Пробуждение

      Ранним утром, едва над Дымной горой забрезжил розовый рассвет, от тихий серых скал отделилась стремительная тень. Она поднялась над землёй, и солнечные лучи засверкали на белой чешуе. Лес у подножья горы ещё спал, окутанный густым зелёным сумраком, верхушки деревьев покачивались на ветру, а между чёрных стволов не двигался ни зверь, ни птица. Гора притихла, и всё вокруг неё притихло тоже, радуясь долгожданному покою. Одинокая лошадь, проведшая ночь в страхе, дремала под ветвями дуба и подняла морду, увидев, как сверкнули под облаками переливчатые крылья.       Принц сидел на драконьей спине, крепко держась за костяные выросты гребня, идущего от длинных изогнутых рогов до самого кончика хвоста. Он кутался в меха и не рисковал даже поднять головы. Всем телом он ощущал движение сильных мышц под собой, ноги занемели от неудобной позы, а пальцы, впившиеся в гребень, сводило от усталости. Вокруг свистел ледяной ветер, обжигающий кожу, стоило только высунуть нос из мехов.       — Я повыше возьму, ты держись, — раздался в его голове голос Норта.       Энди не мог ответить, слова сносило ветром, а мыслей его Норт не слышал. Оставалось только теснее прижаться к жёсткой чешуе и покрепче зажмуриться.       Солнце поднялось над линией горизонта уже на две ладони, когда дракон наконец сел на опушке, близ заросшего камышом болотца. До Столицы отсюда была ещё пара часов пути, зато поблизости не виделось ни деревень, ни дорог — только чёрные, недавно засеянные поля. Энди скатился с дракона по перепонке крыла и остался лежать ничком, дрожа всем окостеневшим, усталым телом. Норт быстро обернулся человеком, присел рядом и погладил Энди по спине.       — Молодец, справился, — сказал он ласково. — Никто так ещё не делал. Никто на мне не летал, ты первый. Уэст деревенских детей катал раньше, да недалеко, от сарая до забора… Я и не думал, что выйдет.       Энди не ответил, только осторожно сделал вдох. Норт высвободил его из мехов, растёр его руки и ноги, согрел пальцы дыханием, потом помог встать.       — Ты рога убрать можешь? — спросил Энди, отряхиваясь. — И хвост тоже. Здесь не обрадуются человеку с хвостом.       — Если только совсем ненадолго. Уэст в этом куда способней меня. Мне проще даётся драконий вид, ему — человеческий.       — А условия есть? Чего тебе нельзя делать, чтобы рога снова не появились?       — Грубить никому нельзя, — Норт тяжко вздохнул.       — Ты справишься, — Энди похлопал его по руке. — Всё равно говорить буду я. Можешь просто выразительно молчать. Как до дороги дойдём — прячь рога, а пока можешь так походить.       Он первым двинулся вдоль кромки леса, увязая сапогами в траве и высоко поднимая ноги. Норт остался на месте, спросил:       — Разве нам в эту сторону? Сверху казалось, будто замок вон там.       Энди замер с поднятой ногой, огляделся, передёрнул плечами.       — Чёрт его знает, — сказал он честно. — Я снаружи ни разу не был.       Норт подошёл и, не спрашивая, взял его на руки, на этот раз — бережно, под колени и плечи.       — До дороги только донесу, — сказал он. — Там сразу поставлю, ладно? Так быстрее выйдет.       Энди кивнул и схватился за его шею. Человеческое тело было тёплым — не в пример драконьей чешуе. Больше оно не походило на гранитную статую, хоть резные мускулы и остались каменно-твёрдыми, но теперь они живо перекатывались под гладкой кожей, а сама кожа потеплела. Огненное сердце сильно билось в груди у Норта, и увечное сердце Энди внимало ему, стараясь повторить его ровный, спокойный ритм.       До дороги они добрались куда быстрее, чем Энди ожидал. Вставая на ноги, он с сожалением отпустил Норта и попросил:       — Прячь рога.       Досада быстро растаяла в яркости апрельского дня. Вышагивая посередине дороги, Энди вовсю глазел по сторонам. Солнце светило совсем по-летнему, над полями гулял ветерок. Недавний дождь оставил мутную воду в разбитых колеях, к сапогам липла рыжая глина, на обочинах встречался то обрывок верёвки, то поломанное тележное колесо. Сперва вокруг не было ни души, но вскоре навстречу попалась повозка, запряжённая понурой серой лошадью. Завидев Норта, лошадь дёрнула ухом, но не испугалась — ни рогов, ни хвоста у него уже не было, а вместо лап оказались чёрные сапоги с отворотами.       