***
Светлые стены спальни, всегда казавшиеся полноценными, стали голыми и давили своей наготой. Забытая кофейная чашка на тумбочке отбрасывала длинную тень на тонкую оправу очков. Усталость порождала неправильные, ненужные, но желанные мысли. Откинувшись на спинку кровати, Дима запустил руки в волосы и горько зажмурился. Вина, скрипя острыми зубами, медленно окутывала Дубина цепкими лапами. Он был слишком импульсивен в душевой. Слишком слаб, не смог отказать. Слишком груб, когда она задала пугающий и необходимый вопрос. Слишком идиот. Дима не понимал, как можно чувствовать столько всего одновременно. Стыд, смущение, желание, вину, отвращение к себе, сочувствие к ней. Глубоко выдохнув, Дубин поднялся с кровати и направился в душ.***
— Никогда больше не доверять мужчинам, — злобно процедила Соня, захлебываясь слезами. Отвращение, граничащее с ненавистью, пробивало девушку с пяток до макушки. Содрогаясь в немых рыданиях, она поочередно обвиняла мать, себя, его, мужчин во всех бедах в её жизни. Последний раз такой эмоциональный взрыв был несколько лет назад, перед самым отъездом в детский дом. Соня клялась себе не доводить себя до такого состояния никогда в жизни, но нарушила клятву. А всё из-за кого? Лейтенант Дмитрий Дубин, которого она знала несколько недель. Лагунова, повторяя про себя «Какая же я дура», натянула одеяло на голову и заснула через четверть часа.***
Снежинки кружились в резвом вальсе за окном. Гречкин нервно крутил колпачок от флешки в руке и бегал глазами по комнате. Про себя отсчитывал десятки, успокаиваясь, медленно и глубоко, но негромко дышал. Прислонившись спиной к подушкам, парень устало потёр глаза и повернулся на Макарова. — Как давно у тебя эта запись? — холодным, не своим голосом отозвался Лёша, подняв голову. — Пару недель, — поднялся Кирилл и встал напротив юноши. — Почему не показал раньше? — напряжением вокруг юноши можно было резать сталь. — Искал подходящий момент, — на удивление спокойным голосом ответил Гречкин и виновато вскинул бровь вверх. — Как давно ты в курсе? — направив взгляд воспалённых сапфиров на молодого человека, процедил Макаров. — С самого начала, — он склонил голову вправо, складывая руки на груди. — Он оказался более важной шишкой с большим количеством связей и денег, чем мы. Заплатил ГАИ, подкупил судью, чтобы никто об этом не узнал. Лёша снова посмотрел в экран. Запись закончилась по меньшей мере десять минут назад, но только сейчас Макаров осознал, что он увидел. Видео с камеры видеонаблюдения на улице, где больше года назад Кирилл Всеволодович Гречкин сбил его маленькую Лизу. Красный Ламборгини ехал по шоссе с допустимой скоростью, но водитель вдруг резко вывернул руль на перекрестке вправо, аккурат на порог магазинчика мороженого. Из-за яркого цвета Ламборгини было непросто разглядеть тёмно-синий BMW M8, едущий по встречной полосе на огромной скорости. До столкновения оставалось десять метров, порядка двух секунд, но водитель мрачно-синего авто давил на газ. Видеоряд не содержал звука, но Лёша слышал визг шин, звук сминающегося металла и детский крик. Прохожие начали сбегаться на шум, размахивая руками и бросая все дела. А синий BMW развернулся и уехал. Мгновение, и осознание ударило по солнечному сплетению, оживляя обезболенное сердце. Если бы Кирилл свернул в другую сторону, жертв было бы больше. Движение на обеих сторонах шоссе было оживлённым. Да и он сам вряд-ли выжил бы. Водитель BMW скрылся с места ДТП. Сбежал, как последний гнусный трус. Кирилл Гречкин не виноват… Не