Ланцелот. Люди испугались бы, увидев своими глазами, во что превратились их души. Они на смерть пошли бы, а не остались покоренным народом. Кто бы тогда кормил вас? Дракон. Черт его знает, может быть, вы и правы. Ну что ж, начнем? © Е. Шварц, «Дракон»
Ян в который раз подумал, что решения Лоэнграмма оказываются неожиданными для него. Вроде бы, мотивация кайзера должна быть более-менее понятной — он хочет власти, хочет доказать своё превосходство над Яном, но пытается соблюдать видимость «благородства». Но на самом деле Ян все время ошибался в своих прогнозах относительно него, и не мог понять, отчего так происходит. Вот и приказ об аресте и помещении под стражу Оберштайна и его доверенных лиц стал для Яна совершенно неожиданным. Впрочем, чуть подумав, он понял, что это не такая большая проблема, как принудительное купанье при помощи пожарного гидранта. Сейчас Вэньли чувствовал себя мокрым и несчастным котом, упавшим в таз. Китель и берет он снял, а заменить штаны и противно облепившую тело рубашку оказалось нечем. Впрочем, члены демократического правительства чувствовали себя ещё более неловко, а вот герцог Том без всякого смущения разделся до трусов, подмигнув учёной-террористке. — Мой кайзер, — Оберштайн позволил нацепить на себя наручники, с совершенно каменным видом разглядывая фигуру герцога. — Я не буду оспаривать ваше решение, потому что признаю свою вину в том, что слишком поздно выявил готовящееся покушение, но хочу обратить ваше внимание, что крайне не разумно оставлять на свободе доказанных экстремистов и подозреваемых в экстремизме. — Ульянов, Рудная и гости с Изерлона под наблюдением и понимают, что сейчас в их интересах соблюдать спокойствие, — холодно проговорил кайзер. — А в невиновности обер-лейтенанта Томаса… — Лоэнграмм запнулся, видимо, тоже позабыл фамилию. — В невиновности Тома я уверен. Если вы верите в мою гениальность, то должны принять это. — В истории часто встречались случаи, когда авторитарные правители излишне доверяли своим спецслужбам, кормивших их историями о выдуманных заговорах и угрозах, чтобы увеличить свой бюджет и распилить его. — Встрял Ульянов. Он оказался очередным обладателем тяжёлого взгляда холодных серых глаз, как и Лоэнграмм с герцогом, впрочем, Яну они напоминали скорее свинец, чем сталь. Вид у него был довольно измученный, но в этом человеке все равно чувствовалась энергия, вечно сонному Вэньли и больному Лоэнграмму на зависть. — Адмирал Ян, как специалист по истории, может подтвердить! — Да, припоминаю что-то такое, — Ян почесал в затылке. С мокрых волос все ещё стекала вода. Ему было очень холодно, больше всего он хотел сейчас в тепло, а потом попасть в больницу к Юлиану. В который раз Ян подумал, что все эти люди выучили его досье наизусть, каждый со своими целями. — Херр Ульянов, проявите хоть каплю благодарности за то, что его величество Лоэнграмм отменил вашу смертную казнь, выпустил вас из камеры и выделил чистую одежду! — рявкнула Хильдегарде фон Мариендорф, заметив, что оппозиционер собирается высказать что-то ещё. — Я вызываю подкрепление с полотенцами и прочим необходимым, — добавила она чуть мягче. — Фройляйн Рудная, я полагаю, вы тоже хотите переодеться? Какой размер платья и туфель вы носите? — Главное, чтобы у меня были средства химзащиты для работы с реагентом, чтобы определиться с конкретным типом ОВ. Все это понадобиться мне, когда мы прибудем в больницу, — поморщилась «биотеррористка». Обе они старательно игнорировали раздетых и полураздетых мужчин. — Кстати, пожалуйста, называйте меня фрау. Не понимаю я это разделение женщин на фройляйн и фрау в зависимости от замужества. Почему о женщине судят по наличию у неё мужчины? — Это просто традиция, — растерянно ответила Мариендорф. — Надо подумать об этом… Судя по всему, скоро кайзеру следовало ждать законопроекта о запрете обращения «фройляйн». — Der Neuling — это группа веществ, он бывает нескольких видов, — пояснил Ульянов. — Пользуясь случаем, хочу поблагодарить господина Оберштайна и представителей его службы за то, что меня пытались им отравить. Анастасия помогла мне выжить. — К сожалению, благодарить меня не за что, — ответил тот. Яну совсем не нравился его спокойный вид. Он был уверен, что от министра безопасности так просто не избавиться. — Я не имею к этой постановке ни малейшего отношения, как и к нынешней. — И это значит, что мы сможем спасти отравленных, — уверенно бросил Лоэнграмм. — Не пилил