Наследство

От присутствия дам атмосфера на судне изменилась. Матросы теперь умывались тщательнее, мистер Колби почистил свою куртку и даже Симонс причесался и стал глядеть добрее. Его глаза уже не взирали с таким гневом на грешников и не обещали всем геенны огненной. Джонсон, слуга Брауна, прогуливался с камеристкой Софи, мисс Бойн, а сама она со штурманом. В последующие дни Джозеф не раз пытался заговорить с Софи. Но на «Лилии» везде и всюду лишние глаза и уши. И они тотчас поворачивались к ним, чтобы потом, вечером, в кубрике, в красках и лицах, рассказать остальным, как Джозеф краснел и лепетал и не мог связать двух слов. Да уж, вот уж показал свою образованность. И с чего он так раскис из-за девицы? Мало ли он их знал? Но то ведь были совсем другие девицы. И он, черт возьми, никогда прежде не терял при них дар речи. Потому что плевать он хотел, что они подумают, и молол все, что в голову придет. Теперь же ему, во что бы то ни стало, надо было понравиться Софи, и молоть всякую чепуху здесь не годилось. Джозеф все время боялся, что ляпнет что-нибудь не то, и от этого язык его немел, все известные слова вылетали из ума, и он чувствовал себя дурачком, который только и может, что мычать. Зато штурман вовсю блистал красноречием, а Софи жадно ловила каждое его слово. Боже всемогущий, да что она в нем нашла? У него же волосы как пакля, и огромный нос, а глаза, будто два дула. Да и наглец он, каких поискать. Бертран был его командиром, третьим человеком на корабле, но сейчас Джозеф не испытывал к нему ни толики уважения. А может со временем стал бы его ненавидеть, если бы не один случай. Джозефа разбудил звон колокола, потом раздался свист боцмана. Он открыл глаза: кругом в спешке выскакивали из коек, торопливо набрасывали куртки его товарищи. – Что случилось? – спросил он. – А черт его знает! Коль интересно, подымайся и вали наверх! Пока тощий Янг сам за тобой не спустился! Видеть в кубрике тощего Янга, явившегося по его душу, Джозефу совершенно не хотелось, и он выпрыгнул из койки, собрался и был наверху, опередив многих своих товарищей. – Джентльмены! – крикнул штурман со шканцев. Шла его вахта. – Нас преследует некое судно. И мы думаем, что с недобрыми намерениями. Я предлагаю добавить парусов и попытаться удрать от него. Все бросились по местам. Макарони был уже на фок-мачте. Джозефу дела не нашлось, и он стал наблюдать за чужим судном. Сначала оно ясно виднелось в отдалении, но постепенно все уменьшалось и наконец приняло форму размытого призрачного пятна. И уже нельзя было сказать с уверенностью, судно это или просто игра света. – Отлично, джентльмены! Я горжусь вами! – провозгласил Бертран. Браун, который полчаса уже стоял рядом со штурманом, неприязненно покосился на него. – Не паясничайте, Бертран. Почему не доложили об опасности? – Опасности не было, сэр! – бодро отрапортовал штурман. – Если бы она появилась, я бы немедленно дал знать вам с капитаном. От этой безобидной, в общем-то, фразы на лице у помощника заходили желваки. – На что вы намекаете, штурман? Бертран взглянул на него с насмешливым удивлением. – Почему вы решили, будто я на что-то намекаю? Вы хотите поговорить об этом? – Не хочу, – отрезал Браун и отошел к наветренному борту. – Эй, – крикнул штурман. – Что за безобразие на корме! Выбрать гика-шкоты втугую! Четверо матросов бросились к упомянутому шкоту, Джозеф, стоящий у них на пути отскочил в сторону, и стал смотреть вперед по ходу судна. Он увидел, как спускается по вантам подветренного борта Макарони, как он делает неожиданно неловкое движение и, нелепо взмахнув руками, отрывается и летит вниз. Как задерживается на мгновенье, ударившись о руслень, и тут же исчезает в море. «Он оглушен, а может даже без сознания, он не сможет выплыть», – мелькнула у Джозефа мимолетная мысль, а в ушах уже свистел ветер, матовая синяя масса с редкими отблесками стремительно неслась навстречу его ступням, а в следующее мгновенье, погрузившись с головой, он барахтался и глотал соленую воду, ведь задержать дыхание он даже не подумал. Потом Джозеф часто