❖
— Всё, я не могу больше, тошнит уже… — Чонгук откладывает сборник с заданиями к экзаменам, откидываясь головой на спинку дивана. Тэхён, до этого лежавший на его коленях и обнимающий его за бёдра, приподнимается, обеспокоенно глядя в красивое лицо. — Устал? — Тут задание с функциями, вот его всё равно не понял. — Завтра разберём эти задания ещё раз, хорошо? Хватит тебе на сегодня. Рождество ведь, мы третий час уже сидим с заданиями. — Ну не сиди со мной тогда, раз так сильно хочешь праздновать Рождество, я порешаю ещё… — Чонгук. — Ну что? Прости, что психую. — Хватит на сегодня, ты сам сказал, что тебя уже тошнит. — Ну и что, сейчас отдохну… — Нет. — Но… — Чонгук, — Тэхён поднимается с его колен, усаживается на бёдра, одновременно швыряя сборник с заданиями с дивана на кровать, и, слегка поборовшись с попытавшимися посопротивляться руками, укладывает ладони ему на шею, большими пальцами фиксируя подбородок, чтобы не вздумал увернуться, и прижимается к его губам своими. Чонгук естественно сопротивляться такому напору не может да и не хочет, чего уж там, он моментально расслабляется, укладывая руки на тэхёнову талию, и на поцелуй нежно отвечает. Не так уж давно их поцелуи стали такими для обоих понятными, чтобы пренебрегать возможностью поцеловаться. С чувствами. — Я сказал: нет, значит — нет, никаких сегодня больше заданий, через час придут остальные гости и твои родители на ужин уже, — он внимательно смотрит в карие глаза своего парня, дожидается, пока тот, страдальчески выдохнув, легонько кивает головой, — молодец. — Не молодец, — нудит в ответ Чонгук, задевая его губы своими, — почему ты понимаешь, а я нет? Почему я такой тупой? Тэхён выдыхает устало. Так уж вышло, что своими более развитыми когнитивными способностями он ненамеренно пробуждает в Чонгуке комплексы. Но, а что ему делать? Он же не может достать что-то из своей головы и в чонгукову положить. Он бы и рад, ему эти знания не в зуб ногой, а Чонгук был бы счастлив понимать всё от и до. Тэхён любит учиться дома и часто занимается с репетиторами, поэтому его знания более систематизированы, и использовать их тогда, когда нужно, ему гораздо проще, чем Чонгуку. Он пытается ему помогать по мере своих возможностей, объяснять что-то простым языком, занимается с ним английским почти каждый день, помогая запоминать какие-то вещи с помощью ассоциаций. Это помогает, как ни странно, и такой подход идеален для Чонгука. И с математикой рано или поздно они тоже разберутся, но для начала Чонгука нужно научить останавливаться в маниакальном желании учиться и поработать немного с его комплексами. Тэхён не собирается сдаваться… всё у них получится. Они же смогли договориться, смогли прийти к тому, что у них есть сейчас. Хватило же ума, а это посложнее логарифмических функций. Они целуются ещё недолго, не спеша, Чонгук мягко ласкает его губы своими и, сжимая в ладонях тонкую талию парня, постепенно окончательно расслабляется, выдыхает облегчённо, словно камень с души упал, и отодвигает свои болезненно навязчивые мысли о предстоящих экзаменах на задний план. Сейчас важно то, что у него в руках, а в руках у него — разнеженный, красивый Тэхён, что прикрыл глаза, с удовольствием отвечая на поцелуи. Это куда важнее всего остального. Как же хорошо, что они со всем разобрались. Если бы Чонгук заранее знал, что так будет, он бы собрался с силами намного раньше и признался бы вперёд Тэхёна. Но он даже рад, что у них вот так вот всё получилось, теперь Тэхён заранее знает, каким он может быть козлом. Чонгук, к слову, правда старается, он прекрасно осознаёт, что виноват в том, что их отношения изначально плохо заладились, он сам, поэтому старается сейчас относиться к Киму как можно бережнее. Да ему это и несложно, учитывая реальный масштаб его влюблённости и желания этого человека прятать в своих объятиях от всех проблем.❖
