/flashback /
Чжаню никогда не нравился запах дешевых сигарет, особенно пылающим летом. Дым медленно растворялся в воздухе, смешиваясь с сотней других запахов, образовывал тошнотворный ком. Рядом с Сыненом еще несколько человек топтались у черного выхода, упиваясь никотином. С левой стороны раздался громкий сигнал автомобиля и неприятный звук торможения резиной колес. Пятница. Три часа дня. Кто-то вновь спешил распрощаться с жизнью. Хранитель неприятно поморщился и развернулся к Сынену, собираясь вставить нелестный комментарий. Но тот его опередил: — Болит, — прозвучало охрипшим голосом. — Ты… Чжань внимательно посмотрел на профиль темноволосого парня, пытаясь уловить малейшую смену эмоций на бесстрастном лице. Ни благодати, ни крыльев — Сынен потерял все, чем дорожит их вид. От этого понимания тянуло в груди, а беспокойные мысли всецело свелись к одному — долг. Хотел бы Чжань ничего не ощущать по этому поводу, вот только внутри, под двенадцатью парами ребер, слышится треск. — Болит, — повторил Сынен, пропустив в легкие никотин. — Об этом вышел спросить? Ангел молчал. Только хмурил брови и внимательно слушал. — Так вот. Болит так, что дышать больно. На все подряд срываюсь, не говоря уже о том, что никак не могу привыкнуть передвигаться без крыльев, — затянувшись в последний раз, он затушил сигарету и выбросил в урну. — Заносит, представляешь? — со смешком произнес, полностью развернувшись к Чжаню. Хранитель всем телом напрягся, ощутив по спине холодную дрожь. Несмотря на то, что он пал, Чжань не мог его прочитать. Ни запаха, ни едва уловимых вибраций, только отравляющий воздух дым сигарет. Но главное — Сынен улыбался. Его улыбка не была похожа ни на какую из тех, что доводилось застать когда-либо прежде. С налетом грусти, да. Но она не сквозила отчаянием или тем, что делает человеческую жизнь бессмысленной — сожалением. И от этого где-то глубоко, под все теми же ребрами, некогда старательно спрятанное болезненно покрылось новыми трещинами. — Это ничего, привыкну со временем, — пожимает плечами. — Люди как-то без них живут, по сути, ничего не теряют. — А как же Сонджу? Падший ангел противоречиво казался спокойным, это выбивало почву из-под ног. Понимание Чжаня о службе, обязанностях и вовсе не перекликались с последствиями, которые непременно должны были поглотить с головой. Или он ошибался, на протяжении многих лет думая о том, что такой исход никому радости не принесет? Разочарование. Болезнь. Смерть. Разве не эти три истины еще с начала времен не дают им, ангелам, оступиться? Не об этом ли толкуют там, На Верху, на каждом шагу предупреждая, каков исход ожидает тех, кому людская жизнь придется по вкусу? Так почему же, ведая обо всем, Сынен улыбался? Он не понимал, более того — запутался окончательно. В эмоциях. Чувствах. В собственных желаниях. — Ты о его защите? — сощурившись, Сынен внимательно обвел взглядом хранителя. — Тебя ведь не это волнует. Усмешка сорвалась с его губ. — Чжань, я неизменно следовал своему долгу бесчисленное количество времени. И несмотря на клеймо падшего, продолжаю делать это сейчас, — прерывается на то, чтобы поджечь сигарету, немногим ранее достав вторую из пачки. — Разница лишь в том, что теперь, кроме него, у меня появилось кое-что важнее службы. Раны затянутся, воспоминания утихнут, новая жизнь наберет обороты. Я не чувствую себя одиноким и мне плевать на закон, — ступив к нему, он, будто бы издеваясь, выдохнул дым у самого носа. — Я свободен. Волен жить для себя, с кем хочу. Подумай об этом на досуге. Чжаню неприятен этот взгляд, как и насмешливый звук, заставивший вздрогнуть. Он хотел как можно быстрее уйти от него, спрятаться, смыть оставшиеся на себе следы. Словно Сынен уличил его в том, в чем не должен был. Сомнения. Запросто взял и ткнул в это носом. Хранитель и сам не должен был. Ни знать. Ни чувствовать. Он закрыл бы глаза и уши, не вышел сюда. Правда нашел бы кучу причин, почему «не», а после корил себя за то, что не сдержался. Если бы это самое «не» запротестовало еще при виде картины, а сердце продолжило биться, как и велено законом — ровно./end of flashback /
