Бургомистр. Прежде всего, будьте добры, говорите потише, по возможности без жестов, двигайтесь мягко и не смотрите мне в глаза.
Ланцелот. Почему?
Бургомистр. Потому что нервы у меня в ужасном состоянии. Я болен всеми нервными и психическими болезнями, какие есть на свете, и, сверх того, еще тремя, неизвестными до сих пор. Думаете, легко быть бургомистром при драконе?
Ланцелот. Вот я убью дракона, и вам станет легче.
Бургомистр. Легче? Ха-ха! Легче! Ха-ха! Легче! (Впадает в истерическое состояние. Пьет воду. Успокаивается.)
© Е. Шварц, «Дракон»
— Что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался Ян, вернувшись после аудиенции и увидев, что его товарищи стоят в общей гостиной словно на плацу и, судя по выражению лиц, собираются отчаянно обороняться. — Ты ещё спрашиваешь? — криво усмехнулся Шенкопф. — Это, вообще-то, вас, господин коммандер, потащили в логово Лоэнграмма! — Как видите, пока что он меня не съел, — Ян мягко улыбнулся. — Доктор Ромски, можно, пожалуйста, переговорить с вами? И, если не сложно, в этой Империи вообще есть чай? Раньше, до имперской спецоперации по высадке на Феззане с целью превращения его в плацдарм для «Рагнарока» и последующего переноса столицы, здесь можно было купить самый разный чай на всякий кошелёк — зелёный, чёрный, пуэр, молочный улун и что угодно. У предков феззанцев, как и у его китайских праотцев, он был чем-то вроде национального напитка. А сторонники Рудольфа Гольденбаума, подражая народу немцев с Древней Земли, сделали национальным безалкогольным напитком кофе. Но на самом деле рейховцы вовсе не потомки немцев — соратники Рудольфа набирались из всех уголков Галактики, просто при раздаче титулов они получили немецкие имена и фамилии в соответствии с новым-старым официальным языком Империи. Ян криво улыбнулся про себя — он подумал, что судя по репутации древнего народа, будь рейховцы реальными наследниками земной Германии, Рейхсграмм бы работал. — Что-то новое о возможности переговоров? — спросил Ромски, когда они остались наедине. — Не совсем, — Ян нахмурился, вертя в руках чашку чая. Он бы предпочёл картонный стаканчик, или кружку из грубой керамики, но ему досталось изящное нечто из тончайшего костяного фарфора, расписанное розами. Насколько он успел оценить на глаз, соратники Ульянова могли бы на основании одного этого сервиза сварганить трёхчасовой ролик о хищнической придворной хунте, обворовавшей трудовой народ. Зато имперский чай оказался хорош, и даже весьма. — Вы нужны мне как врач, не как политик, и это должно остаться между нами, это уже важно с политической точки зрения. — Вас что-то беспокоит? — прищурился тот, явно решив, что Ян все-таки довёл себя до цирроза печени. — Да… — Ян почесал в затылке. Болезнь кайзера могла сыграть важную роль в будущих политических раскладах, так что действительно беспокоила. — С чем могут быть связаны сильные головокружения с учащённым пульсом? — Я бы предположил проблему с сердечно-сосудистой, но необходимо более тщательное обследование, анализы, — пожал плечами тот. — Может быть, есть что-то ещё? Например, потеря или набор веса? — Да, пожалуй потеря веса, — Ян задумался. — И что самое важное, была краткосрочная галлюцинация в эмоционально тяжелой ситуации. Скажите, это может быть проявлением шизофрении или чего-то такого? — Кратковременные галлюцинации, особенно на фоне соматической болезни и экстремальных стрессов, возможны у большинства людей и сами по себе о психической болезни не говорят, если не было ещё чего-то, например, спутанности сознания, навязчивых бредовых идей, — успокаивающе произнёс Ромски. Интересно, желание завоевать Галактику — это бред в медицинском смысле? — Но, конечно, ничего нельзя сказать без полной картины. Тут может быть что угодно: последствия травмы головы, анемия различного генезиса, пороки сердца… как я уже говорил, необходимо всестороннее обследование. Значит, сумасшедшим Лоэнграмм, со всеми своими явлениями призрака, может не быть. Ян потёр подбородок, снова глядя на чашку. — Бодрящие напитки, типа чая или кофе, могут привести к такому? — спросил он. — Вы сказали, что это может быть сердце… вроде бы, кофеин не полезен? — Не думаю, что вам стоит беспокоиться из-за чая, он наоборот при регулярном потреблении снижает вероятность их развития, — снова успокаивающе произнёс Ромски. — В Альянсе и на Феззане продаётся кофе с безопасным содержанием кофеина. Не знаю насчёт того, что пьют в Рейхе. Там оно может быть в несколько раз выше. Ян задумался. Вряд ли имперские врачи настолько тупые, что не способны выявить у своего Императора болезнь сердца и связать её с потребляемым кофеином, к тому же, Ян не был уверен, какой конкретно кофе пьёт Лоэнграмм. Возможно, аналогичный альянсовскому. С другой стороны, возможно, не так уж его хорошо лечат, намеренно подстёгивая течение болезни опасным именно в случае этого конкретного человека напитком, как медленным ядом.***
