***
Было пасмурно даже для ноября. Вероятно, вся природа перед тем, как погрузиться в долгий сон, не поскупилась на траур. Дождя не предполагалось, но, учитывая мрачность, витающую на улице, никто из присутствующих на похоронах не удивился бы ему. На кладбище находилось множество людей — все они были грустные и поникшие. Но некоторые из них позабыли про эти два определения — у них на лицах виднелись неподдельные скорбь и отчаяние. Мелла хорошо видела это. Она хотела подойти ближе к этим некоторым, но была вынуждена притворяться рыжеволосой зеленоглазой девушкой — Лили Поттер. Мелла испытывала крайний дискомфорт в данном обличье, но это был единственный способ избежать раскрытия — Дамблдор всё же проявил понимание и запросил у Лили её волос, чтобы добавить его в Оборотное зелье. У неё, понятное дело, возникло множество вопросов, но Дамблдор смог объяснить ей всю важность некоторой операции, подробности которой скрыл. Проблема состояла в том, что Джеймс Поттер был ни о чём не в курсе. Дамблдор посчитал, что тот станет интересоваться теми вещами, которые он не имел возможности раскрыть. И решил пока утаить от него ту мелочь, что рядом с ним на похоронах будет не его любимая жена, а ненавистная ему Милэй. Джеймс хотел посетить прощание с погибшим членом Ордена Феникса. А Мелла хотела увидеть важнейшего для неё человека в последний раз. — Ты представь, Лили, мы скоро будем жить здесь, в Годриковой Впадине. Наконец-то вместе. Только жаль, что здесь все эти люди собрались отнюдь не по радостному поводу… — произнёс Джеймс с надлежащей печалью. Но Мелле, той, на чьих руках Маргарет умерла, показались его слова не более, чем фальшью. Ненастоящая Лили кивнула, уперевшись взглядом в спину Энтони. Джеймс потянулся к девушке, чтобы ободряюще поцеловать, но Мелла лишь толкнула его в бок. Ей не хотелось чувствовать вину ещё и за то, что Поттер по незнанию изменяет супруге с ней. Да Мелле и не было дела до чьих бы то ни было поцелуев. Она напряглась и насторожилась, когда увидела, как крышка гроба открылась. — Мне не до этого всего, — отрезала Мелла. — Стой здесь, — бросила она и со всех ног понеслась вперёд. Джеймс побежал за ней, но разве мог он поспеть за самой скорбью?.. Мелле было наплевать на его присутствие. Она видела перед собой только ложе покойницы и встала напротив него, совершенно не желая учитывать то, что при жизни Маргарет и Лили не были близки. Мелла засмотрелась на лица всех тех, кого она меньше всего хотела ранить. А после и на лицо мёртвой Маргарет, совершенно неподвижное и бледное…***
Энтони был не в силах оглянуться по сторонам, но ощущал кого-то рядом, кого-то, ничего не значащего сейчас. Похоже, это был кто-то из того самого Ордена. Энтони, не поднимая пока глаз, стоял над открытым гробом, забыв про все прежние проблемы и размышления. И мечтал только об одном: вырваться из оков кошмарного сна. Маргарет лежала в гробу в белоснежном платье, вьющиеся русые волосы были бережно расчёсаны и свободно разметались по подушке. Голову украшал венок из нежно розовых маргариток, что Мег так любила. Глаза закрыты. Губы потеряли цвет. Энтони проклял тот день, когда Дамблдор сообщил ему о смерти сестры. Он тогда сидел в своей американской квартире, в кухне на высоком стуле и пил кофе, беспечно составляя в голове планы на день. И заметил приближение патронуса. После того, как феникс доложил ему о том, что Маргарет была убита в доме неких Долгопупсов, чашка с кофе просто выпала из рук Энтони, разбившись на мелкие осколки. И он продолжил сидеть на одном месте, казалось, несколько часов. Наедине с поражением и ни с чем не сравнимой болью. А затем Энтони возвратился в Англию, встретившись с родителями уже на кладбище в Годриковой Впадине. Он никогда не решился бы даже предположить, что после долгого расставания встреча произойдёт именно в таком месте. Энтони всё же осмелился повернуться вправо. Рядом стоял отец. Для его сына видеть его таким было настолько непривычно, что ему казалось, будто это совсем другой человек, а не жизнерадостный и добродушный мужчина. Энтони никогда не видел мистера Тетчетта настолько мертвенно бледным, никогда не видел, чтобы под его глазами были тёмные круги. Он даже заметно похудел, пусть и вовсе не являлся полным. Подбородок заострился, костяшки пальцев стали более ярко выраженными. Энтони часто наблюдал мозоли на них, ведь мистер Тетчетт проводил внушительное количество времени за любимым рисованием. А сейчас мозолей не было. Он явно не брал в руки карандаш или кисть в последнее время. Русые волосы словно потускнели и потеряли блеск и шелковистость. Мистер Тетчетт будто состарился на несколько лет от всего того, что истерзало его буквально за пару дней. Энтони знал, что ему очень хотелось заплакать. Но отца кое-что останавливало: наличие горюющих родственников. И друга, который стоял рядом с Энтони с другой стороны. Эрнест перестал походить на самого себя вообще: он не потрудился над причёской, не надел пиджак, будучи облачённым лишь в старое пальто. Впалые щеки уже сложно было назвать щеками: скулы стали настолько острыми, что Энтони даже не брался гадать, сколько тот не ел. Серые глаза были опущены и искрились от подступивших слёз. Энтони перевёл взгляд на Батильду Бэгшот, стоящую напротив. Она не могла сдержаться: каждую минуту у неё появлялась необходимость вытереть лицо платком. А