Река сожалений

      Положить руку на плечо, тронуть за локоть в разговоре, мимоходом приобнять — все эти действия в нормальном состоянии Вэй Усяня присутствовали при разговоре практически всегда. Другое дело, что Усянь хоть и был очень тактильным человеком, он не стал бы просто так навязываться к тем, кто открыто выражал свою неприязнь подобному стилю общения. Может быть из-за некоторой своей рассеянности он мог и не понять вежливые намёки сразу, но после бы точно постарался не лезть в личное пространство человека слишком часто.       После улицы, сожравшей из памяти большую часть воспоминаний о жизни до побега из дома, привыкнуть к тому что кто-то может хотеть тебя обнять или погладить по голове было немного сложно. Лин инстинктивно шарахалась в сторону, если краем глаза замечала резкое движение, замирала как кролик перед удавом, если не успевала среагировать, но ей действительно нравилось ощущать это подтверждение расположения Вэй Усяня. Мимолётная паника стоила того, чтобы потом пусть и ненадолго завернуться в тёплое одеяло ощущения полной защищённости и спокойствия. Сейчас Лин кажется, что она всегда воспринимала Вэй Ина как человека, который не может намеренно ей навредить.       Однако куда сложнее было убедить самого Усяня, что ей нравится его тактильность, когда она продолжала невольно шарахаться. Со стороны действительно могло показаться, будто ей не нравилось происходящее, но это было не так. Объяснять всю ту неразбериху, творящуюся у неё в голове, когда она неожиданно для себя вновь оказывалась в кольце надёжных и сильных рук Усяня, Лин не хотела, да и слов для описания некоторых впечатлений подобрать не удавалось. Куда проще было самой прилипнуть к Вэй Ину, когда он этого не ожидает. Собственное смущение и некоторый дискомфорт побороть было не так-то просто и Лин поспешно спрятала пылающее лицо в складках чёрного ханьфу пахнущего чем-то странным и немного горьким.       «Я правда не против, если Вэй Ин меня обнимает!» — выпалила Лин, судорожно цепляясь пальцами за чёрную ткань. — «Мне просто надо немного привыкнуть к этому…»       Вэй Усянь долго молчал в тот раз, неожиданно тронутый таким проявлением привязанности. Раньше ему казалось, что он пытался погладить бездомную кошку, которая не привыкла видеть что-то хорошее от людей и бежит от любой ласки. Усянь почти уверен, что Лин сколько могла не позволяя другим людям причинять ей вред, но всякое могло быть и поэтому он бы не стал настаивать на неприемлемой для юной подруги форме общения.       То что в итоге всё незаметно для них самих стало медленно заходить в формы почти неприличных в обществе довольно двусмысленных жестов в общении между молодыми людьми, Вэй Усяня всё дальше продвигающегося на пути тьмы волновало мало. Тьма делала Усяня слишком гордым и практически глухим к чужому, не устраивающему его мнению, впрочем, у него и мысли не возникало что что-то может быть неправильным в становящейся всё более и более заметной одержимости тактильным контактом.       «Не уходи…» — хрипло, как в бреду Старейшина Илин, не оставляя ни единой возможности вывернуться из-под его рук, беспорядочно осыпая лёгкими поцелуями волосы, лоб, виски.       Лин не уходит и не вырывается. Она никогда не боялась Вэй Ина, даже когда от ауры тёмной энергии вокруг него было сложно дышать. И тогда, как и много куда менее пугающих раз до этого, девушка приходила к Старейшине Илин сама. И обнимала за плечи тёмного заклинателя тоже сама. Так было правильно, так было нужно и Лин Хунь соврёт, если скажет что это нужно было только Усяню.       «Неприлично? Странно? Плевать!» — думает девушка, обхватывая ладонями лицо Старейшины Илин с тревогой, заглядывая в сияющие алым глаза, в это взгляде мало осмысленности и столько отчаяния, что невозможно без болезненно сжимающегося сердца ждать когда в черноте безумия тёмного пути наступит просвет. — «Сами живите по своим ханжеским нормам…» — Вэй Ин, от тебя я никуда не денусь, — эхом повторяет свои давние уверения Лин Хунь.       