Наследство

Мистер Браун простудился. А у мисс Эдвардс пропало кольцо – кольцо с бриллиантами, оставшееся от матери. От матери, которая недавно умерла, и которую заменила затем грубоватая и развязная вторая миссис Эдвардс, знакомая Джозефу. Джозеф слышал про это краем уха. Ему было жаль мисс Эдвардс и ее кольца, но он не придал этому происшествию никакого значения. Ну, пропало и пропало, найдется. Куда оно денется с «Лилии»? Куда больше его занимала простуда мистера Брауна. Тот имел вид совершенно больной: красные глаза и распухший нос, говорил смешным гнусавым голосом и беспрестанно чихал. А штурман на каждое его чихание ловким движением выдергивал из кармана платок и с галантным поклоном протягивал ему. Помощник вначале отказывался от платка с ледяной вежливостью, потом с едва видимым раздражением и, в конце концов, послал штурмана к черту. Все это действо смешило матросов – никто из них не любил и не уважал Брауна – но только Джозеф был настолько глуп, чтобы улыбаться во весь рот, и как раз в тот момент, когда Браун смотрит на него. Старший помощник нахмурился и перевел взгляд с Джозефа на штурмана. Последний, совершенно невозмутимо, заложив руки за спину, вглядывался в горизонт по ходу судна. «Вот это выдержка!» – восхитился Джозеф. Браун снова повернулся к нему. – Чему вы улыбаетесь, мистер Рейнольдс? – Ничему, сэр! Я просто радуюсь новому дню! Ветер попутный, я хорошо пообедал. Что еще нужно для радости простому матросу! Браун хмурился, сверлил Джозефа взглядом, но так и не смог придумать, к чему придраться. Бертран строго смотрел на Джозефа, и Браун, увидев это, успокоился. Но едва он отвернулся, как уголки рта штурмана едва заметно дрогнули, а глаза сверкнули весельем. И все же помощник капитана так просто этого не оставил и велел Джозефу отмыть до первозданной чистоты кормовой трап, ведущий на верхнюю палубу. Это был сизифов труд. По трапу постоянно сновали другие матросы, а один даже плеснул, как Джозефу хотелось надеяться, случайно, под влиянием качки, смолу на ступеньку. Наконец к концу подвахты он добрался до верха. Остальные матросы уже ужинали. Тут он услышал, что совсем рядом, на палубе, кто-то тихо говорит по-французски. Джозеф высунул голову из люка и увидел капитана и его помощника. Ни с тем, ни с другим Джозефу встречаться не хотелось, и он увлеченно продолжил заниматься своим делом. Пока не уловил две-три фразы, которые заставили его прислушаться к разговору. — Джордж, ты не прав! Кристоф вспыльчив, и, не спорю, он иногда переходит границы, но я не верю, что он когда-либо опустится до такого! — Капитан, — Джозеф снова высунул голову из люка и увидел, как Браун покачал головой. — Вы слишком великодушны. Вы подобрали Бертрана, когда он был грязным оборванцем, и вывели его в люди. Он должен быть до конца жизни благодарен вам за это, а он имеет наглость так говорить с вами! Вспомните наш спор по поводу самовольной остановки судна! — Нет-нет, прошу, не начинай об этом снова! — Я только хочу сказать, что его поведение явно указывает на то, что этот человек непорядочен: он дерзит, он смеется над тем, над чем смеяться нельзя, он нарушил приказ и подверг наши жизни опасности. Поэтому от него можно ждать чего угодно! Даже воровства…. Капитан некоторое время молчал. — Нет, ты не убедишь меня. Тебе показалось. — Хорошо. Если не верите, давайте обыщем его вещи. — Что ты, Джордж! Ведь для этого нужны веские основания. Если мы ничего не найдем, это будет страшное оскорбление. — Страшнее будет, если все же найдем. Вы ведь капитан. Прикажите и мы это сделаем. Что с того, что Бертран оскорбится? Пусть вызовет меня на дуэль… Я пошутил, пошутил! — Нет, Джордж, — твердо сказал капитан. — Я не верю, что Кристоф мог сделать это, и мы не будем обыскивать его вещи. Браун немного помолчал, подыскивая аргументы, но по видимому понял, что дальнейший спор ни к чему не приведет. — Хорошо, — улыбнулся он. — Если вы уверены