь Лин смерил его подозрительным взглядом. Опять же, вопреки расхожему мнению, Вэй Усянь после войны с Вэнями больше никогда действительно не желал кому-то зла, что уж говорить о том, чтобы творить его своими руками. Того и гляди ведь многие люди, окружающие их, были бы мертвы, если б этот человек и вправду имел и претворял в жизнь какие-либо злые намерения. Но он, похоже, специально не навестил своих приятелей из Облачных глубин, чтобы Цзян Чэн немного помучился. Помучился вместе с бедными обитателями ордена Гусу Лань, судя по всему… — Мне стоит известить о случившемся брата? — с вежливой улыбкой спросил Цзинь Гуанъяо, к которому они как раз подошли, беседуя. — О, не стоит, — усмехнулся Вэй Усянь. — Я уже всё сделал сам. Я отдал им флаг обороны. — Что происходит? — наконец, не выдержав, спросил мальчишка, чуть не задохнувшись от волнения. — Ты специально прибыл сюда, чтобы дядя понервничал? Вэй Усянь, это подло! Остальные адепты Ланьлин Цзинь дружно охнули, когда он прикрикнул это имя. Твою мать, они что, всё ещё здесь? — Как ты мог такое подумать? — с усмешкой, он забавно округлил глаза и потрепал племянника по голове. — Я не стал отправляться в Гусу, это верно. Если бы я так сделал, беднягам-тихоням из Облачных глубин пришлось бы наблюдать просто грандиозный скандал. В то же время, когда ты недавно отправился на Ночную охоту с маленькими адептами из ордена Гусу Лань, а я пошёл за вами следом и услышал кое-что, встревожившее меня. — Что же? — Цзинь Лин подозрительно нахмурился. — О, прошу, А-Лин, не делай такое лицо. Так ты становишься похожим на своего дядю! — засмеялся Вэй Усянь, потянув его щёки в разные стороны. — Они высказали предположение, что у тебя не очень хорошие отношения со сверстниками из клана Цзинь. Они оба скосили взгляд на юношей. — Когда поссорился с Цзян Чэном, я вспомнил, что Ляньфан-цзюнь, твой младший дядя, — он показал рукой на Цзинь Гуанъяо, улыбающегося одними уголками губ, — приглашал меня побеседовать в башне Золотого карпа. Раз Цзян Чэн всё равно меня выгнал, я решил воспользоваться предложением, а заодно узнать, как у тебя дела. — И сколько ты будешь здесь находиться? До тех пор, пока дядя не придёт за тобой? — Цзинь Лин не мог ничего с собой поделать, от этой ситуации у него начинала болеть голова, и брови неустанно сходились на переносице. — Ты что, госпожа? — Насчёт этого, я думаю, ему нужно немного отдохнуть от меня, — на его лице снова появилась грустная улыбка. — Знаешь, покой, все дела. Возможно, в какой-то степени он и был прав. Вэй Усянь был слишком активным для большинства людей, а характеры этих двоих язык не повернётся назвать подходящими друг другу. Однако Цзинь Лин был абсолютно уверен, что уже сейчас Цзян Чэн находится в пути, чтобы забрать брата домой. — Не боишься, что он прибудет за тобой? Что ты будешь делать тогда? — Мой милый племянник, — мужчина снисходительно улыбнулся, ласково беря его лицо в ладони. — Ты же знаешь, я всегда добиваюсь своего. И если я хочу помочь ордену Гусу Лань справиться с какой-то тёмной вещицей, а также поглазеть на то, что их так напугало, я это сделаю. И это было правдой. Вэй Усянь был известен тем, что поступал так, как ему вздумается, и делал нечто такое, что приходилось не по нраву остальному миру заклинателей, но всё сходило ему с рук. Он был неудержимым, словно ветер, никто на самом деле не способен был полностью контролировать его. Даже если глава его ордена запрещал что-либо, он находил иной способ достигнуть цели, и величайшая радость их всех, что Вэй Усянь на самом деле не замышлял злые дела. По этой причине Цзинь Лин не совсем понимал причины ссор, наподобие этой. Если бы этот человек действительно хотел уйти от Цзян Чэна в другой орден заклинателей, он бы давно сделал это, и ничто бы его не остановило. Вообще ничто не могло служить ему преградой, кроме него самого. — Вэй Усянь! — самоубийственно грубо и громко проговорил иной мужчина, жёлтым вихрем выбегая на поле. Цзинь Лин закатил глаза. Это был его отец, Цзинь Цзысюань, непримиримый борец со Старейшиной Илин, благо, что все эти годы безуспешный. Тот ткнул пальцем в мужчину в чёрном, выделяющегося на фоне светлых одежд окружающих, и рявкнул: — Что ты здесь делаешь?! Вэй Усянь только ослепительно ему улыбнулся, не размыкая губ. У него было такое лицо, словно он наслаждался теплом солнца или весенним ветерком, что сбивало с толку любого, а Цзинь Цзысюаня ещё и злило. Таким образом, Вэй Усянь давал понять, что не собирается отвечать на вопрос. Он делает так только тогда, когда точно знает, что кто-то другой с радостью сделает это за него. Так и случилось. — Цзысюань-сюн, это я пригласил молодого господина Вэй, чтобы побеседовать. — И о чём же ты собрался беседовать с этим псом Вэй. — Отец! — Цзинь Лин тут же подорвался, так как в любой ситуации не мог снести оскорбления в сторону названого дяди, однако тот аккуратно придержал его за плечо, предлагая лишний раз не лезть. — Молодой господин Вэй — очень интересный человек и собеседник, — как ни в чём не бывало, ответил Цзинь Гуанъяо. — Я с удовольствием проведу какое-то время в его компании. — А меня — главу ордена — ты забыл спросить? — Мне казалось, — с улыбкой, полной яда, вставил своё слово Вэй Усянь, — что Верховный заклинатель стоит выше всех глав орденов. Неужто это не так? Цзинь Лин покачал головой. Он знал, что на самом деле дядя так не считал, но сейчас ему было удобно признать подобную истину. Подлый, подлый Старейшина Илин. На несчастье Цзинь Цзысюаня, должность Верховного заклинателя была выборной, и им мог стать не только глава ордена. Конечно, это не могла быть сомнительная личность, вроде Старейшины Илин, но вот Цзинь Гуанъяо, обладающий удивительным талантом к руководству и распределению обязанностей и дел, показался всем наилучшей кандидатурой. Хотя у них с Вэй Усянем было нечто общее — оба заклинателя привыкли добиваться целей, чего бы им не стоил этот путь. Поэтому отец ненавидел одного и не доверял другому. — А, впрочем, не важно, — Вэй Усянь с хитрой усмешкой на лице тут же отбросил собственные слова, как ненужный мусор. — Мы все знаем, Цзысюань-сюн, что ты не сможешь помешать мне быть там, где я хочу быть. И это тоже было правдой, вот Цзинь Цзысюань и побагровел весь от злости. Он повернулся к Цзинь Гуанъяо и пророкотал: — Где хозяин этого придурка? Изо рта Вэй Усяня вылетел смешок, и Цзинь Лин почувствовал, как дёргается глаз. Вы только посмотрите на него, ему весело оттого, что кто-то назвал Цзян Чэна его хозяином! Цзинь Гуанъяо только безразлично пожал плечами. — Судя по всему, в Гусу. — Что?! — А-Лин, — сияющая, искренняя улыбка снова появилась на его лице, он взял племянника за руки и закружил с ним, уводя от недружелюбного Цзинь Цзысюаня, — а давай сгоняем на Ночную охоту? Поразительно, ему стало абсолютно всё равно и на Цзинь Гуанъяо, и на Цзинь Цзысюаня. Цзинь Лин, может, и