***
— Дима, слушай, — пробурчал Гром, бегая глазами по монитору компьютера. — Антон Ловкачёв, 98 года рождения. Отучился на экономиста пару лет назад, сейчас ничем не занимается, в криминале замечен не был. Но самое интересное, его отец, востребованный пластический хирург, владелец сети клиник и двоюродный брат Всеволода Гречкина. — Гречкин? — возбуждённо спросил Дубин, прикладывая телефон к другому уху. — Думаешь, Кирилл как-то связан с этим? — Надеюсь, что да, — прорычал Игорь в трубку. — Если он соучастник, то как в прошлый раз не прокатит, и он получит по заслугам. Алину забрала мама, отказалась от заявления, потому что это побег, а значит виновата одна девочка. — За Комаровой установили наблюдение? — Её мамаша не дала даже слова сказать, проклинала дочь с первой секунды. Ей сообщат об этом, не беспокойся. — Лагунова, — прошептал Дима то, что крутилось в голове с того момента, как Игорь произнёс «побег». — Чего? — переспросросил Гром. — Кароче, как освободишься — приезжай, мне без тебя не справиться с бумажками. — Угу, — прошуршало из динамика, и связь оборвалась. Дима, оглянувшись на молодого коллегу, ободряюще улыбнулся и похлопал его по плечу. Парень, кажется, первую неделю ещё не отработал, а уже столкнулся с трупом. — Мы затем здесь, чтобы сделать мир лучше.***
Преподавательство — интересный и ценный опыт, открывающий человека с новой стороны. Но хорошего понемногу. Кирилл был выжат после 4 уроков как после тяжёлого дня в зале, но ожидание встречи с юношей держало его в приподнятом настроении. Прогнав пришедших детей из класса под предлогом, что кабинет необходимо проветривать, он закрылся изнутри и потянулся к пачке сигарет. Курение было забавой, эффектным ритуалом, пока не переросло в зависимость, иногда мешающую выполнять повседневные задачи. Сизый дым обволакивал мысли, уносил в блаженное спокойствие и пустоту, мысли в которой замедляли ход, что спасало в тяжёлых моментах. Иногда, когда табак был чем-то горьким и бесполезным, Гречкин курил травку, превращавшую его в милого и добродушного парня, готового решить все финансовые проблемы первой встречной, ведь она такая хорошая. Не сказать, что Кирилл злоупотреблял чем-либо присущим светским приёмам и громким вечеринкам; просто в порывах общего веселья в организм поступали различные вещества. Психоактивные вещества способствуют выработке серотонина, в котором так отчаянно нуждался Кирилл, просыпающийся без какой-либо мотивации на протяжении года, молодой человек называл курение — лечением, а марихуану — лекарством. После употребления становилось легче на душе, хотелось жить и радоваться, потому что было ради чего. Ради себя. Этот толчок давал Кириллу силы на несколько месяцев, в течение которых он планировал модернизацию бизнеса, учился и искал любовь. Зависимостью и не пахнет, поэтому и вины нет. Распахнув окно, Гречкин впустил в комнату холодный свежий воздух и, оглядев потолок, громко цокнул. Датчики запищат при маленькой струйке дыма, а возиться с их переустановкой и мокрыми полами не хотелось. Молодой человек снова похлопал себя по карманам в поисках теперь уже электронной сигареты, чувствуя нараставшее раздражение, созданное из собственных переживаний и усталости. От глупых действий его отвлёк звонок телефона. — Кир, говорить можешь? — Да, — голос друга показался встревоженным и, засунув поглубже разыгравшиеся из-за мелочи нервы, Гречкин включил режим дружеской поддержки. — Всё в порядке? — Звонили из ментуры, сказали, что нашли тачку. — Так это же замечательно, — потер глаза Кирилл. — Да не особо, бро, — тяжело выдохнул Антон в трубку. — Есть подозрения, что на ней ездил тот, кто украл какую-то девочку, и если ДНК-тест подтвердит, что волос, найденный внутри, принадлежит