Разносчик (бойким шепотом). А вот кому закопченные стекла? Посмотришь — и увидишь господина дракона копченым. Все тихо смеются. 1-й горожанин. Какое безобразие. Ха-ха-ха! 2-й горожанин. Увидишь его копченым, как же! Покупают стекла. © Е. Шварц, «Дракон»
— Слышь, уебок! — негромко, но очень угрожающе выругался один из Яновских сопровождающих в форме без опознавательных знаков и в масках, схватив повара-убийцу за ворот и встряхнув, как пёс крысу. — Ты че юлишь, падаль?! Мне, бля, сейчас голову тебе проломить ничего не стоит, усёк, мразь? А ну быстро рассказал, как делают сайоксин и на что конкретно он влияет! Ян с большим трудом, но узнал по голосу вежливого герцога. Сам он, конечно, не одобрял подобное обращение с задержанными, но сейчас он — лишь гость имперцев, и не может мешать им вести себя в соответствии с их законами и обычаями. Точнее, не хочет. — Таких тайн я не знаю! — выплюнул Вагнер, злобно сощурившись, и оскалился. Яну на миг показалось, что сейчас у него вырастут клыки и змеиное жало. — При редком употреблении сайоксин — просто расслабляющая дурь, быстро выводящаяся из организма! Если вам нужны секреты ведомства Оберштайна, ловите полковника Тайного отделения имперской службы безопасности, Ингвара фон Руне, пока он не съебал на фронтир! — Это ещё че за мразь? — лениво протянул Ян, с удивлением обнаружив, что сам перешёл на тот же стиль общения, что и Том. — Ингвар фон Руне — руководитель боевой группы службы безопасности, — повар-убийца закурил из лежащей на столе пачки, демонстративно не спросив разрешения. — Адмирал Ян, вы же сами прекрасно понимаете, что приказ Оберштайна устранить вас, если вы окажетесь в зоне моей досягаемости, мне был совершенно не выгоден, особенно после того, как кайзер за такое арестовал его! Меня бы он казнил и не поморщился, не разбираясь! Мне сейчас не выгодно вас обманывать, я — человек ма… — Это мы уже слышали, — Ян потёр подбородок, как иногда делал, задумавшись. — Про арест что за птичка начирикала? — Прослушка в казарме Миттермайеровского корпуса, — Вагнер пожал плечами с таким видом, словно это было чем-то само самой разумеющимся. — Один из них поделился с другом, по голосам я их не определил. Могу показать датчик и запись, чтобы вы поняли — я кристально честен! — Всё это обязательно будет проверено, — фальшиво-дружелюбным тоном протянул Ян. — И если найдётся хоть одна несостыковка, не могу гарантировать, что редкая, — он сделал упор на этом слове, — доброта кайзера сможет избавить вас от виселицы. Так что там с полковником Руне? — Этот человек — фанатик войны, преданный Одину и идее великой Империи, — херр Вагнер мрачно улыбнулся. Глаза у него, видимо, от сигаретного дыма, налились красным. — Он живёт войной, он дышит войной. Раньше служил Брауншвейгу, но разочаровался в нём и даже запостил в блоге разгромный отзыв на его полководческие качества, вот тогда-то наш грозный министр его и приметил… — повар-убийца сделал затяжку и кинул окурок в пепельницу. — Только теперь звезда министра погасла, как эта сигарета, — протянул он задумчиво. — Руне командовал секретными спецоперациями на фронтире, в том числе участвовал в столкновениях конкурирующих формирований на Терре, во время вторжения Альянса в Рейх занимался партизанской войной, а после на Хайнессене под видом Культиста Земли собирал и тренировал рыцарей-патриотов для Трюнихта, тот, кстати, до самого Вермиллиона не догадывался, что его хозяева — не Феззанцы, которым он задолжал, а выкупившее у них его долги вместе с жопой Тайное отделение. Вот так вот… если спросите, откуда я это знаю, то я участвовал в вербовке самых отчаянных бойцов, которым нечего терять, для этих спецопераций, — добавил он, чуть подумав. — Моё, хм, прошлое помогло мне в этом. Впрочем, Руне, как я говорил, фанатик, и держит своих ребят в строжайшей дисциплине: за насилие и мародёрство стреляет на месте. — Что же, не буду отвлекать вас от составления подробнейшего списка всех, кто участвовал в