хотел бы для приличия отказаться и уйти с гордым и независимым видом, но против воли заинтересовался этим предложением. Мало того, что с Вэй Усянем было противоестественно хорошо, так тот ещё был талантливым учителем. Мальчишка не просто усваивал что-то новое из каждой Ночной охоты вместе с ним, но и приобретал знания, доступные только ловкому и хитрому Вэй Усяню, который показывал всё наглядно, вбивая в голову знания на всю оставшуюся жизнь. Более того, дядя был откровенно сомнительной, но легендарной личностью. Очень мало людей на самом деле удостаивались чести принимать наставления от Старейшины Илин, и, хоть это его смущало, Цзинь Лин был горд тем, что имел возможность пойти с ним на Ночную охоту. Восхищённые вздохи мальчишек на заднем плане только подтверждали, что это действительно честь. — Вот и отлично, — улыбнулся на его молчание Вэй Усянь. — Я навещу шицзе, и мы с тобой отправимся веселиться! Наверняка у вас здесь есть работёнка, нечисть ведь такая, ни дня спокойного в любом уголке Поднебесной! — Цзинь Лин! — строго позвал его глава ордена Цзинь. — Отец, — мальчик смерил его серьёзным взглядом, не выпуская ладоней из рук названного дяди. — Ты не понимаешь. Дядя Вэй прибыл из Юньмэна для того, чтобы помочь мне продвинуться в заклинательском искусстве. Как я могу отказаться от его помощи? Несмотря на весь тот негатив, что имел место между этими двумя, Цзинь Цзысюань не мог отрицать то, что Вэй Усянь никогда не причинит зла его сыну. Более того, ребëнок любил названого дядю даже больше родных. Цзин Лин облегчённо вздохнул, поняв, что отец больше не собирается препятствовать нахождению в ордене Старейшины Илин. В конце концов, ему попробуй что запрети, он того и гляди как поднимет мертвецов, да пойдёт с армией трупов завоёвывать себе право выбора. Лучше он просто посидит и подождёт, когда Цзян Чэн заберёт его себе в орден. Когда Вэй Усянь вдоволь наговорился с сестрой, они с Цзинь Лином отправились просто гулять по Ланьлину. Если названый дядя говорит, что они пойдут на Ночную охоту, это не значит, что они сразу пойдут истреблять нечисть. У Вэй Усяня по жизни никогда не было чёткого плана, а только лишь какие-то личные ориентиры, которым он всегда следовал. Например, в жизни он не знал, куда завтра приведут его ноги, и с чем придётся столкнуться. Но при этом он всегда оставался верным ордену Юньмэн Цзян и его главе, потому был уверен только вот в чём: ничто не заставит его это предать. Также на Ночной охоте они могли столкнуться с маленьким делом или большим, и Вэй Усянь никогда не брался говорить, что ждёт их в этом приключении, но у него было правилом давать Цзинь Лину самому решать задачи, лишь чуть-чуть направляя, пока дело не станет для мальчишки неподъёмным. По каким-то причинам дядя никогда не использовал меч, постоянно забывая его дома и нервируя Цзян Чэна — Старший дядя беспокоился за него, даже если знал, что и безоружный Вэй Усянь, без меча и флейты, способен себя защитить, ведь одного его хлопка достаточно, чтобы раздобыть отряд из свирепых трупов. В любом случае, именно поэтому пришлось передвигаться на транспорте. Орден Ланьлин Цзинь мог обеспечить их повозкой любой степени комфорта, но Вэй Усянь предпочёл прогуляться, заложив руки за голову, а потом они нагло запрыгнули в повозку какого-то крестьянина, полную сена. — Куда держите путь? — спросил полный старик, когда Вэй Усянь подбросил ему монетку. — Молодой заклинатель, как я вижу, и..? В Ланьлине часто можно было увидеть людей в золотых одеждах, всё-таки, эти земли принадлежали им. Вдобавок ко всему, у юноши был при себе меч, а заклинатели, как правило, с ним не расставались. Но мужчина в чёрном мало того, что одевался нетипично для этих мест, но ещё и не имел при себе меча, что мешало узнать в нём заклинателя. — Мой дядя, — ответил Цзинь Лин за него, снова увидев эту знакомую улыбку, перекладывающую обязанность ответить на другого человека. — Он прибыл издалека. — Да? И откуда? — Из Юньмэна. Заклинатель из Юньмэна без меча мог бы навести на подозрение о его личности у любого другого заклинателя. Но не у обывателя — те больше любили судачить о том, как Старейшина Илин, столь же славный, сколь и вероломный, откапывает могилы и поднимает кладбища. В народе даже распространены мошенники, продающие талисманы, защищающие могилы от Старейшины Илин. Цзинь Лин ещё всегда поражался: кто они, мать твою, такие, чтобы Старейшина Илин пришёл и выкопал могилу лично их предка? Вэй Усяню даже не обязательно собственноручно копать. На самом деле, Цзинь Лину так ни разу и не выпала возможность увидеть своего дядю, копающего могилы, ведь это же ни к чему, если парой хлопков он может заставить трупы самих показаться из-под земли. — Так куда, всё-таки, путь держите? — Куда глаза глядят, — легкомысленно заявил Вэй Усянь. — Вези, старик, всё равно не ошибёшься. Цзинь Лин редко внимательно рассматривал его, но сейчас был именно такой случай. Какое-то время он не мог понять, откуда люди взяли Старейшину Илин, когда сам Вэй Усянь был совершенно другим. Например, сейчас он улыбался, наслаждаясь солнцем, закинув руки за голову и положив ногу на ногу. Он носил одежды отменного качества, но довольно простые, без вышивки, теснения и любых других средств украшения, так что всю прелесть ткани можно было оценить лишь на ощупь. Он выглядел, как путник без имени, без семьи и обязательств, праздно шатающийся по миру. Даже заклинатель, не знакомый с Вэй Усянем, в жизни бы не догадался, что перед ним Старейшина Илин. Как, например, адепты ордена Ланьлин Цзинь, которые не поняли, кто он такой. Но однажды Цзинь Лин собственными глазами увидел Старейшину Илин из легенд. В общей сложности Цзинь Лин видел названого дядю серьёзным только два раза. В ту ночь Цзинь Лин не справлялся с нечистью, и ему срочно нужна была помощь. На охоте он был один, поэтому послал сигнальные огни. Казалось, что помощь всё не приходит, и только какие-то странные звуки доносились откуда-то из леса. Приятная мелодия так же ласкала слух, как заставляла мистический холод подбираться к сердцу. Он понял, что мелодия была непростая, и играл её заклинатель, потому что мертвецы реагировали на звук, который всё приближался, пока из леса не вышел он — окутанный зловещей аурой, с глазами, полными льда. Тонкий и практически недвижный, он излучал такую мощную угрожающую ауру, что казалось, будто к нему на чёрных грозовых тучах спустился небожитель, способный лишать жизни взмахом руки и точно так же её дарить. Потом, правда, всё испортил Цзян Чэн, с ругательствами неловко вывалившийся из-за кустов. Вэй Усянь тут же помог брату подняться, и наваждение сразу покинуло присутствующих, но Цзинь Лин запомнил это ощущение надолго. Также он больше никогда не слышал чего-либо более прекрасного, чем музыка, с помощью которой Вэй Усянь подчиняет мертвецов. Пока он предавался размышлениям, Вэй Усянь уже