Семья Тэхёна, как и Чонгука, собственно, относит себя к христианам, а потому Рождество они отмечают с особым размахом. В Соллаль они, конечно, тоже устраивают застолье, но поскромнее, с более традиционными блюдами и обрядами и чаще всего, как и большинство корейцев, не у себя дома, а где-то у бабушек и дедушек. Сегодня в доме Кимов собралось приличное количество народа. Отец и мама Тэхёна — владельцы сети магазинов одежды, серьёзные достаточно люди, но, вместо партнёров, они, как обычно, пригласили своих друзей отметить праздник вместе с ними. Кимы — семья не особо ведущая светскую жизнь, поэтому на их праздники собираются действительно друзья. Мамины подруги из университета с семьями, хорошие друзья отца из армии и с работы, как отец Чонгука, например. А Тэхён и Чонгук далеко не единственная молодёжь здесь. Пока часы не пробили полночь, двум двенадцатилеткам — детям друзей — тоже позволяют сидеть со взрослыми за столом, они о чём-то весело болтают и разбавляют взрослую атмосферу. Забавен тот факт, что пока что на повестке вечера основная новость — не скорое Рождество, а новоиспечённая парочка, что сидит посередине стола и явно смущается внимания взрослых. Они недавно начали встречаться и рассказали об этом родителям, те их союз, конечно, одобрили, и сейчас ребята сидят и мило поглядывают друг на друга, не позволяя себе из уважения к старшим большего. Речь, конечно, не о Тэ и Гуке. Эти двое сидят в самом конце длинного прямоугольного стола и хитро перекидываются взглядами. Чонгуку совершенно непонятно, как можно сидеть с любимым человеком рядом спокойно и совершенно его не касаться. Он поражается выдержке Сонхи и Югёма. Поражается, а сам под столом, благодаря Всевышнего за то, что миссис Ким таки пришла в голову идея накрыть стол скатертью в пол, изловчившись и приподняв ногу Тэхёна своими ногами и уложив её к себе на колени, давно стянул с него носочек и, пока второй рукой он скучающе подпирает подбородок, опираясь локтём о стол и периодически ковыряясь в тарелке с едой, ибо уже наелся, второй рукой он нежно ласкает под столом гладкую икру, забираясь в широкую штанину, перебирает его пальчики, иногда сминая стопу, или щекотя ненарочно, от чего Тэхён легонько подрагивает на стуле и бросает в его сторону предупреждающие взгляды. Тэхён, впрочем, тоже в долгу не остаётся и, когда Чонгук заигрывается и начинает щекотать, выводя пальцами узоры по чувствительной коже так, что терпеть становится сложно, он легонько давит ногой туда, где Чонгуку много не надо — встаёт быстро, и тот понимает намёк. В общем настроение у парочки расслабленно-возбуждённое. Они напились со взрослыми шампанского немного, наелись вкусной еды и взглядами наобещали уже друг другу столько, что застолье, если честно, хочется покинуть уже ну просто нестерпимо. Спустя час настроение Чонгука сменяется на сильно возбуждённое, ибо Тэхён, заскучав за столом, довёл его уже своей ногой хитрой до желания нырнуть под стол и разобраться уже с этими шаловливыми пальчиками, что массировали его член через тонкую ткань брюк так настойчиво-нежно, что у Чонгука по ощущениям что-то уже начало дымиться. — Так, осталось совсем немного до полуночи, давайте на улицу выгребаться пока будем, нужно подготовить фейерверки, — отдаёт указания уже порядком подвыпивший отец Тэхёна, взрослые, одобрительно загудев, встают из-за стола, дети с визгом уносятся на улицу, парочка, наконец осмелевшая настолько, чтобы взяться за руки при родителях, тоже одевается и покидает гостиную; постепенно помещение окончательно пустеет, Чонгук нарочно не отпускал ногу Тэхёна до последнего, чтобы этот недогадливый не умчался раньше времени, у него ещё есть планы на него до наступления Рождества. Он медленно возвращает носок на место и мягко гладит того по ступне, наконец отпуская, когда в холле остаётся одна только мама Чонгука. — Гукусь, а вы чего застряли? Давайте быстро на улицу! — Мам, ты иди, мы через минутку. — Давайте, не тормозите. — Мы пойдём? — кивает в сторону двери Тэ. Он очень любит фейерверки, но если Чонгук хочет с ним вдвоём побыть дома, то он готов пропустить их. — Да, сейчас догоним всех. Вставай, — Чонгук сам встаёт и манит его куда-то в сторону пушистой елки, Тэхён непонимающе хмурится, но за