ей, то меня заебут звонками и вызовами в участок. — Не ты же её похитил, чего тебе переживать-то? Или Тоха перешёл на молоденьких? — ухмыльнулся Гречкин и развернулся к двери, ручка которой дернулась. — Ты похвастаться хотел, или что? — Пару дней назад мне пришло смс с левого номера, что-то про расплату и сожаление, помнишь? Мы тогда поугарали с тобой, но подпись меня смутила ещё тогда. F.U. — Так мы же решили, что тебя какая-то дохуя англичанка пранковала, нет? — положив руку в задний карман, Гречкин нащупал электронку и радостно улыбнулся, затягиваясь ей. — F.U. — это не fuck you, а Фёдор Юсупов, — по слогам проговорил парень, словно сам не верил словам. — У нас 2 года назад бизнес накрылся, и, видимо, Юсупов решил мстить. — Погоди, — Кирилл подошёл к двери, которая ходила ходуном от стуков и дерганий за ручку, и щёлкнул замком. Как оказалось, звонок уже прозвенел, и 10 класс рвался к знаниям. — Проходите, сидите тихо, я сейчас вернусь, — выйдя в коридор, Гречкин сделал два шага от кабинета и шёпотом продолжил, — Какой нахуй Юсупов? Вы Распутина убили? — Наши салоны, — коротко произнёс Антон, и этого было достаточно чтобы освежить память Кирилла. — Будь всё проще, я бы сообщил ментам об угрозах и гулял со спокойной душой, понимаешь? — Понимаю, — он обернулся, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей, как вдруг увидел высокую тощую фигуру в светлой толстовке, с игривой улыбкой приближавшуюся к нему. Он задержался в столовой, потому что с интересом впитывал сплетни, обожаемые всей комнатой Лагуновой, и активно добавлял свои догадки. Для человека тонкой душевной организации, любящего высокое искусство и отрешённость от мира, которое оно дарит, сплетни были чем-то непростительным и грязным, но Лёше безумно нравилось вовлекаться в диалог и оценивать других, насмехаясь над откровенно глупыми поступками. Только вот аристократом в душе оставаться опасно, тебя просто задавят такие же как ты сломленные жизнью люди. Макаров принял правило «дави или будь задавленным» и соблюдал его. Конечно, со временем чужие интрижки и подробности личной жизнь надоедали, но достаточно было очистить мысли от бытовухи и прочесть пару десятков страниц Камю, как гнусноватая черта сама вылезала наружу. Иногда всем нужно выплеснуть эмоции, посмеяться над кем-то и забыть об этом, от этого ведь никто не пострадает, верно? — У твоего отца остались контакты кого-то из полиции или суда? Им же нехуй делать, захотят что-нибудь нарыть, а срок мне не нужен, — голос друга казался далёким и тихим, а вот ясность голубых глаз, напротив, очень реальной, даже слишком. — Кир? — Да, — неожиданно громко вскрикнул парень, пока чужие тонкие руки обвивали его торс. — Ты же разберёшься с этим? — жалобным, полным надежды голос протянул Антон. — Конечно, — пока Лёша находится в опасной близости к динамику телефона и может услышать то, от чего обещал избавиться Кирилл, Гречкин не мог чувствовать себя спокойно. Одно неверное слово, и такой подходящий вариант просто исчезнет. — Я перезвоню. Привет. — Здравствуйте, Кирилл Всеволодович, — не разжимая руки, пролепетал Макаров, строя такой взгляд, под которым можно плавиться в липкую лужу. — Вы, что же, прогуливаете, так ещё и свой урок? — Решал некоторые дела, котёнок, — вернув контроль над ситуацией, парень почувствовал любимую власть над собеседником и мягко поцеловал юношу в уголок губ, как делала его тётя при встрече с подругами. — Успеешь войти в класс раньше меня, не вызову к доске. Макаров, словно зачарованный, смотрел на преподавателя и, казалось, остался бы здесь навечно, но рванул к двери. Гречкин не успел среагировать и подставить руку, чтобы дверь не грохотала на весь этаж. Зайдя в класс, Кирилла встретил множество заинтересованных взглядов, услышал пару смешков от растекающихся по парте подружек и увидел скучающий вид юноши, который вешался на него минуту назад. Макаров, храня под внешней спокойностью волшебное волнение увлечения, старался не выдавать себя, ибо если он даст волю эмоциям, то успокоить их будет примерно так же сложно, как дожидаться приглашения на прогулку от историка.***
