sol

о гневе

У Джинн тряслись руки. Кувшин, из которого она пытается перелить воду в таз, грозится выпасть и, разбившись, разбудить всех, кто в этот день был дома. От редких, еле сдерживаемых стонов за её спиной мёртвой хваткой сжимается её собственное горло. — Надо промыть раны, — шепчет она и решительно, но осторожно разрезает прилипшую — впаянную — к телу ткань. От того, как вскидывается Кайя, как зажимает свой рот ладонями, чтобы не закричать, ей хочется рыдать. Предательские слёзы щекочут глаза, и она гневно смазывает их тыльной стороной руки. Местами ей не удаётся убрать куски его чёрной водолазки. Она надеется, что это водолазка, а не обгоревшая кожа. Края ожогов выглядят отвратительно, но сами ожоги — ещё хуже. В комнате стоит запах, от которого горло давится спазмами, и Джинн кажется, что Кайя принёс с собой пожар и смерть. Воздух в комнате давит на плечи, пытаясь согнуть, и Джинн позволяет ему: она склоняется ниже к подрагивающему животу Кайи, и, сжимая зубы до скрипа, держится, чтобы не броситься туда, откуда он пришёл. Вслед за… Она нужна сейчас здесь. Джин мягко, осторожно, чтобы не попасть на появляющиеся пузыри на обожжённой коже, ведёт смоченной в холодной воде тканью, убирая грязь и кровь. Она смотрит на белые, разбитые губы, на лихорадочно блестящий глаз, на сбитые костяшки пальцев, которые с силой то сжимаются, то разжимаются в страхе порвать её постельное бельё; на резкие, рваные ожоги, тянущиеся от локтя до плеча и грязно расходящиеся по груди, и внутри неё что-то умирает. Джинн не знает, кто из них дрожит больше, Кайя или она, когда помогает ему встать и ведёт в ванную комнату. Она поливает его холодной водой в надежде хоть немного ослабить боль, но вскоре ему становится слишком холодно, чтобы терпеть ещё и это, и они медленно возвращаются обратно в её комнату. Она держит банку с мазью под ледяной водой перед тем, как плотным слоем нанести на ожоги. Джинн старается не касаться слишком сильно, но Кайя всё равно шипит, дёргается под её руками, и ей приходится его держать, чтобы он не сделал только хуже. Она не знает, сколько времени они так проводят. Она слышит осторожные шаги за дверью комнаты, тихий шёпот матери и отца, которые не решаются постучать и лишь уходят прочь, оставляя её наедине с человеком, чью жизнь и боль она держит в своих руках. Мазь медленно, но верно выполняет свою задачу: тело Кайи постепенно расслабляется, и дыхание перестаёт со свистом срываться с его губ. Он находит её руку своей и нерешительно сжимает. Жест выглядит отчаянным, словно это единственное, что не позволяет ему отправиться туда, откуда не сможет выбраться самостоятельно. Джинн садится к нему, кладёт его голову себе на колени и опускает ладонь на мокрый от пота лоб. Волосы — тёмно-синие, почти чёрные от недостатка света в комнате — змеями липнут к его лицу, и она осторожно их убирает, замечая пропущенный небольшой ожог на челюсти. Внутри Джинн ревёт буря, руки подрагивают от желания схватить меч, разрубить, разорвать, вытрясти душу из… — Всё в порядке. Погрузившись в свои мысли, она даже не обратила внимания, как закрыла глаза, и сейчас, смотря на Кайю, она замечает на его щеках капли. — Неправда, — сорвано шепчет она и ведёт большими пальцами по его лицу, вытирая следы её — его — слёз. — Ничего не в порядке. Кайя судорожно вздыхает и отворачивает лицо в сторону, щекой вжимаясь в её бедро. Его ресницы дрожат, и тонкая ткань её ночной рубашки быстро намокает.