успел поговорить со стариком о каких-либо странных вещах, которые могли бы происходить поблизости. — Зачем вам? — вскинул брови тот. — Это же, ну, территория Ланьлин Цзинь. — А этот юноша перед Вами, по-Вашему, кто? — Дядя! — Не обращайте на меня внимания, — неловко хохотнул Вэй Усянь. — Я из других мест и вмешиваться не буду. Вся слава достанется моему племяннику, если вдруг что произойдёт. Понимаете, он юн, а его возраст как нельзя кстати хорош для того, чтобы скорее попробовать на практике то, чему его научили. — Вы тоже заклинатель? — наконец, понял старик. — Чего ж Вы тогда без меча? — Я неправильный заклинатель, — криво усмехнулся Вэй Усянь. — Плохо учился в своё время. Примерно в таком же возрасте, как сейчас сам Цзинь Лин, Вэй Усянь действительно не уделял много времени учёбе, и его племяннику это было прекрасно известно. Об этом сообщал не только Старший дядя, который в общем всегда любил бранить брата, но также факты и другие люди, знавшие Старейшину Илин в ту пору. Например, его выгнали из ордена Гусу Лань, где он был приглашённым адептом, потому как тот довёл бедолагу Ханьгуан-цзюня, поссорился с Лань Циженем и подрался с Цзинь Цзысюанем. После этого он был отправлен восвояси и продолжил блаженно ничего толкового не делать. Сейчас это недоразумение ходит по белу свету и забывает меч на другом конце Поднебесной. Оставалось только гадать, стоит ли Пристань Лотоса ещё на прежнем месте, а может, её снесло куда-нибудь от гнева главы ордена Юньмэн Цзян, увидевшего, что его шисюн-идиот отправился чёрт знает куда без меча. Периодически Цзинь Лин даже поражался этому. Старейшина Илин обладает некоторыми знаниями и умениями, недоступными другим людям, и вся эта информация фактически собственность ордена Юньмэн Цзян, пока Вэй Усянь является его адептом. По этой причине к нему применяли разные методы: от заманивания в другой клан до похищения. Кроме того, по жизни он не следил, кому переходит дорогу, поэтому так же часто, как похитить, его хотели и убить. Но этот безумец забывает меч дома и счастливый бродит по миру, полному людей, желающих его либо использовать, либо умертвить, с одной флейтой на поясе. У него действительно ничего с собой нет, кроме флейты и мешочка-ловушки для духов. Ни тебе разного рода артефактов, ни меча. Этот придурок даже талисманов с собой не носит! Он – прославленный заклинатель одного из самых богатых орденов, но если кому-нибудь придёт в голову его обобрать, ничего ценного злоумышленник добыть не сможет. — На самом деле, есть кое-что странное в окрестностях Ланьлина. — Правда? Старик кивнул. — В прилегающих к Ланьлину деревнях кто-то занялся расхитительством склепов и выкапыванием трупов. Жители послали жалобу в Ланьлин Цзинь, но никаких ответных действий не было проведено. Не странно ли это? — Хм, да, странно, — Вэй Усянь выглядел задумчивым, но вскоре лицо его окрасилось шальной ухмылкой, от которой его племяннику стало не по себе. — Как думаете, кто раскапывает могилы и почему орден Ланьлин Цзинь не реагирует на просьбы местных? Цзинь Лин снова почувствовал, что у него дёргается глаз. Вот паршивец! Он ведь прекрасно знает ответ и всё равно спрашивает! — Да чего ж тут думать? — гневно выплюнул старик, и лицо Вэй Усяня стало неприлично довольным. — Ясное же дело, что во всём виноват этот жуткий и вероломный Старейшина Илин! — Вероломный? — легко засмеялся Вэй Усянь, наслаждаясь собственным поруганием. — Я Вам скажу так, только безумцу придёт в голову осквернять могилы для каких-то своих личных целей, — заговорщицким голосом сообщил им старик. — На самом деле, в вас, заклинателях, достаточно безумия, но этот лиходей — самый большой безумец из всех. Наверняка этот чёрт раскапывает могилы на местном кладбище, а орден Ланьлин Цзинь не вмешивается, потому что препятствовать этому человеку — себе дороже. Вы бы видели, как в посёлках рядом с кладбищем выросли цены на талисманы, защищающие могилы от вторжения этого Старейшины Илин. Как по мне, это всё — полная чушь. Как могут талисманы помочь там, где не в силах справиться могущественный орден заклинателей? — Странное дело, — согласился с ним Вэй Усянь с подозрительным блеском в глазах. — В последнее время я был занят тем, что ссорился со своим братом. Это было далеко отсюда, и я точно не мог одновременно ссориться с шиди и копать могилы. Хотя... — Что ты несёшь, парень? — старик явно напрягся от того бреда, что вылетал изо рта подозрительного мужчины в чёрном. — Тогда бы наверно и польза от этого была, — задумчиво проговорил он, неожиданно снова окунаясь в свои эмоции по поводу ссоры с Цзян Чэном. — Вот видишь, А-Лин, стоит тебе разок или два выкопать чужие могилы, и любой такой инцидент будет прочно ассоциироваться с тобой. Но вот, к чему это приводит: кто-то совершает подозрительные дела на кладбищах, но никто не будет в этом разбираться, потому что злоумышленники прикрываются моим добрым именем, тем самым пороча его. — Откровенно говоря, — смерив его скептическим взглядом, ответил Цзинь Лин, — твоё имя никогда не было особо добрым, дядя. По крайней мере, капля яда его точно не испортит. — Откуда в тебе столько жестокости? Когда они прощались со стариком, ставшим совсем тихим от осознания, что поносил Старейшину Илин перед ним самим, Вэй Усянь пожал его массивную ладонь своей узенькой лапкой и произнёс слова благодарности. — Зачем ты это сделал? — спрашивал Цзинь Лин, убирая с лица волосы, которые постоянно надувало обратно ветром, гуляющим в поле. — Нужно было тебе слушать этот бред о том, как Старейшина Илин копает могилы? Они покинули старика посреди дороги там, где было ещё многовато идти до ближайшего поселения, и всем сразу стало понятно, что они слезли с повозки тогда, когда Вэй Усянь достаточно наигрался с бедным извозчиком. У широкой дороги, на которой они остановились, росла высокая трава. Ветер, не встречая препятствий, спокойно резвился на широком поле, развевая полы ханьфу и волосы. У Вэй Усяня тоже растрепались волосы от сильного ветра, но его плотно запахнутое ханьфу еле колыхалось, в то время как красная лента была готова выпасть из волос и полететь туда, куда дул ветер. Солнечный свет освещал его так, что Вэй Усянь казался призрачным, и когда тот повернулся к нему с привычной улыбкой на губах, Цзинь Лину на миг показалось, что в любой момент его радостный и лучистый дядя может исчезнуть — порыв ветра подхватит и сотрёт его силуэт, развеяв по большому полю. До чего же странная мысль, и как же сильно она сдавила грудь. — Иногда полезно слушать мнение о себе других людей, — он отвернулся и сделал большой шаг прямо в высокую траву, пробираясь по ней стремительно и быстро. Племянник заспешил за ним. — Какое тебе дело до мнения необразованных людей? Они смеют нести несусветную чушь, не зная даже основ заклинательского искусства. Ты же даже не выкапываешь могилы! — Но когда-то я действительно их копал, — веско