парнем своим доверчиво идёт. Чонгук выглядит потрясающе сегодня. Его обычно аккуратно лежащие — потому что тяжёлые — волосы сегодня уложены воском в творческом беспорядке, это Тэхён постарался, и выглядит это безумно круто. На нём белая тёплая водолазка, выгодно облегающая стройное подтянутое за годы тренировок по тхэквондо тело, и симпатичные бордовые брюки с резинками снизу. Он выглядит очень стильным и очень мужественным одновременно. Тэхёну безумно нравится. Он в своей шифоновой чёрной рубашке и широких песочных брюках в пол выглядит рядом с ним ещё более хрупким и нежным, чем обычно. Они так подходят друг другу, и Тэхёну так невозможно нравится об этом думать. Чонгук останавливается у самой ёлки, тянет Тэхёна к себе, заставляя встать впритык и прижимая к себе за талию. Тэхён улыбается заинтригованно. Чонгук в последнее время такой… Тэхёну дышать рядом с ним тяжело от эмоций. Почему ему никто не сказал раньше, что неразделённые чувства — это тяжело, а разделённые — не легче? Не легче, но оно того определённо стоит. — Мы побежим на улицу сразу же после отсчёта, ладно? Давай встретим Рождество только вдвоём? — просит Чонгук, заглянув ему в глаза своими тёмными и глубокими. И кто такой Тэхён, чтобы ему отказывать. Он заторможенно кивает головой, не сводя глаз с лица своего парня. — Спасибо, что ты смог собраться с силами и признаться мне в этом году, пожалуйста, в следующем давай пообещаем друг другу слушать друг друга и беречь то, что у нас появилось. Хорошо? — Обещаю, — тут же шепчет Тэхён. — Этот год стал потрясающим для меня под конец, и пускай сегодня всего лишь Рождество, а до настоящего нового года ещё месяц, я хочу, чтобы именно сегодня мы оставили все наши недомолвки в прошлом году и к Соллалю уже были настоящей семьёй. Хорошо? — Чонгук… конечно, — Тэхён счастлив до одури, ну почему Чонгук говорит ему такие прекрасные слова? У него дрожит нижняя губа от желания счастливо расплакаться сейчас прям под этим горящим взглядом, под этой огромной ёлкой, но Чонгук ему этого не даёт. С улицы слышится выкрикиваемое хором: — Семь, шесть, пять, четыре, три, два… Чонгук резко подаётся вперёд, сокращая оставшееся расстояние до любимых губ и, выдохнув в них шёпотом: «Один», приникает к всхлипнувшему Тэхёну губами, прижимая за талию совсем уж крепко. Где-то на улице слышится дружное «ура» и звон бокалов, а после над Сеулом расцветают, громыхая, первые залпы фейерверков. Волшебная ночь. У них совсем немного времени, Чонгук не может лишить Тэ фейерверков, а ещё кто-то может зайти, и Чонгук не намерен делить этот момент с кем-либо ещё. Поэтому он мягко проводит языком по сладким приоткрывшимся губам Тэхёна, целует его сразу же глубоко, давая понять серьёзность своих намерений. Их поцелуй быстрый и искрящийся от переполняющих их чувств. Тэхён цепляется пальцами за его плечи и привстаёт на носочки в попытке быть ещё ближе, но Чонгук не даёт ему их распалить ещё больше, он мягко завершает поцелуй и, покрыв его губы лёгкими поцелуями-бабочками, прижимается губами к его щеке, а после своим виском к его и шепчет на ухо: — С Рождеством, котёнок, я очень сильно тебя люблю. Тэхён в его руках вздрагивает. За последние дни Чонгук другими словами и действиями доказывал, что любит, не раз. «Я рядом», «я не планирую тебя оставлять», «иди ко мне», «ты когда в последний раз кушал», «вылези сейчас же из сугроба»… Но вот этих вот заветных трёх всё-таки Тэхёну хотелось, оказывается, до жути, а он и не подозревал. Он отстраняется и смотрит на улыбающегося Чонгука своими огромными распахнутыми в удивлении глазами, в которых Чонгук по обыкновению тонет без возможности спастись хотя бы как-то. — Я тоже… я тоже люблю, Чонгук-а, я… — теряется в эмоциях Тэхён окончательно. Чонгук усмехается по-доброму. — Я знаю, котёнок, побежали на улицу, — выдаёт внезапно и быстро тянет за собой снова растерявшегося Кима, но теперь уже к выходу из дома. Они наспех натягивают на себя куртки, спотыкаясь об обувь, сваленную у двери, и вылетают на улицу в самый разгар огненного шоу, расцветающего