подле стояла миссис Смайт. Энтони в иных обстоятельствах посчитал бы необычным то, что она и Батильда встретились лишь спустя двадцать один год после свадьбы их детей. И все эти двадцать один год питали друг к другу сильную неприязнь. А сейчас они были абсолютно равнодушны друг к другу — какое старая неприязнь имела значение, когда у двух бабушек умерла внучка? Миссис Смайт так и не познакомилась с Маргарет. Но Энтони догадывался, что, так или иначе, ей было совестно и грустно. Он обрёл храбрость взглянуть на мать. Она не поднимала на миссис Смайт глаз, стоя рядом с мужем и держа его за руку, вероятно, чувствуя, как та подрагивает от напряжения. Энтони было жаль родителей больше всего. Мама рассказала ему буквально десять минут назад, задыхаясь от плача в его объятиях, как папа порывался сжечь все рисунки, что были с ним в Америке в то время, как тяжело ему было принять то, что его любимой Дейзи больше нет. Также тяжело ему было принять это и в момент её похорон. Клэрети, прикрыв опухшие веки, всхлипнула. Аристид, только услышав это, сжал её ладонь в своей, желая утешить, и продолжил смотреть на мёртвую дочь. И протянул руку, дотронувшись до ледяных пальцев. — Моя девочка… — прошептал мистер Тетчетт вопреки всему, что творилось у него внутри, всё равно воздерживаясь от проявления эмоций. — Мой Цветочек… Как же… как же так… — Ари… — миссис Тетчетт расцепила с ним пальцы, чтобы со всей возможной в данном случае нежностью положить на его плечо руку. — Ари, нам нужно… Закрыть крышку. Но он не слышал ничего. Энтони заглянул ему в лицо, готовясь расплакаться от одного только его вида. Он узнал другую сторону отца, которую предпочёл бы не знать никогда. — Аристид… — Батильда с большим сочувствием поглядела на сына, не собираясь успокаиваться. — Нам действительно нужно… Хочешь, зайдём потом домой, выпьем чай? Всё равно недалеко… — Нет. Нам нельзя долго находиться здесь. Это может навлечь на тебя опасность, — твёрдо заявил он, с трудом себя контролируя. И тут же смягчился, стоило ему снова поглядеть на Маргарет. — Я просто… — он, не отрывая взгляда от неё, горько-горько усмехнулся. — Просто хочу оказаться на месте моей Дейзи, лишь бы… Не видеть этого… Лишь бы она снова могла жить… Лучше бы… — Аристид набрал в лёгкие воздуха и сказал громче: — Я умер… Не так велика была бы потеря… — Не говори так. Просто не имеешь права и… — Эрнест прервался и смахнул слезу, судорожно вздохнув и, скорее всего, поняв, что оставшиеся силы тотчас его покинули. Ничего большего он пока не был в состоянии воспроизвести. Аристид поглядел на него и еле заметно приподнял уголки губ. В этом жесте прослеживалась огромная горечь. Он достал из кармана сложенный лист и развернул его, смотря на старый рисунок, где была изображена маленькая Маргарет, улыбавшаяся радостно и энергично. Аристид долго рассматривал рисунок, борясь со своим горем. В уголке бумаги были подписаны не его имя и фамилия, как он помечал обычно, а нанесена всего лишь одна надпись мелкими буквами: Маргарет, шесть лет. Милой Дейзи от её папы. И Аристид положил своё творение в гроб, осторожно расположив его в пальцах дочери. Хоть что-то из прежней жизни останется с ней навсегда. Энтони не узнавал отца. Он лишь очень надеялся, что тот сможет когда-то воспрянуть духом. Ведь очень его любил. Рыжеволосая девушка, стоящая рядом с Энтони, к которой через толпу пытался протиснуться какой-то парень, словно остолбенела. И Тетчетт даже не хотел знать, что это за девушка и что она из себя представляет. Все посторонние стали ему чужды. Видеть Маргарет было больно. От этого щемило в груди. Энтони зажмурился, ощущая, как отяжелели веки. Его дорогая сестра теперь уже точно никогда не станет тётей — не только из-за его принципов. А из-за того, что она покинула брата навсегда. — Извините… — Аристид прерывисто вздохнул, коря себя за несдержанность. Клэрети, которая была в не менее убитом состоянии, покачала головой, повернувшись к нему. — Не нужно, Ари… Не извиняйся, но… Не говори больше таких вещей. Клэрети, пытаясь восстановить дыхание и хоть на миг прекратить плакать, наклонилась, оставив на холодном лбу Маргарет поцелуй. Прощальный поцелуй. Она хотела что-то сказать, но закрыла лицо руками и замотала головой, будто желая забыть, где же находится. Миссис Смайт поджала губы, а Батильда, злобно зыркнув в сторону своей сватьи, обратилась к миссис Тетчетт: — Клэрети, милая, ну что ты… — Батильда уже почти разрыдалась с новой силой, но всё-таки сдержалась, упустив из виду взгляд миссис Смайт, преисполненный неким сожалением. Взгляд был таковым, потому что другая женщина обращалась с её дочерью с гораздо большей любовью, чем она сама. Батильда тем временем посмотрела на сына и вверглась в ещё большее отчаяние: — Аристид, пожалуйста, не падай духом… — и она, не в силах следовать своим же внутренним установкам, вновь предалась неуёмной горести. Дамблдор, стоящий позади и наблюдающий за всем происходящим вместе с членами Ордена и маленькой частью семьи Уизли, решил всё-таки подойти ближе. Батильда, заметив шествие старого друга, рухнула в его объятия, когда тот подошёл уже вплотную к гробу. Дамблдор, морщинистое лицо которого омрачилось грустью, испытующе посмотрел на Тетчеттов и Блейка, продолжая успокаивающе поглаживать Батильду по плечу. — Я очень сожалею, поверьте, — искренне заявил Дамблдор, опустив