виноват. — Прости, я должен был показать раньше, но не хотел взваливать на твои плечи ещё больше дерьма, — проникновенно глядя в глаза, заговорил он в полумраке. — Эта запись не стирает её кровь с моих рук, но проясняет картину. — Ты прав, — вдруг поднялся на ноги Лёша. Сверкнув неожиданно живыми глазами, он приник ближе к молодому человеку. — Спасибо, что показал запись, — прошептал на ухо юноша, юркими пальцами выуживая из кармана Гречкина пачку сигарет. — В чём я прав? — осторожно уточнил Кирилл, кивая в сторону балкона. Переступив порог, Макаров зажмурился от порыва ветра, пахнувшего в лицо, и медленно выдохнул. Холод успокаивал, приободрял и пронзал насквозь свежестью. Поднеся огонёк к кончику, Лёша втянул щёки и блаженно откинул голову назад. Никотин проникал в кровь, разжижая свинцовые мысли. Повернувшись к Кириллу, юноша поднял уголок рта и горько, безысходно хмыкнул. — Пазл сложился, — слабо улыбнулся Макаров, выпуская дым через нос. — Но с тебя не снимается вина, — юноша дал бы руку на отсечение, но не признался бы Кириллу в том, что не винит его. — Всё усложняется. Виски́ кто-то выдавливал изнутри. Выходит, Гречкин всё это время пытался рассказать, как было на самом деле, а не оправдывался? Гречкин говорил правду. В это невозможно поверить. Его грызла совесть. Съедала каждый день, отщипывая по кусочку от души. Конечно, это Кирилл был за рулём машины, которая стала причиной смерти девочки, но настоящим уродом был тот, кто ехал по встречной полосе, кто вжал педаль газа в пол. Кто скрылся с места преступления через двойную сплошную. Кто заплатил за сокрытие улик, за спасение своей жалкой задницы. Ненависть на неизвестного водителя заставила забыть про закравшуюся в каждую клеточку ненависть к Кириллу. Чувства к владельцу синего BMW были ярко-красного цвета, обжигающе горячие, острые на вкус и режущие на ощупь. Ненависть к Гречкину же была чёрной, горькой и давящей. Кажется, Макарову нужно пересмотреть определение ненависти для самого себя. — Твоё мнение обо мне изменилось? — ловя пальцами дым, поинтересовался Кирилл. — Когда тебя стало волновать мнение кого-то о себе? — удивился юноша, выбрасывая бычок в пепельницу. — Когда у меня появился шанс всё исправить, — задумчиво протянул Гречкин и опустил руку на щёку юноши. — Пожалуйста, скажи, что ты обо мне думаешь. — Если считать косвенную вину невиновностью, то ты не виноват, — ласково ответил Лёша и еле улыбнулся, заглядывая в душу парня своими большими воспалёнными глазами. — Ни в коем случае, — жёстко ответил Кирилл, продолжая поглаживать лицо Макарова. Губы задрожали. Прямо в такт бешено стучащего сердца. Лёша поджал губы и внимательно, выжидающе и как-то мягко смотрел на Кирилла. Точно так, как мама смотрела на уставшего, пришедшего с работы отца. Синие глаза вновь налились слезами. — Что мне делать? — умоляюще спросил Гречкин, сглатывая подступавшие слёзы отвращения к самому себе. — Я знаю, что нам нужно делать, — медленно, отскакивая от зубов прозвучали слова. Лёша глубоко вздохнул и прикрыл глаза, — Мы должны наказать виновного. — Меня уже наказали. Под моими колесами умерла Лиза. Это я её убил, — сипло выдавил Кирилл, убирая руку от лица юноши и закрывая своё. — Шрамы каждый день напоминают мне об этом. Ты же прекрасно понимаешь, что никто через год не станет верить моим словам и этой записи. Тот мудак заплатил слишком много, чтобы спрятать поглубже эту запись. Если бы не мой знакомый, доказательств не было бы. Тут уже ничего не поделаешь. — Я не собираюсь мириться с тем, что это хуйло обошел закон, — злобно процедил Макаров, поджигая вторую сигарету. — Это он виноват! Он! Это он нёсся по встречке, на красный, не видя нихуя перед собой! Это он как жалкий трус съебал с места ДТП! Кто знает, что было бы, сверни ты в другую сторону, — неожиданно для себя самого выдал он, вскипая от злости. — Есть ещё кое-что, — тихо проговорил Кирилл, забирая сигарету у мальчишки. Лёша замер. Факт того, что он относительно легко воспринял очевидно шокирующую новость, настораживал. Но Кириллу***
