Река сожалений

      «Первый поцелуй? Тхих… и что в этом такого?» — усмехнулась тёмная заклинательница прислоняя бок прохладной чаши с вином к пылающему лбу.       Вино было терпким и сладким. Странный вкус, но ещё более странным было ощущать невероятную тяжесть тощего тела: словно выпирающие острые кости, которые казались были единственным вместилищем грешной души, отлили из металла. Голова была напротив такой лёгкой и пустой, а главное разъедающие разум мысли совсем не занимали внимание тёмной заклинательницы. Было только вино, прохладная, но прискорбно быстро нагревающаяся чаша и немного плывущий в дыму благовоний силуэт молодой куртизанки из первого попавшегося весеннего дома в квартале красных фонарей.       «Ну как же, госпожа Лин!» — прелестная птичка ивового дома всплеснула руками как-то по особенному плавно меняя своё положение, по привычке, а может Лин Хунь только почудилось в этом напевном голосе и позе ничем не прикрытое искушение. — «О чём мечтает нежное девичье сердце? О любви конечно! Большой и чистой… И что может быть прекраснее, чем отдать свой первый поцелуй тому о ком так сладко трепещет сердце?»       Лин Хунь щурится, разглядывая девушку в тусклом свете потолочного светильника-фонаря. Красные полупрозрачны пластины с резным узором оплетают полумрак комнаты чудным плетение кружева света. Глаза привыкли к полумраку, милостиво скрывающему лишние детали обстановки. Лин Хунь не хочет помнить об этом месте больше, чем есть сейчас. Изначально она появилась в этом месте просто чтобы уж точно не столкнуться повторно с Сун Ланем, ну и напиться.       Нить разговора ускользает от Лин, теряясь в алкогольной дымке. Скромных размеров кувшин опустел едва ли на четверть, да и тёмная заклинательница больше цедила неожиданно крепкий напиток, чем напивалась. Однако двухнедельная голодовка и отсутствие привычки глушить вино кувшинами, довольно быстро толкнули Лин в объятия хмельного веселья.       «Полагаю у этой госпожи слишком холодное и чёрствое сердце…» — мрачно хохотнула Лин Хунь, почти не глядя плеснув из чаши на тлеющие палочки благовоний, чей запах начинал раздражать.       Липкими каплями вино выплеснулось на пальцы. Лин брезгливо стряхнула жидкость, чистой рукой вытягивая салфетку из-под подноса с практически нетронутыми закусками. Ткань была почти приятной наощупь, но это едва ли имело значение. Фантазия, спровоцированная словами молодой куртизанки, уже рисовала призрачные образы сценок, которые не могли произойти в реальности.       Лин Хунь с каким-то мрачным удовлетворением крутила засевшие намертво мысли и так и эдак, ощущая как внутри что-то болезненно сжимается и скулит как побитая псина с каждым новым неудачным исходом воображаемых сценок. «О ком трепещет сердце» от приторной сладости этой фразы во рту становилось кисло и хотелось вымыть язык мочалкой. Вероятно, Лин Хунь соответствует своему имени куда больше, чем можно было бы думать. Ничего и никогда у неё в душе не трепетало от любовных терзаний, да и идея «первый поцелуй — возлюбленному» казалась донельзя глупой и наивной.       Тёмная заклинательница жестом подозвала к себе девушку, отмахиваясь от любых сомнений мыслью, что в борделе ей достаточно заплатить больше и можно не спотыкаться о лишние разговоры. Тем более она не собиралась делать с этой девушкой что-то ужасное или травмирующее. Так, всего лишь потакала своим сиюминутным порывам.       «Первый поцелуй — сопливо-сахарная ересь!» — почти ласково протянула Лин Хунь, отстраняясь от удивлённо хлопнувшей глазами девицы.       Сухое соприкосновение своих обветренных губ с мягкими и горькими от помады губами куртизанки поцелуем можно было назвать с натяжкой. Впрочем от первого поцелуя и не ожидаешь чего-то кроме неловкости и неуверенности. Лин не почувствовала ровным счётом ничего совершив это действо: ни волнения, ни особого отвращения. Повторять или осуществлять какие-то другие действия не хотелось и тёмная заклинательница вернулась к изначальному плану на вечер: молча напиваться в кампании условно безопасного человека — девицы из борделя.