брови. Он чувствовал себя виновато, ведь сам и призвал Мег на сражение с Пожирателями. — Но… Пора идти дальше. Мы должны предать Маргарет земле. Нечто принялось колоть Энтони прямо в сердце — всё внутри свело в неисполнимом желании: вернуть. Вернуть, обнять и больше никогда не отпускать. Энтони уже почувствовал у себя на щеке холодок, что оставила слезинка. И, подобно матери, склонился над Маргарет и приложился к её лбу. Слезинка скатилась с подбородка и запечатлелась на безжизненной коже сестры. Энтони с обречением отвернулся и немного отошёл, глядя вверх, в пасмурное небо. Он представил себе, как Маргарет улыбается, как нежно толкает его и задорно спрашивает: — Обязуешься вечно не скорбеть, безответственный бездельник? И самое ужасное, что молодой Тетчетт не был уверен, что мог ответить «Нет». Пока его полностью сковали ранившие воспоминания.***
«— Мы должны предать Маргарет земле». Эти слова звенели в голове, заполняя собой сознание до краёв. Мелла не верила в то, что она их слышит. Потому что страшно не хотела верить. Желание убить Дамблдора стало крайне мощным. Маргарет была мертва из-за него. А он говорит так лицемерно, так равнодушно… Вид Маргарет вселял лишь одно невыносимое чувство: невозвратимость прошлого. Оно будто било ножом по сердцу. — Лили, — Джеймс дотронулся до её локтя, легонько приобняв сзади. Мелла чуть не оттолкнула его, настолько любые прикосновения были ей противны. Она не хотела отвлекаться. Не хотела отходить от Маргарет, силясь понять, как же попрощаться с ней достойно. Мелла заметила на запястье Маргарет парный браслет — тот самый, что Милэй подарила ей. Она взглянула на собственное запястье, на серебристый корпус. Точно такой же серебристый корпус… Мелла увидела, что Эрнест также одарил Маргарет коротким прикосновением губ. Он прикрыл серые глаза и с великим страданием прошептал: — Прощай, Маргарет… Спасибо тебе за всё. И Эрнест невольно отошёл, еле переставляя ноги. Он направился к Энтони, который стоял к гробу спиной и смотрел на небо, скрестив на груди руки и сжав пальцами локти. Эрнест снова вздохнул и содрогнулся, с участием поглядев наверх. Мелла тоже задрала голову кверху, лишь бы попытаться увериться в том, что Маргарет не ушла с концами… — Я знаю, как тебе тяжело, — донеслось от Эрнеста, шумно втянувшего воздух. — Но твоим родителям необходима сейчас поддержка… Поддержка сына, ты понимаешь? — доктор повернулся к крестнику и легко обнял его, в стремлении помочь, когда эта помощь была очень нужна ему самому. — Что бы я сейчас им не говорил, это не произведёт желаемого эффекта. Они любят тебя и послушают, пусть и не сразу… — Эрнест замолчал и, сомневаясь, стоит ли продолжать, всё-таки сделал это через время: — Я знаю, каково это — терять. Однажды… Я потерял любимую женщину. Глаза Энтони расширились так, как его флегматичной натуре ранее было неведомо. Он впервые слышал о нечто подобном от такого, как Блейк. — Маргарет — это совсем иной случай, но… Боль уйдёт, пусть и не до конца, — Эрнест помолчал снова, а затем сбивчиво добавил, словно стараясь убедить в этом уже самого себя: — Уйдёт… «А уйдёт ли?..» — в полной неуверенности задалась вопросом Мелла, скрестив между собой пальцы и прижав их к груди, чтобы попытаться заглушить крайне изматывающий жар внутри. Эрнест отстранился, наблюдая, как Молли, Артур и Билл подходят к Маргарет тоже, чтобы попрощаться окончательно. Рыжий мальчик пребывал в настоящем шоке и прострации, будучи крайне подавленным. Возможно, для его возраста такое мероприятие, как похороны, состоялось несвоевременно, но очень уж Билл рвался проститься с девушкой, ставшей ему близким другом. Настала очередь Меллы. Она знала, что ей дано гораздо меньше времени, чем тем, кто был связан с погибшей. Но… Разве Мелла не была связана с ней тоже? Была. Но не под личиной Лили Поттер. И всё же решилась озвучить свою просьбу: — Миссис Тетчетт… Могу я подойти ближе? — голос Лили звучал приторно сладко, именно так, как Меллу раздражало. Она мечтала вернуться в свой образ, чтобы проводить Маргарет в мир иной, будучи самой собой. Клэрети не желала отходить от дочери. Но всё-таки уступила, решив, что для знакомой Мег не менее губительно произошедшее событие, чем для всех остальных. Мелла встала у изголовья гроба, не обращая внимания на то, что Джеймс встал позади. Он являлся не более, чем надоедливой фигурой. Мелла дотронулась до сухих русых локонов, начав очень осторожно перебирать их. Она помнила, что Маргарет говорила о странности любви. И помнила, как та в своей глубокомысленной речи упомянула, что любит подругу. «Любит… Маргарет была единственной, кто сказал мне такое за всю мою жизнь. Даже Северус не успел», — Мелла стиснула зубы. Как было трудно принять то, что некто, говорящий ей когда-то такие слова, уже давно не дышал… Мелла прислонилась лбом ко лбу Маргарет, и на долгие мгновения перед её глазами возникла лишь темнота… «Её объятия… Её радость и горделивая улыбка… Её рассказы и ободрения… Всего этого больше нет. Как и того Рождества, как и беззаботного, жаркого лета…» Нельзя было оценить весь тот вклад, что внесла Маргарет в жизнь Меллы. И это участие, вероятно, было единственным, что не умерло следом за Мег. Всё остальное навсегда ушло — радость, надежда, свет… — И я тоже люблю тебя… — прошептала Мелла, и по её щеке скатилась слеза. Как и у Энтони. Как и у всех обычных людей, которые переживают трагедию…***