Сейчас в этом обещании куда больше смысла и пользы, чем раньше. Лин Хунь теперь может быть куда полезнее Вэй Ину, чем тогда, когда она могла только как молитву повторять: «Всё будет хорошо». Она продолжала упрямо это твердить даже когда буквально затылком чувствовала стылое дыхание смерти, нависшей над их головами.       «Сейчас всё будет хорошо» — мрачно кивает своим мыслям тёмная заклинательница, невесомо поглаживая Вэй Ина пальцами по щеке, даже если из них двоих у неё куда меньше шансов остаться до конца человеком, она сделает всё что потребуется и не будет об этом сожалеть. — «Достаточно сожалений! И так полжизни провела наедине с этим отвратительным чувством, ненавидя и проклиная себя. Именно сожаления ядовитой влагой просачивались наружу из разлагающейся под тяжестью грехов души.» — Угу… Поэтому ты выбрала неснимаемое проклятие? Чтоб с гарантией не сдержать обещание?! — невесело и глухо посмеивается Вэй Ин, прижимая прохладную ладонь подруги к почти пылающей на контрасте температур щеке.       Лин отрицательно качает головой. Рёбра сдавливает так, что сделать хотя бы вдох без этого давящего на кости изнутри ощущения невозможно. Медленно ползёт по шее вверх проклятие и так же медленно стучит нехорошо так покалывающее сердце. Проклятие, чтоб его, а может и не только оно. Если делать не очень глубокие и редкие вдохи, то и дискомфорт почти не ощущается, но Лин Хунь в целом плевать. От этих неприятных ощущений прямо сейчас она не помрёт и хуже ей резко не станет, а значит — можно и потерпеть, не в первый раз же ей приходится проклинать саму себя.       «Или всё же в первый? Не помню… да и не важно это. Скорее мир заклинателей утонет в собственной крови, чем Бедствие Цинхэ так просто сдохнет от ещё одного проклятие вдовесок к уже имеющимся.» — рассеянно думает Лин, а вслух произносит другое и совсем не то, что стоило бы говорить прямо сейчас. — Можешь меня за это ненавидеть, но если Старейшина Илин не безосновательно считается основателем Тёмного пути, то из Лин Хунь получился не самый плохой практик…       Вэй Усянь возмущённо вскидывается. Лин умоляюще смотрит ему в глаза и заклинатель молчит. Лин знает и помнит, что Усянь не любит такое вот принижение себя, особенно в её исполнении, но она просто не может не попытаться предугадать самый негативный вариант реакции на свои откровения. Звучит ужасно, а на вкус заклинательницы ещё и до омерзения наигранно, но более удачные и правильные слова просто не приходят на ум. Лин смотрит в такие яркие и живые глаза друга и последние адекватные мысли рассеиваются как дым.       Тёмная заклинательница не привыкла к этому липкому чувству болезненной неуверенности от которой дрожат колени, в горле встаёт ком и инстинктивно хочется зажмуриться и закрыться руками, предвосхищая возможный удар. Оно пугает и злит куда сильнее, чем раскрывшийся перед Сяо Синчэнем обман, хотя пресвятой даочжан, подобно Лань Ванцзи, легко мог её убить за все те похождения, о которых заклинательница без лишних увиливаний и сомнений поведала Синчэню, стоило тому дрожащим и каким-то ломким голосом начать спрашивать. Лин не подбирала щадящих сострадательную душу бродячего заклинателя формулировок, с пробирающим до костей жестоким равнодушием вываливая неприглядную правду. Оправдываться ни перед кем Лин Хунь не собиралась, ни тогда, ни сейчас.       Однако глядя в глаза Вэй Ину так легко произнести правду не получается. Почему-то легко всплывающих в памяти уверений Вэй Ина не достаточно. Лин страшно, что вынимающую душу наизнанку: «Я на твоей стороне. Мы же друзья, как я могу от тебя отказаться Лин? Как можно мне тебя ненавидеть за тот путь, которым ты пошла?», однажды может превратиться в поток горьких проклятий и признаний в невероятной ненависти. — Лин, я не отказываюсь от своих слов, — словно подглядев в её мысли напоминает Усянь и Лин Хунь судорожно кивает, но это не успокаивает.       Сяо Синчэнь пока не знал в точности чем она занимается, в одиночестве шатаясь по самым глухим и опасным местам, тоже говорил много сладкой чепухи в которую хотелось верить, потому что зараза искренне верил в правильность своих суждений! «Хороший человек не может стать плохим, если он однажды на пути жизни оступился.» Только вся нежность речей и приветливость мигом улетучились, стоило прекратить претворяться и один раз говорить только правду как и хотел Сяо Синчэнь.       «Несчастный святоша! Ведь знала же, что так и будет, но всё равно обидно до сих пор! А если Вэй Ин тоже…» — Лин до крови куснула себя за щёку, пытаясь избавиться от ужасных мыслей. — «А если я сейчас тоже буду говорить правду как хочет Вэй Ин и он меня возненавидит, то что мне потом делать?»       Вэй Усянь тяжело вздохнул, со слишком сложными для понимания Лин эмоциями во взгляде глядя на заклинательницу. Усянь мягко обхватывает узкое запястье с чуть выпирающей круглой косточкой, отстраняя ладонь от своей щеки. С каким-то дурным весельем Лин Хунь прикидывает насколько сильно надо вывести Вэй Ина из равновесия, чтобы эти тонкие пальцы с силой вцепились в руку, оставляя глубокие алые царапины-полумесяцы от ногтей и наливающиеся болезненной зеленовато-жёлтой синевой отпечатки пальцев. Почему-то у Мо Сюаньюя были прямо по-девичьи узкие ладони, не молодой парень, а девица на выданье прямо. И кожа на руках куда нежнее, чем у самой Лин, хотя тёмная заклинательница, когда совсем уж припирало, вспоминала об уходе за вечно страдающими от её же безразличия руками, довольно эффективно залечивая их до приемлемого состояния.       Лин почти бездумно тянется свободной рукой ко второй ладони Вэй Ина. Так странно что их ладони практически одного размера, хотя если помнить, что нынешнее тело Усяня моложе тёмной заклинательницы чуть ли не вдвое, то может в этом есть некоторая логика. Да и если принять на веру славу Мо Сюаньюя как обрезанного рукава, то не удивительно, что он следил за собой: как ему ещё понравиться близким сердцу молодым господам-заклинателям, если ни умом, ни силой не вышел — только красотой и постельными навыками… наверное? Ранее Лин Хунь не особо задумывалась как должны работать взаимоотношения такого характера между мужчинами, да она и о классическом варианте отношений не особо задумывалась. Наверное в обоих случаях суть оставалась одинаковой? — У тебя кожа сухая, — невпопад замечает Лин ощущая даже загрубевшими и не такими чувствительными, после многочисленных ожогов от всякой ядовитой пакости, парочки несерьёзных обморожений и частых писаний собственной кровью, подушечками пальцев как тыльная сторона чужой ладони «цепляется» и шуршит на грани восприятия. — Напомни потом у местного аптекаря мазь купить, или хотя бы душистое масло, но лучше всё же мазь или увлажняющие ванночки на худой конец. — Какие к демонам ванночки?! — почти стонет Вэй Ин, — Тебя действительно именно это сейчас волнует? — Сейчас да… Хах! Не о себе же мне волноваться, — нервно усмехается Лин, ощущая как беспокойство переходит в совсем уж нездоровую форму. — О себе мне волноваться рано или наоборот уже поздно… Это смотря из каких соображений исходить. — После Безночного города я примерно так же себя вёл да?       Тёмная заклинательница моргает. Смысл вопроса ускользает от неё, мысли хаотично метаются из угла в угол, хотя какие уж углы внутри округлой черепной коробки Лин тоже не знает. Её молчание Усянь расценивает как ответ. — Прости… Ничего толком не могу вспомнить практически до самой осады и то тогда происходящее вокруг казалось больше продолжением кошмарного сна, чем реальностью.       Лин Хунь кивает. Она прекрасно знает это чувство когда морок не отличается от яви и не может винить Вэй Ина в том, что он выбрал единственный надёжный вариант выбраться из этого кошмара — умереть. Усяня Лин вообще не может винить в чём-то или ненавидеть, возможно это так же неправильно как и то, что ему Лин позволит сделать с собой всё что угодно. Она даже не будет особо против, если Вэй Ин захочет её придушить «за всё хорошее» и вырываться, царапая сжимающие горло руки, тоже не будет. — Реальность не лучше, — замечает Лин, ощущая почти непреодолимое желание растечься безвольной лужицей по полу — настолько внезапно навалилась на плечи усталость. — Кстати ты меня тогда случайно проклял. — Если скажешь что «не сильно и не особо страшно», я тебя… укушу! — не придумав ничего лучше ляпнул Вэй Усянь. — Ммм… Ну тогда вперёд, — хмыкнула Лин, дёрнув головой так, чтобы пряди волос стекли тёмным водопадом за спину, обнажая шею. — Лин!

