Леденящее душу отражение сердца

      Прохладный ветер слегка царапал щёки, пока теплая рука трепала волосы. — Если поспешишь, успеешь ко второму уроку, — сказал Гром, поправляя любимую кепку. — Спасибо, — улыбнулся Лёша, коротко обняв Игоря, и побежал в здание.       Лёгкое похмелье не было столь весомой причиной, чтобы пропускать весь учебный день, но достаточным для появления на учёбе немного позже. Игорь извинялся перед Еленой Викторовной, прося водителя объехать пробку, которой на самом деле не было; Юля не выпустила любимых мужчин из квартиры без завтрака. Макаров держал темп, несмотря на отдышку и покалывания в боку, и прислонился к стене, как только оказался внутри. Судорожно вспоминая, что стоит в расписании следующим, юноша подходил к нужному кабинету, обещая самому себе сбегать в комнату хотя бы за тетрадью. Он дважды постучал в дверь и открыл её, тут же желая закрыть, заколотить и поджечь. Но вместо этого он оглянул весь класс, облегчённо выдыхая, что перепутал классы, и ему не нужно разбираться с тем, почему он стоит тут. — Макаров, почему опаздываем? — нахмурился молодой человек, складывая руки на груди. — Звонки для кого звенят? — Я… — опешил Лёша, задыхаясь от пробежки. — А он из 10 А, — сказал парень в большом чёрном капюшоне на задней парте. — Ничего страшного, — саркастично пролепетал парень, приглашая Макарова войти. — Располагайся, повторение — мать учения!       Вот и всё, сгорел последний мостик, пути назад нет. В голове родились тысячи мыслей, пока Макаров шёл к свободному месту около большого цветка в углу комнаты. Лёша только сел за пустую парту, когда Гречкин попросил пересесть его поближе, и он, раздражённо пыхтя, уселся за первую парту, прямо перед Кириллом. — Дабы ввести в курс опоздавших, — парень покосился на Макарова, который смущённо опустил глаза в стол. Но щёки предательски краснели не из-за укора в несоблюдении устава, а из-за воспоминаний и возбуждения, которые те самые воспоминания прихватили с собой, — я повторю. Ваш учитель истории отсутствует по семейным обстоятельствам, и Елена Викторовна любезно согласилась, что я буду проводить уроки. По возможности, конечно же. — Извините, — то, как робко Лёша поднял руку, вовсе не вязалось с уверенным тоном, — Кирилл Всеволодович, а на кого Вы учитесь, если вас пустили сюда? — Отличный вопрос, — усмехнулся молодой человек уколу, метнув полупренебрежительный взгляд на юношу. — Стабильно черпаю знания всемирной истории уже третий год, и администрация СПбГУ может предоставить документы, Макаров. — Ну, а я могу предоставить свой паспорт государства эльфов, — уже тише проговорил он, рассматривая доску и выведенные на ней слова «Германия на пути к европейскому лидерству». — Что мы вообще знаем о Германии? — спросил Гречкин у класса, пропуская мимо ушей недовольство подростка, но запоминая его. — Немцы не успокоились даже после Первой мировой и внушительного штрафа, — заговорил парень в капюшоне. — Верно. Германия обязана была выплатить репарации, или, как ты сказал, штраф, по условию Версальскому миру, — по-доброму усмехнулся Кирилл, так смеются, когда ребёнок задаёт очевидно глупый, но по-детски очаровательный вопрос. — Что ещё? Макаров? — Гёте, Шиллер, — с ходу ответил Лёша и оторвался от окна, в которое смотрел последние пару минут, чтобы отогнать мысли о вчерашнем, — братья Гримм, Генрих Гейне. — Ты предмет перепутал? — он сделал шаг в сторону юноши. — Вы спросили, что я знаю о Германии, я назвал фамилии немецких писателей, какие претензии? — без капли стыда или смущения язвил Лёша. — Правильный ответ, умничка, — вдруг взвинченно сказал Гречкин, поднимая руки вверх. — Нужно уметь отстаивать свою точку зрения. Я задал не совсем корректный вопрос, который Лёшенька интерпретировал по-своему.       Сердце забилось чаще, когда Гречкин приковал к нему столько внимания. Необъяснимое чувство возвышенности охватило Макарова, и он даже не сопротивлялся, ведь им овладело сильное и положительное чувство. Лёша хотел раствориться в моменте, потому что лучшего, как ему казалось, уже не будет. Его восприняли как личность, почти как взрослого, не посчитали его слова неуместными или бессмысленными, его похвалили за выражение своего мнения. — Присмотритесь, девчонки, — Кирилл сделал ещё шаг и похлопал юношу по плечу, утоляя невыносимое желание коснуться мальчишки.       