Батильда после долгих промедлений крайне трепетно поцеловала внучку и продолжила пытаться высушить глаза платком. Для неё было мукой видеть её неживой. А особенной мукой было видеть страдания сына. Батильда с большой любовью обняла его, а мистер Тетчетт, лицо которого было белее, чем обивка гроба, обнял её в ответ, мимолётно чмокнув в щёку, как привык делать с самого детства. Когда умер отец, тринадцатилетний Аристид взял ответственность за горе Бэгшот на себя. И, превозмогая собственные разрушительные чувства, изо всех сил пытался её поддержать в меру своих невеликих подростковых возможностей. На похоронах отца он плакал впервые за сознательную жизнь. Сбегал по ночам из дома и сидел напротив надгробия, постоянно говоря пустоте, как ему не хватает Астера Тетчетта рядом… Второй раз произошёл через несколько лет: родился Энтони. А третий — Маргарет. То были периоды безграничного счастья. Аристид опустил руки, высвобождаясь из объятий, и подошёл ближе к Маргарет. Он долго не мог ничего сделать: просто стоял над ней, прокручивая в памяти мгновения, когда-то гревшие его душу. Мистер Тетчетт помнил, как учил Маргарет танцевать. Ей было лет пять — Мег увидела, что родители закружились в танце в гостиной, и ей захотелось попробовать тоже. Так ей и был подарен первый вальс, полный смеха и нежности… А Аристид заполучил отдавленные пальцы ног, что, правда, тогда совершенно не было для него важно. Мистер Тетчетт помнил, с какой радостью она объявила, что ей пришло письмо из Хогвартса в её шестнадцать лет. Как Маргарет крепко обняла его, обещая, что не подведёт… Он помнил всё. И не забудет никогда, ведь из этих моментов, казалось, состояла вся его жизнь. Вплоть до того, пока слуги безносого гада не отобрали одного из самых ценных людей в ней — любимую дочку. — Прости меня… — пролепетал мистер Тетчетт. И заплакал. Впервые за последние девятнадцать лет. Энтони и Эрнест, услышав это, обернулись и обомлели. Они никогда прежде не наблюдали такого со стороны улыбчивого и мягкого Аристида. А Клэрети даже ужаснулась, ведь для неё было невыносимо видеть мужа таким. — Если бы я не позволил тебе остаться в Англии… Ты была бы жива… Мистер Тетчетт заплакал сильнее, опустил голову и коснулся губами лба Маргарет, безудержно дрожа. Он взял дочь за запястье, на котором блестел браслет, и заговорил, запинаясь, сквозь рыдания: — Я так хотел, чтобы твои мечты осуществились, что… потерял тебя… Как же я виноват, Мег… Дамблдор, стоящий уже чуть поодаль, произнёс очень грустно и с неподдельным сочувствием: — Вы неправы, мистер Тетчетт. Маргарет принимала решения сама. И это было правильно с её стороны. А с вашей стороны было правильно то, что вы одобрили её желание взрослеть, — Альбус выдержал печальную паузу. — Крепитесь, друг мой. Миссис Тетчетт обвила руку мужа своей, видя, что он не собирается следовать ничьим наставлениям. А другую руку воздела к небу, зажигая на палочке сумрачный свет. Мистер Тетчетт достал палочку из того же кармана, из которого ранее выудил и рисунок. И, содрогаясь от плача, зажёг свет следом. Энтони не мог помочь родителям, так как его охватывали те же эмоции. Он очень винил себя за это, но пока прирос к месту в немом шоке от гнёта всей обстановки. Прирос к месту от того, что до сих пор видел перед собой лицо Маргарет, покинувшей земной мир. Всё кладбище озарилось маленькими огоньками. Они будто возрождали прошлое — важнейшее время, некоторые эпизоды из которого следует отпускать, чтобы они оставались лишь уроком, а не глубоким шрамом. Крышка гроба с грохотом закрылась. Вокруг стало почти тихо. — Нет… — почти неслышно прошептал Аристид со всей безысходностью и нежеланием принимать происходящее. Эрнест, немного собравшись с духом, прошагал вперёд и расположил ладонь на его плече. — Отойдём, — сказал он, стремясь отвести друга подальше. Эрнест посчитал своим долгом поспособствовать тому, чтобы мистер Тетчетт хотя бы отдалился от гроба. — Нет… — забвенно повторил мистер Тетчетт, расположив пальцы на чёрной деревянной крышке. Но Эрнест всегда, ставя перед собой цель, предпочитал её добиваться. И добился и в этот раз. Батильда осталась на месте, чтобы помочь Дамблдору и орденовцам опустить гроб в яму с помощью волшебства. Бэгшот не пошла за сыном, его женой и их другом, потому что видела, что они нуждаются в особой взаимоподдержке, в которой пока не было места для неё — пожилой женщины. — Ты должен постараться отпустить, — сказал Эрнест, двигаясь в противоположном направлении от покойной Маргарет, и сам, вероятно, сомневаясь, что он сможет когда-то отпустить такое. — Маргарет не хотела бы видеть своего отца в таком состоянии. — Наверное, ты прав… — ответил Аристид, с великой горечью вздохнув, продолжая идти в сторону Энтони. — Но я больше не могу смотреть на себя в зеркало… Не могу улыбаться. Уже ничего не могу. Всё напоминает о том, как моя девочка когда-то была счастлива… — голос опять задрожал, а заплаканная миссис Тетчетт обеспокоено поглядела на его обладателя. — Как жаль, что нет возможности избавиться от этих дурацких ямочек… И от глаз, этих несчастных голубых глаз, таких же голубых… Как у Маргарет… — Пожалуйста, не говори так, Ари… — жалобно и совершенно поникшим голосом начала миссис Тетчетт. Она хотела было коснуться его щеки и продолжить мысль, как