Нелёгкие будни ангела-хранителя

Чжань, сколько себя помнит, никогда не питал особой любви к людям, нуждающимся в постоянном тактильном контакте. Не потому, что неприятно или мерзко, а потому, что банально жарко: обязан повышенной температуре тела и крыльям за спиной. Ибо же, напротив, прилипчивый с самого детства. В то время единственным спасением была его мать, с периодичностью выговаривающая свое чадо за надоедливость и неуважение к чужому личному пространству: попросту становилось жалко, видя, как маленький Ибо, по-царски расположившись на руках ангела-хранителя, пальчиками изучающе водил по лицу, попеременно тыкая и поглаживая мягкую кожу, а после тянул свои ладошки к его волосам, желая проверить на прочность. Что ж. Сейчас Чжань — один на один с тактильным маньяком. И ладно, если бы парень ограничивался недолгими объятиями… Но бывали дни, как сегодня. — Нет, — непреклонное слетает из его уст. — Ну, пожалуйста, всего пять минут! — канючит Ибо, преследуя ангела до кухни. Шагу ступить не давал, когда чего-то хотел: слева, справа, сверху, перед глазами — повсюду маячил. Будто вовсе не Чжань был хранителем, призванным везде и всюду следовать за ним. — Ибо, ты что, ребенок? Какие пять минут? — он, конечно, рад повышенному вниманию к своей скромной персоне, но не в данном контексте. — Я знаю, что значат твои пять минут, — тянется к графину с водой на стойке, удачно разделяющей просторную гостиную и кухню. Ибо запрыгивает на высокий стул по другую сторону и, сложив руки перед собой, смотрит с небывалой серьезностью: — Всего пять. Ни минутой больше, обещаю, — сверлит своими глазищами (читай: давит морально). Сяо Чжань не верит. Впрочем, как и во все прошлые разы. Разумеется, виной чему вовсе не слабость перед Ибо, а опасная решительность во взгляде — неплохое оправдание для того, кто вопреки своим неудобствам потакал чужим желаниям. — Ибо, нет. В прошлый раз это продлилось до обеда, — хмыкает ангел, зная, что данное обещание — воздух, которого частенько не хватало ему, неспособному шевельнуть ни рукой, ни ногой до рассвета. — Я не сплю, если ты забыл. — Чжань, прошу, мне нужно, — ниже привычного произносит Ибо, слегка нахмурив брови. И чем не ребенок? Только и того, что прибавил в росте. — Ну что? — устало переводит взгляд от пустого стакана к парню — как не уговорами, так актерством своим изведет. Иногда ангел думает, что пора бы сделать перерыв. Не сейчас конечно, после Ибо. Проведя столько времени с людьми, уподобиться им и позволить чувствам проникнуть под ребра уже не кажется за гранью возможного. Однако, в очередной раз заглянув в глубокие глаза, обрамленные длинными ресницами, где плещутся знакомые волны полюбившегося океана, осознает, что хранитель внутри него и он сам — больше не одно и то же. — Жди меня в спальне, скоро приду, — в который раз сдается желанию своего человека.