в небе яркими красивыми всполохами. Красиво до жути. Не даром в корейском варианте слова «фейерверки» присутствуют слоги «огонь» и «цветок», ох не даром. Тэхён замирает с широко распахнутыми глазами, остановившись недалеко от общей толпы, и смотрит в небо. В его глазах отражается отблесками каждый огненный цветок, и он выглядит таким очаровательно восхищённым. Удивительно, Тэхёна, казалось бы, ничто не может вообще уже удивить с тем, кто его родители и сколько всего они ему за всю жизнь показали, компенсируя отсутствие внимания подарками и поездками. Но он всегда так радуется фейерверкам. Чонгук обещает себе запустить их целую кучу на первую годовщину их отношений, или даже на сто дней… надо подумать. Чонгук к фейерверкам почти равнодушен, это красиво, но Тэхён, стоящий неподалёку и кутающийся зябко в куртку, красивее намного. Чон немного ревнует сейчас, что всё внимание парня отдано взрывающемуся в небе пороху, и очень хочет разделить и этот момент с ним тоже. Он замечает краем глаза, что Сонхи и Югём, совсем осмелев, обнимаются, глядя в небо, видит своих родителей, под шумок целующихся, и направляется к своему чуду, доставая на ходу из кармана своей куртки шапку. А нечего устраивать тут любовь, ему тоже хочется. Тэхён удивляется, конечно, когда тот без лишних слов, встав за спиной, на голову ему шапку натягивает, но спокойно стоит, когда тот собственнически обнимает его за талию, прижимая спиной к себе, уложив голову ему на плечо и глядя вместе с ним в небо, а после Тэ, улыбнувшись и доверчиво оперевшись своей головой о его, замирает, чувствуя себя самым счастливым из всех людей на планете. Родители пару раз бросают в их сторону заинтересованные взгляды, но кто бы это ещё замечал.❖
Спустя полчаса они снова сидят со взрослыми за столом, Чонгук, в конец обнаглев, утянул к себе на колени сразу две ноги Кима, лишив его возможности подняться окончательно. Он снова стянул с него носки, запихав их в карманы, чтобы было удобнее, и уже как десять минут греет его прохладные ступни ладонями, уверенный в том, что тот замёрз, пока стоял на улице. Тэхён понемногу чувствует, что начинает засыпать. Это не дело, у него сегодня ещё планы на Чонгука. — Мам, мы пойдём спать, наверное, Чонгук у меня останется, ладно? — А что, вы уже наелись? — участливо интересуется миссис Ким. — Мам, мы наелись ещё в самом начале, — закатывает глаза парень. — Ну хорошо, бегите спать тогда, — пьяно улыбается мама Тэ, и тот, кинув на Чонгука, как ему показалось, говорящий взгляд, быстро отнимает у него свои ноги, и тот, словно очнувшись от транса, головой трясёт. Тоже что ли уже засыпал? Тэхён кивает ему головой, мол, давай за мной, и выходит из-за стола, направляясь к выходу из гостиной. — Ким Тэхён, ты почему босиком, где твои тапочки?! — внезапно слышится недовольное от мамы Тэ. Тэхён вздрагивает и понимает, что в спешке забыл даже, что Чонгук с него носки стянул, когда принялся его ноги греть. — Так, а, эм… Тёплый же пол, — тянет он, смотря в упор на Чонгука, что, краснея всем лицом, прикрывает руками оттопыренные карманы со злополучными носками. — Пошли, пошли, пошли, — торопит его Чонгук, подойдя ближе, и Тэхён почти бегом припускает к выходу из гостиной. — Я сейчас надену тапки, мам! Вываливаются они из гостиной со смехом и предвкушением в глазах у обоих. — Наверх? — Нет, в пристройку. — Зачем? Так, а как же подарок… — Ты свой в комнате оставил? — Да. — Поднимайся за ним и приходи через улицу в пристройку, а я сразу пошёл туда, всё, давай, бегом. — О… ладно, — заполошно кивает головой Чонгук. Он ничего не понимает, но ему уже интересно, что там такого придумал его парень.❖