Выпивая одним глотком половину бутылки воды, Дима включил поворотник и выехал на главную улицу. Звонок, разбудивший его среди ночи, был по работе. Дубин с первого дня взял привычку держать звук всегда включенным. Звонила медсестра, дежурившая в ночь, и дрожащим голосом пыталась объяснить произошедшее. Спидометр показывал 108, при допустимых 90. Дима ослабил давление на педаль и нервно закусил губу. Страх клокотал в горле, мысли смешивались в липкий ком тревоги. В больницу зашёл неизвестный, проник в палату Лагуновой Софьи и спустя десять минут покинул больницу через задний вход. По описанию медсестры это был высокий и длинный мужчина с узкими плечами, в черных штанах и темно-зеленой куртке. На голове был капюшон, рассмотреть лицо не удалось. На вопросы и оклики не отвечал. Скинув с плеча ремень, Дима выбежал из машины, на ходу закрывая её и направился ко входу. На местном блокпосте сидела встревоженная девушка и перекладывала бумаги с места на место. Увидев полицейского, она подскочила и вышла к нему. — Слава богу, вы приехали! Спасибо, — протараторила она. — Это вы мне звонили? Где Соня? — закидывал вопросами Дубин, шагая на лестницу. Отделение токсикологии находилось на третьем этаже. — Звонила Наташа, она дежурит на третьем этаже. Она с Соней в палате, — отчиталась девушка, еле успевая за широкими шагами молодого человека. Переступая сразу через три ступени, Дима корил себя за то, что послушал Лагунову и уехал. Пропуская мимо ушей беспокойные комментарии медсестры, Дубин толкнул дверь в отделение и застыл на месте. Заплаканные глаза, получив сигнал от слуха, поднялись на него. Соня подскочила с лавки и побежала к нему, с тяжёлыми свистами дыша. Она, казалось, запуталась в ногах и упала в его объятья из последних сил. Напряжение в теле Лагуновой физически ощущалось, — Дима даже представить не мог, что такая хрупкая внешне девушка способна с такой силой и до побеления пальцев сжимать его плечо. — Вы Наталья? — холодно спросил Дубин, обращаясь к испуганной девушке в белом халате. — Да, — тихо отозвалась она, подходя ближе. — Во сколько это произошло? — не обращая внимания на захлебывающуюся в слезах Соню на руках, продолжал Дима. Блондинка насторожилась. Дубин даже не обнял её… Спина ровная, руки по швам, голова немного приподнята. И пусть. Он сорвался к ней среди ночи и позволял обнимать себя. Пусть он будет молчать, как рыба, стоять на месте, как статуя. Главное, что он рядом, что под ухом, сквозь несколько слоёв гражданской одежды бьётся его сердце! Он собран, серьёзен и сосредоточен. Глупо ожидать от полицейского при исполнении нежностей. — Около часа ночи. Сначала я подумала, что он — уборщик или разнорабочий, они у нас постоянно меняются. Когда он не отозвался во второй раз, я заподозрила неладное и решила проверить каждую палату на этаже, — быстро говорила девушка, перебарывая играющего на нервах скрипача. — Везде всё было также, но в палате Лагуновой был включён свет и стул стоял около двери. Похоже, он подпирал им