Наследство

Через месяц и восемь дней, когда «Лилия» подошла к острову Сан-Мигел, зайдя по пути в Сен-Мало и Брест, Джозеф был еще жив. Более того, от облегчения своего состояния он воспрял духом, и его положение уже не казалось ему столь ужасным. Движения тела больше не причиняли ему страданий, его все еще не повесили и, самое главное, его больше не тошнило. — Эй, Виконт! — крикнули ему снизу. — Спускайся! Какого черта ты там застрял? Джозеф присел на корточки и перегнулся через ограждение марсовой площадки. — Эй! Ты чего удумал там! Группка моряков под грот-мачтой бросилась врассыпную. Джозеф засмеялся, ощущая при этом уколы стыда. Через три дня как его попустило, и он перестал отдавать русалкам каждый свой завтрак, обед и ужин, его послали на грота-рей. Штурман спросил у помощника капитана, не хочет ли он угробить новобранца, но тот ответил, что пока море спокойно, пусть попробует себя наверху. Море, конечно, было спокойно, но на рее болтало куда сильнее, чем на палубе. И вот, когда Джозеф, стоя на пертах, деревянными от страха пальцами вязал очередной узел, его неожиданно замутило, и с завтраком все же пришлось расстаться, причем отправился он прямиком на головы стоящих внизу матросов. Изрядная порция досталась и штурману Бертрану, чему Джозеф в душе очень радовался, не забывая изображать при том искреннее раскаяние. Хотя, судя по взгляду, которым его наградил француз, раскаянию этому он ни на фартинг не поверил. Виконт сначала даже испугался, что его сейчас накажут, но теперь уже ухмылялся Бертран. — И со мной такое было, — сказал он. — Причем шли мы тогда куда резвее. Так что, пока великолепная соленая свинина, сдобренная пережеванными галетами, летела вниз, ее успело унести прямиком на капитана. Жаль, его помощника тогда с нами не было. Он покосился на шканцы. — Скажите-ка, сэр Джозеф, вы ведь не специально целили в меня? Не советую повторять когда-нибудь этот подвиг. Если попадете на Брауна — ждите беды. – Нет, не специально, — заикаясь, пролепетал Джозеф. — Я вообще не специально. Джозеф и сам знал, что попади он на помощника, с него три шкуры спустят, случайно это или нет. Но сейчас он и не думал «повторять этот подвиг». Те времена давно прошли. Он сел, свесив ноги в собачью дыру, будто собирался спуститься вниз. Фрегат подходил к Азорским островам. Это была первая неизведанная земля, которая встретилась на его пути. И Джозеф никак не мог заставить себя вернуться на тесный, ограниченный пятачок палубы, полный немытых потных тел, с казавшегося ему сейчас безграничным марса, хотя все матросы, с которыми он поднимался на брам-рей, давно были на шкафуте. Кругом был воздух, небо, внизу бескрайнее море, а впереди, в легкой утренней дымке — темно-зеленые кудрявые горы, манящие ароматами неизвестных цветов и каким-то совершенно иным дыханием земли. Вода вокруг острова была синей, а на подходе к берегу не виданного прежде Джозефом лазурного цвета. Ну и влетит же ему за его мечтания посреди вахты. Будто в ответ на эту мысль ванты под марсом завибрировали, и он увидел, как к нему кто-то лезет. Голова с темными волнистыми волосами. Такие волосы были у одного человека на борту. Штурман ловко перемахнул через ограждение, даже не подумав воспользоваться собачьей дырой, которую любезно освободил ему Джозеф. Взглянул на него темными глазами — Джозефу вновь показалось, что он все понял без единого слова — и сунул ему подзорную трубу. Джозеф с благодарностью схватил доверенное сокровище и прижал его к груди, не забывая держаться одной рукой за тросы. — Наслаждаетесь видами, сэр Джозеф? — спросил штурман, глядя на остров впереди, в то время как Джозеф украдкой разглядывал его и в который раз удивлялся, до чего подходит его лицу этот, будто позаимствованный у Вильгельма III, нос. — Не хотите присоединиться к товарищам? Он протянул руку, и Джозеф подал ему трубу. — Какая глубина? Джозеф выкрикнул вопрос вниз, его