думал о том, как он вообще решился на прыжок. Он, боящийся высоты и моря и не умеющий плавать. На что он надеялся? Что если бы никто на корабле не увидел, как они упали? Что, если бы он утонул, прежде чем добрался до Билла? Холодная вода очень быстро делает свое дело. Но правда была в том, что Джозеф и не решался ни на что. Его разум и сознание не участвовали в этом поступке. Он просто увидел падающего Макарони. Подумал о том, что ему нужна помощь, и уже в следующий миг оттолкнулся ногами от планшира. Он вошел в воду недалеко от Билла. Тот плавал лицом вниз. Джозеф, неуклюже взмахивая руками, подплыл к Харди, перевернул и перехватил его поперек груди. Билл не двигался, потом вяло зашевелился, замахал руками, высвободился и забился, пытаясь подмять под себя Джозефа. Тот со страха со всей силы двинул ему по лицу. Харди обмяк в его руках, глядя на Джозефа круглыми от потрясения и страха глазами. И только тогда Джозеф осознал, что им обоим конец. Он продлил жизнь товарищу на несколько минут, и теперь море заберет их обоих. Он повернулся вокруг оси и вдруг увидел, что «Лилия» не двигается. Фрегат сделал резкий поворот и встал в левентик. Шлюпка уже качалась на волнах. «Только бы она успела», — подумал Джозеф и вдруг представил, какая бездна прямо под его ногами. К тому времени, как шлюпка подошла, Джозеф уже закоченел и едва держался на воде. — Вытащить их! — скомандовал знакомый голос с французским акцентом. «Будь ты проклят», – подумал Джозеф с облегчением и яростью. Он сидел на дне шлюпки, напротив Бертрана, между чьих-то колен в потертых штанах, мокрый, окоченевший и злой. Сзади него хлюпал носом и откашливался Макарони — модник, сын богатого юриста, который решил пойти на морскую службу. Бертран улыбнулся. — Это было очень глупо, сэр, прыгать в воду вот так. Мы могли бы не успеть к вам на помощь. Да что там, мы чудом заметили, что вы за бортом… Джозеф зарычал и бросился к нему, но штурман быстро вскочил, при этом так мягко, что лодка лишь чуть качнулась, и встретил его ударом ноги. Джозеф опрокинулся назад, ударился спиной о банку, головой о чье-то колено, и его злость мигом поутихла. Штурман смерил его взглядом и сел на место, как ни в чем не бывало. Джозеф тоже сел. — Глупо, — спокойно согласился он, в ответ на реплику Бертрана. Плечо, куда угодила нога штурмана, болело, как и спина, ударившаяся о банку. Завтра будет хуже. Он повернулся, за ним сидел Стэн Колби. О его колено Джо и ударился головой. Плотник подмигнул ему. — У меня ужасная память, мистер Рейнольдс, – сказал штурман, глядя вперед, на приближающуюся «Лилию». – Я наверняка забуду о том, что сейчас произошло, если вы впредь будете вести себя благоразумно. Если же нет — моя память вдруг вернется ко мне. Джозеф открыл рот, чтобы ответить колкостью, которую он, правда, не успел еще придумать, но его опередил Стэн Колби. — Да уж, повезло вам парни, — сказал Колби, орудуя веслом. — Вообще-то тонущих спасать не нужно. Если уж человека выбрало море, то так тому и быть. Благодарите Бога, что господин Бертран плевать хотел на приметы. И что именно он увидел, как ты прыгнул, и приказал остановить «Лилию». Ты бы видел, как мы сработали! Раз – и «Лилия» стоит. Два – и шлюпка на воде. Вот мистер Браун бы наверняка….. — Всем молчать, налечь на весла, — резко бросил Бертран. Браун посмотрел на Джозефа и Билла, как они смотрели каждый день на кусок солонины во время обеда. Он сжал губы, а потом сказал: — Теперь мы можем двигаться дальше, штурман? — Конечно, сэр. — Я доложу капитану о вашем самоуправстве. — Как вам угодно, сэр. Я думаю, это ваш долг. Бертран, ни на кого не глядя, быстро прошел сквозь строй матросов и поднялся на шканцы. Там он стал, широко расставив ноги и заложив руки за спину. — Рулевой, курс вест-зюйд-вест! На палубе! Приготовиться к повороту оверштаг! Боцман тут же вклинился в толпу матросов, раздавая тумаки направо и налево. «Лилия» медленно набирала ход. Джозеф отчетливо увидел паруса незнакомого судна и вдруг почувствовал себя так, словно совершил какую-то глупость, но так и не понял какую.