Совпадений не бывает, твердит большинство. Совпадений не бывает, если ты не создаёшь их, ответит Гречкин. Ещё до восхода солнца, пока Лёша спал без задних ног в квартире Грома, Кирилл позвонил и отправил учителя в отпуск, параллельно предлагая директрисе свою кандидатуру на замену, и, хоть путаница с кабинетами была действительно случайной, это сыграло на руку молодому человеку. И всё потому, что Гречкин не остановил его, позволил юноше взять контроль над ситуацией и поцеловать себя. При другом раскладе, Кирилл бы и сам это сделал, но гордыня не разрешала брать власть над ним, назойливо шепча «Кто он такой, что первый полез? Покажи ему, кто главный.». Видимо ром не успел выйти из организма, раз Гречкин не мог отделаться от мыслей о Лёше, от желания снова поцеловать его, но перед этим раздеть и заставить умолять сделать это. Макаров соединил два проводка от бомбы замедленного действия без таймера, которая могла рвануть когда угодно, и даже не догадывался об этом. Он думал, что Кирилл проснется утром и наливая себе что-то крепкое, дабы облегчить похмелье, на секунду задумается о прошедшем и равнодушно усмехнётся, планируя следующую гулянку. Лёша даже завидовал легкомыслию таких, как Гречкин, они могут спокойно ходить в клуб, где на прошлой неделе практически устроили оргию, и не заморачиваться из-за засосов на шее. Макаров со стыда готов был сгореть, когда Юля с утра спросила о пятнах на ключицах, пока Игорь многозначительно улыбался, и не понимал, почему синяки проявились только с утра. Пчёлкина, так и не добившаяся внятного ответа, предложила замазать их, но Гром подгонял их, чтобы не платить таксисту за ожидание. Макарову невероятно повезло, что из дома он ушёл в рубашке поверх футболки, и воротник закрывает шею, но ему пришлось поклясться, что Соня замажет их сразу по приезде, или подобные клубные посиделки закончатся. В самом деле, кто доверит им ребёнка, если в прошлый раз он пришёл с синяками, будто его избила шайка гопников? Вновь вспомнив о багряных пятнах, Лёша провёл рукой по ключицам, возвращаясь к окну и игнорируя рассказ Кирилла. Макаров не имел неприязни к истории, напротив, про средневековье он слушал взахлёб, ловя каждое слово учителя, и к Германии в начале XX века у него не было претензий, хоть он иногда путался в устройстве индустриального общества, ему не хотелось слушать Гречкина, заведомо воспринимая каждое слово как пиздёж.       Делая максимально заинтересованный в уроке вид, Лёша томился в ожидании звонка, минуты тянулись невыносимо долго, и постоянные мимолетные взгляды Кирилла лишь усиливали желание поскорее покинуть кабинет, забыться на литературе и прогулять сдвоенную историю в середине дня. Ему постоянно мерещилась трель, разрывающая невидимую сдавливающую цепь, не дающую спокойно сидеть на месте. Он пытался отвлечься, хотел прочесть что-то в телефоне, чтобы ни о чём не думать, но Гречкин тут же забрал его телефон и положил на учительский стол, прямо, блять, перед юношей, чтобы обильность ситуации достигла пика, — мобильник лежит перед носом, но его нельзя взять! Наконец время истекло, ученики закопошились, убирая учебники и тетради в сумки, и Макаров, воспользовавшись тем, что Кирилл Всеволодович отвлёкся на разговор с девочкой, схватил устройство со стола и выбежал из класса. — Математика, — прошептал Лёша, поднимаясь в комнату. Очень удобно жить и учиться в одном здании. — География, физика.       