Ещё одна повозка нагнала их, возница с руганью сплюнул в грязь. Норт тут же сцапал Энди под локоть, оттащил к обочине и одними глазами попросил на середину дороги больше не соваться.       — Да понял я, понял, — закивал Энди. — Разобрался уже, не волнуйся.       Без зловеще-змеиных зрачков и едкой зелени радужек лицу Норта будто чего-то не хватало. Прекратив озираться, Энди не отрывал от него взгляда, касаясь каждой чёрточки. Вот смешная чёлка торчком — он обрезал косу перед тем, как они покинули гору, под самый корень откромсав одним из своих искусно сделанных ножей, — вот высокий лоб и белые брови, недовольная складка между ними, вот длинные тёмные ресницы — глаза сощурены от яркого солнца. Вот горбинка на носу — все его черты повторяли лицо Уэста, и только она была отличием.       — Кто сломал тебе нос? — весело спросил Энди.       Норт поднял на него одну бровь.       — Ладно уж, потом как-нибудь расскажешь! — Энди махнул рукой. — А я однажды затылком на камни упал, крови столько было — ужас! Нянечка сразу в обморок грохнулась, так с ней хлопот вышло больше, чем со мной. У меня только шрамик один остался, он крохотный, с ноготок, но его можно нащупать под волосами! Домой вернёмся — покажу тебе.       Он прикрыл глаза на секунду, вспомнив длинный, неровный шрам, протянувшийся по животу Норта наискось от правого бедра до рёбер. Кожа на нём была лощёная, гладкая, Энди сохранил ощущение этой гладкости на губах и на кончиках пальцев. Спрашивать о том, откуда появился этот шрам, было страшно.       Близилась городская стена, дорога стала шире, люди, телеги и всадники на ней попадались всё чаще. Тянуло дымом, неподалёку заливалась лаем собака. От дороги отделялись тропки, расходились в стороны, к кособоким домишкам, спрятавшимся за плетнями и яблоневыми деревьями, на верхних ветках которых уже завязались белые цветы.       У ворот стояли двое хмурых стражников, один жевал мочёное яблоко и одарил Энди настороженным взглядом.       — Кто такие, куда? — спросил он, бросив огрызок через плечо.       Быстро глянув по сторонам, Энди подошёл к нему поближе и снял с пальца серебряное колечко.       — Никто, — сказал он, опустив колечко в заскорузлую ладонь, — и идём мы никуда.       Стражник понимающе хмыкнул.       — Нет, такой путь дороже стоит. Серебром не обойдётесь, — сказал он.       Норт встал позади Энди и положил руку ему на плечо. Встретившись с ним взглядом, стражник слегка побледнел и растерял браваду.       — Счастливого пути, — пролепетал он, отступая к воротам.       В городе было людно, шумно и ещё грязнее, чем снаружи. Энди вжал голову в плечи и поборол желание схватить Норта за руку. Тот шагал рядом безмолвным стражем, и на каждый его шаг у Энди приходилось три его собственных.       Тесные улицы сменились улицами чуть пошире, домишки по сторонам отрастили вторые этажи вместо чердаков, ещё дальше — обзавелись каменными стенами. Под ногами сперва шныряли куры и трёхцветные кошки, потом — чьи-то дети, после мимо пронёсся всадник, расшугав всех по закоулкам. Его конь так взбил копытами грязь, что Энди пришлось отряхивать от брызг колени.       Норт молчал.       Чем ближе они подбирались к замку, тем богаче становились дома. На многих виднелись флаги, но все они были приспущены и слегка покачивались на слабом, пахнущем гнилью и дымом ветерке. Грязь дороги оделась в брусчатку, и Энди остановился обстучать сапоги от глины.       — Говорят, его в ручье нашли, — услышал он обрывок разговора. — Распухшего, синего, и лицо рыбами объедено. А в нём только и было хорошего, что лицо…       — А я слышала, что повесился он! На золотой цепочке, под золотой люстрой. Сам себя убил. Тоска заела.       — Какая же может быть тоска, если у тебя и цепочка золотая, и люстра?       — А у меня дочка с поварёнком гуляет, так тот ей рассказал по большому секрету, что принц-то этот был совсем не принцем, а принцессой. Её Величество своим руками закололи дочурку — та на беду была много красивее матери!       — Да кто поварёнку правду расскажет! Вот младший сын брата моей бабки по матери при дворе третьим конюхом значится, так он всё твердит, чтобы мы никаким слухам не верили. Принц этот погиб ещё малюткой, а заместо него подле королевы держали мальчонку-подкидыша. Он правду узнал, что никакой не принц, и удушился лошадиной уздечкою — конюхи это своими глазами видали!       