следующее заявление вновь поразило её звенящей в нём беспросветностью: — Позволил себе рыдать, когда моей семье требовалась помощь… Какой же я жалкий муж. И, как выяснилось… ужасный отец… — остатки самообладания уже стремительно его покидали. Мистер Тетчетт поглядел на Энтони, полностью пропитавшегося сожалением, и тяжело вздохнул, еле выдавливая из себя слова: — Прости меня, Энтони, за то, что я не в силах тебя поддержать… Все вы простите… Тот лишь покачал головой, шагнул вперёд и заключил отца в крепкие объятия, чувствуя, как наружу рвётся горечь. — Ты лучший отец, который только мог быть у меня и у Маргарет, — сказал Энтони, и слёзы брызнули из глаз, когда отец прижал его к себе в ответ. Мистер Тетчетт зашёлся всхлипами, только услышав такое родное имя, навсегда оставшееся в прошлом. И обнял Энтони ещё сильнее. Клэрети, которая явно не выдерживала собственного горя и горя любимых людей, присоединилась, прижав обоих к себе и чмокнув сына в макушку. Миссис Тетчетт очень хотела показать им, что всегда готова их ободрить, даже когда сама совершенно разбита. — И лучший муж, что только мог мне повстречаться… — тихо добавила она, услышав, как тот дал волю своим чувствам окончательно. Мистер Тетчетт с нежностью обхватил её за талию и опять заплакал, очень горько, так, как никто ещё никогда не слышал, так, как может плакать человек, потерявший самую большую драгоценность… — Я позволил этим тварям убить Дейзи… — заговорил Аристид, задыхаясь. — Пусть они все сдохнут в мучениях, захлёбываясь кровью и собственной злобой, пусть испытают то, что испытала моя дочь… Мрази, какие же ничтожные мрази… А этого поганого убийцу я самолично задушу, заставлю его молить о смерти, и плевать мне, что я лишь грязнокровка! Чтоб этот гад в аду горел, если он существует, а если не существует, я сам ему его устрою… — голос уже пропадал, но мистер Тетчетт не принял это за преграду. — Вот бы знать, где эта сволочь, только бы знать!.. Наверное, находился бы он один в какой-нибудь комнате, всё вокруг было бы безвозвратно разрушено. Но сейчас мистер Тетчетт лишь позволил себе переживать происходящее посредством выплеска наружу всего того, что накопилось у него внутри. — Я догадываюсь о том, что ты чувствуешь, — ответила миссис Тетчетт, успокаивающе погладив его по волосам и уткнувшись носом в его плечо, заглушая собственный плач. — Не неси больше ответственности за чужие эмоции. Возможно, если ты выскажешь все мысли, позже станет немного легче… И Аристид, охваченный яростью и скорбью, совмещёнными между собой донельзя плотно, поддался им полностью. Эрнест даже не знал, каких слов подобрать и что вообще ему делать. Такого с ним обычно не бывало. Пока он остался стоять в стороне, совершенно стеклянным от понесённой утраты взглядом смотря на то, как орденовцы начинают закапывать яму. И как миссис Смайт, явно ощущая себя лишней, глядит на миссис Тетчетт, уже находящуюся в кругу рук близких. Эрнест только хотел отчаяться окончательно, как увидел, что та вытянула руку, словно приглашая его в объятия, а Энтони приподнял голову, испытующе на него посмотрев. На сердце сразу потеплело, в груди стали вздыматься отголоски отрадных воспоминаний… Многие чистокровные слизеринцы осудили бы Эрнеста за то, что он связался с теми, кто не подходит ему по статусу крови. Но тот отыскал в этих людях нечто куда более важное. Вот и сейчас он последовал своим убеждениям: сделал шаг и прочувствовал всю ауру, какой Тетчетты делились друг с другом. Ни от кого другого Эрнест не мог бы получить такую поддержку, какую получал от волшебников, которых он давно начал считать своей семьёй. И Эрнест успокоился снова, уверившись в том, что, как бы ему не было плохо, эта семья всегда будет рядом.***
Мелла не знала, зачем она отпустила Маргарет. Когда опустилась крышка гроба, Меллу стало преследовать ощущение, будто она бросила подругу. И Мелла лишь тогда стала понимать, что её уже не вернуть. Что совсем скоро Маргарет окажется под землёй. Милэй видела, что родители подруги пребывали в ещё более подавленном состоянии, чем она сама. Когда отец Маргарет заплакал, это пронзило её до глубины души. Мелле тоже захотелось предаться неуёмным рыданиям. Потому что она не могла долго держать в заточении всё то, что её тяготило. Мелла видела, как тяжело Энтони и Эрнесту, пусть они оба на первый взгляд вели себя достаточно стойко. Она научилась хорошо замечать то, что хранилось в подкорке. Тетчетты и Блейк, видимо, решились ненадолго отойти от гроба. Мелла очень плохо слышала их разговор, ведь сосредоточилась на том, чтобы опустить подругу вниз, в глубокую яму. Но даже интонации доставляли ей жалость. Мелла не являлась родственницей Маргарет. Но могла поклясться, что её страдания, так или иначе, были очень схожи со страданиями по кому-то родному. Мелла видела, как мистер и миссис Тетчетт, а также и Энтони, попытались найти успокоение в объятиях друг друга. Как все трое сокрушались и даже не старались более остановить слёзы. И тем не менее не оставили Эрнеста вниманием. Все отошедшие всё же возвратились на прежнее место опять — они обязались закопать гроб, чтобы в последний раз ощутить физическое присутствие Маргарет. Этот процесс требовал не меньшего количества сил. Энтони то и дело наклонялся, забрасывая землю в яму. Он не верил в то, что внизу лежит его сестра. Мелла, стоя возле него, также