заметил Вэй Усянь. — И куда мы, чёрт возьми, идём? — Ты что, не слышал этого милостивого господина, который привёз нас сюда? Мы идём на кладбище. Цзинь Лин, наконец, понял, почему они остановились в холмистой местности, отдалённой от людей, и с явным раздражением пошёл вслед за дядей. Ему не нравилось, когда кто-то дурно высказывался о его дяде, но также он не любил, когда тот сам провоцирует людей на ругань и прощает их за неё. Для него это была игра, и он любил выводить людей на подобные выражения, а затем смеяться невесть над чем, и было не совсем понятно, что в этом забавного. Когда они добрались до большого кладбища, обстановка на нём выглядела и вправду тревожно и удручающе. Некоторые могилы разворочены, кое-где были разбиты могильные камни, но на всех целых могилках висели талисманы, защищающие от вторжения Старейшины Илин. Было очевидно, что их повесили уже после того, как кладбище было разграблено, потому что любым расхитителям на самом деле всё равно на эти талисманы. Однако когда случается что-то подобное, на этих талисманах можно заработать так, чтобы не знать голода несколько месяцев. — Выглядит, как целое нашествие расхитителей гробниц. — Не думаю, что это так, — с мягкой улыбкой на лице отозвался Вэй Усянь. — Посмотри внимательно, А-Лин. Здесь оказались не обделены вниманием и даже на вид бедные и плохонькие могилки. — И то верно, — пробормотал юноша, поднимая с земли чью-то кость, явно человеческую. — Был бы я расхитителем, не стал бы даже смотреть на некоторые из них. Значит, их цель — не погребальные принадлежности? Вэй Усянь покачал головой. — При этом те ребята, кто это сделал, не тронули старые могилы, даже если некоторые выглядят, как последний оплот не самого бедного человека. — Ты думаешь, им нужны трупы? — Я почти полностью уверен в этом, — глаза мужчины сверкнули, когда он обратил внимание на что-то за его спиной. — О, но мы можем спросить у этого господина. Цзинь Лин обернулся и увидел развороченный гроб. Из него вываливались бархатные ткани и какие-то вещицы, а в центре этой композиции был скелет, скрюченный в странной позе, как будто его случайно уронили. Судя по тому, что от трупа остались только кости, "господин" умер настолько давно, что успел разложиться. Вэй Усянь подошёл к нему и аккуратно, будто имеет дело с живым человеком, взял костяную ладонь. Он какое-то время просто сосредоточенно сидел и как будто вслушивался в чужую речь, а вскоре поднялся. — Некие люди в чёрных одеждах пробрались сюда под покровом ночи и забрали из этого кладбища пару десятков трупов. Затем же они утопали в сторону Ланьлина. — Ланьлина? Вэй Усянь задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Давай дойдём до посёлка и порасспрашиваем местных жителей о том, что здесь произошло? А под покровом ночи вернёмся сюда и, может, отыщем ещё чего интересного. — Не думаю, что это хорошая идея, — Цзинь Лин засеменил вслед за дядей, торопливо встав с земли, на которую уже успел присесть, присматриваясь к одному из захоронений. — Наверняка они будут нести очередной бред про то, как ты за каким-то псом выкапываешь могилы их предков. — Да брось, попытаться стоит. Вдруг кто скажет чего путного. — Надо было взять с собой Фею, — мстительно бормотал юноша. — Она бы лаяла на всех, кто несёт чушь. Это заявление заставило великого и ужасного Старейшину Илин вздрогнуть. — Не надо нам твоей собаки. Как чудно, что ты оставил её в башне Золотого карпа! Тем не менее, жители посёлка были настроены так же, как и старик, что привёз их сюда. Однако и полезная информация тоже была — например, они узнали, что инциденты стали происходить пару дней назад. Жители каждый день приходили на кладбище и проверяли, не случилось ли чего снова. После каждого раза им приходилось закапывать гробы обратно. — А тела? — с маниакальным интересом спрашивал Вэй Усянь. — Тела не пропадали? — Вообще-то, пропали, — озадаченно произнесла девушка, у которой они решили спросить о странных вещах, творящихся на кладбище. — А как Вы думаете, кому могут понадобиться тела несчастных? — В нашей деревне все только и судачат о том, что это Старейшина Илин! — в их разговор вмешалась низенькая подслеповатая старушка, возникшая из-за спины девушки. — Поэтому-то в Ланьлине не спешат с этим разобраться. — Не думаю, что это так, — задумчиво произнёс Вэй Усянь. — Ведь тогда бы талисманы, помогающие от вторжения Старейшины Илин, наверняка бы сработали. Цзинь Лин, у которого уголки губ подрагивали от еле сдерживаемого смеха, не представлял, как Вэй Усянь может говорить подобное с каменным лицом. — Эх, — старуха махнула на него рукой. — Не знаю, что и думать. Они прослонялись по деревне до темноты, и все настолько часто грешили на Старейшину Илин, что даже Вэй Усяню это перестало казаться смешным. По пути обратно на кладбище они уже разговорились на отвлечённые темы. Вэй Усянь был расстроен тем, что племянник скучал по своей собаке, и потому вздыхал: — Почему тебе не могли понравиться кошки, ну почему именно собаки? Я уверен, это всё пагубное влияние А-Чэна, вот уж кто способен на внушение ребёнку любви к этим диким и зубастым созданиям. — Дядя, — наконец, не выдержал Цзинь Лин, — как ты думаешь, почему на самом деле никто в Ланьлин Цзинь даже не слышал об этом кладбище? — Знаешь, А-Лин, — он вздохнул, — больше всего мне хочется, чтобы эти люди были правы, и адепты ордена Ланьлин Цзинь не препятствуют потому, что боятся наткнуться на меня. Но ты сам понимаешь, что, если это не так, то кому-то из Ланьлин Цзинь понадобились трупы, причём желательно, чтобы вина за их деяния автоматически легла на Старейшину Илин. По моему богатому опыту хочу тебе сказать, что никто не откапывает трупы просто так и для благих целей. Цзинь Лин немного приуныл. Посему выходило, что, если затевалось что-то тёмное, у Ланьлин Цзинь могут быть проблемы, если вскроется некая нелицеприятная правда. — Надеюсь, эти господа ещё осчастливят нас своим присутствием, — поделился с ним Вэй Усянь, усаживаясь в укромном месте рядом со здоровенным могильным камнем. Вздохнув, Цзинь Лин присел рядом, опускаясь в прохладную высокую траву. В небе сиял кусочек Луны, и Вэй Усянь поднял голову, наблюдая за ним и еле заметными облаками, плывущими рядом в попытке укрыть от них лунный свет. Обычно общительный, он не брался болтать на этот раз и тихонько сидел себе, ждал. Может, этой ночью так ничего и не произойдёт, а может, они наткнутся на тех странных людей, что воруют здесь трупы. Цзинь Лин вздохнул, наслаждаясь ночной прохладой. Если бы не очередная глупая ссора его названого дяди со Старшим дядей, он бы весь день тренировался и пререкался с товарищами по клану, а ночью пошёл бы спать. Но такие спонтанные приключения с названным дядей очень хорошо отвлекали от рутины, и он прямо чувствовал, как после таких путешествий поднимается в заклинательском искусстве выше, чем если бы тренировался на поле и слушал наставления отца. Правда, почему-то все авантюры Вэй Усяня непременно приводили их на кладбище... Наконец, они услышали неясный шорох. Вэй Усянь сразу дёрнул его за плечо, привлекая внимание, но юноша уже и сам напрягся, готовый в любую минуту защищать трупы, себя и придурка-дядю, забывающего дома меч. — Дядя Вэй, — тихо позвал Цзинь Лин, — эти люди, они...