её. После этого я сразу же позвонила Вам, — проводя рукой по волосам, заключила Наталья. — Вы выключали свет? — Да, перед отбоем, в 22:00 лично прошла по всем палатам, — женщина сделала несколько шагов к полицейскому, обеспокоенно глядя в глаза. — В больнице есть камеры? — он рывком положил левую руку на спину Сони, закрывая её от подошедшей медсестры. — Да. — Уведите её, — устало выдыхая, потребовал лейтенант и развернул девушку, передавая её в руки сотрудницы больницы. Лагунова потеряно заскулила, оборачиваясь к нему, и устремила умоляющий взгляд на Диму. Не оставляй меня, думала она, смахивая с глаз светлые пряди. Прошу, не оставляй меня, почти прошептала она, цепляясь холодными пальцами за его куртку. — Лен, проводи Дмитрия к охраннику, — когда Наталья оторвала Соню от руки молодого человека, на сердце Дубина капнули горячей смолой. Смотреть на перепуганную, встревоженную Лагунову, не находившую себе места от захлестывающей её истерики, было больно. Светло-персиковые, выцветшие до блевотно-бледного цвета, стены были на каждом этаже и в сочетании с желтоватым оттенком напольной плитки вдыхали в коридоры больницы болезнь. Стараясь цепляться взглядом за что-то яркое, Дима мельком читал указатели с номерами кабинетов и специальностью врача, которому принадлежал кабинет. Семеня ногами по лестнице, он горько поморщился от глубокого укола вины. Сквозь приоткрытую дверь с надписью «Комната охраны» виднелись несколько мониторов. Внутри комнаты царил полумрак, потому мужчина с проседью в волосах сразу заметил подошедших. Грузный мужчина с неясным от дрёмы взглядом внимательно выслушал полицейского и придвинул стул к столу. — Нам нужен третий этаж, без пяти час, — скомандовал Дубин и осознал, что вся спина промокла. Он слишком интенсивно поднимался и спускался по лестнице. Расстегнув молнию, он неотрывно смотрел в крайний левый экран и, сняв куртку с плеч, стукнул по пробелу, — Вот он. Михаил, — скользнув глазами на бейдж мужчины, обратился он, — могу я Вас попросить, скопировать запись? — Конечно-конечно, — затараторил охранник, рывком открывая ящик стола с различным оборудованием. — Кто же ты такой? — задумчиво произнес блондин, изучая запись. Долговязая темная фигура чётко контрастировала со светлыми стенами. Скрывшись от одной камеры, он появился на другой. Дима, щёлкнув мышкой, переключился на следущую и нажал на паузу, — Здравствуй, — процедил Дубин, увидев, что свет попал так, что капюшон не отбрасывал тень и осветил лицо. Снова щёлкнув мышкой, он приблизил изображение, — Елена, можете принести воды? — он повернул голову к девушке, которая всё это время тихо стояла в углу, нервно почесывая щёку, и слабо улыбнулся. — Одну минуту, — резво отозвалась она, облегчённо выдохнув возможности занять себя чем-то. Шорох поношенных кроксов быстро удалился, и Дима, достав телефон из кармана, остановил роющегося в столе охранника. — Михаил, вы раньше сталкивались с подобным? — включая камеру, спросил он. — Нет. Бывали случаи, когда к детям рвались нервозные мамаши, но их быстро успокаивали врачи, — добродушно усмехнулся мужчина, пока Дима фотографировал лицо неизвестного. — Это как-то связано с пропавшими девочками? — Дубин вскинул брови, удивляясь осведомленности сотрудника ЧОП. — Видел новости с исчезновениями и Вашу фотографию по телевизору. — Пока не могу сказать, — хмуро отозвался молодой человек, опустив руку во внутренний карман куртки. — Вот, перебросьте сюда, — протягивая флешку, попросил он. Раздался скрип двери, и в комнату вошла Елена