Наследство

«Лилия» носом крепко сидела на песчаной банке. На палубе, как в день похорон капитана, собрались все, кто был на судне. Недосчитались четырех матросов – их снесло в море во время резкой остановки судна. Двух рабочих на второй палубе придавило сорвавшейся пушкой. Вот с пушек-то Браун и решил начать. Всего на судне их было восемь. Они стали теперь бесполезным грузом, и Браун велел выбросить их за борт. По его приказу их разнайтовливали и подтаскивали к люкам. Первую же пушку упустили. Кто-то из рабочих, впряженных в канаты, запнулся, повалился на другого, толпа смешалась, кто-то выпустил канат, пушка покатилась по наклонной палубе и с треском вылетела наружу, продырявив обшивку. Джозеф, тоже впряженный в канат, едва успел его выпустить, чтоб не вывалиться следом. Чудом никто не пострадал. – Капитан, – докладывал боцман, – Они слишком тяжелые, а у нас слишком сильный крен. Нам их не удержать. – Мистер Янг, у вас такая прорва народа, а вы не можете удержать одну пушку? – Они все бестолочи, сэр! Мы можем попробовать еще раз, но если это повторится, мы можем развалиться к чертовой матери! – Отставить выбрасывать пушки! Пошлите всех людей в трюм. Нужно усилить дифферент на корму. Прикажите людям перетаскивать туда груз. Джозеф понятия не имел, что такое усиливать дифферент. Но чем бы оно ни было, снять «Лилию» с банки это не помогло. Матросы и рабочие Эдвардса до темна таскали ящики и мешки с грузом на корму. Джозеф валился с ног, а толку от этого не было никакого. «Скорее бы уже «Лилия» снялась с мели, или же я сдох!» – думал Джозеф, лежа вечером на баке под открытым небом. Харди рядом с ним уже спал, свернувшись, как котенок. Он, кажется, уснул еще до того, как приземлился на палубу. Он был такой тонкий и хрупкий, что когда взваливал на себя очередной мешок или ящик, Джозефу казалось, что вот-вот он переломится пополам. Умная голова это конечно хорошо, но сейчас от нее хозяину не было проку. Джозеф вспомнил, как Билл выглядел в Лондоне. С огромным париком на своей умной голове, в огромных туфлях и с этим важным выражением на лице. Сын из «Харди и сыновья», что тут скажешь. Сколько ему? Лет шестнадцать? Джозеф так и не спросил, зачем он, благовоспитанный сын состоятельных родителей, пошел в матросы. Чего ему в жизни не хватало? Приключений? – Сегодня полная луна, – произнес голос Стэна Колби. Он сидел на носу, свесив ноги с борта и облокотившись о планшир. – Самый сильный прилив. Если и он не снимет нас с банки, то, наверное, ничто не сможет. Джозеф поднялся и сел рядом с ним. – Гляди! – Колби кивнул в сторону кормы. Там, под тусклым светом фонаря, среди матросов второй вахты стояла фигура, закутанная в одеяло. Колби взглянул на небо, потом на море под ногами. – Полная вода! Или сейчас, или…. «Лилия» заскрипела, закачалась и чуть сдвинулась. Или Джозефу только так казалось от того, что он смотрел на бурлящую воду внизу. Прошло еще какое-то время, волны набегали на «Лилию», разбивались о борта, и катились дальше, к берегу. Джозеф смотрел на них и напряженно ждал. И вдруг понял, что ничего уже не случится. Время ушло. Фигура на корме поникла, сгорбилась, развернулась и побрела в свою каюту. – Не спится капитану, – ухмыльнулся Колби. – Мне бы тоже на его месте не спалось. Утром по капитану Брауну нельзя было сказать, чтобы он провел бессонную ночь. Он был бодр, свеж и воодушевлен новой идеей. – Плот? – с недоверием переспросил Колби. – Мы построим плот? Из чего? – Да, мистер Колби. Построим. Из запасного рангоута, внутренних переборок, стола в кубрике, чего угодно. Половина людей будет занята постройкой плота, другая пусть достает груз из трюма. Мы облегчим «Лилию», и может быть следующий прилив поможет ей сняться с мели. Джозеф застонал. На Билла Харди было жалко смотреть. И видно не только ему – Макарони отправили помогать плотникам. Джозеф и остальные матросы и рабочие Эдвардса поднимали груз из трюма. Он работал внизу – подавал ящики. Когда виконт к вечеру поднялся на палубу, то увидел, что все мачты остались без реев, а рядом с «Лилией» пришвартован огромный плот. Все время, пока спускали ящики на плот, он не переставая думал, что как только судно снимется с банки, груз придется поднять обратно, плот разобрать, а реи повесить на мачты. Это все казалось ему непосильной задачей, и порой при мысли обо всем этом его охватывало горячее желание послать к черту и штурмана и, особенно, капитана с боцманом, а порой хотелось сесть прямо там, где он сейчас стоял, и сидеть, просто сидеть, бросив руки на колени. Пусть орет боцман, пусть машет линьком, пусть дадут ему плетей, все равно. Мысль, что он может в любой момент взбунтоваться, поддерживала его, и он продолжал двигаться и работать, пока все было не кончено. После этого, не дождавшись результатов своих трудов, он вернулся на бак, свалился там и мгновенно заснул. Его растолкал кто-то из матросов. Глаза отказывались