передали матросу с лотом, а затем обратно, по цепочке, ответ. — Двадцать пять саженей! — ответил Джозеф, хотя штурман и сам все прекрасно слышал. — Скорость? — Шесть узлов. — Что ж, неплохо. Надеюсь, к обеду будем на рейде. Он еще долго водил подзорной трубой по береговой линии, абсолютно бессмысленно, на взгляд Джозефа, а затем серьезно посмотрел на него. — А теперь, не изволите ли спуститься, милорд? У Джозефа загорелись уши и щеки. И, пока он спускался, нервно цепляясь за ванты, его преследовала насмешливая белозубая улыбка штурмана. Внизу Бертран деловито оправил камзол и, отдав подзорную трубу Джозефу, велел нести ее на место. Боцман заскрипел зубами, глядя на это. Он-то наверняка рассчитывал задать Джозефу взбучку, но теперь выходило, что тот лишь помогал штурману. Так что взбучка откладывалась, но судя по всему, если Джозеф не возьмется за ум, то узнает, как не раз обещал ему Янг, почем фунт изюма. Первый, кого Джозеф встретил, когда почувствовал себя в силах выползти на свет божий, был Бертран. Джозеф вышел из полутьмы кубрика и оказался в царстве дерева и пеньки. Куда ни глянь — аккуратно смотанные бухты веревок. Нет, не веревок — снастей и концов, как с презрительными смешками поправляли его потом в команде все от боцмана до юнги. И пока Джозеф щурился от непривычно яркого солнца и пытался устоять на качающейся, а то и падающей вдруг в пропасть поверхности, услышал веселое: — Мистер Янг, вы только гляньте, кто проснулся! Как вы себя чувствуете, сэр Жозеф? Из люка впереди торчала голова и плечи штурмана. Он поднялся на палубу, за ним следом выскочил боцман и, увидев Джозефа, плотоядно ухмыльнулся. Бертран исчез где-то наверху, и виконт остался один на один с боцманом. — Его высочество почтили нас своим визитом. Не будет ли вам угодно немного нам помочь? Наш капитан и штурман слишком добры, но я не таков! Я с тебя кожу сниму, ежели мне что не по нраву. Это где ж видано, чтоб простого матроса на корме поселили? Да пусть он хоть тыщу раз проблюется. Он помахал перед носом куском линя. — У нас, дорогой мистер Рейнольдс, или как вас там, на «Лилии» три вахты. Ты будешь во второй. То есть в двенадцать часов дня, во время склянок ты должен черт тебя дери стоять тут, а то узнаешь, почем фунт изюма. Потом в четыре пополудни — подвахта. Знаешь, что это? Джозеф помотал головой. — Ну еще бы. Подвахта — это отдых после твоей вахты, но по первому слову должен бежать куда тебе скажут и делать что скажут. Ясно? — Нет. Какой же это отдых, если я должен куда-то бежать и что-то делать? — Шутник, да? У нас уже есть один, — Янг приближался и шипел в лицо Джозефа, то и дело нервно оглядываясь, так что Джозеф, отступая, уперся спиной в стенку квартердека. — Носатый француз. Только от его шуток не смешно никому, кроме него самого. Тебе смешно было, когда он сцапал тебя на берегу? А вот он смеялся, как одержимый, мать его растак, когда рассказывал, как ты, приятель, бежал по берегу от парней, которые тебя на вилы хотели поднять. — Не было у них вил… — Что у нас здесь, мистер Янг? — Господин помощник капитана! — боцман вытянулся и сделал шаг назад. — Это новенький, сэр. Ну, помните — Виконт. — Вижу. — Я ему вроде как объясняю порядки наши. — Что ж, продолжайте, — помощник капитана остался стоять, прислонившись к пиллерсу. Он был высок и хорошо сложен. Джозеф сначала взглянул в его голубые глаза, круглые и по-детски наивные, и решил, что это славный парень. А потом увидел рот, жесткий и презрительно сжатый, говорящий ему, что перед ним беспощадный палач, и уже не смог вернуться к первому впечатлению. Теперь и глаза ему казались холодными и жестокими. Боцман смешался, и стоял, растерянно раскрыв рот, будто забыл, где он и чем занимался. — Ну, так… — Вы говорили о подвахте и шутниках на борту нашего корабля, — раздался сверху веселый голос. Джозеф отошел от квартердека и поднял голову. Штурман стоял на юте, уперев подбородок