с граненым стаканом полным воды. Протянув сосуд полицейскому, она посмотрела на Михаила, ища поддержки. — Спасибо, — тихо сказал Дима и вернулся к просмотру записи. Вот он завернул за угол, прошёл через медсестру, которая привстала и ошарашенно открыла рот. Когда он подошёл к одной из дверей, Дубин замер и наклонился ближе к монитору, не дыша. Промотав запись до момента, когда темный силуэт снова появился в коридоре, Дима проследил за ним до пожарной лестницы и лишь тогда вновь задышал. Осушив стакан наполовину, парень подождал, пока охранник перенесёт запись на флешку, и спешно покинул кабинет, забыв поблагодарить мужчину. — Наталья, можете оставить нас? — сбивчиво попросил Дубин, переводя дыхание после спешки на третий этаж. — Спасибо, — проводив глазами женщину, Дима закрыл за ней дверь и неуверенно шагнул вглубь. Освободившись от пут тёплой куртки, лейтенант повесил её на спинку стула, который был его прибежищем весь прошлый день. Ему следовало объясниться, потому что он крупно облажался. Дима глубоко выдохнул сквозь зубы, собираясь с мыслями, и осторожно опустился рядом с Соней на кровать. — Ты как? — прозвучало слишком клишировано и глупо, но Дубин вдруг забыл все слова. Ответа не последовало, потому он подцепил своим мизинцем лежавший на постельном белье мизинец девушки, сидящей с опущенной головой на самом краю кушетки, — Сегодня в душевой… Я не хотел причинять тебе боль. После твоих слов я чувствую себя виноватым. Прости, — гулко произнёс Дима. Голова девушки вдруг медленно поднялась, и взору молодого человека открылись воспалённые голубые глаза, отливавшие в зелену из-за красноты белков. Это было сравнимо с жестокой пыткой, и Дима не знал, сколько сможет вытерпеть. По молочной щеке покатилась слеза, он по инерции потянулся вытереть её, но одернул себя. Большие испуганные глаза продолжали прожигать его и просили, просили лишь об одном. О спасении. Прикрыв на мгновение глаза, Соня невесомо улыбнулась, подняла ресницы и свела брови к переносице. Дубин напрягся всем телом, готовясь к худшему: спина натянулась как струна, челюсть сжалась, ноздри опасно раздулись, глаза старались не выдавать страха. Но Лагунова не стала нападать. Она обвила его шею руками и резко прижалась к Диме, расходясь новым приступом рыданий. Он обнял её в ответ, чувствуя как болезненное напряжение сходит, но молчал, боясь снова всё испортить. — Дима, — проскулила девушка в шею и, перекинув ногу через парня, села на его бёдра. — Спасибо, что приехал, — успокаиваясь, медленно прохрипела она, дав понять, что не держит обиды. — Я… я не знаю, чтобы делала без тебя тут. Наташа меня разбудила и… Я сразу сказала, чтобы она звонила тебе… Спасибо. — Софа, — только и смог выдавить из себя Дубин, зарываясь носом в светлые волосы. От локонов пахло травяным шампунем и хлоркой. — Я так боюсь, Дим, — протянула она, отодвигаясь назад, и заглянула молодому человеку в глаза. — Что теперь будет? Мне очень страшно, не уходи, прошу тебя. — Куда ж я пойду, — усмехнулся он и заправил прядки за ухо, оставляя ладонь на её лице. — Мы усилим охрану больницы и твоей палаты в особенности, — поглаживая нежную кожу, мягко успокаивал Дима. — Я рядом, я с тобой. — А если мы случайно стёрли улики с Наташей? — встревожилась Соня, ерзая на месте, и кивнула на дверь. — Об этом тебе не стоит беспокоиться. Я уже отправил его фотографию в участок, криминалисты уже едут, — хриплым от резких движений тазом девушки голосом произнес парень. — С тобой всё будет хорошо, обещаю. — Спасибо, — прошептала