Энди упёрся взглядом в носки своих сапог. Хотелось сказать всем, что это неправда, что он вовсе не умер, и нет никаких причин спускать флаги. А ещё — что тоска бывает и под золотыми люстрами. Но вместо этого он посмотрел на Норта, улыбнулся ему и не произнёс ни слова.       Перед замковой оградой была площадь, в центре её гордо высился гранитный памятник лорду Коттону, одному из прапрадедов Энди, заложившему первый камень в основание замковой стены. От того, прежнего, замка, ничего не осталось, за сотни лет он трижды горел и четырежды перестраивался с самого фундамента, потому и тот камень вряд ли остался на старом месте, но лорд Коттон продолжал неколебимо взирать с массивного постамента своими мёртвыми гранитными глазами. Энди отвесил ему церемонный поклон, как старому знакомцу.       Стражники у здешних ворот показались куда строже, чем у городской ограды, Энди наткнулся на их взгляды, как на выставленные пики. Остановившись у моста через ров, он хотел было обойти весь замок кругом, туда, где каменные стены встречались с лесной опушкой, но на это понадобился бы ещё не один час.       — Добрый день, господа, — обратился он к стражникам, неторопливым шагом пройдя по мосту. — По какому случаю в городе траур?       Они смерили его взглядами, будто раздумывая, достоин ли он их внимания. Но одежда Энди была пусть и грязной, но богатой, а Норт стоял прямо за его левым плечом, скрестив руки на груди.       — Разве не знаете? — спросил один из стражников, тот, что помоложе. — Сынок королевский преставился.       — Говорят, в пруду утоп, в западном саду, — добавил второй. — Туда ему и дорога. Странный был малый.       — Он совсем больной был, — сочувственно сказал первый. — Может, он и нарочно в этот пруд нырнул. Знал, что недолго ему осталось.       Энди старательно изобразил участие.       — Раз больной был — значит, отмучился, — сказал он.       Стражники кивнули невпопад. Взгляды у них обоих смягчились.       — Жизнь такая штука, — протянул молодой. — Все там будем, кто раньше, кто позже. Вот только умрёт кто, я сразу думаю — а ведь и я на том месте быть мог…       — Да ну, ты бы в пруд не прыгнул, — сказал второй. Потом вдруг обратился к Энди, будто только его заметил: — А вы кто такие будете? И с какой целью пожаловали?       Спину Энди держал прямой, будто к ней привязана палка, лицо сохранял невозмутимым, а взгляд — продуманно холодным. Вежливо улыбнувшись, он сказал:       — Гости герцога Линде. О нас разве не предупреждали?       Стражники переглянулись.       — Не предупреждали, — растерянно сознался молодой.       — Имена у достопочтенных господ имеются? — прибавил его товарищ.       Энди презрительно поджал губы.       — Благородный граф Нортмунд Дымногорский и маркиз Котланд Ужасный. Мы прибыли из восточного графства, — ответил он.       Норт издал непонятный звук — что-то среднее между укоризненным вздохом и смешливым фырканьем. Стражники подняли на него взгляды, затем снова опустили их на Энди. Тот стоял не шелохнувшись, смотрел в ответ с ледяным прищуром.       — Неужели вы хотите сказать герцогу, что его дорогие гости, проделавшие такой долгий путь, были вынуждены стоять на мосту у закрытых ворот? — елейно спросил он.       От добродушия на лицах стражников не осталось и следа.       Через миг позади них послышались быстрые, уверенные шаги, и к подъёмной решётке вышел высокий человек в пыльно-сером плаще. Энди узнал его ещё до того, как взглянул в его лицо.       — Немедленно впустить, — бросил герцог Линде, небрежно взмахнув длиннопалой, суставчатой рукой.       Весь он был такой, худой, длинный и будто имеющий лишние кости и сочленения. Огненно-рыжие волосы он гладко зачёсывал назад, на тонком веснушчатом носу носил круглые очки в золотой оправе и смотрел сквозь них всегда одинаковыми неподвижными глазами, хоть губы его частенько растягивались в улыбке.       Стражники живо бросились выполнять приказ.       Только миновав ворота, Энди сообразил, что совсем не дышит. Вдох застрял в глотке ещё на мосту, и теперь лёгкие горели, будто он правда тонул в пруду или болоте. Линде облил его взглядом, оскалился, изображая радушие, и жестом позвал следовать за собой.       Норт молчал, и в лицо ему взглянуть было страшно.       