***

Сяо Чжаню нравится стоять под теплыми струями воды, подпевая негромкой музыке на фоне, а после наносить на тело различные ароматные лосьоны и масла. Обычно, длительные походы в душ напрямую связаны со сном Ван Ибо. Главное, чтобы сильно не ворочался в постели, и можно вдоволь насладиться эдаким времяпровождением, ежечасно не срываясь в спальную комнату. Но сегодня Ибо требовал выпрашивал присутствия Чжаня в своих покоях, и драгоценное «время на себя» со свистом пролетает мимо. Наспех ополоснувшись и захватив из холодильника бутылку воды (вылезти с кровати до утра вряд ли получится), он без особого энтузиазма направляется к своему подопечному. — Корица и мед, — принюхивается Ибо к шее, проводя кончиком носа по чувствительной коже. — Новый гель для душа? — Да, — подтверждает Чжань и отстраняется, пытаясь отстрочить неизбежное. Ибо недовольный вид не цепляет: не первый и не последний раз проворачивает подобное. — Когда только успеваешь, — пожимает плечами Ибо, присаживаясь в изножье кровати. — Иди ко мне, — хлопает по колену в предвкушении. — Ну же, хочу скорее к тебе прикоснуться, — широко улыбается Чжаню, обнажая ряд ровных зубов. Ну вот. Опять. То, почему Чжань не любил краткие «пять минут». Неужели Ибо не слышит себя со стороны? У него от общего вида светящейся лампы и изогнутых в полуулыбке малиновых губ, с которых хрипловатым голосом вылетают обычные, но в то же время бесстыдные для ангела фразы — сердце сходит с ума и по венам гоняет кровь. Ведь у него, все еще ангела-хранителя, и без того повышенная температура тела. Ибо совсем его не бережет. — Захватил, пока ты выбирал шампунь, — зачем-то объясняет, медленно ступая к кровати. — Хороший выбор, мне нравится, — Ибо закрывает глаза, вслушиваясь в тихие шаги и явно наслаждаясь моментом. — Скажешь, когда можно будет открыть. Чжань замирает на расстоянии меньше полуметра от него. Ангел обводит внимательным взглядом чужое лицо, останавливаясь на длинных ресницах, и почему-то задерживает дыхание. Ван Ибо красивый. У него чистая кожа, ровный нос и наверняка мягкие губы, в приглушенном свете кажущиеся без единой трещины. Интересно, каково это — целовать их. Нет. Машет головой, стараясь отогнать подобного рода мысли. Хранитель не знает, как давно все началось. С каких пор мелкие детали стали на вес золота. С каких пор внешность своего подопечного, порой невыносимое поведение и мысли, облаченные в слова, вызывают в его душе трепет. И вовсе не тот, что называют родительским. Откинув футболку в сторону и слегка размявшись в плечах, Чжань сократил последние остатки позволительного для них расстояния. — Можешь открыть глаза, — произносит тихо, протягивая руку Ибо. — Ничего себе, даже руку подал, — удивленно хватается за сухую ладонь, мигом подрываясь с постели. — Благодарствую, — хитро щурит глаза, прежде чем скрыться за спиной ангела. — Ибо, недолго, — все равно просит и шумно вдыхает, когда холодные пальцы, контрастируя с горячей кожей, скользят от поясницы к лопаткам. По телу разбегается стая мурашек, как только легкие прикосновения приближаются к основанию крыльев, расслабленно опущенным вниз. Кончики пальцев, боясь навредить, аккуратно зарываются меж белых перьев, а едва уловимое дыхание Ибо опаляет ничем не прикрытые участки кожи. Ангелу нравится ощущать бережные касания, наполненные обожанием и некой зависимостью. Когда Ибо чувствует себя плохо, истощенно или на грани, всегда приходит к нему за объятиями: в такие моменты чувство безопасности и желанное умиротворение переполняют спрятанного за широкими крыльями. — Крепкие снаружи, мягкие внутри, — шепчет Ибо, обнимая за талию. — Никогда не надоест, — бесстыдно трется щекой о перья. — Ты слюни об меня вытираешь? — отзывается Чжань, елозя на месте — происходящее невероятно смущает. — Время, Ибо, — нервно поглядывает в сторону часов на прикроватной тумбе. Сяо Чжань не часто показывает свои крылья, поскольку ангелам не принято светиться в мире людей. Как минимум, это потеряло бы значение, так как человечеству стало бы намного проще заниматься самоуничтожением. Как максимум, ангелов, оставшихся без подопечных, начали бы эксплуатировать в своих интересах. Поэтому для Ибо эти мгновения особенные. И все же… Раньше порывы случались по делу — ссора с родителями, завал на учебе, неудача на конкурсе талантов или конченый пубертат, превращающий Ибо в сопливо-истеричную школьницу. Сейчас — лез все чаще беспричинно. А Чжаню, на минуточку, с каждым таким разом становится только хуже: безбожно краснеет и радуется тому, что увлеченному парню не до его румяных щек. Ван Ибо ведь уже не шестилетний мальчик, а у Чжаня, кажется, поехала крыша. И что писать в отчет? На Верху засмеют, дай отцу, архангелу, узнать, что творит его сын — уволит нахрен, а, может, даже припугнет собаками теми, блохастыми, что в адском подземелье живут. Но об этом он подумает когда-нибудь — никогда. Потому что Ибо ждет в кровати, протягивая к нему загребущие руки. Нравится его подопечному обниматься с полуголым мужиком, успокаивает. Ну и ничего. Хранитель потерпит. Потерпит свое запутавшееся сердце, спертое дыхание и невыносимую жару пяти минут. Только бы парень не грустил и не загонялся по всяким пустякам. В мире и без того полным полно проблем, а это… так, временное. А как известно всем: что временно, то не постоянно.