загребала руками сырые чёрные горсти и отправляла их туда же. Сердце с небывалой скоростью колотилось, а его ритм отдавался в горле. Воздух опять начал казаться спёртым. Джеймс не понимал, что творилось с «Лили». Но донимать расспросами, на счастье Меллы, перестал. Поттера она точно не собиралась терпеть. Мистер Тетчетт, весь покрывшийся красными пятнами, сидел неподалёку на корточках и, подобно остальным, занимался погребением Маргарет. Дорогой его сердцу, жизнелюбивой Дейзи, так похожей на него самого… — Я очень соболезную вам, мистер Тетчетт… — проронила вдруг миссис Смайт, глядящая куда-то вдаль. Впервые она сказала нечто подобное мужу дочери, по её словам безответственному и недостойному. А затем добавила неуверенно, обращаясь к невдалеке находившейся женщине: — И тебе тоже… Клэрети. Мистер и миссис Тетчетт лишь кивнули, не обращая на неё внимания. Все прежние обиды отошли далеко-далеко назад по значимости. Значимостью обладал лишь гроб на дне ямы. Всё. Маргарет осталась под землёй навсегда, окончательно покинув и Меллу, и родных ей людей. Мелла испытывала настоящие опустошение и невыносимую тяжесть, поселившиеся где-то внутри. Она не верила. Как бы не старалась — не верила. Начали обустраивать могилу: утрамбовали землю, «вырастили» надгробный камень, положили свежие маргаритки… — Мег было так жаль, что она не увиделась с дедушкой… — донеслось от Батильды, глядящей на надгробие, где красовалось имя: Астер Тетчетт. Батильда вскинула подбородок, а губы её искривились в горести. Она тихо-тихо прошептала: — Знаю, Астер, ты там о ней позаботишься… Мистер Тетчетт, по-прежнему сидящий на корточках и раскладывающий на могиле цветы, посмотрел на имена отца и дочери, вытерев лицо тыльной стороной ладони. Он сжал землю пальцами, с полной безнадёжностью глядя на новое пристанище Маргарет. Жена, находящаяся рядом, расположила ладонь поверх его, и мистер Тетчетт медленно поднял на Клэрети голубые глаза, в которых переливалась слабая, притупленная обстоятельствами, благодарность. Энтони зажёг свечу и стал наблюдать за неутешительной картиной. Вместо его сестры перед ним стоял камень, казалось, совершенно бездушный и безмолвный… Мелла внезапно дотронулась до плеча брата подруги. Энтони лишь вздрогнул, с недоумением разглядывая Лили Поттер. Хотя, скорее всего, он уже прекрасно знал о том, кто же пытается успокоить его на самом деле. Дамблдор подошёл к ним обоим, долго и пристально рассматривая. Мелла чуть было не послала его куда-подальше, настолько тошно было видеть его непоколебимость. — Энтони, — обратился к нему Дамблдор, на что тот только вопросительно приподнял брови. Взгляд Дамблдора смягчился, и старик встал слева от Энтони, устремившись глазами туда же, куда и он. Альбус похлопал его по плечу, убедившись, что Мелла убрала руку. — Мальчик мой, как я вижу, вы не можете отпустить вашу сестру. Джеймс взял Меллу под руку, и она даже не вырвалась, а вслушалась в слова Дамблдора. В ней начинала кипеть настоящая злость. Злость на то, что сама Мелла винит себя в случившемся, а тот, из-за кого это всё и произошло, таким тоном об этом рассуждает! — Вы проницательны, мистер Дамблдор, — с отстранённым раздражением ответил Энтони, даже не смотря на него. Тот снисходительно покачал головой: — Да, в достаточной мере. Знаете, почему я обращаюсь именно к вам? — Дамблдор, не дожидаясь ответа, добродушно продолжал: — Я обращаюсь к вам потому, Энтони, что могу вас понять. И вы можете понять меня. Для вас, думаю, не секрет, что я тоже потерял сестру, — Тетчетт кивнул, но лишь для того, чтобы Дамблдор отвязался. Собственное сокрушение было столь велико, что у Энтони не существовало расположения выслушивать чужое. — Она, кстати, похоронена здесь же. То время было очень сложным, мне казалось, будто оно никогда не закончится, будто эмоции останутся со мной на всю жизнь. Но, как вы видите, я вполне бодр и «молод», — Дамблдор улыбнулся. — Хорошие люди, с которыми мы росли, по-настоящему завоёвывают наши сердца. И нередко уходят. Я всего лишь хочу сказать вам одну вещь, а вы потом попытайтесь донести её до родителей, ослеплённых сейчас горем от потери. Пока у вас есть время перед расставанием, которое необходимо для того, чтобы обезопасить членов вашей семьи, побудьте с ними. Ваши родители не смогут вернуться в родимый дом в Англию, но смогут найти этот дом в вас, хотя бы ненадолго. Так вот, — Дамблдор выпрямился и выдал, стремясь вложить в слова смысл: — Необязательно, Энтони, быть рядом, чтобы быть вместе. То, что ваша сестра мертва, не означает, что она вас покинула. Гораздо важнее то, не покинула ли она вашей души. Если нет — вы будете вместе всегда, — он повернулся к Мелле, сверкнув глазами, будто призывая её поразмыслить тоже. Мелла жаждала придушить Дамблдора. Она не могла вынести того, что он так безмятежно говорит о смерти Маргарет. Даже когда говорит правду. Такая правда сильно ранила. И не воспринималась, как должное. Мелла опять предалась страшному нежеланию отпускать, ненавидя Дамблдора всё больше. «Я даже не обняла её на прощание», — вспомнила она, а нечто в груди остро заболело, возвращая Меллу назад, к светлому прошлому. С неба упала первая капля дождя.***
