***
Антон с Оксаной летят на скорой помощи в роддом. Диму с собой не взяли, так как в сопровождении может ехать лишь один человек, но тот уже вызвал себе такси и едет следом за друзьями. Антону больно. Схватки сильные, каждую секунду живот будто разрезают изнутри, заставляя омегу кричать, прикрывая рот ладонью и пускать горячие слёзы-стрелы по щекам. — Тош, Тошенька, слышишь меня? — говорит с другом Оксана. Видя слабый кивок, она продолжает: — Давай со мной. Глубокий вдо-ох, — девушка набирает в лёгкие воздух, следя за тем, как парень повторяет за ней. — И вы-ыдох. И ещё раз… Когда омега более-менее успокаивается и стихает, Оксана тяжело выдыхает, прикрывая глаза, но в следующую секунду она чувствует касание до своей ладони и вновь устремляет взор на младшего. — Тош, что такое? — А…А Арсений приедет? — через слёзы спрашивает парень и всхлипывает. У девушки от такой картины сжимается сердце, а душа разрывается на куски. Смотреть на Антона в слезах невыносимо — хочется спрятаться, лишь бы не видеть этот взгляд зелёных глаз. Именно в нем можно разглядеть всю боль, отчаяние и грусть, что разъедает изнутри. — Тош, он будет с тобой в роддоме. Арсений уже едет туда, слышишь? Всё будет хорошо. Мы все будем рядом с тобой. Когда мы с тобой приедем в роддом, он уже будет на месте, — говорит Оксана, гладя друга по голове, убирая мокрую челку с его глаз. Тот плачет, хватаясь одной рукой за живот, а второй прикрывая свой рот, чтобы издавать меньше всхлипов. — Извини, мне Ира написала, подожди минутку, хорошо? Я рядом, только отвечу ей, — слыша тихое «конечно», девушка отворачивается на сто восемьдесят градусов от парня и вытерает слёзы со своих щёк. На самом деле никто ей не писал. Ей просто невыносимо тяжело смотреть на Антона и понимать, что она ничем не может ему помочь. Она бы с удовольствием переняла всю его боль себе, но не может. Именно поэтому она отвернулась от шатена, чтобы тот не видел ее слёзы. Нельзя. Нельзя усугублять и так нагнетающую ситуацию.***
Антона доставили в роддом и определили в палату. Схватки немного стихли и ему стало легче. Оксана была рядом, но молчала и охраняла покой парня. Тишина была абсолютно не нагнетающей. Она наоборот, успокаивала, развеивала напряжённость в воздухе. Антон, лёжа на кровати, тихо скулил. Боль не стихла до конца, лишь стала меньше. Не хватало Арсения. Не хватало его теплых рук, ласковых слов, мягких поцелуев и нежных объятий. Не хватало его улыбки, смеха, голубых, словно два океана глаз и изящных чёрт тела и лица. Тут, будто вселенная прочла мысли Антона, в палату влетает взъерошенный альфа. — Тоша… — произносит он и подбегает к кровати, беря ладонь младшего в свою. Он нежно перебирает тонкие изящные пальцы омеги и целует тыльную сторону ладони. Младший краснеет от таких действий. Ему до ужаса приятны такие маленькие дозы внимания. Именно дозы, потому что Арсений — наркотик. Наркотик, без которого становится тяжело, без которого воздух не попадает в лёгкие и застревает где-то в горле, отдавая болью одиночества. Арсений — всё что нужно Антону. — Арс, я, — глаза начинают слезиться, а к горлу подкатывает ком. — я так боялся, что ты не приедешь… — Как я мог не приехать, Тош? Как бы я оставил тебя одного здесь? — Но ты бросил работу из-за меня. Тебе сделают выговор, да? Извини пожалуйста… — Так, а теперь успокаиваемся и забираем свои слова обратно, хорошо? Даже не смей думать сейчас о чём-то таком. Никто мне ничего не сделает. Паша меня точно поймет и ничего не скажет. Кстати, о нём, — Отводя взгляд на окно, где ярко светит солнце, попадая своими лучами в палату парней, говорит Арсений. — мне нужно ему позвонить, сказать, что я уехал. Я отойду? Буквально две минуты. — Конечно. Только не уходи далеко, прошу, — Антон гладит большим пальцем ладонь Арсения и слабо улыбается. — Хорошо. — коротко отвечает Арсений и уходит за пределы палаты. Оксана, наблюдая за всем со стороны, начинает хихикать. — Чего ты там смеёшься? — смотря во все глаза на девушку, спрашивает Антон. — Да вы такие милые, я не могу. К тому же, так были заняты друг другом, что меня даже не заметили, — надувая губки, произносит Оксана. — но я на вас зла не держу. Муж конечно важней всего на свете, — подходя к кровати младшего. Она замечает, что боль в животе Антона вновь усиливается и начинает заводить диалоги на совершенно разные темы, лишь бы переключить всё внимание парня от неприятных ощущений.***
— Алло, Паш? — произносит в трубку Арсений, перебирая в пальцах свое кольцо, что давным давно ему подарил Антон. — Арс, тебя где блять нос… — Антон рожает. Я уехал. — перебивая своего***
Последующие три часа проходят неумолимо долго. Схватки становятся то сильнее, то слабее, будто специально насилуя организм омеги. Тот время от времени извивается на кушетке словно змея, крича в подушку от боли и тихо плача. Организм уже обессилен, хочется спать и тишины, а не вот этого вот всего. Арсений с Оксаной всегда находятся рядом. На любой вскрик омеги, они готовы нажать на «волшебную кнопку», что находится на стене, рядом с кроватью Антона. Брюнету тяжело смотреть на такого Антона. Перед глазами всё плывет, в голове каша, альфа внутри рычит и вырывается наружу, готовясь прямо сейчас выйти наружу и разгромить все на своем пути. Его омеге плохо — значит плохо и Арсению. Голубоглазый хотел выйти на улицу и избить стену, что в прошлую беременность младшего уже была украшена его кровью, после взять сигарету меж зубов и выкупить подряд штук так пять примерно. Но нет. Нельзя. Сейчас он обязан находиться рядом со своим омегой. Обязан успокаивать и разговаривать с ним, чтобы тот совсем не сошел с ума. Резкий оглушающий крик младшего и мертвая цепка на руке альфы заставляет замереть всю больницу и судорожно бежать врачам до его палаты. — Тоша! — единственное, что успевает выкрикнуть Арсений вслед уезжающей койке Антона.