Сердцебиение Ван Ибо имеет способность успокаивать и возвращать Сяо Чжаня в реальность. А ведь правда, только будь у него возможность быть ангелом и жить вечно… Сколько бы проблем испарилось в одну секунду. Не счесть. — Почему никогда не спрашивал, когда твоей жизни придет конец? — Брось, мне хотя бы выполнить план на следующую неделю, — скептично срывается с уст подопечного. — Я сойду с ума за вечными подсчетами своего времени. Знай Ибо точную цифру, отведенного ему времени, наверняка зациклился на том, чтобы все успеть, и совершенно позабыл бы, что жизнь, вообще-то, нужно проживать. Желательно, с удовольствием и для себя. Чжань и сам против разглашения ангелами дня смерти своих подопечных. Многие очень быстро опускают руки, думая, что не успеют ничего достигнуть за данное им время, и просто спускают свою жизнь в унитаз. Другие, напротив, зардевшись того, что впереди больше пары десятков лет, перестают прикладывать какие-либо усилия, имея вагон и целую тележку, чтобы все успеть. Вот только время быстротечно. Отвернешься и не заметишь, как листья на деревьях увянут, первый мороз разрисует окна в гостиной, а ты седой и слабый будешь стоять у зеркала до самого вечера, ища момент, когда все пошло не так. Ангел имел такой опыт и благодарен, что с Ибо все иначе. — Я рад, что ты у меня есть. Правда, не представляю, как бы…как бы… — Да, я тоже. — Тоже? — Ибо всем телом напрягается, прислушивается к каждому вдоху, шороху. Чжань отстраняется, костяшками проводит по нежной щеке парня, привлекая внимание. Глаза. Как же он любит его глаза, утонул бы. Да, плавать в этих омутах он все еще не научился. Смотрит на него так по-особенному, словно он самое ценное, что есть в этом мире. И в эту самую секунду поистине желает Ибо для себя. Тик-так. Время. В какой момент все пошло не так? С каких пор в хранитель в отношении Ибо начал применять непозволительное «мой» и «для себя»? Не то чтобы Сынен стал катализатором подобного рода мыслей. Просто напомнил, что так быть не должно. А что именно: оставаться мыслями или быть вне закона? Решать только Чжаню. — Тоже, — отвечает с существенным опозданием. — Можно тебя кое-о чем попросить? — неуверенное произносит Ибо. Чжань согласно мычит. — Хочу тебя поцеловать. Только сегодня. Пожалуйста. Тик-так. Монотонный звук часов на прикроватной тумбе заставляет задержать дыхание. Да, дело только в нем и ни в чем другом. — Ибо, мы не… — Я знаю, — мягко притянув лицо Чжаня к себе, большим пальцем медленно, боясь спугнуть момент, ведет по нижней губе. — Только сегодня, — шепчет, — если позволишь. «Долг» забился в нем с удвоенной силой. Боролся, как никогда раньше, с тем, что принято считать непобедимым среди всех существующих чувств человека. Но смотря вблизи на подрагивание пушистых ресниц и блеск от слюны на мягких губах, оказывается, в Чжане сейчас гораздо больше людского, чем когда бы то ни было. Оказывается, человеком можно заразиться. Один летальный исход стоял перед ним на курилке и казался живее всех живых. Он же пытается рядом с Ибо хотя бы вдохнуть. Хранитель закрывает глаза, ловит губы Ибо в едва ощутимом поцелуе и крепче прижимает к себе хрупкое тело. Сдается. Ангелы ведь тоже могут болеть. Чжань предупреждал еще в самом начале.