открываться, а тело двигаться, но свист дудки Янга поднял его, как труба ангела поднимет мертвых на страшный суд. Капитан снова собирал всех на палубе. – Леди и джентльмены, матросы – сказал он. – К сожалению, все предпринятые действия не принесли должного результата. Завтра попробуем верповать «Лилию». Это будет нелегко. Советую всем хорошо отдохнуть. При этих словах он вдруг спал с лица: щеки ввалились внутрь, лицо стало острым и угловатым, а черные круги под глазами проступили более явственно. Он распорядился назначить дежурных, которых должны были сменять каждые два часа, и ушел. Начался дождь. В кубрике в тот вечер было необычайно тесно и притом тихо. Туда набились почти полностью все три вахты. Кто-то завалился в койку, кто-то сидел за столом, а кто-то прямо на полу. Матросы устало молчали. Не было песен и игр, никто не возмутился, что им не выдали вечернюю порцию грога. Джозеф привалился спиной к пиллерсу и закрыл глаза. Завтра будет тяжелый день. Но, если поможет Бог, они снимут «Лилию» с мели и пойдут дальше. Дальше. Что же дальше? Он задремал. – Что думаешь, парень? – прямо в ухе у него раздался тихий голос Стэна Колби. – Я не думаю, я сплю, – промямлил Джозеф, не открывая глаз. – А ты не спи, а подумай. Помнишь, что сказал штурман? Что он не пойдет с нами обратно. Останется на Барбадосе. А мы останемся тут с капитаном Брауном. Видишь, что творится? Хочешь идти обратно под командованием капитана Брауна? – А что я могу сделать? – Ты может и ничего, а вот все мы…. Джозефа так и не покинуло состояние полусна, и все слова, сказанные Колби, казалось, одновременно звучали в его голове, повторяясь снова и снова. Носились друг за другом, будто играли в салки. Но вдруг они каким-то странным образом сложились в его собственную мысль, и он распахнул глаза. – Тише, тише, – с усмешкой прошептал ему Колби. – Мы все думаем, что настала пора нам сменить командира. Штурман, если бы захотел, мог бы сразу стать капитаном, когда Сеймура не стало. Все, кроме Янга и еще парочки слабоумных, были бы за него. – Но ведь не стал! – Ну, так мы это исправим. – Вы не поняли, Колби. Вы сами сказали, что если бы он захотел, то стал бы капитаном. Значит, не захотел. – Ну, он чудной, кто ж тут спорит. Ну не захотел. Когда мы уберем Брауна, ему деваться будет некуда. Капитан Браун уже и сам пожалел, что его запер. Одному ему тащить все это не под силу. Но он сроду не признается в этом. Джозеф немного помолчал. – Скажите-ка, мистер Колби, а не паршивая ли это примета, устраивать бунт на корабле? Плотник некоторое время, сощурившись, смотрел на него. – Я и забыл, что вы тоже из благородных, сэр Джозеф. В голове у вас обоих бардак. – Он делает что-то не то? – Что? – Что бы сделал штурман, чтобы снять судно с мели, будь он на свободе и будь он капитаном? Колби пожал плечами. – Ну, тут выбирать особо не из чего. Да то же самое сделал бы. Так ведь дело же не в этом…. Джозеф покачал головой. – Тогда вы ничего не выиграете, поставив Бертрана вместо Брауна. Лицо Колби сморщилось от разочарования. – Вы можете оставить «Лилию», как и штурман, на Барбадосе, – продолжал Джозеф. «Лично я так и поступлю». – Значит ты не с нами, парень? Боишься ручки замарать? Или просто трусишь? Ну да это ничего не меняет. Колби тяжело поднялся и пошел к столу, где подвинулись, чтобы дать ему место. Он сел и покачал головой, но на его товарищей это не произвело какого-либо видимого впечатления. Наверное, они заранее знали ответ Джозефа, но Колби все равно решил спросить. Он явно был лучшего мнения о Джозефе, чем его подельники. Интересно, где Харди, и что бы он ответил на такое предложение? Джозеф почему-то был уверен, что он бы тоже отказался. Хотя Джозеф до конца не понимал, почему отказался он сам. Из здорового прагматизма? Из трусости? Усталости? Равнодушия? Он еще помнил, как по милости Брауна угодил под плеть. И у этого мерзавца хватило совести говорить про «должок»! При том, что он знал, что Джозеф невиновен! Это ведь Джонсон, слуга Брауна, подбросил кольцо штурману. Джозеф мог бы присоединиться к бунтовщикам и тем самым отомстить Брауну. Может быть, даже удалось бы дать ему пинка. Но Джозефу вначале это и в голову не пришло. В его понимании, обида на Брауна и его право на командование судном существовали отдельно и не могли встретиться, как два берега реки. Джозеф оглядел сидящих за столом. Он не сомневался, что у них все получится – их было больше, а против только «парочка слабоумных», боцман, Джонсон, четыре охранника и, наверняка, Эдвардс. Джозеф видел у него пистолет. И, может быть, доктор. Хотя вряд ли он станет вмешиваться. И что же потом? Штурмана освободят, на его место посадят Брауна, Янга и всех остальных. Джозеф надеялся, что его нейтралитет не слишком повредит его отношениям с командой. Лишь бы не прибили, а остальное неважно. Завтра они снимут корабль с банки, до берега недалеко, а потом – прощай «Лилия»!