Тёплая ладонь скользнула под толстовку, холодя спину металлом колец, которые слишком нравились Кириллу, чтобы снимать их ради официальной формы одежды. Последний урок Лёша провёл в мучительном ожидании. Гречкин подловил его у выхода из кабинета и шепнул, что ждёт его после занятий в кабинете. О каких логарифмах может идти речь, если все мысли забиты одним человеком? — Ты так поедешь? — парень точно издевался над подростком: касался уверенно, но мало, стоял близко, но не наклонялся к губам, и говорил так просто, пока в глазах плясали чертята. — Поеду куда? — проведя ладонью по дереву стола, Лёша убедился, что однозначно сидит на парте и не упадёт, потому что тело отказывалось слушаться. — Если ты планируешь затащить меня в мотель, как дешёвую шлюху, то вынужден огорчить — до свадьбы ни-ни. — Как насчёт музея? Культурное просвещение, вся хуйня, — юноша пытался разгадать его ход мыслей, но пальцы, пересчитывающие рёбра, мешали. — Через 15 минут у входа. Сердце забилось чаще, когда на губах осело горячее дыхание молодого человека, почти касавшегося носом веснушек на крыльях носа юноши, но Макаров так и остался ни с чем. Софья обладала мистической способностью появляться в нужном месте в нужное время, на общих мероприятиях отходила в тот уголок, который всегда примечал Лёша, как отличное место чтобы избежать избыток общения, на контрольных по физике, которая никак не укладывалась в голове юноши, выходила прогуляться по коридору и попадалась другу, копающемуся в телефоне в поиске ответов, и отвечала на, казалось бы, невероятные вопросы и задания. И сейчас, Лагунова зашла к другу за забытой книгой и застала хозяина комнаты. — Ты вовремя! — улыбнулся он. — А я на свиданку собираюсь. Лёша знал, что нужно озвучить эмоции, рассказать о них кому-то, чтобы ослабить их до той степени, когда их можно свободно контролировать. Гораздо легче произнести вслух догадки и понять, что они глупые и беспочвенные, чем остаться идиотом в будущем. — Настолько всё серьёзно? — прикрыв тыльной стороной ладони рот, девушка давила в себе радостный визг. — Ты уверен в нём? Не пойми меня неправильно, твоя жизнь — только твоя жизнь, но у меня чувство, будто этот союз ожидает какой-то пиздец. — Советский союз тоже ожидал пиздец, однако Гагарина запустили в космос. — Хорошо, — она поняла, что друг отшучивается, чтобы не отвечать на вопрос, ответ на который не знает сам, и перевела тему. — Завтра репетиция, помнишь? Так как наш любимый спонсор задержался здесь, нужно показать всё, на что мы способны. Ширикова сказала, что снимет тебя с уроков, чтобы поставить такой спектакль, который запомнится. — С чего бы жабе так добреть? — удивлённо отозвался Лёша, вытаскивая из кармана телефон. На экране высветилось многообещающее сообщение от Кирилла, и Макаров сквозь ухмылку проговорил, — В любом случае, хоть отдохну от этого мрака. Мне пора, дорогая. Он развернулся к подруге, быстро чмокнул её в макушку и накинул куртку. «Всё получится», думал Лёша, чувствую прилив необычайной энергии и мотивации. — Пиши мне, если что, хорошо? — заботливо попросила подруга, хватая уходившего юношу за рукав. Тот лишь подмигнул и вышел, звучно хлопнув дверью.***