торговле сайоксином, имел контакты с Террой или сам является зависимым. — Ян поднялся со стула. — И плана расположения прослушки во дворце и казармах, конечно. Плодотворной вам работы! Ах да, чуть не забыл, — он смущённо почесал в затылке. — Если вспомните, что министр Оберштайн или кто-то из его подчиненных приказывал вам отравить его величество Лоэнграмма, или если вы подозревали нечто подобное — обязательно напишите! Ян вышел в коридор буквально на автопилоте. Он делал вид, что не узнал ничего, имеющего для него огромное значение, но на самом деле он был просто придавлен информацией о Трюнихте. Как никто в Альянсе ничего не заподозрил раньше? Как? И он сам не распознал, что это не просто донельзя циничный и недальновидный при всей своей изворотливой хитрости политик, а агент влияния Рейха… Оберштайн просто обвёл его и весь Альянс вокруг пальца! Ян чувствовал себя в очередной раз оплёванным от этой мысли. Он же выполнял приказы Трюнихта и его правительства, считая их законноизбранной властью… Зато, Оберштайн обнаглел, решив, что он — самый умный, и теперь совершил огромный промах, попытавшись убить Яна перед носом у кайзера. Головокружение от успехов, если вспомнить историю, нередкая причина падения политических деятелей. — Эти ублюдки ответят мне за смерть Шлагга! — кровожадно прорычал Том, сорвав маску с лица. В его глазах Яну тоже внезапно почудился кровавый отблеск. — Он был хорошим солдатом… я должен был понять, что у него проблемы с веществами, должен! Что я за командир такой!.. — Бывает, люди умеют скрывать свои тайны не от противников, а даже от друзей и близких не хуже, чем любой профессиональный спецагент, — пробормотал Ян, всё ещё размышляя о Трюнихте и его окружении. Шлагг для него так и остался трупом без половины черепа, заляпавшим пол разлетевшимися во все стороны ошметками мозгов. И это он отравил Юлиана, так что как-то сожалеть о нём Ян просто не хотел и не мог. — Не думаю, что в его смерти есть ваша вина, обер-лейтенант. Сейчас нам нужно проверить, есть ли фон Руне среди арестованных оберштайнистов, и если нет, немедленно перекрыть вылеты с Феззана и разослать ориентировки. — Если он из Тайного отделения, вполне мог сменить внешность и имя, — заметил герцог, проверив сообщения. — Займусь этим. А вас желает видеть его величество. Ян тоже проверил сообщения. Доктор Ромски осведомлялся, всё ли у него в порядке и состоятся ли вообще переговоры. Ян постарался успокоить его, написав что работает над этим. Кроме того, Лоэнграмм тоже сообщил, что желает видеть.***
Лоэнграмм, видимо, немного пришёл в себя, но был ещё бледнее обычного, хотя, казалось бы, некуда. — У тебя глаза красные… — с подозрением оглядел он Яна. — И смотришь ты на меня так, как будто хочешь перегрызть горло. Ты что, вампир? — он усмехнулся, — это объясняет тот факт, что днём ты обычно спишь. Ян сглотнул, пытаясь скрыть свои истинные чувства за смехом. Почему-то в голове живо встала картинка, как в белую кожу на шее Лоэнграмма медленно входят вампирские клыки, как красиво на ней будут смотреться рубиновые капельки крови… — Это влияние Империи, — Ян криво улыбнулся, не отводя от Лоэнграмма взбудораженный взгляд. Он чувствовал стук собственной крови в ушах и никак не мог избавиться от вязкого, тянущего желания. — Империя, Empire, и Wampire, вампир — на альянсише почти одно и то же. Ян и раньше видел, как Лоэнграмм неотступно наблюдает за ним из-под прикрытых век. Хищный, голодный взгляд, будто хочет съесть. Это не было неприятным, скорее будоражило кровь, но головой Ян считал собственную реакцию неадекватной. Неужели император правда решил затащить его в постель? Зачем? Ян вообще не считал себя привлекательным, и в подобной ситуации был впервые, так что не знал, как реагировать. Проблема даже не в том, что император не примет отказ, а в том, что для успеха переговоров выгоднее уступить. Фаворитизм — одно из слабых мест монархии и авторитаризма в целом, и казалось логичным попробовать