в нем, то кто я, чтобы спорить с вами. Что ты здесь делаешь? — этот резкий вопрос был уже обращен к Джозефу, которого наконец заметили. Пока он подыскивал приемлемый ответ, капитан Сеймур вышел вперед. — Мистер Рейнольдс почему вы не на ужине с вашими товарищами? – Я мою трап, сэр. По приказу мистера Брауна. Капитан удивленно взглянул на помощника. – Я вижу, что он уже блестит, идите на ужин. – Да, сэр. – Погодите, – капитан подал ему подзорную трубу. – Отнесите это в мою каюту, а потом уберите тут все за собой. И можете быть свободны. – Да, сэр. Джозеф вытер о штаны руки, мистер Браун при этом скривился, взял трубу у капитана и направился к его каюте. Здесь, на корме, была не только каюта капитана, Брауна и штурмана, но и жили некоторые пассажиры. Сам Джозеф никогда не заходил сюда прежде – его место было на баке. Дальше по коридору хлопнула дверь. Он выглянул из-за угла. Из каюты Бертрана вышел слуга Брауна, Джонсон, и, воровато оглядевшись, устремился наверх. После ссоры Брауна и Бертрана помощник отселился в специально выделенную для него часть каюты капитана, и то, что его слуга трется тут, было странно. Джозеф и сам не понял, что им двигало, когда он подошел к каюте штурмана и заглянул. Она была пуста. «Очень интересно», – подумал он и проскользнул внутрь. На первый взгляд ничего необычного или подозрительного он не нашел. «Что здесь делал Джонсон в отсутствие хозяина? — думал он оглядываясь. — И какого черта здесь делаю я?» — Какого черта вы здесь делаете? — раздался голос Бертрана. Штурман стоял в дверях, сложив руки на груди. — Простите, месье Бертран. Штурман, сэр, — забормотал он. Потом нагнулся и пошоркал колени ладонями. — Я упал, сэр. — Упал, — повторил Бертран. — Да, сэр. «Лилия» качнулась, дверь была открыта, я оперся и влетел, сэр. Я не знал, что дверь открыта. Штурман прошел мимо, от него пахнуло вином, и со вздохом опустился на рундук. Некоторое время он смотрел на Джозефа снизу-вверх со странным выражением. — Говорят, если ты ни на что не годен на суше, то еще можешь пойти в моряки. Но вы просто удивительно неприспособленный для морской службы человек, сэр Жозеф. Я бы сказал, безнадежный. Однако, когда я увидел вас впервые, мне почему-то непременно захотелось заполучить вас на «Лилию». Может, я надеялся, что ваша смазливая мордашка отвлечет на себя внимание... Нет! — он взмахнул рукой, видя, как с непониманием нахмурился Джозеф. — Не берите в голову. Я выпил слишком много вина. Ступайте, сэр Жозеф. И постарайтесь не падать в чужие каюты. Джозеф вышел, бесшумно притворил дверь, отметив при этом, что она открывается наружу. Хорошо, что Бертран был слишком озабочен, чтобы обратить на это внимание. Ужин уже закончился, но кок, возможно, если хорошо попросить, даст чего-нибудь поесть. Джозеф двинулся к камбузу, но тут, совсем некстати, ему привиделось бескрайнее пустынное море, «Лилия», стоящая в левентик, и шлюпка со штурманом на борту спешащая к ним с Биллом. Он повернул назад. На стук никто не ответил. «Черт возьми! — подумал Джозеф. — Снова я стучу, и никто не отзывается, а я все равно вхожу. Это еще ни разу не закончилось хорошо». Бертран все также сидел на рундуке, упираясь локтями в колени и положив голову на руки. Джозеф тронул его плечо с опаской, будто боялся, что и этот человек, не ответивший на стук, вдруг окажется мертв. — Сэр. Штурман поднял голову. — Что, снова качка? — Нет, сэр. Я просто хотел сказать, что видел пять минут назад, как слуга мистера Брауна, тайком вошел в вашу каюту, а потом также тайно покинул ее…. Бертран смотрел на него с мрачной насмешкой. — Тайно? Почему вы так решили? Он здесь был? Что с того? Его мог послать за мной мистер Браун. Или капитан. Он мог принести мне что-то. Почему вас это заинтересовало? Да еще так сильно, что вы посмели поддаться качке и «упали» в мою каюту? — Потому что я знаю, я слышал… Лицо штурмана все больше бледнело, пока Джозеф пересказывал ему разговор капитана и его помощника. Он вскочил, прошел из одного конца каюты в другой и нервно потер ладони. — Вы знаете французский? — спросил он. — Да, сэр. — Ta grand-mère était une vache maladroite. — Peut-être, monsieur.