remember me.

      Голова кругом. В ней и без того гудит, а от наваливающейся информации Ляпис отчаянно хочет найти кнопку «пауза» и поставить на нее весь чертов мир. Слишком много вопросов, и никто не дает никаких ответов. Кто, где, что и, самое главное, какого прародителя творится.       Минут пять назад закончился опрос очередного доктора, на чьи вопросы Ляпис отвечала уже сквозь зубы.       Меня зовут Ляпис Дэймонд, мне семнадцать, я заканчиваю школу и поступаю в колледж, бла-бла-бла, чего вам еще нужно.       И каждый врач только кивал головой, горестно вздыхал и уходил под всхлипы ее матери, которая только и делает, что все еще причитает и ревет. Ревет столько, сколько никогда в жизни не ревела, Ляпис кажется, что скоро у нее в палате можно будет выращивать форель и продавать, чтобы оплатить лечение, или открывать свой суши-ресторан. Или курсы по дайвингу.       Ляпис может выдать много вариантов, у нее полно времени для раздумий.       Наконец, ей рассказывают всю ту «страшную правду», которую не могли почему-то рассказать сразу. Ляпис слушает. Кивает.       Угу. Ей двадцать семь. Угу. Она жената на некой Перидот. Угу. У нее есть дочь. Угу.       Конечно.       Она скорее поверит в то, что ее мать занесла главному врачу денег, взятых непонятно откуда, чтобы ее дочь поместили в психушку, и чтобы она, Ляпис, из этой психушки не вернулась. Чтобы ее мать, и так легко произносила слово «жена» по отношению к ней? И не пыталась закатить истерику на тему «да как ты можешь?».       Ляпис кажется, что если все это и правда, то она точно попала в параллельный мир, где все радужно и хорошо.       «У тебя частичная амнезия», говорит ей доктор, «это может пройти, а может и не пройти, но я уверен, у тебя получится с этим справиться».       Как в кино.       От полученной информации и суеты, а может и от полученной дозы чего-то прямиком в вену под конец разговора, Ляпис снова засыпает. Ей снится ее байк, скрежет колес, чьи-то крики. Чей-то шепот, детский плач. Она вздрагивает во сне и просыпается в реальности, которая бьет по голове не хуже асфальта, и морщится, понимая, что все еще здесь, в больнице.       Но в этот раз в палате нет ее матери, нет врачей. Шторы задернуты, за окном глубокая ночь, а рядом на стуле, облокотившись на ее койку, сидит ее та самая «жена». Перидот, кажется. Она даже не сразу понимает, что Ляпис проснулась, но как только понимает, придвигается ближе. Ляпис вжимается в матрас.       — Как ты?       Какая нежность в голосе.       Кто-нибудь когда-нибудь обращался к ней с такой нежностью?..       Может, это и правда?..       Перидот включает небольшой светильник на тумбочке. Ляпис щурится, но скоро глаза привыкают, и она смотрит на Перидот, разглядывает, изучает, пытается вспомнить, знает ли о ней хоть что-то, хоть капельку, если у нее и правда амнезия, если это не глупая шутка и не коварный план, должно же хоть что-то быть знакомое.       — Как долго мы… Женаты? — спрашивает она, и Перидот невинно хлопает глазами. — Я хочу… Попытаться что-то вспомнить.       В зеленых глазах Перидот загорается искорка надежды.       — Три года. До этого мы встречались еще три года, после чего ты приняла мое предложение руки и сердца.       — Где мы познакомились?       Перидот дергается, будто ей хочется, чтобы эти воспоминания тоже забрала какая-нибудь амнезия. Ляпис хмурится. Это ведь простой вопрос.       — Мы одноклассницы. Я давала тебе конспекты списывать, а твоя девушка подумала, что мы слишком много общаемся, и едва не сломала мне нос.       Ох. Ох, вот откуда она помнит эти веснушки и эти очки.       Перидот Юниверс.       Та самая зануда с первой парты.       В сердце щемит, но далеко не от любви.       — Из всех людей, которым моя мать могла заплатить за этот спектакль, она выбрала Перидот, мать ее, Юниверс.       — Ляпис…       — Мне нужно поспать.       — Прошу тебя…       Голос надрывается, будто все это по-настоящему, но оно не может быть настоящим. Перидот Юниверс? Нет.       Нет, нет, нет, исключено.       — Позволь хоть рассказать! — почти кричит Перидот, и Ляпис видит за стеклами очков полные слез глаза.       Полные слез, грусти и горечи. И ни грамма лжи, уж сама Ляпис знает, как выглядит ложь.       — Завтра, — отвечает она. — Приходи утром. Поговорим.