они что-то копают! — Я же говорил, что это не моих рук дело, — буркнул Вэй Усянь, вцепившись в племянника, чтобы тот не ринулся в бой без наставлений. — Конечно, они копают. А-Лин, послушай меня, мы не знаем, кто эти люди, так что не пытайся прыгнуть выше головы. Ты, конечно, можешь попытаться захватить их в плен, но если не сможешь, нам будет достаточно ткани с их одежд, чтобы твоя собака в будущем могла их выследить. Ты понял меня? — Понял, — буркнул Цзинь Лин и обнажил меч. Золотистая вспышка меча Цзинь Лина, бывшего, разумеется, первоклассным оружием заклинателя, осветила ночную мглу, и подозрительные личности завозились, как жуки, стараясь поскорее взять ноги в руки. Понятное дело, что таким образом от Цзинь Лина им не скрыться — мальчик был ловкий, быстрый и плюс ко всему бесстрашный, а из-за кустов за него сжимал кулачки Вэй Усянь. Учитывая всё это, мужчины почти сразу достали мечи. Вэй Усянь тоже не собирался сидеть на месте без дела — он ударил кулаком о землю, и многочисленные обитатели кладбища подняли руки, пробивая крышки гробов, как будто приветствовали своего императора. Мертвецы проворно выбрались из-под земли и все, как один, отправились помогать юноше, который теперь выглядел, как генерал, командующий большой армией. Парень невероятно воодушевился, поняв, что все мертвецы кладбища поднялись ему на выручку, и потому с новыми силами ринулся в бой. — Если честно, я не очень управляюсь с людьми, — бормотал Вэй Усянь, периодически с помощью флейты помогая своей маленькой армии тьмы. — Только нечисть меня слушает, в этом и беда. Противники мало того, что были полностью одеты в чёрное, так ещё и лица скрыли чёрным туманом. То же было и с мечами, поэтому Цзинь Лину приходилось напрягать зрение, чтобы нагнать и схватить подлецов. Однако трупы, в отличие от живого юноши, прекрасно чувствовали энергию ян, которую источали эти заклинатели явно средних лет. Это были опытные мечники, стиль фехтования которых довольно неплох, а один из них и вовсе совершал смутно знакомые Вэй Усяню движения, отчего тот нахмурился. В одиночку юный Цзинь Лин ни за что бы не справился, но с подкреплением в виде трупов, которыми мастерски управлял его дядя, он неплохо справлялся. Один из неприятелей дал другому знак, и тот поспешил скрыться, прикрываемый им. В одиночку уйти от Цзинь Лина и Вэй Усяня и вовсе невозможно, так что оба подумали, что у них есть все шансы задержать хотя бы одного, но тут он достал талисман, явно напоминающий тот, что используют для перемещения. — А-Лин, отбери у него эту штуку! — прокричал сидевший в засаде Вэй Усянь. Мальчишка и сам понял, что талисман этот явно не к добру, и без всяких приказаний собирался его отобрать, но неожиданно всех троих отвлёк лёгкий треск на другом конце кладбища. Этого хватило, чтобы негодник использовал талисман и скрылся как раз в тот момент, когда мрачная обстановка осветилась ярчайшими фиолетовыми искрами. На кладбище мгновенно опустилась тишина. Мертвецы одновременно повернули головы в сторону, куда смотрел человек, поднявший их, и выглядели настолько заинтересованными, насколько могли выглядеть таковыми трупы. — Они сбежали! Оба! — отдышавшись, объявил Цзинь Лин. — И нам тоже скоро придётся это сделать, — ответил Вэй Усянь, внимательно следя за человеком, приближающимся к ним стремительно. Мужчина шагал к ним размашисто и спешно, весь окружённый грозной аурой. Освещённый искрами, отпрыгивающими от большого и длинного фиолетового хлыста, он был подобен богу войны, спустившемуся для того, чтобы покарать Вэй Усяня. Да, именно его. Он был страсть, как хорош: длинные волосы, аккуратно собранные множеством заколок, разметались за спиной под действием ветра и потоков мощной, яростной ци; в подобном освещении каждая линия его лица была подчёркнута, выдавая в нём красивого, но сурового мужа; в чёрных глазах полыхало фиолетовое пламя, в котором, очевидно, отражался Цзыдянь, змеёй вьющийся у ног. Полы его одежд колыхались с каждым суровым шагом, на поясе свисал и слегка поблёскивал меч. Глядя на него, невольно начинаешь гадать, как он, понёсшийся сначала в Гусу, а потом сразу в Ланьлин, раз прибыл так быстро, выглядел всё таким же идеально причёсанным и плотно запахнутым главой ордена Юньмэн Цзян? Он как будто где-то по дороге останавливался, чтобы причесаться, к тому же на лице его ни усталости, ни боли не замечалось. Словно он сразу после горячих источников, а не выматывающего полёта на мече. Почувствовав, что кто-то, окружённый мощной ци, приближается, мертвецы оживились, как бы странно это не звучало, и пока просто завозились в его сторону. Вэй Усянь, однако, поднял ладонь, приказывая своим новоиспечённым воинам пока стоять на месте и не предпринимать лишних действий. Сам он поднялся, выползая из уже успевшего ему полюбиться укрытия за надгробием. Здоровым таким. — Вэй Усянь! — громко позвал его Цзян Чэн, приблизившись почти вплотную. Тот лишь развёл руками: — И тебе доброй ночи, шиди! Цзинь Лин, в отличие от своего дяди-самоубийцы, наоборот, поспешил спрятать меч и отойти за спину одного из наиболее целых трупов, чтобы его не заметили, а при случае ещё и приняли за одного из мёртвых воинов. Он предпочитал не вмешиваться в разборки этих двоих, тем более названный дядя, имеющий при себе целое внушительное кладбище, мог постоять за себя, стой перед ним хоть Цзян Чэн, хоть целый клан таких Цзян Чэнов, злых и с пылающим Цзыдянем в руке. Тот, однако, довольно быстро погас, погружая двоих мужчин и целую орду трупов во тьму, что теперь освещалась только крошечным кусочком Луны. Юноша теперь не так хорошо видел происходящее, но всё равно смог разглядеть, как его Старший дядя резко поднял руки и обнял названного дядю за шею. Их лица максимально приблизились, губы Цзян Чэна были в районе уха Вэй Усяня, и в гробовой тишине послышался тихий звук поцелуя. Цзинь Лин, выглядывающий из-за спины трупа, был даже готов поспорить, что названный дядя сначала замешкался, тоже ожидая чего-то другого, но получив ласку. Однако тот, не изменяя своей природе, довольно быстро сориентировался — он крепко обнял брата в ответ, слегка повернул голову, и их губы встретились в глубоком поцелуе. Они слились в нём до того страстно, что Вэй Усянь чуть не повалил брата на землю, но Цзян Чэн устоял на ногах и любовника удержал, прижав его талию одной рукой. Однако скоро рука его сползла на бедро партнёра, и здесь уже существовала реальная возможность упасть. Когда они оторвались друг от друга, тяжело дыша, Цзян Чэн