В комнате было душно и пахло апельсинами от свечи, которая так ему нравилась, и Макаров вдруг вспомнил кто пахнет так же. В нос ударили сначала холодные мятные нотки, превращающиеся затем в яркий цитрус, который растворяется в запахе алкоголя. Лёша быстро собрал нужные вещи в рюкзак, то и дело поглядывая на свечку, после чего схватил подсвечник и отправил кусок воска в мусорку, стоявшую рядом со столом и наполненную смятыми бумажками. Не хватало ещё думать об этом уроде за работой, подумал Макаров, закрывая дверь. Юноша, по своей натуре внимательный к деталям, забыл о небольшой размолвке с подругой, постоянно остерегаясь встретить спонсора-учителя, он оглядывался в коридорах. С восхищением Лёша просидел весь урок литературы, с боем решил задачу на геометрии, и только на физкультуре дал выход эмоциям, — в начале пробежал на три круга больше, затем стоял в планке вдвое больше, чем требовалось, и отлично подавал в волейболе, забивал каждый раз, когда мяч передавался ему. Не часто Макаров показывал такие успехи в спорте, зачастую он отсиживался в раздевалке, ссылаясь на головную боль из-за недосыпа, поэтому учитель не переставал нахваливать его, ставить в пример, тая надежду, что рвение мальчишки не угаснет на следующей неделе.       Облегчение, принесённое физической усталостью, длилось недолго. Разговоры одноклассников о предстоящей работе по Смутному времени в раздевалке напомнили Макарову об истории, пораждая внутри смятение и спор с самим собой. Он уже пропустил первые два урока, — один по дороге в такси, второй у девятого класса на истории, — и портить отношения с учителями не хотелось, но, с другой стороны, полтора часа с ним, его непонятными взглядами и льстящими словами, вынуждали Лёшу остаться на месте, в душной раздевалке, где пахло потом и сладкими испарителями. Макаров попросил у одного из юношей электронку и задумчиво затягивался, смотря в одну точку. Когда звонок с урока прозвенел и все стали брести на второй этаж, обсуждая шансы списать, решение было принято. Юноша шёл прямо за одноклассниками, но, когда они зашли в класс, он не остановился, создавая иллюзию, что идёт в туалет, пока на самом деле выбирал книгу, за прочтением которой проведёт следующие два часа. Отличный шанс, твердил гнусный голос в голове. Это отличный шанс расположить его к себе. Я не могу, отвечал Лёша мыслям, выходя на лестничный пролёт. Природу человека нельзя изменить; если он добрый, то он не сможет сотворить пакость, сколько бы сильно он не желал этого; если человек стойкий, ничто не сможет по-настоящему подкосить его. Также и с Макаровым. Он просто не может использовать других ради собственной выгоды или чужого несчастья, голос совести не даёт перешагнуть через нормы морали, постоянно вбрасывая страшные картины последствий. Будь Алексею Макарову истинно похуй на окружающих, он давно бы продвинулся в деле, самодовольно улыбаясь в зеркало после душа при прочтении какой-нибудь пошлости, которая якобы ему интересна, от Кирилла. Сделай он так, переступи он всё светлое, чему учила его мама, он достиг бы своей цели. Только вот это не был бы Алексей Макаров. Это был бы совершенно другой, лицемерный, эгоистичный и жалкий человек. Да Алексей Макаров никогда не был таким! — Куда собрался, мой хороший? Звонок уже прозвенел, — лживо-дружелюбно спросил Гречкин, кладя руку на плечи ученика. — До сих пор не можешь отойти от вчерашнего, даже дорогу к кабинету забыл. Пойдём, я проведу.       Лёша понял, что нужно оправдываться, слишком поздно и, как марионетка, повернулся к двери, когда его развернули. Кожу снова пронзило необъяснимое тепло от рук, что вчера ночью были на его бёдрах, обжигая их рваными прикосновениями, в голову снова пришло воспоминание о влажном поцелуе, и по телу прошлась волна мурашек. Тёмные волосы были чуть менее растрёпаны, чем вчера, и практически не скрывали живость светлый прищуренных глаз. Кожа при дневном освещении казалась белоснежной, если бы не белая рубашка, отвоёвывающая самый светлый цвет себе и демонстрирующая различие около шеи, где пара растегнутых пуговиц открывала ключицы. «Какого чёрта я его рассматриваю?». По мере приближения к кабинету, хватка на плечах усиливалась, видимо, Гречкин думал, что Макаров не оставил идею сбежать. Но он просто не мог допустить, чтобы тепло чужого человеческого тела исчезло, чтобы сильная рука отпустила плечи, снова оставляя его беззащитным. — За прогулы истории родной страны тебе никто медали не даст, — прошептал Кирилл, наклонившись к волосам юноши, и открыл дверь.       