ЖЖБек-сборник

— Мы кажемся такими маленькими и незначительными в масштабах Вселенной, — мечтательно произносит Ж, глядя на звездное небо. В нескольких шагах позади слышится… тишина. — Ты что-то хочешь сказать, Бек. — Да. Я хочу сказать, что не понимаю, почему ты считаешь себя незначительным. Ты принадлежишь к расе U, ты видишь прошлое и будущее, ты самое могущественное существо во Вселенной, за исключением вашего правителя. Почему? И зачем тебе охрана, если ты можешь предсказать любые действия любого существа. Я помню, что спрашивал об этом уже восемь раз. — Ты же не думаешь, что мой ответ изменится на этот раз, а, Бек? — Он садится прямо на крыше, и длинный халат беспощадно мнется. Как будто его это беспокоит. Нет, но он, садясь, знает, где и какие складки будут на ткани и сколько движений утюгом понадобится, чтобы они исчезли. Ж — великий уничтожитель складок и неровностей, властитель утюга, король порядка. — Я вижу только вероятности событий, помнишь? Я все еще могу быть невнимательным, помнишь? У меня все еще есть слабости, помнишь? — Я помню. — Но ответ тебя все еще не удовлетворяет. — Это так. Бек садится рядом, весь вытянутый в струнку. Не испытывающее эмоций, но мыслящее существо. Идеально исполняющее указания. Из гардаров получаются лучшие телохранители. И, к сожалению, солдаты. Они убили так много других существ, уничтожали целые планеты. И защищали беззащитных и ни в чем не повинных. Вопрос всегда лишь в том, кто отдает приказы. Вопрос лишь в том, кто платит. Как будто гардарам нужны богатства, статус и удовольствия. Нет, ресурсы хранятся на планетах-складах на радость эго их правителя, который, кажется, единственный эмоции испытывает. Ублюдок, как можно выращивать себе подданных в промышленном масштабе? Буквально в инкубаторе. Иногда чужая душа потемки даже для U. Ж рад, что он приютил Бека, уберег хоть одного от участи солдата. Правитель гардаров доволен его щедрыми выплатами. — Тебя не удовлетворяет ответ, потому что такая причина кажется тебе незначительной? — Это так. — Я мог бы и обидеться на такое обесценивание. Бек молчит. У него нет эмоций, ему все равно, обидится Ж или нет. Грустно, до чего же грустно. Он уже думает перевести разговор на другое, вступить с ним в товарищескую дискуссию на произвольную тему — отличная зарядка для ума. Но тот неожиданно подает голос: — Я не понимаю. Что значит обидеться? — Уверен, что в твоем лексиконе есть такое слово. — Я знаю его дефиницию. Но я не понимаю. Ж кивает. Ну да, конечно, по-другому и быть не могло. Несчастный Бек, он, сам того не понимая, обречен на унылое существование без способности чувствовать хоть что-то, кроме голода, жажды, холода, жары и потребности к испражнению, хотя у Ж подозрение, что он и это делает по часам, но не будет же он проверять. Ж вздыхает, думая, как лучше объяснить ему, что такое обида, когда слева от него падает звезда. Просто камешек, но людям, как он слышал, нравится называть это явление падающей звездой, они даже придумали для него поверье про желание. — Загадай желание, Бек. — Желание? — Есть такая раса в галактике Млечный путь, люди. У них есть очаровательное поверье: когда падает метеорит, они загадывают желание. Думают о том, чего очень хотят, и верят, что оно исполнится. Подумай о том, чего ты хочешь. — Я хочу понять, что значит обидеться. Ну разумеется, единственное, чего гардары могут хотеть — восполнить пробелы в своих знаниях. Ж просто невыносимо это осознавать. — Я скоро вернусь, подожди, — говорит и направляется к люку в полу, чтобы спуститься с крыши. Бек покорно остается ждать, замерев в той же позе. Он вновь появляется на крыше через шесть минут и тридцать шесть секунд. В его руках одеяло, бокал и графин с диковинным напитком, тоже от людей, которые ему почему-то нравятся, так что он не стесняется подсматривать у них всякие необычные вещи. Вот как этот напиток. Называется