— Что-то ты долго, — втягивает его внутрь Тэхён, не пуская мороз в пристройку, где он рисует картины. Первое, что Чонгук замечает, — это занавешенные плотными жалюзи окна. Интересно. Значит, явно не картины рисовать будут. Первая мысль, шевельнувшаяся у него в голове, заставляет член заинтересованно дёрнуться в штанах. Потом он замечает, что диванчик, где они с Кимом не так давно занимались непотребствами, приветливо разложен и застелен белыми простынями, свет идёт только от сложенной в углу гирлянды, а потому в пристройке приятный тёплый полумрак. Очень интересно. — Подожди, котёнок, ты что-то приготовил? — мурлычет довольно Чонгук, перехватывая парня за талию. — Сначала подарок давай, размечтался, — хмыкает Тэхён и оставляет лёгкий поцелуй на чонгуковых губах. — Я не знал, что тебе подарить, поэтому вот… там много шоколада, моя футболка, которая тебе тогда понравилась, и вот ещё, — достаёт из кармана маленькую коробочку, а Тэхёну протягивает бумажный пакет с пятью огромными плитками шоколадок «Милка» и со своей футболкой, которую тот выпрашивал подарить до этого. — Спасибо, — тянет умилённо Тэхён, разглядывая содержимое пакета. — А там что? — поднимая голову, кивает на коробочку в руках парня. — Посмотри, — отдаёт. Тэхён аккуратно ставит пакет на пол и открывает коробочку, внутри оказывается серебряный гвоздик с маленькой висящей на короткой цепочке снежинкой. — О вааау, Чонгук… — Тебе нравится? Мне очень нравится твой прокол в ухе, и мне жаль, что ты ничего в нём не носишь в последнее время. Можешь надевать это хотя бы иногда? — Очень нравится, конечно, я буду! Я снял гвоздик, потому что он просто надоел, но этот такой красивый… Поможешь? — Конечно, — Чонгук бережно убирает волосы ему за ухо и, нежно поцеловав мочку, вдевает в неё серёжку. Боже, ему так нравится, как это выглядит… — Не больно? — Нет, сфотографируй, пожалуйста, я хочу посмотреть… Чонгук быстро щёлкает ему ухо на камеру телефона. Тэхён, ещё несколько раз выдав: «Вау, спасибо большое», виснет у него на шее, позволяя поцеловать себя куда-то в щёки, уши и плечо, и отстраняется. — Так… у тебя такой подарок хороший, что мне почти стыдно за мой. Мы вроде бы договорились на что-то простое… В общем, вот, — берёт с пола свой пакет и протягивает приподнявшему в удивлении брови Чонгуку. — Я же говорил, что буду рад, даже если ты подаришь камень… Это? Какой-то напиток? — удивлённо разглядывает вытащенную из пакета увесистую пузатую бутылочку с каким-то тёмно-красным содержимым. — Помнится, кто-то хотел недавно испачкать меня краской, — стремительно краснея, что видно даже в полумраке комнаты, выдаёт Тэхён. — Это краска? — вскидывает моментально загоревшийся голодом взгляд. — Да… там кисточка ещё. — Твою ж… — Чонгук роется рукой в пакете и достаёт оттуда мягкую кисть, выглядящую как-то даже немного пошло вкупе с этой бутылкой краски. — Они легко смоются, можно красить везде. — Везде? — а когда его голос успел так охрипнуть? Вместо ответа Тэхён убирает оба подарочных пакета и, отойдя от Чонгука подальше к дивану, мучительно медленно расстёгивает пуговицы рубашки. Его пальцы заметно подрагивают, ему тоже волнительно, они много раз занимались сексом, но соблазнять своего парня, эротично раздеваясь — это то, чего он ещё не пробовал, а потому его щёки пылают, плечи нервно дёргаются, когда он, поведя ими, скидывает на пол ненужную больше рубашку. Чонгук зачарованно следит за действиями парня, грея в руках бутылку с краской и осознавая, что у него, кажется, уже стоит. Он оставляет бутылку на диване, подойдя к Тэхёну вплотную, укладывает ладонь на покрывшуюся моментально мурашками талию, Тэхён тем временем, шумно сглотнув, расстёгивает брюки, и они с шелестом падают на пол, оставляя парня совершенно голым. Прекрасно, он всё это время находился рядом с Чонгуком без белья, маленький развратник. Чонгука от этого понимания ведёт, и он рывком разворачивает парня к себе, припадая жадно к его губам. Тэхён выдыхает, хватаясь за предплечья Чонгука руками. Чонгук упивается этим поцелуем. Он вообще сегодня чувствует себя странно. Откуда столько эмоций? Его буквально топит в безграничном, безотчётном чувстве любви, и он не намерен притормаживать. Он целует Тэхёна, пытаясь поцелуем насытиться и выбить у него из-под ног почву, а по итогу чувствует, что пьянеет от этого сам. Его губы с привкусом шампанского, что родители щедро разрешали им пить весь вечер, хоть они несильно увлекались. Чонгук