Стоит ли объяснять общий ахуй класса, когда каждый на взводе из-за контрольной, а когда дверь открывается, в неё вваливаются хорошенький и спокойный Лёша Макаров и высокомерный и авантюрный Кирилл Всеволодович, спонсор «Радуги» и почти постоянная звезда заголовков? Усмехнувшись, Гречкин отпустил Лёшу и осмотрел класс с серьёзнейшим лицом. — Сюда, пожалуйста, — остановил он юношу, когда тот двинулся в конец кабинета, и указал на первую, блять, парту.       Подросток без возмущения сел практически напротив ширинки Кирилла и с более заинтересованным видом, чем на первом уроке, уставился на преподавателя. Сопротивление усмирило невероятное обаяние Гречкина, и Макаров, как послушная девочка, тихо сидел с некоторым воодушевлением в душе и на лице. — Здравствуйте, — сторого начал Кирилл, и даже Лёша на мгновение поверил, что он серьёзный человек. — Ваш учитель отсутствует по семейным обстоятельствам, и я, Кирилл Всеволодович, — он проговорил это не без должного самолюбия и высокомерия, — буду заменять его. — Простите, а как долго? — спросила одна из девушек, пока остальные приходили в себя от впечатляющего появления этих двоих. — До конца недели точно, — в ту секунду Макаров понял, что пропал. Неделю Кирилл Гречкин будет здесь каждый день да ещё и уроки проводить! — По плану у вас контрольная, — он выдержал паузу, наблюдая за парой десятков напряжённых лиц, — которую нужно провести.       По классу разошёлся недовольный гул вперемешку с тихими матами. — Но это не значит, — все затихли также быстро, как устроили шум, и удивлённо смотрели на учителя, — что вы будете соотносить каждую дату с событием или перечислять всех Лжедмитриев на листочке. Я не выносил подобное, когда учился в школе, и не хочу обременять вас. Поэтому устный опрос.       Теперь настала пора удивлять Лёши. В самом ли деле эти слова произнёс развязный и легкомысленный Кирилл Гречкин? Макаров даже представить не мог, что он способен пойти на встречу ученикам, большинству из которых история вообще не сдалась, и ожидал, что молодой человек даст работу и будет самодовольно улыбаться мучениям детей. Может, Гречкин не такой, каким его представляет Лёша?       Кирилл был взбешён неожиданным звонком отца, как и всегда, но особенно потому, что напротив стоял красивый раскраснейвшийся юноша, готовый зайти дальше поцелуев и обжиманий в подворотне. Он пытался отвлечься, забыться с «сюрпризом» друга, но стоило Гречкину взглянуть на блаженно развалившихся на диване девушек, он почувствовал отвращение от легкодоступности, которой впрочем часто пользовался. Парень не мог перестать думать о Лёше, потому что он был другой. Юноша не был похож ни на одну из его девушек, даже все пассии в сумме не интересовали Гречкина так, как Макаров с веснушками под замутненными глазами. Похожее произошло в детстве, тогда отец взял его на деловую встречу в какой-то стрипклуб, где концентрация голых тел была наивысшей для двенадцатилетнего Кирилла. Среди множества молодых и отлично двигающихся девушек было несколько парней, к которым и прилип взгляд мальчика; он попросту не мог понять почему танцоры движутся так плавно и завораживающе. И Гречкин, почувствовав своё превосходство над обычными парнями, начал охотиться за этим чувством, поначалу забываясь в девушках, затем отчаянно бросаясь на любое проявление внимания со стороны мужчин, даже подумывал заявить о своей бисексуальности в СМИ, но папочка был против. Сын влиятельного человека — полугей? Нет уж, парень и так творит слишком много хуйни, отражающейся на репутации всей семьи. Всеволод не был негативно настроен, когда впервые застукал Кирилла с парнем, ему попросту было плевать на сына, как и всю жизнь, но позорить его своими «отклонениями» мужчина не позволял. Пытался откупаться от журналистов, чтобы похождения парня не освещались, но крайний раз не вышло, контора, сука, оказалась предана своему делу.       