Втроём они двинулись вдоль стены, оставив в стороне хорошо знакомые Энди лужайки и огромный фонтан перед главной дворцовой лестницей, прошли сквозь крытый двор и остановились перед невзрачной дверцей в стене одной из пристроек, узкой, как щель посреди скал. Герцог открыл её ключом и вошёл первым, не взглянув назад, будто то, что Энди и Норт последуют за ним, разумелось само собой.       За дверцей царил непроглядный мрак.       — Ты уверен? — обеспокоенно спросил Норт, тронув Энди за плечо. — Я не смогу обратиться внутри — потолок обвалится.       — Не волнуйся, — Энди погладил его по руке. — Продолжай изображать спокойствие, у тебя очень здорово получается.       Он с трудом заставлял себя делать вдохи и выдохи. Спина и руки взмокли, а ноги заледенели.       Вслед за герцогом они втиснулись в темноту — после горных расщелин Энди было не привыкать. Почти сразу за дверью начиналась лестница, ведущая вниз — это тоже ничуть его не напугало. По стенам редко висели факелы, от каждого на камне виднелось чёрное пятно копоти. От чада у Энди быстро закружилась голова, ступени ушли из-под ног, и Норт придержал его за плечи.       Они спустились в подземелья: здесь начинались личные владения герцога Линде. Скрипучая дверь у подножия лестницы привела в длинный зал с низким потолком, воздух в нём был спёртый, удушливый. Вдоль стен тянулись бесконечные полки со склянками и бутылями, наполненными разноцветными жидкостями, порошками и пилюлями, на полу стояли сундуки, окованные железом и бронзой, с потолка на крюках свисали связки перьев и оленьих рогов.       За первым залом был второй, ничуть не меньший, в нём горели две дюжины факелов, запертых в стеклянные колбы, и стояла такая сухость, что Энди сразу захотелось облизнуть губы и протереть глаза. Здесь у стен высились деревянные стеллажи с книгами в кожаных переплётах и свитками, обёрнутыми тканью. Энди коснулся одной из полок, провёл пальцами по книжным корешкам — ни одной он раньше и в глаза не видел.       В третьем зале был высокий потолок, укреплённый деревянными балками, на полу лежали бурые, рыжие, пятнистые и полосатые звериные шкуры, а по стенам висели головы и целые чучела. Всмотревшись в них, Энди вздрогнул: многие были уродливы, с двумя головами или шестью ногами, с раздутыми животами и глазами, сошедшимися на лбу в один. Перекрученные, переломанные лапы соседствовали с телами, полностью лишёнными лап, а детёныши с распухшими огромными головами — с теми, чья голова состояла из одного только распахнутого зубастого рта.       Четвёртый зал был наполнен белыми и жёлтыми костями, они висели под потолком на цепях и верёвках, а целые скелеты всевозможных зверей, рыб и птиц были собраны на крошечные металлические гвоздики и стояли на каменных подставках. Во влажном, залитом ярким светом пятом зале всюду цвели растения, склонялись к полу своими листьями, тянулись к потолку лианами. В шестом лежали камни всех цветов и оттенков, самые разные — блестящие и шероховатые, маленькие и огромные. Седьмой зал занимали клетки, и Энди едва не оглох от гомона: животные в них визжали и лаяли, хрипели, стонали и кричали, учуяв чужаков.       Посреди восьмого зала Энди застыл, остолбенев. Полки здесь были уставлены прозрачными сосудами причудливых форм, внутри которых плавали в мутной жидкости крошечные человеческие существа — назвать их младенцами у него не повернулся бы язык. Во многих сосудах были только части тел, подвешенные на ниточки, растянутые так, чтобы предстать во всей красе. Энди глядел на мёртвое человеческое сердце, бурое, застывшее под стеклом, и не сдвинулся бы с места, если бы Норт не увёл его за руку.       В девятом, самом просторном зале лежал дракон.       Норт заскрипел зубами, Энди выругался вместо него. От дракона остался один только скелет, кое-где обтянутый серой чешуйчатой кожей. Он был свернут так, что хвост и голова повстречались друг с другом, а крылья его, тонкие, лишённые перепонок, были расправлены над ним, как голые ветки исполинского дерева. Желтоватый череп дракона покрывали трещины, части зубов не хватало, а рога и растущие из нижней челюсти шипы были ровно спилены у самого основания.       — Я надеялся на ваше возвращение, — услышал Энди довольный голос.       Светлейший герцог Аск Линде вышел из-за скелета, взмахнув полой плаща, как летучая мышь — крылом.       — Однако я и помыслить не мог, что вы явитесь вот так, посреди бела дня и прямо с парадного входа, — насмешливо продолжил он. — Наверное, я вас всё-таки слишком плохо знаю, мой дорогой друг: я должен был догадаться, что такое решение вполне соответствует вашему вкусу.       — Не помню, чтобы мы были друзьями, ваша светлость, — процедил сквозь зубы Энди.       Герцог поправил очки длинным указательным пальцем.       — Пусть будет по вашему. Вы представите своего спутника?       — Свирепый Повелитель Северных Ветров! — гордо ответил Энди.       — Не надо. Мертвецам моё имя знать ни к чему, — хмуро сказал Норт, выходя вперёд.       Он не был груб, но человеческий облик испарился, будто вода, попавшая на раскалённые угли. На каменный пол лёг тяжёлый гибкий хвост, острые рога вытянулись над неровно остриженной макушкой. Норт нахально уставился на герцога снизу — тот был выше его на добрую половину головы, но вдвое уже в плечах.       — Рад нашей встрече, господин дракон, — герцог показал мелкие белые зубы. — Как прошло лечение, успешно? Порошок из драконьего рога — вернейшее средство от любой болезни, будь то яд или сонная слабость.       Норт заколотил хвостом по полу.       — Лечение? — переспросил Энди. — Вы о чём это?       Герцог смотрел прямо на него. Глаза его были блёклые и будто плоские, крохотный зрачок казался нарисованной на грязной бумаге точкой.       — Я отвечу на все ваши вопросы, — сказал он, — если вы действительно готовы к конструктивному диалогу.       Норт зыркнул на скелет позади, на Энди и заскрежетал зубами.       — Ладно, поговорим. Я тысячу лет ждал, подожду ещё немножко.       Энди думал, крепко закусив губу. Линде встретил их лично, притащил сюда, в свои полные ценностей залы, вышел к ним безоружный, прекрасно зная, что перед ним — дракон, который способен обрушить своды подземелий и превратить всё, что после этого уцелеет, в пепел. Ему либо нечего было скрывать, либо он знал, как наверняка защититься.       — Продолжаем, как договаривались, — шепнул он, взяв Норта под локоть. — Я говорю — ты изображаешь спокойствие.       Норт обжёг его взглядом, но ничего не сказал.       Вслед за герцогом Энди прошёл сквозь последнюю дверь. За ней обнаружился небольшой и почти пустой кабинет. Часто развешанные по стенам странные голубоватые факелы, убранные под стеклянные колпаки, заливали его резким светом, письменный стол был сделан не из дерева, а из холодного серого железа, из него же были и стулья. Бумаги лежали на углу стола безукоризненно ровной стопкой, рядом были перья и чернильница.       — Прошу, Ваше Высочество, присаживайтесь, — предложил герцог.       — Я постою, — Энди двумя пальцами потрогал спинку жёсткого стула.       Норт гранитным памятником застыл позади него.       — Сразу проясним ситуацию, — сказал герцог. — Вы вправе считать, что я вам не друг, но и врагом вашим я не являюсь.       Он тоже не стал садиться, встал напротив Энди, прислонившись к краю стола и опёршись по сторонам от себя тощими руками.       — А вот это ещё требуется доказать! — бросил Энди ему в лицо.       — Неужели? Будь я вашим врагом — из болота за южным садом достали бы ваше тело, а не безродного бродяжки, — герцог остался мертвецки спокоен. — Или же вы погибли бы раньше, к примеру, от яда, поступившего в ваш ослабленный долгой поездкой организм вместе с яблоком. Ещё я смею напомнить об отравленном гребне — не прими вы от сэра Флинта противоядие, которое мне пришлось смешивать с вином, то одной головной болью вы бы не отделались. А кто изъял у него гребень, вам известно? Ну а о едва не свершившейся попытке удушения — не свершившейся по причине моего появления в покоях королевы — мне требуется напоминать?       Все слова, которые Энди заготовил, застряли у него в горле, как случилось недавно с воздухом. Норт взглянул на него с удивлением и тревогой, видно, позабыв об игре в спокойствие.       — Так, значит, вы, герцог, кучу раз спасали мою жизнь, — выговорил Энди, растирая шею: она вдруг заныла, словно проснулись давно сошедшие синяки.       — Именно так, Ваше Высочество, — Линде склонил голову к плечу. — Знаете ли вы, что спасло вас в Восточных Воротах? Порошок из драконьего рога. Нет ничего более действенного в случае, когда нельзя медлить. Да, в тот раз я просчитался — признаюсь честно, не ожидал, что миледи решит расправиться с вами в тот самый момент, когда я оставлю вас без присмотра, но в дело вступила удача. При мне был порошок, который, по счастью, я изготовил для вашего, господин дракон, чудесного спасения. Мне не довелось его проверить самому, потому пришлось довериться записям прадеда, и…       — Ты ничего не сделал для моего спасения, — ноздри у Норта гневно раздувались.       — Как вам будет угодно, — герцог скривился. — И сердце ваше не прекращало биться в течение всей зимы исключительно благодаря вашей силе воли, конечно же. Кстати говоря, что же вас разбудило? Вчера, приблизительно за три часа до заката…       — Это всё невозможно доказать, — поспешно сказал Энди. — Если и есть в ваших словах хоть толика правды, то… зачем вам всё это? Для чего вы меня защищаете?       — Дело в том, что я не привык бросать работу незавершённой, — герцог развёл руками. — Всё очень просто, милый принц: вы — мой любимый научный эксперимент.       Синие факелы горели со слепящей яркостью, их пламя будто вытянуло из кабинета весь воздух. Энди царапнул горло ногтями.       — Ещё в раннем детстве я разрезал ваше сердце, чтобы избавить вас от недуга, — как ни в чём не бывало продолжал герцог, — и мастерски зашил его обратно. Никто и никогда не делал ничего подобного, потому вы — в своём роде уникум. Я поддерживал вашу жизнь ради своих научных изысканий — мне требовалось отследить работу вашего сердца, потому и причину вашей смерти я мог допустить лишь связанную с ним прямым или косвенным образом. Ни удушье, ни яд такой причиной не являются, потому мне раз за разом приходилось возвращать вас к жизни.       Норт выругался. Энди теперь и сам с трудом играл в спокойствие, вспоминая годы, прошедшие под ненавидящим взором матери. Но равнодушие герцога было страшнее любой ненависти.       — Значит, я ваш эксперимент, — повторил Энди дрожащим голосом. — И какова же была цель этого эксперимента? Проверить, как долго протянет моё увечное сердце?       — Это было одной из задач исследования. Я желал пронаблюдать за работой вашего сердца, за тем, как оно справляется со всеми тяготами и печалями, которые выпадут на вашу долю, проверить, как скоро ваш недуг вернётся, а после — заново вскрыть вашу грудную клетку, мой принц, и своими глазами рассмотреть все изменения. Конечно, мне приходилось держать вас при себе — поверьте, королева не раз и не два задумывалась о том, чтобы отослать вас в Южные земли или на Восточные рубежи. Кроме того, вы без конца норовили погибнуть: не только от рук вашей матери, но и по собственной глупости. По счастью, при вас постоянно находилась сэр Ханна, и я сделал всё, чтобы ей в этом помочь, даже отправил к Дымной горе, несмотря на запрет королевы.       Энди хорошо помнил лихорадку, одолевшую его в Восточных Воротах: боль, терзающую тело, руки Хани, заботливо меняющие компресс на его пылающем лбу, насмешливое предложение матери пригласить к нему преподобного Слайса. Теперь же из тумана памяти выплыли длинные пальцы, сжимающие серебряную ложечку, полную сияющего, как драконья чешуя, порошка.       — Допустим, всё это правда. Однако ваш эксперимент едва не провалился, — сказал Энди, глядя в блёклые глаза герцога. — Вы позволили мне быть похищенным драконом — или и это было частью эксперимента? Что вообще вам известно о драконах?       Герцог всю жизнь вызывал в нём один только страх — его отталкивающая внешность, его непроницаемое лицо, его скрытность, нежелание с кем-либо сближаться. Его манера держать себя, смотреть, говорить — всё это вызывало у Энди ужас, понять который, осознать его природу ему никогда не удавалось. Герцог был прав — они не были врагами, но Энди с куда большей радостью пожелал бы обрести вместо него врага, испытывающего живую, понятную ненависть.       — Неужели допрос не окончен, Ваше Высочество? — с улыбкой осведомился герцог.       Норт издал тихое рычание.       — Позади меня — кости нашего отца, — сказал он. — Не хочешь, чтобы твои кости лежали рядом с ним — выкладывай всё, что знаешь.       Герцог поправил очки, стёклышки их блеснули синим.       — Любопытное вы существо, господин дракон. Со вчерашнего рассвета я наблюдаю чрезвычайно сильные колебания почвы: полагаю, на севере, в районе вулкана, именуемого в народе Дымной горой, произошло сильное землетрясение. Это ваше пробуждение вызвало такую геологическую активность? В прошлом году, когда проснулся ваш брат, земля почти не шелохнулась: я едва не счёл показания приборов обычными помехами.       — Вы знали, что Уэст проснулся? — спросил Энди.       — Наверняка не знал. Я всего лишь засёк колебания почвы в мае прошлого года. Разумеется, мне было известно, что драконы — отнюдь не выдуманные существа: от моих предков сохранилось немало записей, и это не говоря уже о костях и яйцах. Я знал, где располагалось гнездо, и, уловив отголоски землетрясения и вычислив его эпицентр, предположил, что мой недальновидный предок истребил не всех драконов.       — Угу, парочку припасли специально для тебя, — холодно сказал Норт.       Линде сдвинулся со своего места, шевельнулся в их сторону — совсем незначительно, но этого хватило, чтобы Норт предупреждающе показал зубы.       — Стой где стоял, — сказал он. — И руки на виду держи. Вот так, молодец.       Герцог вздохнул.       — Никакой благодарности.       — Как ты Уэста нашёл? — потребовал ответа Норт.       — Стечение обстоятельств. Для наблюдения за принцем мне пришлось присутствовать на балу в Восточных Воротах, после него ваш дорогой брат едва не угодил под копыта моего коня. Узнать дракона в подозрительном чужеземце, отвечающем на вопросы так, будто всё-таки имел несчастье повстречаться лбом с конским копытом, не составило для меня труда — из сохранившихся записей мне было известно, что у вас имеется человеческая форма, потому я предположил наиболее возможный вариант, приняв во внимание недавнюю геологическую активность, и угадал с первой попытки.       — Чего ты там бормочешь? Хочешь сказать, вас судьба свела? — Норт недоверчиво фыркнул.       — Не более чем счастливый случай, — Линде всё продолжал улыбаться. — Статистически можно определить вероятность такого случая. Разумеется, она будет ничтожно мала, однако всё та же статистика твердит нам, что если какое-то событие может произойти — оно однажды обязательно произойдёт. В судьбу я, конечно же, не верю: доказать её существование не представляется возможным, но важность счастливого случая в жизни всего живого нельзя отрицать. Само наше существование — всего лишь череда счастливых случайностей и удачных для нас стечений обстоятельств… Но вернёмся к вашему, господин дракон, долгожданному пробуждению. Не составит ли вам труда всё-таки рассказать, как счастливая случайность в лице нашего милого принца помогла вам избавиться от оков тысячелетнего холодного сна? Или пробуждение свершилось при помощи сэра Ханны? Подозреваю, она уже добралась до места назначения.       Норт долго смотрел на него, а потом потряс головой. Его остроконечные уши раздражённо задёргались.       — От твоих речей у меня в голове звенит, — сказал он недовольно. — Будто специально слова почуднее выбираешь, чтобы меня позлить. Никакая это была не случайность! Самое обычное Великое Волшебство. Отец считал, для этого только принцессы годятся, а по мне, так что принц, что принцесса — никакой разницы нет!       — Прошу простить моё невежество, но я всё-таки не совсем понимаю, о чём вы. — От волнения очки Линде сползли на самый кончик носа. — О каком Волшебстве идёт речь?       — О самом обыкновенном, — Норт скрестил руки на груди. — Только я тебе объяснить не смогу — твоих чудных слов я не знаю, а нормальные ты не поймёшь.       Энди громко прочистил горло. Страх потихоньку разжимал хватку, холод отступал. Дракон за его спиной напоминал дремлющий вулкан: ещё миг — и тончайшая каменная корочка на нём покроется паутиной трещин, и случится взрыв, вместе с которым наружу хлынет жидкий огонь.       Вулканов Энди больше не страшился. Огонь, живущий в драконьем нутре, сейчас согревал ему спину.       — Вы для этого пригласили нас в свои покои, ваша светлость? — потихоньку обретая уверенность, спросил он. — Для того, чтобы выяснить, каким образом мне удалось разбудить дракона?       — В том числе для этого. Не поймите меня неправильно: я не желаю причинять драконам никакого вреда. Моя цель — исследование, изучение представителей этого вида. Когда уважаемый брат господина дракона похитил вас с лесной опушки, это, конечно же, внесло некоторый сумбур в проведение эксперимента над вами, однако организация вашего спасения означала обнародование сведений о существовании драконов, а это могло привести к плачевным последствиям.       — Вот словно комар в голове жужжит! — Норт снова затряс ушами и постучал себя по виску ладонью. — Лучше скажи, отца нашего кто убил? Сестёр, братьев крохотных.       — Я не несу ответственность за грехи моих предков, — Линде поджал губы.       — И королевское войско к горе не поведёшь?       — Даю слово чести.       — Слова-то у тебя имеются, а вот честь? Не знаю. Наш вопрос простой: чего ты от нас хочешь? Только понятно давай, без вот этого вот…       Герцог вздохнул.       — Личный осмотр, пробы крови и прочих телесных жидкостей, подробный отчёт под запись о том, что заставило вас проснуться, — сказал он, перестав изображать лицом и голосом хоть что-то. — В прошлый раз мне не удалось заполучить достаточно материалов для изучения, но здесь, в домашней лаборатории, имеются все приборы для взятия образцов. Разумеется, после всего этого принц Эндрю остаётся в замке, под моим надзором.       — Но, ваша светлость, принц Эндрю умер, — спокойно возразил Энди. — Говорят, его тело нашли в болоте за южным садом. Бросите меня в темницу, как самозванца, или оставите здесь, в подземелье, посадив в банку, как прочих несчастных уродцев?       Вулкан за его спиной бурлил едва сдерживаемой яростью.       — Скорее, я думал о случайной гибели Её Величества во время конной прогулки по лесу, — без выражения произнёс герцог, — далее о закономерном наследовании престола кронпринцем и последующем раскрытии сговора, по одной только счастливой случайности не унёсшего жизнь его младшего брата. Члены королевской семьи вас публично признают, покойной королеве посмертно предъявят обвинения, казнят пару слуг из её личной свиты, и через год всё будет забыто. Существование драконов, конечно же, останется в тайне.       — У меня получше мысль, — зарычал Норт. — Ты идёшь со своими затеями в задницу, а мы отправляемся домой!       — Я должен подумать, — тихо сказал Энди.       Герцог остался мёртв и лицом, и взглядом — даже спавший холодным сном Норт не казался настолько мёртвым, даже гранитный лорд Коттон, восседающий посреди центральной столичной площади. Пока Энди старательно играл в спокойствие, герцог играл в чувства, и более со своей ролью ни один из них не справлялся.       — Возможно, я забыл упомянуть об одной мелочи, — произнёс он, глядя поверх головы Энди. — Невозможно гарантировать, сколько ещё ваше сердце будет работать без перебоев — пару дней или десять лет. Без моей помощи вы умрёте в любой момент.       — Благодарю за заботу, ваша светлость, — Энди бесстрашно смотрел в тусклые глаза. — А теперь прошу нас простить, но мы вынуждены вас покинуть… искренне надеюсь, что вы не станете нам препятствовать — если, конечно, не хотите, чтобы ваши грёбаные подземелья превратились в дымящиеся руины!       Под конец голос у него сорвался. Церемонно кивнув герцогу, Энди стремительно вылетел из кабинета.       Он не запомнил, как они добрались до выхода, как покинули замок и очутились на лесной опушке, у быстрого ручья, бегущего среди плакучих ив. Там его стошнило едкой жёлтой желчью, он долго полоскал рот холодной водой и ещё дольше плескал её в лицо.       Норт держал его за бока, не давая свалиться в ручей.       — Надо было нам его сожрать, — сказал он.       — Ты бы отравился, — Энди вытер рот рукавом.       — А ведь я говорил — от болтовни проку не будет, — Норт оттащил его от воды и усадил под ивой, сам сел напротив на корточки, широко поставив когтистые лапы и опираясь на хвост. — Не сожрём, так поджарим его — и дело с концом.       — Он мне жизнь кучу раз спасал… если не врёт.       — Ну, может, и не врёт. Я его через слово понимал только, — Норт помрачнел.       — Чего ты? — Энди заглянул ему в лицо, потянулся к нему обеими руками.       Норт медлил с ответом.       — Кое-что я всё-таки понял. Тебя мать убить пыталась?       — Да, было такое. И её поджарить хочешь?       — Хочу. Весь бы замок спалил — ты-то, может, не чуешь, а мне заметно, он насквозь таким мерзким душком провонял, какой смыть не получится — только выжечь… И кости отца упокоились бы.       — Замок трижды горел, — вспомнил Энди. — Видать, не помогло… помоги-ка встать.       Едва он поднялся, слабость мягко толкнула его под колени, заставляя всем весом опереться на Норта. Тот ругнулся, подхватил Энди на руки.       — Как домой лететь? Ты на полпути свалишься!       — Заночуем в городе, — Энди закрыл глаза — слабость вскарабкалась по ногам и оплела всё тело. — Трубку бы раздобыть — моя дома осталась… Ты рога убрать снова сможешь?       — Только если с герцогом больше видеться не придётся.