в сложенные на перилах руки и смотрел вниз. И как всегда улыбался. — Мое почтение, мистер Браун, — сказал он помощнику, потом подмигнул Джозефу и исчез в направлении кормы. Тощий боцман съежился и стал похож на перевернутый рыболовный крючок. — Так вот. Подвахта. Вроде как отдых. Но если нужна помощь, ты понял, идешь и делаешь. Чего скажут. Потом отдых. Отдыхаешь. Джозефу стало смешно. Этот тощий, похожий на Кнута, боцман так старается выглядеть грозным, в то время как сам трясется от страха перед штурманом. Однако строгий взгляд Брауна настроил его на серьезный лад. Старший помощник подошел и встал перед ним, сложив руки на груди. — Вам все ясно, мистер Рейнольдс? Джозеф посмотрел на Рыболовный Крючок и, набравшись наглости, ответил. — Не совсем. — Сэр, — подсказал ему Браун, но Джозеф оставил это без внимания. — Мистер боцман очень путано объясняет. Старший помощник бросил на Янга холодный взгляд. — Мистера боцмана зовут мистер Янг, а когда обращаетесь к членам экипажа, стоящим выше вас, следует говорить «сэр». Вашим старшим в вахте буду я, и вы должны делать все, что вам прикажут. В двенадцать у вас начинается вахта. Ровно в двенадцать вы должны быть готовы приступить к работе, одеться, пообедать и умыться, если вам это необходимо. А далее, я рекомендую вам беспрекословно подчиняться капитану, мне, штурману и боцману Янгу. И со временем вы сами во всем разберетесь. Я понятно объясняю? Или так же путано, как мистер Янг? — Нет. Я все понял. — И все же, сдается мне, я недостаточно понятно объяснил. — Где твое «сэр», бродяга? — рявкнул боцман. — Простите, сэр, — сказал почтительно Джозеф, навеки воспылав ненавистью к Рыболовному Крючку. — Очень хорошо, — Браун развернулся, чтобы уйти. — Простите, мистер Браун. Господин старший помощник. Сэр. А куда идет ваш корабль? Браун удивленно посмотрел на него, коротко взглянул на боцмана и ушел, не ответив на вопрос. Янг толкнул Джозефа в плечо. — Иди, иди вперед! И помалкивай! А то я тебя научу, как такие вопросы задавать! — А что я такого спросил? — оправдывался Джозеф. — Такого-такого, — передразнил боцман, продолжая толкать его. — Ты матрос! Твое дело — выполнять, что скажут, а не спрашивать у старших то, что тебя не касается. — Как же не касается, когда я туда плыву… — А вот так и не касается, твое дело палубу драить, на помпе стоять или шпиль вертеть, и куда мы при этом движемся все одно — для тебя ничего не меняется… С этими словами Янг втолкнул Джозефа на трап, ведущий вниз, в недра корабля. Виконт чуть не кувыркнулся с него, в последний момент схватившись за перила, а в спину ему уже упирались колени боцмана. — Пошевеливайся! Внизу Янг обогнал Джозефа, и тот поплелся за ним по темному и узкому дурно пахнущему коридору к еще одному трапу. Спустившись они оказались в полутемном помещении с низким потолком, который подпирали несколько столбов. Джозеф увидел несколько коек, вроде той, в которой он валялся еще недавно. В них спали люди. Другие люди сидели за длинным дощатым столом и сразу уставились на него, едва он вошел. — Ваши покои, милорд, — поклонился Янг. Сидящие за столом заухмылялись. «Похоже, это целый корабль шутников, — подумал Джозеф, вспомнив характеристику, которую штурману дал боцман. — У них тут что, состязание, вроде конских скачек?» — Господа, — продолжал Янг. — Представляю вашему вниманию, сэра Рейнольдса, виконта. За столом тут же все поднялись и тоже поклонились Джозефу. Один из матросов даже присел в неуклюжем реверансе, вызвав одобрительный смех. — Та пожилая леди, — махнул на него Янг, — Стэн Колби — помощник плотника. Колби! Устрой виконта! Он во второй вахте, объясни ему, что к чему. — Чего я то? — А ничего! Нечего было паясничать. — Так что, я один что ли? — Выполнять! — рявкнул Янг. — Слушаюсь, — с неохотой протянул Колби. Джозеф приблизился к нему. Колби едва доставал ему до плеча. — Тебя как звать? — Джозеф. — Сэр Джозеф? — поддел