стал покрывать лицо силившегося вдохнуть как можно больше воздуха Вэй Усяня мелкими ласковыми поцелуями, одной рукой гладя по волосам, а другой сжимая мягкие части тела, вроде бедра и ягодиц. — Кхм-кхм, — Цзинь Лин, не знающий, куда себя деть от смущения, решил привлечь к себе внимание, пока эти двое не перешли к следующей стадии примирения прямо на траве в окружении мертвецов, потому что последних они явно уже не замечали. — Вэй Ин, ты придурок? — Цзян Чэн, удовлетворённый прикосновениями, говорил беззлобно, но несколько сердито. — Почему все твои пути ведут к грёбаным кладбищам? И как тебе пришло в голову взять с собой ребёнка? — Он же заклинатель, ему полезно, — легкомысленно заявил Вэй Усянь. — Кладбища — основной источник большинства проблем заклинателей. И неплохой источник силы. Честно говоря, я не думал, что ты посетишь нас так скоро. Ты там по дороге из Гусу служанку, что ли, себе прихватил, и она тебе причёску поправляла? Чего это ты к нам такой красивый? Я бы на твоём месте вырубился, если б летел на мече из Юньмэна в Гусу, а из Гусу — в Ланьлин. — Ах ты паршивец, ты специально направился в Ланьлин вместо Гусу, чтобы я хорошенько помучился? — Вы с А-Лином два сапога пара, — цокнул языком Вэй Усянь, беря лицо напротив в свои ладони. — Почему вы все обо мне дурного мнения? — А какого мнения я должен быть о человеке, который копает грёбаные могилы и сбегает из дома? — Я не сбегал из дома, — закатил глаза Вэй Усянь. — Ты же сам сказал мне убираться. Вот я и ушёл. Вообще-то, это пример идеального послушания адепта ордена по отношению к своему главе. — Пошёл ты. Вэй Усянь поцеловал его в щёку, потёрся носом о нос и, когда черты лица собеседника разгладились, спросил: — Как там наши друзья из Гусу? Кстати об Облачных глубинах, стоят ли они ещё на месте после того, как ты к ним явился? — Насчёт этого... — Цзян Чэн выглядел в какой-то степени виновато, что порядком удивило Вэй Усяня. — Мы летим в Гусу. Вэй Усянь поднял ладонь и сложил её в кулак. После этого все мертвецы разом повалились на землю, словно марионетки, которым обрезали верёвки. Они расцепили объятья только тогда, когда Цзинь Лин подошёл и протянул что-то своему названному дяде. Тот принял подношение и обнаружил, что это здоровенный кусок чёрной ткани. — Отлично, ты молодец, А-Лин! — он сразу понял, что это ткань с одежды одного из расхитителей гробниц, отсечённая мечом, и положил её в мешочек цянькунь, который, в отличие от меча, всегда был при нём. Цзян Чэн с интересом следил за этим движением, сложив руки на груди. — Что у вас здесь произошло? Пока Вэй Усянь рассказывал ему об их с Цзинь Лином маленьком приключении, они неспешно двигались по направлению к Ланьлину. При этом Цзинь Лин шёл за ними молча, до сих пор несколько смущённый. Конечно, ни для него, ни для других заклинателей, случайно увидевших этих двоих в подобной ситуации, это не было откровением: об этих отношениях судачили настолько много с того дня, как всё открылось, что всем уже просто надоело об этом говорить. Цзинь Лин бросил задумчивый взгляд на Вэй Усяня, принимающего из рук рассерженного Цзян Чэна свой меч. Когда эти двое были примерно в том же возрасте, что и сам Цзинь Лин, они впервые поцеловались, так и зародились их пока маленькие, тайные отношения. Покойная мать Цзян Чэна ненавидела Вэй Усяня, и если б она узнала, что её сын изучает мир удовольствий с ним, она бы на месте убила будущего Старейшину Илин. Они с детства были названными братьями друг другу, и Цзинь Лин, когда думал об этом, часто удивлялся, что им хватило смелости сделать подобное друг с другом, в то время как сам юноша не представлял себя в такой ситуации, и его это несколько смущало. Скорее всего, мальчишки, с детства таскающиеся друг с другом, решили просто попробовать, что такое поцелуй на деле, и их затянуло. Естественно, за этим не стояло никаких серьёзных намерений, например, быть вместе долгие годы, не принимая чужой любви и ласки. Пока просто юношеский интерес и жажда экспериментов. Конечно, об этой связи долгое время никто не знал. Сначала Мадам Юй самое малое выгнала бы Вэй Усяня взашей из ордена, а затем рассказывать просто не было смысла. Они тихо спали в одной кровати, когда удавалось это сделать, а глава ордена Юньмэн Цзян просто не утруждал себя поисками невесты, а на любые предложения и очевидные намёки отвечал полным безразличием. Интерес разного рода прелестниц возрос к главе ордена Юньмэн Цзян сразу после войны с кланом Вэнь. Ведь до этой битвы резиденция его ордена была разрушена, а люди перебиты, но после Аннигиляции Солнца орден чудесным образом был восстановлен, возрождён не иначе, как феникс. Живейшее участие в столь грандиозной битве принесло его ордену славу, а добыча, поделенная всеми участниками по мере их заслуг — богатство. Естественно кланы заклинателей, большие и малые, хотели породниться с ним и его семьёй. За Цзян Яньли очередь не стояла, так как все первые места давно застолбила упрямая госпожа Цзинь для сына, проникшегося подвигами девы Цзян во время войны. Но вот молодой, влиятельный и красивый глава ордена Цзян был не только одинок, но и не высказывал ни предпочтений, ни какого-то явного нежелания иметь супругу. Ему было как будто всё равно: на любые прямые предложения породниться он отвечал сдержанным отказом, а все прозрачные намёки и попытки обаять со стороны самих девушек как будто в упор не видел. В общем, Цзян Чэн хранил верность Вэй Усяню, как мог, но даже тогда эти два идиота не считали отношения чем-то серьёзным. Они думали, что эти отношения были просто удобными для них, и они смогут разорвать их, как только это станет необходимым. Такой порядок вещей неизбежно породил множество идиотских слухов о каждом из них. Вэй Усянь с детства конфликтовал с Цзинь Цзысюанем, потому что тот долгое время был слеп к достоинствам его сестры. Даже когда бедолага прозрел и начал оказывать будущей жене очевидные знаки внимания, Вэй Усянь не упускал возможности всячески показать, насколько он против того, чтобы у этого человека действительно что-то получилось с его сестрой. Подобные разговоры неизбежно привели к слухам о том, что одинокий Старейшина Илин просто с детства добивается сердца названной сестры, но та не видит в нём мужчину, воспринимая только как младшего брата. Вот подлый Вэй Усянь и бесится, что ему не удалось возлежать с сестрой, а вот у Цзинь Цзысюаня есть шанс. Насчёт Цзян Чэна были две противоречащие друг другу теории, одна самоубийственней другой: по первой версии глава ордена Цзян отрешился от мира плотских утех, закрыл сердце, оковал его в лёд, и душа его стала, как стоячая вода, проще говоря, он импотент; по второй он скрывает от других даму сердца, с которой у него явно какой-то разлад, от безответных чувств до сомнительной личности избранницы. Сплетникам и злопыхателям даже в голову не пришло, что кто-то из этих двоих может быть