— Так вот, как я уже говорил, на Древней Земле чай выращивали на плантациях Китая и Индии, — герцог Том слушал с аристократической вежливостью, но явно все сильнее недоумевал, зачем это вражеский командующий прицепился к нему с обсуждением напитков, тем более, безалкогольных. Нужно это исправить. — Лично я предпочитаю пить чай с бренди, но многие любят с молоком, лимоном или мятой. А вы, наверное, больше привыкли к кофе? Не пробовали с бренди? — Кофе можно пить с коньяком, а это, по сути, вид бренди, — блеснул познаниями в алкогольных напитках герцог, всё еще старательно изображающий дружелюбие. А вот другой рейховский офицер, угрюмый мужик с ожесточённым взглядом и протезом на месте правой руки, явно хотел скорее избавиться от Яна. Он был явно из тех, кто, как и сам Ян, впрочем, терял в бою товарищей и теперь не мог принять, что с недавним противником нужно общаться вежливо и уважительно. Но эти вежливость и уважение могут закончиться в любой момент и не стоят даже краденной рейхсмарки, так что зря он расстраивается. — А правда, что рейховский кофе, ну, сильнее вштыривает? — Ян застенчиво улыбнулся и почесал в затылке. — Если выпить с коньяком, не будет, мм, особого эффекта? — Сейчас наш кофе не особо отличается от того, что пьют в бывшем Альянсе, — Яна больно поцарапало этим будничным «бывшем». — До кайзера Лоэнграмма в нашем правительстве сидели сплошные старцы, которые берегли свои заплывшие жиром сердечки, вот он и вышел из моды. Если хотите попробовать, конечно, старый тоже можно закупить, я бы с премногим удовольствием пригласил вас разделить со мной пару сто… чашечек. Непонятно, какой именно кофе пил Лоэнграмм. И нет ли вероятности, что ему подмешивали какое-то вещество, становящееся опасным в сочетании с кофеином? Это даже не яд в полном смысле. Впрочем, сейчас Ян, как говорят феззанцы, гадал на кофейной гуще. Слишком мало точных сведений. — Я был бы рад попробовать, учитывая мои проблемы со сном, — Ян мягко улыбнулся. — Если, конечно, это никого не затруднит. Впрочем, боюсь, отпущенное мне время полностью зависит от вашего многоуважаемого Императора. Спасибо, господа. Честь имею! На прощание Ян, всё ещё мягко улыбаясь, приложил руку к голове, имперцы повторили его жест. С некоторым запозданием он подумал, что, возможно, однорукому это не так-то просто. Он всё еще выглядел озлобленным, уходя, Ян спиной чувствовал его тяжёлый взгляд.***
Как ни странно, Ян не ложился спать. Вместо этого он сидел в неудобно-вычурном кресле перед монитором, закинув ноги на стол, и изучал всё, связанное с внутриимперской политической жизнью последних дней, что мог найти, иногда прерываясь на размышления. Лоэнграмм, как и Оберштайн, выманил его на переговоры, чтобы арестовать вместе с влиятельными на Изерлоне сторонниками демократии, это понятно. Но заменил камеру более комфортными условиями против воли Оберштайна, хотя это по сути всё равно арест. И Ян так и не понял, чего, в итоге, Лоэнграмм хочет этим добиться — начинало складываться ощущение, что ему просто не с кем общаться, но Ян живой человек со своими твёрдыми принципами, а не говорящая кукла для одиноких подростков. Впрочем, сейчас-то Лоэнграмм уже не подросток. Почему-то вспомнилось ощущение хрупкого тела в руках, с сумасшедшим сердцебиением… Интересно, эти имперцы своего кайзера вообще кормят? Ян сам не заметил, как провалился в тяжёлый полусон. На этот раз Оберштайн, снова почему-то слившийся с отцом, с фальшиво-ласковой улыбкой обещал, что если Ян будет послушным мальчиком, то получит подарок, и показывал ему куклу с золотыми волосами, но кукла была сломана — искусственные глаза на пружинах вываливались из глазниц, руки на шарнирах были вывернуты под неестественными углами… Разбудило Яна то, что кто-то грубо толкнул в плечо. Разлепив веки, он увидел того однорукого офицера с мрачной мордой. В живой руке был бластер. — Для вашей безопасности! — отрывисто бросил он. — Быстро покинуть помещение!