Оберштайн бюджет, он же денег почти не просил, там пилить нечего. Ян, вы замёрзли? — внезапно сообразил он. — Вот, возьмите, а рубашку снимайте! — кайзер с почему-то смущённым видом накинул на плечи Яна свой китель. Из-за повышенного содержания серебра в отделке он оказался очень тяжёлым, но зато сухим и нагретым. Сразу стало намного лучше, хоть и не хотелось этого признавать. — Благодарю вас, — тихо ответил Ян. — Благадарю всех вас за помощь. Сейчас ему была критически важна помощь Юлиану, споры с имперцами могут подождать. — Увести задержанных, — приказал Лоэнграмм, махнув рукой, чтобы все «отравленные» садились в машины. — Фрау, — обратился он к Мариендорф, — берите Ульянова и четырёх солдат, а так же всё, что сочтете необходимым, и приступайте к расследованию. Надеюсь на вас. Мы с фрау Рудной отправляемся в больницу.***
— Я был уверен, что отправлюсь в тюрьму, — признался герцог. Он был бледен и непривычно серьёзен. — Уже попрощался с жизнью. Не понимаю, почему его величество уверен в моей невиновности. Сейчас я подумал… Не знаю, смог бы я держаться, как Алёшка Ульянов. Учитывая, в какой колонии его держали, удивительно, что он не сломался, не ожидал от него… Яна сейчас не очень волновало все то, что не касалось Юлиана. Перед глазами вставали разные моменты из прошлого: вот Юлиан готовит, а вот пылесосит пол, чтобы Яну было комфортнее, вот слушает рассуждения Яна о политике… теперь казалось, что он преступно мало уделял времени приёмному сыну, не спрашивал, что его беспокоит, только сам вечно говорил о том, что волновало его, Яна. Если бы можно было вернуться в прошлое, Ян бы сам пылесосил полы и готовил, лишь бы Юлиану было хорошо! — Кайзер знает, что ты бы никогда его не предал, — ответил тем временем однорукий, чьё имя Ян так и не узнал. — И ты совсем не из тех, кто хочет возвращения старых порядков — ты же интересуешься высокими технологиями и правами человека! Ты бы точно не стал травить адмирала Яна! Всех их волнует адмирал Ян, а на Юлиана плевать… Как будто один человек может быть ценнее другого! А ещё что-то говорят о правах! — Не стал бы, — согласился тот. — Адмирал, вы знаете, я ведь раньше всерьёз думал о том, чтобы сбежать в Альянс и вступить в розенриттеры, но потом узнал Лоэнграмма и поверил в прекрасный Рейх будущего, что мы тоже можем построить государство, где жизнь и личность не будут пустым звуком… повернись все чуть иначе, моим командиром сейчас могли бы быть вы… Он улыбнулся с какой-то скрытой горечью. — Надеюсь, у меня на службе вы бы не стали подставлять лейтенанта Минца, — не удержался Ян от шпильки, хотя вообще-то хотелось высказать гораздо больше, просто не стоило устраивать сцену при свидетелях. — А что за колония, в которой держали Ульянова? — Страшное место, были слухи, что охрана систематически избивает и насилует заключённых, — нахмурился герцог. — Особенно этих Культистов Земли. Оберштайн же не полностью их выдумал, такое движение действительно есть. Мне лично они абсолютно не нравятся, я вообще не религиозен, но на террористов они не похожи, просто упоротые придурки. Их заставляли публично отрекаться от своей веры под угрозой изнасилования, пытали током, в общем, ломали психологически. Впрочем, лично я, конечно, не видел. — Под пытками люди признаются в самых невероятных вещах, например, можно вспомнить процесс над тамплиерами, — проговорил Ян задумчиво. — Надеюсь, мы ещё узнаем это точно, но не в роли заключённых. — Продолжительная сильная боль способна вызывать изменённое состояние сознания, как у жертвы, так и палача, — вступил в разговор доктор Ромски. — Поэтому под пытками даются самые причудливые фантастические признания, которым нельзя верить. — Ульянов не выглядит сломанным или сумасшедшим, — заметил герцог. Ян был с ним в целом согласен, но точно сказать сложно. Родные альянсовские демократы вряд ли решились бы дерзить в глаза Лоэнграмму, по крайней мере те, что пролезли в верхушку. Но, возможно, на Феззане любой демократ обязан стать отмороженным. — И девушка тоже. Анастасия… красивое имя. Может быть, их не пытали, или пытали немного… — Не похоже на «прекрасный Рейх будущего», — заметил доктор Ромски. — Простите, молодые люди, не хочу вас задеть. — Лоэнграмм мог просто не знать, — угрюмо ответил однорукий. Яну показалось, что в это никто не верит, включая его самого. — Мы прибыли, — сообщил герцог, выглянув в окно. — Надеюсь, ваш воспитанник выздоровеет, адмирал Ян! Простите!