Поездка в музей современного искусства, который завлекал отзывами взрослых дядек и тетек, разбирающихся в этом, на сайте, оказалась напряжённее, чем могла бы быть. Кирилл и Лёша впервые оказались наедине, и ни один из них не знал как разбавить неловкую тишину, царившую с того момента, как мотор зашумел под капотом. Сколько бы Макаров не убеждал самого себя и окружающих в том, что всё в порядке, он не шугается скрипа тормозов, его не охватывает тревога, когда мимо мчится машина на хоть и допустимой, но большой скорости, он боялся садиться в автомобиль, за рулём которого любитель скорости. Даже если считать раскаяние Гречкина искренним, это не отменяет тот факт, что опасность на дороге существует, а в раскрученных до предела негативных мыслях юноши трасса — самое опасное место. Красивые фасады зданий отвлекали внимание, тревога забывалась, Макаров почувствовал себя расслабленнее и, смущённо стреляя глазами, попросил включить музыку. Лёшу нужно завлечь, дать то, что он хочет, зацепить его красивой картинкой, смысл которой он может додумать как хочет. Лёше нужно дать свободу, чтобы раскрепоститься. Гречкин понимал это и потому привёз его в наполненное мазней здание с длинными коридорами, конца которым не было видно. Цветные пятна, жирные мазки, изолента и пластиковые бутылки, тонкие линии, геометрические фигуры не представляли для Кирилла никакой важности, он по-просту не видел в них смысла и подумывал уехать в привычную среду, — бар или кино, — но сияющие восторгом глаза Лёши, похожие на озерную гладь в середине июня, остановили его. Несмотря на задумчивость в нахмуренных бровях, лёгкая улыбка не сходила с лица, кроме тех моментов, когда он подходил к новой экспозиции и внимательно осматривал её, вникая в замысел автора. Макаров слишком красиво светился, чтобы отрубать ток. Через час брождения по залам с белыми стенами и черными потолками Макаров, убедившийся в перенасыщенности искусством, крайний раз попросил сфотографировать его около холста с Джакондой, написанной исключительно красными оттенками, и заявил о намерении уйти. Молодой человек, немного потерянный от количества информации, спокойно согласился и направился к гардеробу, в поворотах пару раз прижимая Лёшу к стене и мелко целуя. — В следующий раз пойдём в кино, — щелчком кнопки открывая машину, Кирилл мельком взглянул на Лёшу, поправляющего волосы. — В следующий раз? — усмехнулся Макаров, плюхнувшись на переднее сидение. — Не припомню, чтобы я говорил о таком, потому что не могу гулять с незнакомцем. Рассматривать экспонаты, конечно, очень здорово, только вот картины о Кирилле Всеволодовиче ничего не рассказали. — Ты хочешь, чтобы я рассказал что-то о себе? Хорошо, — Гречкин завёл машину и загадочно улыбнулся. — Спрашивай. — Почему я должен спрашивать? — возмущённо спросил он, поворачиваясь корпусом к водителю. — Ты хочешь узнать обо мне. — Блять, — прошептал юноша, расплываясь в улыбке от заинтересованности своими интересами парня. — Кирилл Всеволодович, Вы ведь учитесь на историка. А почему именно историк? — С детства приелось, часто читал про крестовые походы и Англию, — он нажал на педаль, и автомобиль выехал на дорогу, что уже не заботило Лёшу. — Ты читать умеешь? Ахуеть, — саркастично удивился подросток, театрально закрывая глаза от шока. — Потом в школе наша учительница рассказывала про раскопки в Африке, — не обращая внимания на колкость, продолжал парень. — Стало интересно, каково это найти то, что лежит в земле много лет, узнать его происхождение. Да чего с этой историей сложного-то? Я всегда легко запоминал даты, события, причины и всё прочее. — Призвание, значит, — протянул Макаров, искренне радуясь за собеседника, — круто. Переходим к следующему вопросу. Какое у тебя было детство? — Хорошее, — тепло улыбнулся Кирилл, тут же вспоминая маму. — Ну, кроме прочего. Отец постоянно пропадал на работе, мог неделями сидеть в офисе, заезжая