чаем и дарит море удовольствия. — Скажи, какие еще эмоции и чувства тебе хочется понять? — Я не знаю. — Страх? — Да. — Подозрение? — Да. — Любопытство? — Да. — Счастье? — Да. — Весь спектр? — Да. — Не будем смешивать положительные и отрицательные, иначе ты запутаешься. Какие сначала? — Я не знаю. — Начнем с отрицательных. Сиди спокойно, я сяду сзади и кое-что сделаю, возможно, ты уже догадываешься, что именно. Или ты не хочешь? Мы можем этого не делать. — Я понимаю, что ты хочешь сделать. Я хочу понимать все. Ж кивает. Как и обещал, он садится за его спиной и смотрит на выбритый затылок. Прическа почти как у него самого, и нет, он выбирал себе гардара не по прическе. Просто… как-то сразу запал Бек ему в душу. Его глаза казались эмоциональными, хотя Ж знал, что тот никаких эмоций не испытывает, не испытывал и не будет. За исключением нескольких минут сегодня. Ж перестает гипнотизировать его затылок и дотрагивается до него правой рукой. Подключиться к разуму Бека — пара секунд времени. А потом он начинает транслировать ему все негативные эмоции, которые приходят на ум. И плечи Бека опускаются, он то вздрагивает, то снова вытягивается в струнку, то задыхается, то всхлипывает. Ж знает, что он плачет. Для этого даже не надо быть U. Свободной рукой он касается его лица и чувствует их, слезы. Что и требовалось доказать. — А теперь — секундочку, — объявляет Ж и убирает руку с затылка. Он набрасывает Беку на плечи одеяло, наливает в бокал чай и дает ему. Предупреждает: — Осторожно, горячо. Но пока он остывает, о него приятно греть руки. — Я не понимаю, что значит «приятно». — Я сейчас тебе покажу. — И он снова касается его затылка. На этот раз он транслирует все положительные эмоции, и особенно много ощущения комфорта от уютного одеяла и чая. Ж левой рукой снова трогает его лицо, на этот раз обнаруживая на нем улыбку. — Это так… — начинает Бек и запинается. Он не привык оперировать эмоционально окрашенными словами. — Тебе нравится? — Да. — Хочешь, я покажу тебе нечто совершенно потрясающее? — Конечно! — восклицает Бек, ведь рука Ж все еще на затылке. — Это будет то, что я испытывал всего раз в жизни. Называется любовью. — Хорошо, — соглашается Бек — и вот уже любовь струится от тела Ж до его тела, от мозга Ж до его мозга, от души Ж до… Нет, Ж не хочет верить, что души у гардаров нет, он ведь только что плакал и смеялся. — Это… больно, — замечает Бек. — Прости, я отвлекся. Сейчас будет то, что обещал. Любовь снова начинает выходить у него из-под пальцев, перетекать к Беку, такая всепоглощающая, огромная, как Вселенная. Любовь Ж к Беку, гардару, который не ответит ему никогда, кроме, разве что, этой минуты. — Я могу тебя поцеловать, Бек? — спрашивает Ж, и тот отвечает коротко: — Да. Пальцы Ж снова находят улыбку на его лице. Он берет его за подбородок и поворачивает лицо вбок. Целует, не отрывая руки от затылка. Целует-целует-целует, а минуты утекают и утекают, вот последняя, шестая. И все заканчивается. Ж знает, что Бек больше ничего не чувствует. Прикосновения теперь для него не более, чем физические ощущения, и Ж больше никогда не повторит этот фокус. Он горько сожалеет о том, что уже истратил единственную возможность странслировать что-то другому напрямую, доступную U всего раз в жизни. Вряд ли Бек попадет к другому U, который тоже захочет подарить ему шесть минут эмоций и любовь. Потому что вряд ли Ж его отпустит: слишком уж привязался. Он ощущает невыразимую горечь. Забирает у него так и не отпитый чай, который теперь ему бесполезен и делает глоток, который сейчас совсем не радует. — Как ты? — спрашивает Ж, отодвигаясь на почтительное расстояние. — Я не понимаю, — говорит Бек обычным безэмоциональным голосом, низким и немного хриплым. — Чего ты не понимаешь, Бек? — Я не понимаю, как буду жить, зная, сколь многого я лишен. У Ж что-то обрывается внутри, и он проливает чай.