* * *

      Видеть столь явное смущение на лице Вэй Ина необычно. Вэй Ина не просто так многие почти презрительно, но на самом деле с чувством глубокой зависти и восхищения, клеймили «человеком без стыда и совести». Вэй Усянь мог спокойно говорить практически на любую смущающую тему совершенно не краснея и практически не отводя взгляд от собеседника. Он улыбался как лисица-обольстительница, вздумавшая поиграться со своей добычей перед трапезой, забавляясь и наслаждаясь эмоциями собеседников, чьи лица оказались куда тоньше его собственного.       Ситуация не особо располагала к веселью, но Лин Хунь не может не улыбнуться этому растерянному-растерянному, а от того немного глупому выражению лица «страшного» тёмного заклинателя. Румянец ложится на щёки так ровно, словно кто-то добавил в пудру красной краски и немного перестарался распределяя самодельные румяна по лицу. Лин улыбается шире, почти скалясь, когда замечает, что надоевшего хуже горькой редьки Ланя поблизости не видно, тот то ли внял совету, то ли не выдержал оскорбительного для него бесстыдства тёмных заклинателей. Любой вариант Лин вполне устраивал, без сверлящего затылок недоброго взгляда сразу стало куда спокойнее.       Неадекватный, агрессивный или просто к край измотанный бесконечными пререканиями с Тьмой Вэй Ин был «злом» хорошо изученным и почти ручным. «Праведный» Лань Ванцзи хоть и любил действовать по заученному шаблону, оставался для Лин Хунь бешеной и неконтролируемой зверюгой, которую проще умертвить чем научить слушаться команд и таскать в зубах тапочки. «Ручное зло», конечно тапочки в зубах носить было не приучено, да и не было у Лин никаких тапочек, но «дрессировке» поддавалось и охотно шло на контакт. Лин Хунь всегда было куда спокойнее с Вэй Усянем в любом его состоянии, быть может кроме мёртвого. — Успокоился? Прекрасно! — воскликнула тёмная заклинательница, удостоверившись, что Вэй Ин слегка подуспокоился и не собирался в ближайшее время никого убивать.       Лань Ванцзи не было жалко, но уж лучше Лин Хунь сама отомстит этому «гению социальных отношений» и за непрошенное помилование и за то что ей уже во второй раз пришлось вставать между поддавшимся Тьме Вэй Ином и отмороженным на всю голову Ланем.       «Второй раз уже этого отморозка спасаю от его же «уникального» способа излагать мысли. И скотина даже малой толики благодарности не испытывает, ну шут с ним! Главное чтобы Лань из тумана в самый неудобный момент не выскочил, второй раз эффект неожиданности не сработает… Ухг, что ж я была такой мелкой и глупой, раз не догадалась перенять у цзэ-цзэ науку оперативного успокоения буйных пациентов?! А точно… Я же была мелкой и глупой… Мнгх!» — У меня очень много вопросов… — Вэй Усянь как-то странно моргал, не особо синхронно, но Тьма вроде окончательно отступила, только слишком уж быстро это произошло. — Ага! — Лин кивнула, мягко подталкивая Усяня в правильную сторону, то что к ним ещё никакая пакость не выскочила, не означал, что эту кратковременную истерику не заметила местная нечисть. — Задавай вопросы не стесняйся! Ходячая цензура очень вовремя нас покинула, но… Давай либо совмещая диалог с передвижением, либо подожди до более защищённого места.        Обычно засыпать потоком слов собеседника предпочитал Вэй Ин, но он явно не собирался в ближайшее время заполнять давящую на уши тишину своим голосом. Лин было совсем не сложно облекать поток мыслей в слова, тем более это раньше немного помогало Вэй Ину не скатиться в ещё один приступ агрессии ко всему живому. Тёмная заклинательница даже не сомневается что нашёптывает Тьма её Вэй Ину: она искушает, соблазняет, а если не получается подкупить лживой лаской, никогда не получалось, начинает угрожать и запугивать.       Тьма, словно оскорблённая жена мечтает извести любовницу неверного мужа. Она всегда ревнива и пуще всего ненавидит то, что позволяет вырваться из её дурманящих кровавых объятий. Обманчивое ощущение всемогущества пробирает сильнее самых ядрёных весёлых настоек Лин прекрасно прочувствовала это на своей шкуре, но даже когда не понимала масштаба и тяжести этой вечной борьбы с собственными страхами и пороками, она одними губами шептала в безмолвной тишине пещеры Фумо, скаля совсем не острые вполне человеческие клыки: «не отдам!»       Тьма безлика и безвольна пока таится в тенях, прячась от ярких солнечных лучей. Это скопление тёмной энергии обретает подобие собственной злой воли, когда иньская энергия червём-паразитом вгрызается в человеческую душу. Людские страхи укореняют эту тьму в слабых человеческих сердцах. Сомнения разума и все неблаговидные мысли, за которые люди втайне себя осуждают, придают безликой темноте голос и вот злобная энергия уже не просто чернота, а Тьма, именно так с большой буквы и опасливым шёпотом, дабы не будить лихо лишний раз.       Многие практики Тёмного пути ошибочно считаю, что надо кормить собственных демонов, поднося на алтарь Тьмы щедрые кровавые жертвы. Они никогда в своей жизни не заблуждались сильнее. Какой смысл культивировать силу, которая в какой-то момент сделает тебя своей безвольной марионеткой? Какой вообще смысл быть Тёмным заклинателем, если каждая «собака» считает своим долгом броситься на адепта неправедного пути? Достичь славы? Получить невиданное могущество? Защитить тех кого любишь? Защитить себя?       Лин Хунь довольно скоро перестала интересовать у сумасшедших тёмных практиков о причинах их поступков, выпытывая из них информацию и развеивая их искалеченные Тьмой души, пожирать таких — себе дороже. Заклинательница знала зачем сама влезла во всё это и ей этого «зачем» было более чем достаточно. А другие? Быть может если она встретит адекватного адепта неправедного пути, она и поинтересуется о том как он докатился до жизни такой, но такие ей не попадались. Может и к лучшему.