* * *

      «Вэй Ин, мы же друзья?» — протянула Лин наваливась на него со спины и обнимая руками за шею.       Старейшина Илин фыркнул, сдувая лезущие в лицо чужие волосы. Обычно подруга таким проникновенным тоном с обескураживающей наглость озвучивала в лоб свои желания добавить ему проблем или лишних занятий и такой заход издалека был чем-то новеньким.       «Возможно…» — мягко отстранил руки подруги Усянь, а то поза получалась не очень удачной и при первом же неудачном или резком движении Лин его немного придушит или шею сломает.       Вероятно, у Лин было настроение пообниматься и отлипать она не спешила, понятливо убрав руки от шеи. Вэй Усянь отложил кисть в сторону с давящим на спину весом подруги, та хоть и была лёгкой как птичка, писать с таким утяжелением всё равно было не слишком удобно. Да и Лин не отстанет ведь, пока не получит желаемое или внятный ответ почему «нет».       «Не возможно, а точно!» — чуть крепче сжимая руки, наигранно возмутилась подруга. — «Вэй Ин, я тебе нравлюсь?»       Вэй Усянь аж подавился от такого «плавного» перехода.       «В ка-аком смысле?» — немного заикаясь от так и не прошедшего кашля осторожно уточнил Усянь, оборачиваясь.       Наверное он что-то не так понял и это «нравлюсь» не имело ничего общего с «нравлюсь» тех девушек, с которыми Вэй Усянь в юности шутливо флиртовал в Пристани Лотоса и в Цайи.       «В прямом!» — возмутилась его недогадливостью, Лин закатывая глаза. — «Вменяемой, адекватной, хоть немного на нормального человека похожей! Ну так что?»       «Ааа… Ты в этом смысле!» — с облегчением выдохнул Вэй Усянь, ему сразу стало куда спокойнее, что не придётся разбираться с другим «нравлюсь», — «Конечно нравишься! Быть в своём уме всем к лицу.»       «Значит ты не будешь сильно возражать если мы с А-Юанем будем жить здесь с тобой?» — обрадовалась Лин, просительно глядя на него своими бесстыжими глазами.       Вэй Усянь против не был. Конечно в пещере Фумо было холодно, темно-вато и по полу гуляли жуткие сквозняки, а ещё бешенный лютый мертвец лежал спелёнутый печатями и талисманами в дальнем углу, но жить можно было. Правда Вэй Усянь сам с большей радостью переселился бы в более тёплое и уютное место, но на Луаньцзан таких не водилось, везде было примерно одинаково тоскливо и неуютно. А ещё он почти постоянно ощущал этот липкий холод, особенно по утрам, но жить всё равно было можно.       С появлением в пещере Фумо ещё двоих человек жить стало не то чтобы уютнее, скорее веселее. По крайней мере хаотичное разбрасывание вещей в творческом беспорядке превратилось в такое же хаотичное закидывание опасных для ребёнка вещей туда, куда этот самый ребёнок не дотянется. А ещё в жилой зоне пещеры стало действительно теплее, выцарапанные в камне печати с функцией обогрева, повешенное вместо двери полотнище и несколько самодельных ширм значительно уменьшили силу пробирающих до костей сквозняков.       «Да, Вэй Ин! Тебе нужна другая постель и в другом месте. Сопливый тёмный заклинатель с больным горлом — это не серьёзно!»       «Почему мне кажется, что ты опустила «ты так помрёшь во цвете лет»?» — убеждаясь, что Лин таки сговорилась с Вэнь Цин, поинтересовался Вэй Усянь, отвлекаясь от изучения своих записей сумбурных и довольно сильно пострадавших от воды, случайно пролитой из прохудившейся бочки.       «Потому, что ты умный и сам всё понял,» — пакостно хихикнула нахалка, — «И эй! Хватит отлынивать, опасные для маленьких детей талисманы сами себя не уберут!»       «Пока вляпаться в неприятности из-за талисманов получилось только у тебя,» — заметил Усянь, успешно увернувшись от какой-то тряпки, — «Мимо…ай!»       «Прости! Я думала ты увернёшься…»       Так ярко проявившееся воспоминание никак не хочет отступать и Вэй Усянь не сразу понимает, где он и что вообще происходит. Нет, забыть о столь неприятном разговоре, даже с его дырявой памятью, проблематично, но пауза настолько затянулась, что мысли как-то сами собой соскользнули с неприятной темы. — Что? — переспрашивает Усянь, очень надеясь, что часть про пожирание душ была слуховой галлюцинацией. — Я сказала, что до того как вспомню все детали переноса проклятия «Чёрной смерти» на подходящую жертву, его можно запечатать или натравить на поглоч…захваченные души, — на одном дыхании выпаливает Лин Хунь, судорожно сжимая переплетённые между собой пальцы так сильно, что Усянь невольно удивляется, когда не слышит хруст трескающихся костей, — А поскольку в ближайшее время я всё равно не помру, то тебе не о чем беспокоиться!       «Приехали…» — проглотив неприличное ругательство, мысленно чертыхается Вэй Усянь. — Прежде чем ты начнёшь возмущаться, — не давая Усяню и рта раскрыть вклинивается Лин, — Я действительно осознаю, чем мне грозят все эти выкрутасы с тёмной энергией и поглощённым, чего уж увиливать, раз всё равно проговорилась, душами.       Если до этого Вэй Ин мог заметить во взглядах подруги болезненную неуверенность и даже отголоски страха, то теперь их не осталось. Всё что было до этого выгорело и покрылось пеплом равнодушного принятия своей судьбы. Тот же самый пустой и мёртвый взгляд, только без малейшего намёка на алые отблески тёмной энергии. Вэй Усянь невольно передёрнулся от такой смены настроения. Если ненормально сильное беспокойство подруги резало без ножа, то такое равнодушие сейчас раздирало душу на мелкие кусочки.       «Знает она! Осознаёт!» — Не буду ругаться, — больше самому себе обещает Вэй Ин, потому что у него просто слов не хватает, чтобы высказать всё своё возмущение, не срываясь на грязные ругательства и гневные вопли. — Вдох-выдох… Ла-адно, я спокоен… Да какое к гуям спокоен?! Вдох-выдох… Фух… Я с тобой поседею… Или нервное расстройство заработаю… Вдох-выдох… Да не помогает это! Аргх! — Усянь закрыл лицо руками, сквозь пальцы смотря на индифферентно наблюдающую за его метаниями подругу. — Лин, вот что мне с тобой делать, если всё чего ты так упорно пытаешься добиться, это умереть?       Лин Хунь пожимает плечами. Не похоже, что она собирается как-то облегчать участь Вэй Ина или просто не считает нужным отвечать сейчас, когда любой её равнодушно-честный ответ не приведёт ни к чему хорошему. — Я не просила меня спасать и не жду от тебя этого, — попыталась изобразить участие Лин. — Ты не помогаешь. — А ты снова ищешь проблему там, где её нет! — фыркнула Лин, прикладывая ладони к шее.       «С какой радости?! Эти лицемерные твари чуть ли не в глаза про тебя только гадости и говорят, а чуть нечисть из земли высунулась, то сразу в ноги бегут кланяться: «Спасите нас господин!» И ещё три часа униженного скулежа с целованием сапог. Мерзость!» — рефреном прозвучало, вынырнув из недр памяти. — «Пусть сами себя спасают, раз такие гордые! Не ходи. Всё равно они потом только плохое и будут говорить, игнорируя доброту…»       Вэй Усянь задумчиво пожевал губу, отнимая руки от лица. Очень уж знакомые интонации были в голосе подруги. Помощь жителям в окрестностях Илина, особенно после того как те нарекли Вэй Усяня Старейшиной Илин, была довольно болезненной для Лин темой. Девушка ненавидела подобное людское лицемерие и только брезгливо кривила губы, когда такие вот подстраивающиеся под меняющиеся обстоятельства люди, пытались использовать её или Вэй Усяня, давя на жалость и благородную сострадательность молодых «господ-заклинателей».       Лин к подобным личностям жалости не испытывала, благополучно «забывая» донести просьбу до Старейшины Илин, а пребывая в особо плохом расположении духа равнодушно пожимала плечами: «Это не моя печаль! Ммм… Да и какой смысл помогать людям с короткой памятью, если уже завтра они будут с огромным удовольствием винить во всех бедах своих вчерашних спасителей?»       Правда, особенно такая неприятная и щедро сдобренная буквально осязаемым презрением жалит самолюбие больнее кнута. Мало кто из униженных просителей мог стерпеть подобную грубость и неприятные сплетни обретали реальное основание, порочный круг замкнулся. — Ты как сильно меня ненавидишь? — тихо спрашивает Вэй Ин, заглядывая Лин в глаза.       Подруга дёргается будто её ударили. Она судорожно мотает головой, бледнея ещё сильнее. Её мелко-мелко трясёт. — Вэй Ин, боги нет! Конечно нет! — болезненно блестящим и таким отчаянным взглядом Лин на него смотрит, что Вэй Ин чувствует себя хуже бездушной нечисти, за то что играет на её чувствах подобным образом. — Я себя ненавижу! А тебя люблю…       «Я знаю… Прости, моя Любовь… »