[2] И все же я надавал бы вам по шее за это, если бы момент не был столь неподходящим. — Простите меня за эти слова, сэр Жозеф. Что ж, есть ли у вас соображения, что здесь мог делать мистер Джонсон? — Ну, поскольку речь идет о воровстве, я думаю, он мог здесь делать только одно. Бертран кивнул, поднялся и стал обшаривать свою постель, поднял крышку рундука, обвел содержимое взглядом, покачал головой и закрыл. Потом он принялся за свой кафтан, висящий на крючке у постели. Прощупал карманы, выдернул платок. Следом выскочило, сверкнуло золотом в воздухе, звякнуло и покатилось к Джозефу что-то маленькое металлическое. Он нагнулся и поднял кольцо. — Вот оно что, — проговорил штурман. — Мистеру Брауну завтра нужно было только вовремя чихнуть. При капитане и Эдвардсе. И может даже при мисс Эдвардс. — Что нам делать с ним? — Джозеф протягивал кольцо штурману, но тот будто не замечал этого. — Выбросьте его за борт. — За борт? — растеряно повторил Джозеф. — Кольцо с бриллиантами? «Кольцо Софи?» Бертран зло посмотрел на него, крылья носа раздувались. — Это приказ, мистер Рейнольдс, — процедил он сквозь зубы. — Вы выбросите его за борт или, я клянусь, полетите туда вместе с ним. — Слушаюсь, сэр. Штурман прав, конечно. Плохо будет, если кто-то увидит у Джозефа кольцо. Можно конечно сделать вид, что нашел его… Джозеф, который уже подошел к планширю на шкафуте, остановился. Можно «найти» кольцо и заслужить благодарность Софи. «Я подойду к ней и скажу: «Мисс Эдвардс, я слышал, вы потеряли кольцо, которое очень дорого вам, я нашел его на верхней палубе. Примите его вместе с моим почтением». И протяну ей кольцо. Она будет мне благодарна. И счастлива…» А вот и Софи! Он увидел ее у противоположного борта и тут же двинулся к ней. – Мисс Эдвардс…. Она повернулась и мило улыбнулась ему. Он заставил себя вспомнить, что она так улыбалась всем. Сжатый кулак вспотел, он за спиной переложил кольцо в другую руку и принялся вытирать ладонь о штаны. Не мог же он подать ей кольцо такой потной рукой. Софи переглянулась с камеристкой, и та прыснула в кулак. Джозеф сглотнул и решился. – Вот, – он протянул ей кольцо на раскрытой ладони. «Господи, что же я хотел сказать?» – носилось у него в голове. Он потупился в смущении и не сразу понял, что Софи не делает попыток взять кольцо. Джозеф поднял взгляд и отшатнулся: она смотрела на него с ужасом, ее камеристка с негодованием. Эта немая сцена длилась несколько мгновений, после чего мисс Эдвардс, вспыхнув, поспешно удалилась, а ее камеристка, выхватив-таки у Джозефа кольцо и что-то злобно прошипев, последовала за ней. Джозеф остался стоять в замешательстве, но вскоре все прояснилось. Через несколько минут появился боцман, злой и радостный одновременно. – Допрыгались, сэр Джозеф, – с удовлетворением проговорил он, – прошу за мной! – Шевелись! – рявкнул Янг, видя, что Джозеф медлит. Они спустились в каюту капитана, где уже была смущенная, зардевшаяся мисс Бойн и мистер Эдвардс, гневно воззрившийся на него. Сам капитан боком сидел у стола, рядом с ним стоял Браун, чуть поодаль, уставившись в окно, стоял штурман. Он не обернулся, когда Джозеф и боцман вошли, и никаким другим способом не показал, что заметил их приход. – Джозеф Рейнольдс, сэр, – доложил Янг. – Спасибо, мистер Янг, – капитан развернулся к Джозефу и тот увидел на столе то самое кольцо мисс Эдвардс. У него засосало под ложечкой. Не к добру это. Точно не к добру. – Мистер Рейнольдс, мисс Бойн утверждает, что забрала у вас это кольцо несколько минут назад. – Да, сэр. Это правда. Я хотел отдать его мисс Эдвардс. – Вот как. Где же вы его взяли? – Нашел, – Джозеф шумно сглотнул и на этот звук Бертран отвернулся от