Я достал рыбу, которая создана для того, чтобы ее ели. Она смеется от радости, когда ее варят, и сама сообщает повару, когда готова. А вот индюшка, начиненная собственными индюшатами. Это так уютно, так семейственно. А вот поросята, которые не только откармливались, но и воспитывались специально для нашего стола. Они умеют служить и подавать лапку, несмотря на то что они зажарены. Не визжи, мальчик, это совсем не страшно, а потешно. © Е. Шварц, «Дракон»
Если бы у устрицы была нервная система, она, конечно, чувствовала бы, что её едят заживо. Но ей совсем не больно, она же моллюск, не имеющий каких-либо нервов и органов чувств. С людьми тоже так бывает — ты ничего не замечаешь, а тебя уже едят. С наслаждением. Устрицы были вкусными. Ян никогда не считал себя большим ценителем подобного, но тут проникся. Оказывается, это настоящее наслаждение — есть их заживо, кто бы мог подумать. Приступ чёрного отчаяния, накрывший его ещё в душе, немного отступил, хотя никуда не исчез. Лучше было бы, пожалуй, напиться и вырубиться, но Ян не хотел делать этого — во-первых, не стоило пить до потери самоконтроля при Лоэнграмме, во-вторых, Юлиан постоянно упрекал его за частое злоупотребление спиртным, и ради него хотелось измениться, не делать того, что могло бы его расстроить. По крайней мере, Ян снова владел собой. С кайзером сейчас лучше вести себя осторожно и вежливо — не стоит дерзить, когда лечение Юлиана целиком зависит от доброй воли Лоэнграмма. Впрочем, последний явно решил сменить тактику — пытается обаять Яна. И даже подружиться с ним, что ли… как только Ян на это поддастся, его, разумеется, выкинут на мороз вместе с Аль-Фасильской республикой. Не следует покупаться на это — Лоэнграмм не перестал быть захватчиком от того, что находит нужные слова, чтобы успокоить его, и пустил в свои покои, чтобы обезопасить от дальнейших покушений. Он — хищник по натуре, и это просто более сложный способ сожрать Яна, подчинить себе. И он был готов арестовать их всех… просто в последний момент решил сделать красивый рыцарский жест. Лоэнграмм любит такое, но уж точно не по доброте. А потом, при покушении, разозлился, что спецслужбисты нарушили его волю. Следует подыграть, возможно, даже попробовать перехватить инициативу и постараться максимально расположить его к себе. Хотя сейчас на это нет сил. Лоэнграмм же, казалось, нервничал — постоянно кидал на Яна какие-то странные взгляды и краснел. Возможно, тоже хочет сделать выговор за алкоголизм? Но сам кайзер пил один бокал за другим с таким видом, словно не замечает, что делает. Хотя он же и предложил. Лоэнграмму идёт, когда он проявляет какие-то простые человеческие эмоции вроде смущения. Но всё же его неоспоримая красота вызывала у Яна раздраженную злость. Чувство было настолько стойким и иррациональным, что он списал его на зависть. Сам Ян с детства был мелким и невзрачным, и рядом с красивым эффектным кайзером выглядел как побитый жизнью брошенный кот рядом с холёным наглым выставочным сиамом. Лоэнграмм же тем временем начал с кем-то ожесточённо переписываться в сети, вертя в руках какую-то бумажку. Теперь он совсем не обращал внимания на Яна, а лицо приняло максимальное злое выражение. — Мне надо уйти, — бросил Лоэнграмм резко после очередного сообщения и встал. Его лицо побелело, а на щеках выступили желваки. — Никуда не выходи из покоев и ничего не заказывай без меня, это важно! Он накинул оставленный Яном китель и вышел. Недосказанность сильно обеспокоила. Ян проверил, не писали ли ему Рудная или Вальтер — вдруг что-то с Юлианом? — но от них сообщений не было, только ответ от Фредерики, которой он до этого написал, что в порядке, но переговоры затягиваются на неопределённый срок. Ян подумал, что сейчас, когда её нет рядом, очень скучает — хотелось крепко обнять кого-то, прижать к себе, утонуть в коже и волосах, не оставаться в одиночестве. Ян успел прикончить вино и открыть терранский коньяк из минибара, прежде чем кайзер вернулся. Коньяк — вид виноградного бренди, производимый в месте на Древней Земле, называющимся Коньяк, и делается по старинной технологии. Ян никогда прежде не пробовал подобную редкость. С учётом того, что у Оберштайна, судя по всему, какие-то мутные разборки с Террой, возможно, скоро коньяк исчезнет полностью, нужно ловить шанс… — Я должен по… — Ян запнулся. Его развезло намного сильнее, чем ему казалось. — По… интере… соваться, что произошло! — Ничего особенного, — кайзер поморщился и сжал ладонями виски. — У меня оказывается есть повар-убийца. Могу вас познакомить, но, пожалуйста, завтра — меня уже тошнит от этих рож, а он сейчас занят — даёт показания. — Повар-убийца? — Ян криво усмехнулся. Ему это вдруг показалось очень ироничным. — А ты знаешь, что устрицы не чувствуют, что их едят, потому что у них нет ни мозга, ни нервов? — решив, что хочет спать, он встал, но запнулся о край ковра и чуть не упал, повиснув на подхватившем его кайзере в позе танцовщицы танго. — С людьми так тоже бывает, — он отодвинул упавшую ему на лицо золотую прядь и заправил Лоэнграмму за ухо, кажется, очень смутив его — Император Галактики буквально застыл, хотя давно уже мог бы выпустить Яна из объятий. — Человека уже едят, а он не замечает ничего подозрительного… Ладно, я спать. Спокойной ночи. — Скорее наоборот, — пробормотал Лоэнграмм, разморозившись. — Человек не замечает, когда кого-то ест.***
Ян уснул мёртвым сном, даже Оберштайна с очередными отеческими наставлениями не увидел. Наступившее серое утро заставило его изменить своей не любви к кофе и разделить с кайзером этот имперский напиток. Кофе был крепким, но какого-то особого эффекта от него Ян не почувствовал — спать хотелось по-прежнему. Но он твердо решил, что должен поехать к Юлиану, а выспится когда-нибудь потом, если это потом, конечно, вообще настанет. Хотя отоспаться вдоволь было его самой вожделенной мечтой. И всё же, вряд ли приступы Лоэнграмма связаны с кофе, хотя Ян по-прежнему не мог выделить основную гипотезу. Император, кстати, очень забавно смотрелся со спутавшимися после сна локонами. Только Ян оделся, как в покоях кайзера появился адъютант, сообщивший, что его величество Лоэнграмма срочно желает видеть гранд-адмирал Миттермайер. — Пусть войдет, — без особого энтузиазма разрешил тот. Ян навострил уши — нужно знать, что же такого срочного произошло у имперцев. — Мой император! — Волк Бури был бледен и выглядел совершенно потерянным. — Примите мой рапорт об отставке! Я дискредитировал вооружённые силы Рейха!