перебороть систему изнутри, просочившись в эту брешь подобно вирусу. Но Ян не очень верил в подобное везение и старательно искал подвох. И ему казалась достаточно очевидной мысль, что Лоэнграмм, по рейховской логике, весьма похожей на тюремную, хочет его унизить, пометить как своего, обесчестить, если говорить их языком. В таком случае, гораздо выгоднее игнорировать его провокации. Ян искренне не понимал всяких игр в набивание себе цены и никогда в них не учавствовал, но сейчас ему необходимо заключить какой-то приемлемый договор о мире, и других козырей у него просто нет. — Думаешь, Империя действительно пьёт мою кровь по ночам? — Лоэнграмм улыбнулся, высокомерно вскинув голову и тряхнув волосами, так что они рассыпались по плечам, позволяя Яну оценить, как красиво на них играет бликами свет люстры. Ян замер, не зная, что говорить. Снова кольнуло злостью от того, что он узнал о Трюнихте. Лоэнграмм наверняка считает его наивным идиотом! Интересно, почему не вывалил на него всё это раньше? — Что ты думаешь про всё это? — Лоэнграмм, видимо, решил всё-таки перейти к делам. — Узнал то, что хотел? — Пожалуй, сначала мне нужна хотя бы чашка чая, — проговорил Ян задумчиво. Действительно, ему просто необходимо успокоиться! — Может быть, хочешь попробовать? — Главное, пирог закажи! — Лоэнграмм заглянул в приложение через плечо Яна, видимо, совершенно намеренно вторгшись в его личное пространство. Светлые волосы щекотно мазнули по щеке, Яна обдало жаром от близости чужого тела. Возбуждение оттеснило мысли о Трюнихте и Оберштайне на задворки сознания. — И булочку с корицей. — Я прослушивал аудио вашего разговора, — заметил Лоэнграмм чуть позже, когда их уже осчастливили чаем. — Ты правда думаешь, что Оберштайн мог травить меня, или это хитрый план? — Скорее, разведка боем, — Ян отпил немного свежезаваренного чая. Он был хорош — не придраться. Но не лучше, чем заваривал Юлиан. — Я хочу огорошить его ещё более тяжёлым обвинением, чем сейчас, это ваши, рейховские методы, которые я не одобряю, но Оберштайн столько всего накрутил вокруг своей персоны, что мне кажется разумным бить его же оружием. Кстати, а в чём его сейчас обвиняют? — В покушении на убийство и измене Родине в виде нарушения прямого приказа кайзера, — Лоэнграмм выглядел смущённым, что не мешало ему как-то незаметно сожрать пол-пирога. Внезапно Ян осознал, что это кажется очень милым и забавным. Несмотря на все особенности Лоэнграмма как полководца и политического деятеля, а может быть, по контрасту с ними. — Я, честно, не думал, что он может тебя убить. Хотя должен был, ведь он уже вводил меня в заблуждение в ситуации с Вестерландом, действуя за моей спиной, обманув меня относительно оставшегося времени до взрывов. Ян уже примерно понимал, что на самом деле произошло с Вестерландом, и это казалось ему не только жестоко циничным, но и крайне ненадёжным планом — Лоэнграмму и его команде просто повезло, что в Рейхе нет независимой журналистики, и к ним не возникло слишком много вопросов, как же так вышло, что разведывательные дроны, ведущие скрупулёзную операторскую работу, зачем-то были посланы, а перехватить боеголовки не было ну совсем никакой возможности. К тому же, бомбардировка могла и не стать таким важным инфоповодом, как это было выгодно Оберштайну, или наоборот, спровоцировать неконтролируемые революционные выступления. Результаты были зыбки и непрогнозируемы, но Лоэнграмму с Оберштайном как всегда повезло. — Прости, если это прозвучит резко, однако я бы никогда не позволил своим подчинённым подобного самоуправства, хоть меня и считают мягким руководителем, — проговорил он вслух. — Хотя я, в целом, понимаю, что Оберштайн умело манипулировал тобой, а теперь ты опытнее и старше, и больше не поддаёшься на это. Однако, я до сих пор не совсем понимаю — почему Оберштайн так хотел моей смерти? — Он должен всё контролировать, это его тараканы в голове, — Лоэнграмм пожал плечами. — Он умело выстроил имидж непостижимого