Мелла и профессор Дамблдор шли по улице вверх. Дождь спешил за ними по пятам от самой Годриковой Впадины. Дамблдор выглядел задумчивым. Руки его были сложены за спиной, глаза устремлены в асфальт… Казалось, что директора Хогвартса одолевало множество противоречий. Мелла, когда обличие Лили с неё сошло, сумела обрести какую-никакую свободу. Но гнев и отчаяние никуда не делись. И не собирались деваться. Они, как Мелла думала, теперь будут сопровождать её вечность. — Имейте в виду, Дамблдор, — она даже не добавила «профессор», настолько была зла на него за всё, что он только сделал. Дамблдор был явно заинтригован, и Мелла продолжила с той же нарастающей яростью: — Я вас терпеть не могу. Альбус немного замедлил ход, начав идти более размеренно. Он слабо улыбнулся. Этой улыбки не было видно за густой седой бородой, но Мелла почему-то знала, что она появилась на его губах. — Мелла, — Дамблдор вёл себя до крайности терпеливо, — поверь мне, я предполагаю, что творится у тебя внутри. — Нет, — отрезала она, будучи полностью уверенной в своей правоте. Потому что Дамблдор даже не представлял, сколько Маргарет для неё значила. Не представлял и по-прежнему придерживался своей философской позиции. Ладонь превратилась в кулак, и Мелла предалась огромной ненависти. Из-за его покоя ей казалось, будто ему плевать, совершенно плевать… — Вы не предполагаете… Не предполагаете, насколько это ранит! Дамблдор хмыкнул, опустив подбородок и пригладив бороду. Он поглядел на Меллу очень зорко и пронзительно. — Ты считаешь, что Маргарет мертва из-за… — Да! — вскрикнула она, совершенно позабыв про то, что они брели по лондонской улице. Несколько маглов недоуменно посмотрели в сторону двух волшебников, но Мелла, еле сдержавшись от того, чтобы не залиться слезами перед Дамблдором, проигнорировала это.— Да, я так считаю! Я надеялась на вас! Надеялась на то, что вы сохраните ей жизнь! А вы приняли её в ваш!.. — Мелла, — прервал её Дамблдор более громогласно. Он осмотрелся вокруг и взял её за плечо, даже легонько подтолкнув вперёд. — Не нужно оповещать тех, кому нельзя об этом слышать, — тише добавил он. Она вырвалась из его хватки, сильно нахмурившись. В глазах уже бегали опасные огоньки, сообщающие о том, что Мелла полностью предалась влиянию мыслей, терзающих её все те несколько дней, после того как Маргарет произнесла последние слова. — Вы приняли… Приняли после всех моих просьб… После всего, что было… Приняли, зная, каково будет её семье, если она не выживет! И… Она не выжила! Умерла у меня на руках! — Мелла, пребывая в полном изнеможении от собственного гнева, начала с новой силой: — Вы просто мерзавец, придерживающийся своих интересов и наплевавший на благополучие других! — Ты, Мелла, сейчас в этом целиком и полностью уверена, — всё с тем же повергающим в раздражение спокойствием ответил Дамблдор. — Но пойми, что Маргарет ориентировалась только на свои решения — она вступила туда, куда вступила, начала искать себя, что привело к результату Маргарет в этом году пережила многое и многое поняла, а также немного отошла от всех волнений. Подумай немного о том, что я сказал мистеру Энтони Тетчетту. — Вы всерьёз думаете, что это должно его утешить? Что ваши изречения должны утешить меня? — Мелла уже медленно умеряла свой пыл. Не потому что решила послушать Дамблдора. А потому что стала угасать изнутри, подвергаясь настоящему опустошению. В носу защипало. Мелла приложила к нему руку, стараясь это подавить, но виски знакомо заныли. Милэй даже всхлипнула и добавила практически неслышно, заронив в речь огромную жалость к произошедшему событию: — Да идите вы… К чёрту… Он похлопал её по плечу подбадривающе и будто бы понимающе. Глаза в очередной раз ярко полыхнули, но в их блеске не прослеживалось характерной Дамблдору хитрости. Прослеживалось лишь стремление умиротворить взбалмошное и горюющее сердце. — Хотела бы Маргарет, чтобы ты так убивалась? — прозвучал один-единственный вопрос. У Меллы были исчерпаны все силы. Она устало закрыла лицо руками. В памяти звучала фраза, сказанная с мучительным прощанием: «— Будь счастлива, Мел, хорошо?..»***
Никогда время, наверное, не тянулось так долго. На дворе был октябрь тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Мелле в этом году исполнилось двадцать один. Она жила последние несколько лет как в кошмаре. В непрекращающемся кошмаре. Были поставлены десятки чёрных меток. Десятки волшебников были убиты. Смерть Маргарет крайне подавляла Меллу до сих пор. Крайне подавляло голубое небо, когда оно всё-таки посещало эти тяжкие времена — небо такого цвета напоминало Маргарет: яркое, чистое и с недавней поры такое недосягаемое… Мелла тосковала по ней. Тосковала по её улыбке и энергетике. Тосковала по человеку, доброты которого остро недоставало сейчас, в пору мрака и трагедии. О состоянии родственников Маргарет Мелла не знала ничего. И, честно говоря, даже боялась знать. Она стала чувствовать ответственность за них. Всё же потеря ребёнка для родителей, будь он новорождённый или взрослый и состоявшийся — самое трудное испытание, какое только может выпасть на их долю. А для брата потеря сестры является серьёзным отпечатком, оставленным на всей линии судьбы. Мелла даже не спросила Дамблдора о том, почему Маргарет была осведомлена обо всём с самого начала, ведь держала на него такую злобу, что и видеться с ним не собиралась. Мелла прекрасно понимала, что эта злоба ни к чему не приведёт. Что нет смысла ненавидеть Дамблдора, но… Она всем нутром ощущала, что