только чтобы поспать, мной мама занималась в основном. Водила на кружки, делала уроки, рисовать очень любила, — Кирилл остановился и выдохнул грустное облачко, смутившее Макарова. — Она умерла, когда мне было 11 и оставила меня на отца, которому было плевать на меня. Если бы не её сестра, я бы ебнулся. — Ты сказал, что ходил на кружки, — быстро сглотнув комок в горле, юноша опустил ресницы и закусил губу, — на какие? — Плавание, гольф, стрельба, рисование, театралка, футбол, шахматы, астрономия, — загибал пальцы Гречкин, одной рукой держа руль. — Ты ходил в театральный кружок? — в замиранием сердца спросил Макаров, положив руку на плечо парня. — Ты играл дерево или камень? — Мы учили какие-то танцы, стихи, да и спектакли редко ставили, — Кирилл не отвлекался от дороги, хоть желание не прерывать зрительный контакт было огромным. — Я ставлю сейчас «Онегина», — бросил Лёша и под одобряющим взглядом Гречкина скромно продолжил. — Текст Пушкина, 21 век, новое представление романа, короче. — Интересно, — улыбнулся парень, открывая бардачок, специально задевая колени Макарова, и достал оттуда пачку сигарет. — Билеты ещё остались? Я бы в первый ряд сел. — Может быть, — уголки губ предательски поднимались, а щёки поалели. — Что мне ещё стоит знать? — Люблю фильмы ужасов, где кишки, расчлененка и вся сопутствующая ёбань. Терпеть не могу оставлять дела незаконченными, — Макаров насторожился при этих словах, пока Гречкин плавно переходил к самому важному. — Тебе обязательно знать ещё кое-что. Это касается твоей сестры и… — Нет, — коротко отрезал юноша, напрягаясь всем телом. — Лёш, мне нужно это сказать, — повышая голос, Кирилл неосознанно повышал скорость, давя на газ. — Мы не будем обсуждать мою сестру, — холодно сказал он, склыдывая руки на груди. — Я не убивал Лизу, я не хотел этого, — продолжая настаивать на своём, Гречкин всё реже смотрел на дорогу, повернувшись к Лёше. — Ты должен понять, что моей вины нет. — Кирилл, останови машину! — вскрикнул Макаров, с ужасом смотря на спидометр. Сто двадцать километров в час. На ресницах осели мелкие слёзы. — Я ехал с допустимой скоростью, — как безумный говорил он, игнорируя слова юноши. — Останови машину! — подросток схватил ворот куртки и потряс парня, рыча как дохлая собака. — Сейчас же! Скрип тормозов не почудился Лёше, за окном перестали мелькать другие автомобили и люди. Руки тряслись от ярости, а дрожащие губы силились выплюнуть какое-нибудь оскорбление. Макаров разжал кулак, открыл дверь и выпрыгнул из салона, тёмные кресла которой не вызывали ничего кроме отвращения. Уходя от машины, он слышал пустые извинение через открытую дверь пассажирского сидения, которые действовали диаметрально наоборот, они толкали юношу дальше от Кирилла, а не манили обратно. Грязная подворотня с пожелтевшими стенами и то была лучшей компанией, чем Гречкин. Грудная клетка разрывалась от сдавливающей боли, и было плевать, что он наверняка заметил мокрые дорожки на щеках, когда Лёша выходил из машины, потому что слёзы лились горячими ручьями. Достав из кармана телефон, он с пятой попытки, ведь слёзы образовали пелену на глазах, набрал номер и, рвано, часто и неглубоко глотая воздух, приложил устройство к уху. — Да, мой хороший? — сонно отозвались с той стороны. — Юль, забери меня, пожалуйста. Я не знаю, где я, но мне страшно, — всхлипывая, Лёша оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что он один. — Прошу забери меня. — Солнце, включи на громкую, — выждав пару секунд и услышав мычание, девушка продолжила, — зайди в карты и скинь мне местоположение, — послышалась негромкая трель из динамика. — Умница! Стой на месте, я скоро буду. — Да, хорошо, — захлебываясь в слезах, выговорил Лёша и завершил разговор.