Когда класс опустел после звонка, Кирилл попросил Лёшу остаться. Дверь тяжело бухнула в тишине кабинета, когда последняя парочка покинула его, обрывая связь с остальным миром. Тело отказывалось подчиняться мозгу, и Макаров просто стоял рядом с Гречкиным, не в силах начать разговор из-за приятного впечатления от урока. Кирилл действительно облегчил задачу, рассказывал про Шуйского и бояр без нудного облака и текста учебника, вдруг останавливался после шутки и спрашивал любого по теме, записывая что-то в тонкой тетрадке напротив фамилии. Гречкин сел на край ближайшей парты и аккуратно, будто провинился, докоснулся до коленок юноши, прося повернуться лицом. И Макаров повиновался, снова обжигая кожу от прикосновений, лёгких и чувственных. — Ты как? — начал Гречкин тихим голосом, пока Лёша не совсем понимал смысл вопроса. Как он после вчерашней гормональной взбучки? — Голова не болит? — Нет, — скромно ответил он, следя за движениями руки Кирилла, которая сначала прикоснулась к подбородку, чтобы, как показалось, заставить юношу посмотреть в глаза, а затем повернула голову в окну. — Ох ебать, — довольно улыбнулся парень, осматривая тонкую шею. — Немного не рассчитал, прости. Что Пчёлкина сказала? — Что с тобой не так? — выплюнул Лёша, уверенно смотря в глаза Гречкина. — Сначала нападаешь на меня как голодный зверь, потом интересуешься моим самочувствием. — Не так, — усмехнулся парень, прикосаясь холодными пальцами к багровым пятнам. — Да всё. Я и так тебе насолил по жизни, думал, что как-то могу это исправить. Знаешь, в тебе что-то есть, что-то особенное.       Стены вдруг начали двигаться, уменьшая пространство кабинета до размеров одной единственной парты, на которой он видел кого-то чужого. Макаров просто не мог понять, с чего бы вдруг Кириллу выводить диалог на искренность, потому и не верил, что этот молодой человек — Гречкин. Воздух вокруг наполнился пылью, которая оседала на дыхательных путях, раздражая горло. Глаза неприятно зажгло, и сколько бы Лёша не моргал, жжение не исчезало до тех пор, пока по щеке не потекла фантомная слеза. Будто пыль, смешавшись с потерянностью, превратилась в комок, отделявший видимую часть юноши и незримую, ту, что внутри, разрывавшуюся изнутри от тяжести собственных мыслей. Он провел тыльной стороной ладони по лицу, размазал влагу по щеке и повернул голову к Кириллу. — Почему ты решил исправить это? — одними губами проговорил Макаров, сдерживая новые слёзы, которые прорываются как сквозь дырявую плотину. — Мне действительно жаль, что я сбил Лизу, — Гречкин опустил глаза, не в силах смотреть на страдания мальчика. — Ты, блять, шутишь? — равнодушно прошептал он, от чего по коже пополз холодок. — Никакое количество твоего пиздежа, который ты выдаешь за сожаление, не вернёт мою девочку. — Ты прав, — сипло проговорил парень, поднимая глаза. — Зря я это сказал, лучше бы ты возненавидел меня ещё сильнее, чем поцеловал.       Корпус наклонился, чтобы подняться с места и выйти из крохотной комнаты, до отвала наполненной необдуманными словами, но встретил сопротивление. Гречкин поднял голову, собираясь спросить «Какого хуя?», и почти построил культурное выражение своих мыслей, когда его заткнули поцелуем, мягко проникая языком внутрь. Притянув юношу за торс, Кирилл хотел углубить, ожесточить поцелуй, когда вдруг понял, что ему не нужно это. Ему нужно так, как хочет Лёша: мягко, робко, нежно и чувственно, пока в глазах, наверняка, буря эмоций. Молодой человек ослабил хватку, чувствуя на щеках холодные ладони с изящными пальцами, которые расслабляют, которым хочется повиноваться, лишь бы чувствовать их касания ещё секунду. Кирилл действительно говорил правду, в юноше есть что-то особенное. — Если сделаешь это снова, можешь прогулять мой урок, — тяжело дыша, прошептал Гречкин. — До свидания, Кирилл Всеволодович, — снова приник Макаров к губам временного учителя, слегка прикусил его нижнюю губу и вышел за дверь.       Подростки обсуждали привычные им вещи: игры, сериалы, свежие сплетни, и некоторые настороженно смотрели на молодого преподавателя, пока тот смотрел вкозь учеников и совершенно глупо улыбался, поглаживая скулу подушечками пальцев.