Во сне или наяву?

      - Лаура Альбертовна? – прошептав фразу одними губами, Третьякова подрывается, тотчас же вырвавшись из царства Морфея и пытаясь хоть как-то унять свое учащенное дыхание, - чёрт.       Нервно сглотнув, Маша разочарованно падает на белоснежную кровать. Стыдливо прокручивая в голове события, настигнувшие женщину во сне, блондинка изо всех сил пытается уговорить себя, что сегодняшнее распутное сновидение было точно последним.       -Это просто невыносимо, - до предела стиснув белоснежные зубы, Маша запускает руку в золотистые пряди, бережно убирая их от лица, - тебе ничего не светит, Третьякова, и не мечтай!       Подобные подъемы стали для женщины обыденностью. В который раз ей удавалось проваливаться в крепкий, но до жути развратный сон, с непосредственным участием себя и своей коллеги.       Как давно это началось? Маша потеряла счет времени. Заливаясь краской, блондинка по-прежнему приходила на съемочную площадку, и, как ни в чем не бывало, холодно смотрела в глаза своей коллеге, которую не единожды представляла (да и не только) в полной наготе.       «Тебе кажется. Ты просто слишком часто с ней видишься, вот и снятся всякие… Непристойности. Да, Маша? Да, все именно так…».       Третьякова была готова врать себе до бесконечности, лишь бы ни в коем случае не смириться с тем, что до уши влипла. Влипла в большие проблемы.       Наспех скинув с плеч ночной пеньюар, женщина суетливо направилась в ванную комнату.       Аккуратно намыливая нежную кожу, Маша никак не могла избавиться от надоедливых пикантных мыслей. Тело ещё не успело отойти от волны возбуждения, хоть и во сне, но все же полученной вследствие неосознанной проекции белокурой.       До боли закусив нижнюю губу, Третьякова невольно грязно фантазировала о своей начальнице, представляя это в красках. Стыд и похоть слились воедино, и леди больше не могла этому противиться.       «Это противоестественно, Маша! Прекрати!».       Ага.       Самоудовлетворение ещё никому не вредило, не так ли?       Но вот ведь не задача: становилось только хуже.       Ласковые ладони вырисовывали незамысловатые узоры на шее и ключицах, но в этом не было абсолютно никакого смысла. Отнюдь ласки не могли доставить такого же наслаждения, как мимолетное сновидение. И даже стимуляция влажных бархатных складок не спасала ситуацию. Парадокс? Возможно.       - Мм, - разочарованно протягивает Маша, заматываясь в огромное банное полотенце, - это не закончится никогда.       Пресекая всякие попытки впредь думать об этой роковой женщине, Третьякова растерянно передвигается по комнате, пытаясь привести мысли в порядок. Да, она тот ещё педант: порядок в голове так же важен, как и на рабочем месте.       - Если я сегодня буду в алом платье, интересно, как на это отреагирует… Лаура Альбертовна, к примеру? – уже пролистав не один десяток нарядов в своей гардеробной, женщина останавливается лишь тогда, когда вновь произносит это, порой до чёртиков надоедливое, имя, - я точно сбрендила.       «Да, Маша. Тебе придется обращаться к ней по имени-отчеству ещё не один раз, более того – постарайся держать себя в руках, когда вы вновь останетесь наедине, прошу тебя!».       - Как всегда, - застежка ожерелья никак не хотела поддаться натиску, и предательски выскальзывала из утонченных пальцев.       Маша нервно кивает в сторону часов, - меня никто не научит приезжать на съёмки вовремя.