Лагунова, облегчённо выдыхая и откидывая голову назад. Соня не могла вспомнить, когда последний раз так боялась за свою жизнь. Когда Маша забрала её из «Радуги», девушка столкнулась со страхом безысходности, потому что она знала, насколько отвратительно будет снова оказаться дома и насколько неотвратимо это событие. Но, честно говоря, её жизни дома ничего не угрожало. Мария больше не могла приводить к себе собутыльников, потому что не желала выслушивать нотации от дочери, потому сама уходила к друзьям по несчастью. Безусловно, назвать атмосферу дома безопасной Соня не смогла бы под дулом пистолета. Мать убивала её морально, иногда била, но всё это было привычно. А с животным страхом за жизнь после неизвестного посетителя Лагунова столкнулась впервые. — Замри, — приказал Дубин, заметив что-то тёмное на светлой коже, и перекинул её волосы на правое плечо. — Что такое? — послушно застыв в неудобной позе, встревоженно спросила Соня. — Я только посмотрю, можно? — потянувшись руками к левому уху, попросил разрешения Дима. После уверенно быстрого кивка он загнул раковину вперёд. — Твою мать… — недобро протянул он и прикоснулся к греческой букве. — Омега, — отрешённо прошептал он, переживая шок. — Он меня пометил, — отчаянно заключила Лагунова, потухая на глазах. — Всё в порядке, слышишь? Сейчас, без паники, быстро собирай вещи, Соня, — аккуратно поднимая её голову за подбородок, мягко улыбнулся Дубин и прижал девушку к себе, надеясь, что глаза не выдали того ужаса, что он испытывал. Дима никогда так не боялся за другого человека. — С этой минуты ты под моей личной охраной, и, поверь, я пристрелю любого, кто будет угрожать твоей жизни. Слабо улыбнувшись, девушка скользнула руками со спины лейтенанта Дубина и, замявшись на несколько секунд, наклонилась к его лицу. Обдав его губы горячим дыханием, Соня оставила поцелуй благодарности на его левой щеке и встала на ноги. Набрав номер коллеги повторно, Дима приложил устройство к уху и не спускал глаз с девушки, спокойно перекладывавшей вещи из тумбочки в сумку. На его тонких губах сияла улыбка, щёки украсили милые ямочки. Облегчение переросло в радость и оттеняло счастьем. — Лейтенант Дубин. Вы скоро? — поинтересовался Дима и шире улыбнулся в ответ на улыбку Сони, сидящей на коленях и любознательно смотрящей на него. Слёзы на её щеках высохли, глаза снова стали голубыми. — Отлично. Поднимайтесь на третий этаж. Елена вас проводит. Отключившись от разговора, молодой человек довольно потёр лицо и набрал другой номер. Лагунова уже выгребла все вещи в потертую спортивную сумку и притихла, раздумывая над чем-то. Поднявшись на ноги, она не стала вслушиваться в разговор, подошла к окну и, закрыв жалюзи, сняла кофту больничной пижамы. Дима замер, жадно оглядывая девичью спину, и не заметил, как гудки прекратились. — Дима? — встревоженно отозвались с другой стороны. — Да, — хрипло отозвался Дубин, наблюдая за сползающими вниз по бёдрам девушки штанами, и прокашлялся. — Фёдор Иванович, доброй ночи. Появились подвижки в деле. В больницу проник неизвестный и оставил свой знак на Соне. Мы ждём криминалистов и уезжаем. — Как уезжаете? Куда? — не понимал мужчина, шурша чем-то. Ночная смена была в тягость, и Прокопенко отложил бумаги. — Из больницы. У меня Соня будет в безопасности, под присмотром, — ровно говорил лейтенант, пока Лагунова, надев свитер, тянулась к джинсам. — Записи с камер уже у меня. Необходимо сверить лицо неизвестного с базой данных. — Ты с ума сошел? Нельзя забирать несовершеннолетних