хитреца, но ты прав, некоторые манипуляции я научился видеть. А тебя он контролировать не мог, и боялся, что пока ты жив, я тоже могу вытворить что-то непредсказуемое и всё испортить. А ещё он завидует. Вы с ним похожи холодными мозгами и хитростью, а ещё упрямством и фанатичной преданностью своему видению правильного государственного строя, но при этом абсолютно разные. Люди тебя любят, а его — нет. Думаю, он тебе сильно завидует. Ян задумался, крепко вцепившись в чашку. Подобная трактовка собственной личности его немного обескуражила. К тому же, снова вспомнилась омерзительная тайна Трюнихта. — Но ведь это — не так, — проговорил он тихо. — Что он не мог меня контролировать, в смысле. Если то, что сказал Вагнер, правда, и Трюнихта охраняли и направляли имперские спецслужбисты, и вы выкупили его долги у Рубинского, то он управлял мной, отдавал мне приказы через Трюнихта. Это так унизительно, как будто меня, не знаю, изнасиловали! Вам, наверное, было очень смешно наблюдать? Уже произнеся это, Ян почувствовал, что сам ведёт себя манипулятивно, пытаясь вызвать в Лоэнграмме чувство вины. Проблемой было то, что он сказал чистую правду. — Э, ну… не совсем, я этим почти не занимался, и большинство решений этот Трюнихт принимал сам… — Лоэнграмм, кажется, действительно растерялся и не знал, как лучше ответить. На бледных, будто слоновая кость, скулах выступили неровные пятна румянца. — Ты меня ненавидишь за это? Ян не понимал, как Лоэнграмм может быть одновременно таким маняще-прекрасным и при этом причинять столько зла. Совершенно походя разрушать чужие жизни, дома и страны. В этом было что-то фантасмагорическое, безумное. Он чувствовал сильную злость, но при этом не мог показать Лоэнграмму, что действительно его ненавидит вместе с Прекрасным Рейхом Будущего, уничтожившим все надежды Яна. Нужен неожиданный тактический ход! Поэтому вместо ответа он сделал то, чего сильнее всего хотелось: притянул Лоэнграмма к себе и поцеловал. Губы императора казались сладкими на вкус, а сам он был каким-то зажатым, Ян чувствовал его едва заметную дрожь. Одна рука Лоэнграмма сжала Яну плечо, другая зарылась в волосы. Целовался он неловко, как будто вообще не имел опыта, и это безумно заводило. Сначала Ян был очень осторожен, обводя языком и слегка посасывая его нижнюю губу, потом стал смелее, углубляя поцелуй, сплетая языки, полностью захватывая инициативу. Рука Райнхарда в волосах сжалась, он тихо застонал, прижимаясь ближе. Ян прикусил его губу, снова углубил поцелуй. От страсти кружилась голова, чувствовался легкий привкус крови. Он не испытывал подобного никогда, ни с кем. Как будто Лоэнграмм был недостающей частью него, как будто сами норны связали их судьбы кровавыми рунами… Неожиданно раздался звук вызова. Ян с огромной досадой отстранился, внезапно заметив, что действительно прокусил Райнхарду до крови нижнюю губу. — Поймали фон Руне! — голос Тома по громкой связи звучал торжествующе. — В последний момент взяли — он как раз собирался отправить себя к Одину в чертоги! Значит, полковник спецслужбы сам был одним из повязанных сайоксиновой цепью… — Хорошо, мне нужна форма без опознавательных знаков и вертолёт! — бросил Лоэнграмм резко. Радостным он не выглядел. — Побеседуем с ним, а потом с Оберштайном! — Как же не вовремя, — проговорил он разочарованно чуть позднее, нажав отбой. Ян тоже безумно злился, что их прервали. Сердце когтистой вампирской дланью сжало воспоминание о Фредерике. Он же почти изменил ей, морально — так точно. А она буквально одержима им, сможет ли она — нет, не простить — понять, что это необходимо? Если он выживет, он просто не сможет быть с ней, каждый день смотреть ей в глаза, сохраняя такую тайну. Ян решил про себя, что если им ещё удастся встретится, он всё ей расскажет, хоть такая информация и должна храниться под грифом секретности. Она — сильная женщина и настоящий боец, она должна понять. Ну, возможно, сломает ему пару костей и бросит, но это — её право.