ненавидит. Ненавидит за то, что тот лишил будущего Мег, некогда несущуюся за ним быстрее любого заклинания. У Маргарет имелись идеи. Имелась возможность. У неё было всё для того, чтобы, наконец, оказаться там, где она нашла своё место. А у родителей была дочь. У брата сестра. У бабушки внучка. У крёстного крестница… И всё это уничтожили подлецы. Мелла навещала Маргарет несколько раз — в день её смерти, то есть в ноябре, и в день её рождения — двадцать третьего июля. Такие визиты Мелла осуществляла по ночам, используя способность полёта. Научиться было очень сложно, но когда перед Леди Тьмы предстал выбор: приходить на похороны подруги или нет, она поняла, насколько ответ однозначен. И принялась тренироваться в ускоренном порядке. Пускай этому очень мешали различные неблагоприятные эмоции, у Меллы не было времени отвлекаться на них. Она жаждала только одного — проститься с Маргарет, сказать о дружеской любви хотя бы перед тем, как подруга упокоится в пучине нетленной тишины. Через семь месяцев после её кончины в поместье Малфоев раздался неистовый младенческий крик, заставивший Меллу, которая и так обрела проблемы со сном, буквально рвать на себе волосы. Она боялась, что однажды просто зайдёт и убьёт это маленькое сокровище — настолько оно вымотало ей все сохранившиеся нервы. Сокровище назвали Драко Малфой. В нём не было ничего особенного — он являлся таким же капризным и вечно требующим к себе внимание, как и тысячи других детей: по ночам его постоянно мучили боли в животе, по подбородку временами растягивалась противная слюна. В общем, жилось Мелле очень нескучно. Её изводили столько вещей разом — смерти, метки, уход Маргарет, настроение всех связанных с ней людей, тайны Дамблдора… И со всем этим Мелла уживалась уже долго. Каждый день она слышала голос Мег перед смертью, каждый день мысленно падала ей в ноги с извинениями — настолько стыдилась того, что она делала и делает по сей день. А сейчас Мелла сидела напротив детской кроватки, где мирно спал Драко, за последнее время уже достаточно повзрослевший. Он держал в своей ручонке её палец. На улице стоял поздний вечер, из окна в комнату глядела круглая луна. Сегодня наступил Хэллоуин, и та как нельзя кстати подходила антуражу этого немного жуткого, но по-своему забавного праздника. Драко уже умел ходить, пусть пока довольно неуклюже, раскачиваясь из стороны в сторону. Мелла, наверное, впервые видела Нарциссу Малфой счастливой. Та широко улыбалась, раскрывая для маленького Драко руки, когда тот внезапно уставал от ходьбы, и приподнимала его над полом, нежно прислоняя к себе. Нарцисса была рада, что у неё и Люциуса появился наследник, к тому же вполне симпатичный. Мелла немного искривилась, когда Драко сжал её палец сильнее — она продолжала считать детей довольно неприятными созданиями, крадущими всё время и энергию. А Драко ещё, прямо как назло, тянулся к дочери Волан-де-Морта, стремясь заполучить её любовь своей улыбкой, обнажающей несколько неровных мелких зубов. Мелла, признаться, не выносила Малфоя-младшего — не проходило ни одного часа без его нытья и требований, ему даже не нужно было уметь говорить, чтобы взбесить её этим. Мелла, наконец, высвободила палец, когда убедилась, что Драко заснул достаточно крепко, и приглушённо фыркнула. В комнате было темно и бесшумно — в такой обстановке подступали раздумья о Маргарет. Подступали всё ближе и ближе. Мелле после похорон не хотелось жить вообще. Мир посерел и осточертел окончательно. Она не видела более смысла. Дамблдор изо всех сил пытался поднять её дух разными глубокомысленными изречениями, но и сам прекрасно замечал, что они бесполезны. «— Ты когда-нибудь думала, как пройдут наши свадьбы?» Мелла вздохнула и встретилась глазами с луной, безликой и далёкой… «Наверное, Маргарет успела нафантазировать множество вариантов. Только вот она не ожидала, что вместо свадьбы состоятся её похороны в бурные и насыщенные перспективой девятнадцать лет…» Только Мелла хотела предаться колющей ностальгии, как дверь в комнату отворилась. Внутрь зашёл Волан-де-Морт. Он оглядел свою дочь и сына Малфоев, и в его взоре не читалось привычной напускной бережливости. Тёмный Лорд был сосредоточен и взвинчен. От Меллы, в которой тут же зародилась тревога, этого было не скрыть. — Так и думал, что ты явишься сюда, — прошипел Волан-де-Морт, а по его лицу расползлась змеиная ухмылка, полная жадности и жажды крови. Такая ухмылка точно не сулила ничего хорошего. — Драко кричал. Я не могла заснуть, — коротко ответила Мелла, облокотившись о бортики кроватки. «Орал, как резанный, чтоб его…» — пронеслось в голове, но Мелла, за последние несколько месяцев заполучившая впечатляющую выдержку, ограничилась лишь этим непредвзятым сообщением. — Он нас ещё удивит, — пообещал вдруг Волан-де-Морт, а его длинный ноготь царапнул нежную детскую кожу, откидывая белокурую прядь подальше от прикрытых век. Драко засопел и повернулся в другую сторону. Волан-де-Морт горделиво улыбнулся, но почти сразу же посерьезнел, вероятно, вспомнив о чём-то важном. — Мелла, — сказал он, уже не пряча собственного морального напряжения, — нам необходимо устранить кое-кого. Мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас. Мелла содрогнулась всем телом, охваченная немым ужасом и неотвратимостью грядущего. Каждый раз подобные приказы заставляли её внутренне умирать.