окна. Его лицо было совершенно бесстрастным, а глаза, будто два занавешенных наглухо окна. – И где же? – продолжал капитан. – На верхней палубе, сэр, – ответил Джозеф, решив придерживаться версии, придуманной для мисс Эдвардс. Капитан переглянулся с Брауном, потом с Янгом и вновь обратил свой взгляд на Джозефа. – Это невозможно, мистер Рейнольдс, это кольцо было вечером положено на туалетный столик в каюте мисс Эдвардс, а утром оно исчезло. Даже если принять во внимание качку, от которой кольцо могло упасть на пол, на верхней палубе оно никак не могло оказаться. Капитан пристально посмотрел в лицо Джозефа, а потом перевел взгляд на его правую руку, и только тогда Джозеф почувствовал, что она мелко дрожит. — Клянусь Богом, я не брал его, сэр, – тонким голосом сказал он. От волнения, обиды и страха все мысли вылетели у него из головы. — Так где вы его взяли, мистер Рейнольдс? — вновь спросил капитан. — Нашел, – тупо повторил Джозеф. — Где? В каюте моей дочери? – взревел Эдвардс. – Капитан! Мы доверили вам свои жизни и имущество! А этот человек! Ночью! Пробрался в каюту моей дочери! Один Бог знает, что он мог еще сделать! Капитан сурово смотрел на Джозефа. – Воровство – это один из величайших грехов на судне. За то, что вы раскаялись и вернули украденное, я смягчу наказание. Мистер Янг! Пятнадцать плетей мистеру Рейнольдсу! Джозеф посмотрел на штурмана, пытаясь понять, насколько все плохо, но лицо у того по-прежнему было бесстрастным. – Не слишком ли это, капитан, – произнес Бертран, не глядя на Джозефа. – Может быть, мистер Рейнольдс действительно нашел его. Но не на верхней палубе, куда оно попасть никак не могло, а в коридоре, около каюты мисс Эдвардс? Не вернул его сразу, что конечно было заблуждением с его стороны. И молчал все это время из опасения, что ему не поверят? Что собственно и произошло… – Не подсказывайте ему, Бертран, – с усмешкой ввернул Браун. – Каюта мисс Эдвардс расположена на корме «Лилии». Случайно он не мог там оказаться. – Нечего выгораживать этого воришку! – вторил ему Эдвардс. Капитан кивнул Янгу, тот схватил Джозефа за плечо и выволок из каюты. Они поднялись на верхнюю палубу, где боцман передал Джозефа двум охранникам, а сам засвистал всех наверх. Шкафут быстро заполнился матросами, которые бросали на Джозефа любопытные взгляды. Появился капитан и все, кто был в его каюте. Капитан Сеймур поднялся на шканцы и обвел все собравшихся взглядом, Джозефа повернули лицом к нему. Он стоял ни жив, ни мертв, так и не поняв, что его ждет и стоит ли ему бояться. – Джентльмены, – начал капитан. – На нашем судне произошло преступление. Наши уважаемые пассажиры, которых мы взяли на борт, которые доверились нам, были ограблены. Поскольку я отвечаю перед ними за все, что происходит на борту, я счел это личным оскорблением. Виновный был найден – это мистер Джозеф Рейнольдс. За это он приговаривается к наказанию – пятнадцать плетей. Моряки зашептались, кто-то присвистнул, Макарони с недоверием таращился на Джозефа. Его потащили его в сторону бака, толпа расступилась и отхлынула ближе к шканцам. Кто-то, кажется Колби, сказал ему вслед: – Парень, кричи, не стесняйся, так легче будет! С Джозефа сняли куртку и рубаху, руки привязали к шпилю, и вот тут он испугался. Он начал вертеться и дергаться, и боцман ткнул его в ребра чем-то твердым. – Я не виноват! – закричал Джозеф. – Я ничего не брал! Это Джонсон! – Приступайте боцман, – скомандовал капитан. – Слишком поздно, виконт, – тихо сказал Янг. – Терпите. Пятнадцать ударов. Всего пятнадцать. «Всего пятнадцать, – подумал Джозеф с отчаянием, – это не много». Девять хвостов свистнули в воздухе. Первый удар обжег спину как ледяная вода. Третий прошелся огнем. От пятого спина вспыхнула невыносимой болью. От шестого он застонал, на седьмой закричал, на восьмой ему показалось, что с него содрали кожу и девятый впился в обнаженное мясо. После десятого он потерял сознание.