обрезанным рукавом, что уж говорить о том, чтобы романтические отношения их связывали друг с другом. Связь Старейшины Илин с девой Цзян была слишком очевидна для них и объясняла многое, к тому же, Вэй Усянь часто заигрывал с девушками и делал им комплименты, в то время как на мужчин не обращал никакого внимания. Цзинь Лин это время не застал, потому что сейчас названный дядя старается не делать таких вещей, особенно в присутствии Цзян Чэна. Этого человека природа обделила чувством стыда и самосохранения, поэтому Цзинь Лин, узнав, что такие дела имели место, спросил, что заставляло его так делать раньше, и почему он перестал. Тот ответил, что в то время искренне считал, что для Цзян Чэна в этом нет ничего такого. Не может быть ревности там, где нет чувств, и Вэй Усянь, видя, что тот относится к его поведению спокойно, лишь иногда порицая за бесстыдство, не верил, что брат испытывает к нему сильные чувства. Сейчас-то он абсолютно уверен в их существовании, соответственно, не подливает масла в огонь. Цзинь Лин тогда возразил, сказав, что вообще-то делёж друг с другом кровати и верность являются признаками любви. Вэй Усянь же грустно улыбнулся и объяснил, что иногда люди могут нуждаться в любви, ласке и поддержке, но у них на данный момент просто нет любимого человека, поэтому они получают всё это от того, с кем это удобно. Он думал, что у них всё так и есть, поэтому совершал подобные поступки без зазрений совести. Ситуацию ухудшал сам Цзян Чэн, который стыдился и чувств к брату, и того огня ярости, который занимался в груди, стоило тому увидеть его, болтающего с кем-то мило и непринуждённо. Он держал всё в себе, внешне выглядя безучастным, а иногда даже потворствующим, поэтому Вэй Усянь совершенно не чувствовал себя виноватым. Сейчас он оттащит бедолагу в сторонку и закатит скандал, а когда ему надоест ругаться, они помирятся уже в постели, очевидно, чтобы Вэй Усянь точно не думал обо всяких там других людях. Цзян Чэн же был суровым и властным, а ещё, в отличие от Вэй Усяня, вообще ни на кого не смотрел — ни на мужчин, ни на женщин. Его трудно было представить вообще с кем-либо, что уж говорить о мужчине. Они бы и дальше продолжили страдать ерундой, если бы в один момент на Вэй Усяня не свалилась целая куча бед. Сначала он принялся защищать бывших адептов клана Вэнь, убив нескольких людей из клана Ланьлин Цзинь, жестоко обращавшихся с военнопленными. Потом его обвинили в попытке убить Цзинь Цзысюаня, хотя он изо всех сил старался доказать свою невиновность. Всеобщее осуждение, нападки и обвинения в убийстве и заговорах, которые он не совершал, подкосили его душевное состояние, убрали землю под ногами, позволили тёмным силам завладеть его телом и разумом. В такой ситуации, когда Вэй Усянь практически слетел с катушек, ему совсем некому было помочь. И в момент, когда нужно было решать между Вэй Усянем и достоинством, репутацией, будущим, когда быть с ним было крайне неудобно, и, возможно, настал тот самый момент, когда стоит разорвать странные отношения с ним, Цзян Чэну открылась страшная истина, заставившая кровь застыть в жилах. Он понял, что ему необходим Вэй Усянь. Даже больше, чем репутация, орден и будущее. Он был необходим не потому, что с ним было удобно и хорошо, не потому, что лет в четырнадцать они ввязались в какую-то странную круговерть прикосновений и ночных встреч. Лишь один момент жизни смог показать ему, что Вэй Усянь был нужен даже тогда, когда с ним неудобно и точно не стоит ждать ничего хорошего, показал, что все эти прикосновения не были случайными — даже их первый поцелуй произошёл только потому, что он сам этого хотел именно с ним. Хуже всего то, что он не просто не представлял себя с кем-то другим, но он просто не мог вообразить такую свою жизнь, где больше нет Вэй Усяня. Он бросился останавливать сошедшего с ума брата, уже окутанного тёмной энергией и опасно держащего в руке ***Стигийскую тигриную печать. В ту ночь он заявил всем собратьям-заклинателям, собравшимся в Безночном городе, что никакого Старейшину Илин они не получат, что они могут просто убираться к чёрту, а он забирает брата домой, и совершенно не важно, совершал или не совершал он там вероломные поступки. Естественно, все, кто желал расправы над гнусным Старейшиной Илин, собрались отвоевать себе бедолагу, но Цзян Чэну, во-первых, было решительно всё равно уже на репутацию, честь, гордость и мнение других людей, а во-вторых, ему здорово помог Ханьгуан-цзюнь. Вместе они прорвались через толпу озлобленных заклинателей и укрылись в Пристани Лотоса — Цзян Чэн был готов обороняться до последнего вздоха. К тому моменту, когда Вэй Усянь был доставлен домой, он уже потерял сознание, и снова приходить в себя был явно не намерен. Цзян Чэну стало по-настоящему страшно, он даже привёз к себе в орден целительницу Вэнь Цин, и она сказала, что его состояние сделалось критическим из-за нервного срыва, во время которого тёмные силы вышли из-под контроля и буквально отравили бедолагу. Так начались долгие годы, в которые Вэй Усянь был прикован к постели страшной болезнью. Сейчас Цзинь Лин может наблюдать, как Вэй Усянь радостно скачет со своей флейтой то по Юньмэну, то по Ланьлину. Он очень активный, любит плавать, бегать за нечистью, часто водит адептов Юньмэн Цзян и самого племянника на Ночную охоту. Казалось бы, трудно представить его, прикованного к постели, но, если задуматься, Цзинь Лин действительно помнит кое-что из того времени. Он отчётливо помнил, что со Старшим дядей он познакомился раньше, чем с названным. Несомненно, Цзян Чэн выглядел хуже, чем сейчас — трагедия подкосила его, он был всегда угрюмым и печальным. Очевидно, он хотел бы забрать страдания брата себе, но не знал такого способа, который мог бы ему в этом помочь. Ещё и Вэнь Цин ясно дала понять, что пострадавшему сможет помочь только время — если Небеса так распорядятся, он встанет на ноги и окрепнет, если же такова судьба, он умрёт, так и не встав с кровати. Цзинь Лин был смышлёным мальчиком и сразу понял, что дядя чем-то расстроен, и пытался его утешить, даже не подозревая о грузе, что висел на его плечах. Однако Вэй Усянь смог выкарабкаться, но встать с кровати сразу не получалось, и поэтому тот сидел на ней, когда Цзинь Лина привели знакомиться с названным дядей. У человека перед ним были растрёпанные волосы и нездоровый вид — под глазами были синяки, он весь исхудал. Кожа была бледной, как у трупа, и мальчик ощутил холод, пробирающий до костей, когда его взгляд встретился с пустыми, чёрными глазами. Он казался ему демоном, который его съест. Однако, увидев его, мужчина улыбнулся и протянул ему слабую руку, еле держащуюся в воздухе без поддержки. В те годы Цзинь Лин слышал много легенд о страшном, вероломном и безжалостном Старейшине Илин, но по какой-то причине не знал, что он — его названный дядя. Скорее всего, отец следил за информацией, чтобы та