* * *

      Дозорная башня была пуста, неприветлива и очень давно заброшена. Потухшей свечой она торчала на вершине небольшого каменистого холма, густо поросшего чахлой и блёклой от вечного недостатка солнечного света растительностью. Серые шершавые камни постройки густо поросли ржавым мхом с противными усиками, исторгающими желтовато-зелёные облачка спор, стоило их неаккуратно задеть. С большим подозрением Лин разглядывала поросшие вездесущим мхом каменные двери, намертво застывшие в приоткрытом положении.       Пролезть через имеющуюся щель теоретически было возможно, но очень уж подозрительно выглядели усики со спорами. Огненные талисманы и бумага для их начертания как на зло закончились. Можно было бы попытаться начертать замену кровью на камне, но Лин так посмотрела на Вэй Усяня, и он прекрасно понял не прозвучавший вопрос: «Ты что дурак?» — Вообще-то это довольно грубо… — шутливо упрекнул подругу Усянь. — Грубо это отвесить подзатыльник, выбивая дурные идеи из бестолковки, — не согласилась Лин, забавно дёргая носом. — Да, у цзэ-цзэ рука была тяжёлой…       Вэнь Цин никогда не позволяла Вэй Усяню себя обнимать, пунцовея от смущения и гнева на столь бесстыдное поведение Усяня. Могла даже по рукам ударить, не сильно и не больно, так больше для закрепления посыла, но до жути обидно. Усянь сам не до конца понимал почему после этих неудавшихся порывов проявления самых светлых чувств его смех звучал так неловко и натужно. Вэй Усянь всё равно иногда забывался, снова получал по рукам и демонстративно жаловался Лин на их строгую цзэ-цзэ.       Лин Хунь кивнула, погружаясь в какие-то свои размышления. Потом вдруг встрепенулась и постучала себя костяшками пальцев по лбу. — Тц, балда! Совсем забыла… — Может… я могу помочь? — тихо без привычного, а от того пропускаемого мимо ушей, заикания раздалось откуда-то сбоку.        Вэй Ин резко развернулся с таким облегчением и неверием изучая взглядом старого друга. Лин Хунь просто крупно вздрогнула и неразборчиво буркнула что-то недружелюбное. Жизнь изрядно потрепала их всех, но на мёртвом теле априори не способном к заживлению ран, немилосердные удары судьбы-злодейки проступали наиболее отчётливо. Вэнь Нин оставался на почтительном отдалении от заклинателей немного заискивающе глядя на Вэй Усяня. Лютый мертвец немного неловко согнулся в почтительном поклоне, в последний момент удержавшись от привычного падения ниц перед «господином Вэй». Тихо звякнула упрямо держащаяся на месте цепь.       Осмысленный взгляд старого друга радовал Вэй Ина не меньше моментов душевного подъема Лин Хунь, но лютый мертвец всё ещё выглядел как только-только выкопавшийся из земли труп: грязные, рваные и полуистлевшие лохмотья, спутанные волосы с торчащими в них листьями, но хуже всего были отсутствующие куски мёртвой плоти. Лин брезгливо скривилась. — Даже не вздумай приближаться пока не отмоешься, — вместо слов приветствия бросила Лин Хунь и лицо её приняло странное выражение из смеси раздражения и муки. — Серьёзно? За что мне это…        Она поспешно отвернулась прижимая ладонь к губам. Вэй Усянь вздохнул, предпочитая деликатно не замечать как Лин Хунь выворачивает сухими спазмами, даже желчи не было. Вэнь Нин опустил голову и съёжился, едва слышно прошелестев: — Всё совсем плохо?        Вэй Ин развёл руками. Некоторые реакции Лин Хунь на раздражители ему не нравились категорически. Это было ненормально, но всё не было совсем плохо. — Лучше побеспокойся об открытии этих дверей, — больше попросил, чем приказал Усянь, рассеянно крутя в руках флейту с яркой кисточкой. — На остальное нужно куда больше времени…