свидетелей к себе только потому, что они тебе нравятся! — пробурчал Фёдор Иванович. Дубин молчал. Он встал и подал девушке джинсы, получая в ответ смущенную улыбку. — Омега? — после недолгого молчания, которое очевидно ушло на переоценку ситуации, уточнил Прокопенко, сдаваясь. — Да, — чётко проговорил он, с ноткой восхищения оглядывая уже одетую Лагунову. — Ладно, забирай, — устало выдохнул мужчина. — Сообщу о переводе Сони под личную охрану сотрудника в детдом утром. Ты поосторожней с ней, Димка, — по-отцовски добавил Фёдор Иванович, избавляясь от резкого тона полностью. — Так точно, — усмехнулся Дубин, сбрасывая звонок. — Здравствуйте, — резко произнесла Соня, смотря Диме за спину. — Здравствуйте, — вымученно выдохнул мужчина лет тридцати пяти, ставя небольшой чемоданчик на пол. — Дубин, как тебя каждый раз тянет в самую жопу? Я почти уехал домой, уже мысленно пиво открывал, сидя на диване. — Прости, Сергеич, работа, — развел руками блондин, поднимая с пола спортивную сумку. — Погоди, сначала взгляни на это, — остановив криминалиста, осматривавшего кнопку включения света, положил руку на спину девушки и подвёл её к коллеге. — Них… Ничего себе, — осекся мужчина, рассматривая черный греческий символ за ухом Сони. — Этот урод совсем обнаглел? Заходит среди ночи, — Сергеич поправил перчатки и, достав фотоаппарат, сделал фотографию, — метит девочку, — он поднял сундучок, достал фонарик и скальпель и, внимательнее посмотрев, проложил, — чёрным фломастером? Ужас. Не переживай, я только поскаблю, — тепло улыбнулся криминалист в настороженные глаза Лагуновой и потряс скальпелем. — Возьму краску на анализ. Если откроется аллергия, мы, то есть врачи, будут знать, чем лечить, хорошо? — объяснил Сергеич, прикосаясь к коже холодным металлом. — Всё! Готово! Спасибо за сотрудничество, — он снял частички чернил в зип-пакет и снова тепло улыбнулся, протягивая широкую руку. — Спасибо, — сдержанно кивнул Дима, переводя взгляд на Соню, пожимавшую руку мужчине. — Подожди меня в коридоре, пожалуйста. Девушка покорно вышла из палаты, стараясь не соприкасаться с поверхностями, где могли бы быть отпечатки пальцев. — Выключатель, кровать и вот этот стул. Медсестра сказала, что он мог подпирать им дверь, — перечислил Дубин, обеспокоенно тараторя. — Дим, я в полицию работаю 17 лет, знаю, — наигранно благодарно улыбнулся Сергеич, похлопывая его по плечу. — А её одежда? — На полу за кроватью, — одарив мужчину виноватым взглядом, молодой человек вышел в коридор и бросил на последок, — Спасибо, Сергеич. — Да, конечно, — отмахнулся криминалист, погружаясь в работу. Среди чахнувших стен с информативными табличками о различных видах интоксикации сидела Соня и прижимала к себе его куртку. Увидев парня, она вскочила ноги, впихнула ему в руки пуховик и направилась в конец коридора, бросив через плечо "Я за своей!". Объяснив всё дежурной медсестре, Дима поблагодарил её за оперативность и мягко улыбнулся шедшей из гардероба Лагуновой. — Оформите выписку с утра, после того, как увидите приказ о переводе Сони под мою личную охрану. До свидания! — застегивая куртку, проинструктировал Дубин и подвинул к Наталье расписку с подробным описание причины, датой и временем. Кивнув на прощание охраннику, Дима прежде, чем открыть дверь, одел капюшон на голову Лагуновой и пропустил её вперёд. Пара вышла из больницы, и Соня с наслаждением вдохнула свежий воздух, по которому соскучилась за несколько дней в палате. Они молча прошли к машине и, не сомневаясь в правильности решения, уехали.