не навредила сыну. Самое смешное то, что, увидев названного дядю с этими глазами, похожими на дыры, Цзинь Лин сравнил его со Старейшиной Илин. — Поразительно, — сказал тогда Вэй Усянь, погладив его по голове, — он прямо маленькая копия отца. — Это плохо? — настороженно спросил Цзян Чэн. Вэй Усянь нежно улыбнулся и покачал головой. В тот момент названный дядя перестал казаться ему страшным. Но в ближайшие несколько месяцев он считал его каким-то странным и глуповатым. Каждый раз, когда Цзинь Лин прибывал в Пристань Лотоса, его приводили в комнату Вэй Усяня, и ему приходилось проводить по несколько часов в беседах с ним, которые казались мальчику бессмысленными. Каждый раз его встречали радостной улыбкой, он выглядел, как щенок, встречающий хозяина, и это казалось Цзинь Лину неприемлемым — он считал, что взрослый человек не должен вызывать подобных ассоциаций. Со временем в его комнате появлялось всё больше разных свитков — мысли и разговоры были единственным, чем мог занять себя прикованный к кровати Вэй Усянь. Маленький Цзинь Лин не смог запомнить имени Старейшины Илин, и потому не представлял себе могущество и славу человека перед собой. Для него он был дядя Вэй. Этот человек мог болтать часами, и если сначала он просто прощупывал почву, то с каждым разом темы разговоров становились серьёзнее. Глуповатый и больной дядя постепенно начал обретать для ребёнка черты того Вэй Усяня, образ которого хранится в сердце до сих пор. Он не просто больше не казался глупым, Цзинь Лин понял, что разговаривает с очень умным человеком. Из всех его родных мать была мягкой и степенной, поэтому с ней он говорил о незначительных, отвлечённых вещах; отец, при всех его хороших качествах, редко слушал, и лез в драку с другими людьми, если узнавал о каких-то проблемах сына; Старший дядя был довольно строгим, а Младший — безучастным. Вот и получилось, что неожиданно всеми своими переживаниями он делился с названным дядей. В связи с этим, поездки в Юньмэн из нежеланных для ребёнка стали долгожданными. Как-то раз он не посещал родной дом матери около полугода, и за это время названный дядя начал вставать с кровати и немного прогуливаться по Пристани Лотоса. Маленький Цзинь Лин об этом не знал. Он, как всегда, решил сразу зайти к нему, но в комнате никого не оказалось. Естественно, он знал, что дядя болен, и видел, как болезнь сделала его бледным и слабым. И, несмотря на юный возраст, Цзинь Лин знал, что это означает, когда комната больного человека пустеет. Бедняга упал на пол на пороге комнаты и зарыдал. Ему сразу вспомнились те моменты, когда он считал дядю глупым, когда тот улыбался ему из глубины комнаты сначала слабой, а потом всё более радостной улыбкой, как он вырывался из объятий дяди, говоря, что ему этого не нужно. Он вспоминал, как Старший дядя радовался, что брат идёт на поправку, и представлял, как тот будет ходить с ещё более грустным лицом. И подумал о том, как мама будет заливаться слезами. Но больше всего он жалел, что не сможет больше поговорить со своим дядей, внушающим ему всякие проказы, боялся момента, когда комнату освободят от его немногочисленных вещей, и смертельно хотел снова его увидеть. Впоследствии Цзинь Лин никогда не плакал так много и надрывно. Как бы то ни было, именно в таком состоянии его нашли Цзян Чэн с Вэй Усянем, как раз возвращающиеся обратно с прогулки. Вэй Усянь его окликнул: — А-Лин? Что-то случилось? Услышав этот голос, ребёнок прекратил плакать, утёр слёзы и удивлённо посмотрел на вполне живого дядю, который крепко держался за брата, потому что, очевидно, был очень слаб. Цзян Чэн смерил ребёнка задумчивым взглядом, а потом повернулся к брату и спросил: — Как ты умудряешься обижать людей на расстоянии? Это какая-то новая тёмная техника? — С ума сошёл, что ли? — тем же тоном парировал Вэй Усянь. — Я ничего не делал! Цзинь Лин подскочил и с разбегу бросился на Вэй Усяня, обнимая его так крепко, как только мог, и снова начиная плакать. Когда он рассказал им причину, по которой плакал, названный дядя рассмеялся, а Старший дядя ходил хмурым ещё неделю, явно представив, что было бы тогда. Постепенно дядя Вэй полностью оправился от болезни, чем снова заставил тревожиться всё сообщество заклинателей. Тогда-то Цзинь Лин и узнал, что его дядя и есть Старейшина Илин, которым пугали всех детей, когда они не хотели слушаться. Его распирало от несоответствия, ведь его слабый, вечно улыбающийся дядя не был похож на гнусного человека, копающего чужие могилы и пачками убивающего людей. К тому времени его невиновность в деле Цзинь Цзысюаня была доказана, орден Юньмэн Цзян не пожалел сил и провёл расследование того случая с убийством адептов ордена Ланьлин Цзинь и выяснил, что те действительно совершали бесчеловечные и аморальные поступки, не достойные адептов именитого ордена. А больше никого, кроме псов из клана Вэнь и горстки адептов клана Ланьлин Цзинь, которые вполне заслужили смерть, Вэй Усянь не убивал. Могилы не копал, ничего злодейского не совершал, да и несколько лет провёл в кровати. К нему просто не могло быть претензий, и злопыхатели переметнулись на орден Юньмэн Цзян. Это был первый раз, когда Цзинь Лин видел своего названного дядю предельно серьёзным, и так получилось, что это был также день, когда все поняли, что Старейшина Илин и Цзян Ваньинь состоят в романтических отношениях. Цзян Чэна обвинили в том, что он хочет использовать Старейшину Илин в качестве личного оружия и средства устрашения всех заклинателей. Цзян Чэн был просто в ярости, потому что они говорили о его брате, как о каком-то опасном артефакте, который не должен оставаться в руках одного человека. Цзинь Лин был рядом с Вэй Усянем, и, поняв, что кто-то пытается сделать плохо его дяде, пытался его защитить даже несмотря на то, что тот был Старейшиной Илин. Тем временем, Вэй Усянь заметил, в каком состоянии был Цзян Чэн, готовый кинуться в бой и поколотить всех, кто, по всей видимости, порочит его честь. Тогда он подошёл к нему, аккуратно взял за руку обеими ладонями, поднёс к губам и поцеловал. Затем взглянул в глаза и твёрдо произнёс: — Если они считают меня твоим оружием, пускай. Я не против. Для меня честь быть твоим. Этот поцелуй и эти слова дали всем отчётливо понять, каков на самом деле характер их отношений. И самое удивительное то, что Цзян Чэн не стал возражать или злиться. Наоборот, он осознал, что давно хотел бы дать остальным понять, что Вэй Усянь принадлежит ему, чтобы избежать разного рода недоразумений: его больше не будут донимать различные главы кланов со своими дочерями, а на Вэй Усяня больше ни одна девушка не посмотрит с надеждой. Маленький Цзинь Лин тогда не очень понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Сейчас он всё понимал и относился к их отношениям ровно — он любил каждого из них и видел, что, несмотря на идиотские ссоры, подобные этой, они были счастливы друг с другом.