Колби. Джозеф с раздражением поджал губы. — Просто Джозеф. Сверху донесся звон колокола. — Ладно, Виконт, спать будешь там, — Колби махнул рукой в самый темный угол кубрика. — Наша вахта через две склянки. – Склянки? – тупо повторил Джозеф. Колби взглянул на него как на безнадежного недоумка. – Склянки, парень. Такие песочные часы. Переворачиваются каждые полчаса, – он говорил таким тоном, будто объяснял прописные истины. – Тогда и бьют склянки. – Бьют? – вытаращил глаза Джозеф. – Каждые полчаса бьют? – Ну да, – Колби пожал плечами в ответ на его удивление. – Каждые полчаса, начиная с восьми утра. В восемь одна склянка, полдевятого две, в девять три и так до двенадцати. В восемь склянок кончается вахта, и все начинается сначала. Стало быть через час наша вахта. Джозеф решил не задумываться о том, где же на корабле хранится такая прорва песочных часов, если бьют их каждые тридцать минут. Колби показал ему, как вешать койку. Она болталась на уровне груди, и как забираться в нее, было совершенно неясно. Плотник, по виду Джозефа поняв его затруднения, вздохнул, отодвинул его, уцепился двумя руками за поперечную балку на потолке, подтянулся и забросил тело в гамак. – Понял? Джозеф кивнул. Колби освободил его койку, и он хотел было попробовать проделать этот фокус сам, но заметил, как моряки за столом внимательно наблюдают за ним и, похоже, даже делают ставки, получится у него или нет. Он вернулся к столу и сел с краешку скамьи, не зная, куда девать руки и ноги. Сверху снова донесся звон колокола, и Колби пихнул его в бок локтем. – Идем парень, осмотришься пока. Они поднялись, и Джозеф смог хорошенько рассмотреть своего нового товарища. Тот был невысоким, едва ли пять футов, толстогубый и лопоухий. Вместо бороды на его лице торчали отдельные рыжеватые с проседью клочки волос. На макушке красовался шапка, из-под которой торчали такие же рыжие с проседью космы. – Что глядишь? У нас в Йоркшире про всякого рыжего говорят, что его матушка гуляла с испанцем. А поскольку мою матушку, а тем паче батюшку, я в глаза не видел, очень даже может быть. Он засмеялся, продемонстрировав торчащие через один пеньки зубов. – Зато ты, парень, красавец, хоть куда. Что же тебя привело к нам? Джозеф промолчал. – Господин виконт так торопился, боялся, что мы уйдем без него, – сказал Бертран. Он стоял рядом с рулевым и насмешливо разглядывал Джозефа. – Что бежал по набережной, точно заяц…. – Господь с вами, сэр! – возмущенно прервал его Колби, быстро сунув руку в карман куртки. – Ведь хуже зверя нет! Встреча с ним сулит несчастье, разве можно на борту упоминать его? – Простите, мистер Колби, я забылся, – штурман усмехнулся. – Зря смеетесь, сэр! Это к большой беде! – Я что-то не понял, – нахмурился Джозеф. – Здесь нельзя произносить слово «заяц»? Штурман расхохотался, а Колби отвесил Джозефу подзатыльник и снова сунул руку в карман. – Все верно, сэр Жозеф, нельзя. Примета плохая. А мистер Колби в этом деле большой знаток. У него внутри к шапке пришито перо королька, а в кармане железная подкова, и чего еще только нет. И стоит только кому-нибудь на борту сказать слово «заяц», как он тут же хватается за железо. Вот видите. Бертран снова рассмеялся. – Я слышал, что англичане до смерти боятся зайцев. Особенно моряки и рыбаки, так что даже слово «заяц» на борту произносить нельзя. Вы ведь тоже англичанин, сэр Жозеф. Разве вы не знали о том, как зайцы опасны? При каждом упоминании длинноухого зверька Колби засовывал руку в карман, а штурман совершенно очевидно наслаждался этим. Снова зазвонил колокол, предвещая смену вахт. – Ну что, милорд, готовы поработать? Джозеф был не готов, но работать все равно пришлось. В четыре часа его вахта кончилась, но ветер засвежел, капитан велел взять паруса на рифы. Вверх конечно виконта никто не погнал, но зато ему велели смотать бухту шкота, и он сматывал ее восемь раз, пока боцман не был удовлетворен.