скользит руками по его спине и талии, выводя подушечками пальцев замысловатые узоры, которые распаляют Тэхёна с каждой секундой всё сильнее. Он дрожит под его прикосновениями, откликаясь на каждое касание, Чонгук сбавляет обороты и целует его максимально нежно, стараясь так же и касаться, а потом резко прижимает к себе, обхватив ладонями его покрывшуюся мурашками спину и вторгаясь в рот языком максимально глубоко. Тэхён внезапно плаксиво стонет в поцелуй и под руками его обмякает, Чонгуку приходится удерживать его, потому как колени у того, видимо, подкашиваются. Чон отстраняется, но недалеко и спрашивает, задевая его губы своими и усмехаясь по-доброму: — Ты чего падаешь? — Ну, а чего ты… — дышит с перебоями, — не знаю, слишком много ощущений, когда ты одетый, меня вот так… голого абсолютно… — Где ты взял эту краску, котёнок? — В секс-шопе, где ж ещё, — стыдливо глаза опускает. — Посмотрите на этого бесстыдника, я бы от смущения умер, если бы зашёл в такой магазин. — А я и не заходил! С ума сошёл что ли… — Тогда как купил? — Доставку заказал на мамино имя… — Обожаю тебя, — хмыкает Чонгук и ловит губами гвоздик, играя с ним. — Ты будешь сегодня её использовать? Я специально тут всё подготовил. — Конечно. — Можно рисовать, там есть кисточка, а можно просто ис…испачкать, как ты и хотел, — бормочет Тэхён. Чонгук задумывается. Он изначально хотел просто измазать Тэхёна краской с головы до ног, а потом его взять, сжимая в руках его перемазанную кожу, липкую от краски, почему-то ему это всё кажется безумно возбуждающим. Хотел, но сегодня внезапно хочется чего-то ощутимо большего и более значимого, чем секс. — Ложись? — На… как? — На спину, — мягко подталкивает его к дивану. Тот, выдохнув от неловкости и кивнув себе, словно решаясь, укладывается на диван. Удивительно, но ни Чонгук, ни Тэхён друг перед другом не стесняются. Тэхён никогда не прикрывается, только испытывает смущение, когда попадает в какую-то непривычную ситуацию, как, например, сейчас. Но это просто из-за нежелания быть неумелым. С остальным всё как-то просто. Возможно, потому что они были друг у друга во всём первыми и видели друг друга в разных состояниях далеко не один раз. Возможно, дело в эмоциональном комфорте рядом друг с другом, откуда комфорт взялся — тоже вопрос интересный, скорее всего дело в том, что они уже знакомы с отрицательными сторонами друг друга на максимум, поэтому сейчас познают в основном неожиданные положительные аспекты. Чонгук избавляется от своей одежды, потому как скорее всего в скором времени они оба будут все грязные, и окидывает лежащее перед ним на простынях прекрасное тело. Тэхён невозможно красивый. — Я не знаю, что я могу нарисовать, я не особо художник… я вообще, честно, хотел просто измазать тебе краской попу и… Но у меня есть идея, — опускается коленями на диван, Тэхён следит за его действиями из-под ресниц. — Я могу написать на твоём теле слова извинений сотню раз, например? Я всё ещё должен тебе их что-то около девятисот тысяч, да? — Нет, мне не нравится, прекрати передо мной извиняться. Всё уже давно в прошлом, я люблю тебя, ты меня, остальное вообще уже неважно. — Хорошо, тогда давай другое. Чонгук откупоривает бутылку с краской, она тёмно-красная и вязкая на вид, выглядит похожей на кровь или на вино, а ещё очень вкусно пахнет. «Шампанское и клубника» — гласит этикетка, Чонгук облизывает губы, окунает кисточку в бутылку и уже точно знает, что будет писать. Сначала Тэхён вздрагивает от прохладного прикосновения, но постепенно привыкает. Чонгук чувствует, что они погружаются в какой-то своеобразный транс. Тэхён дышит размеренно, не мешая тому выводить по своему телу буквы, Чонгук осторожно, стараясь не задевать готовые узоры, перемещаясь с одного участка тела на другой, выводит по его телу кривоватые «люблю». Ему кажется этот момент невозможно значимым, и ему абсолютно не лень десятки раз писать одно и то же. Спустя десять минут ноги Тэхёна от пальцев до самых бёдер украшены тёмно-красной, приятно пахнущей вязью таких важных слов, после «люблю» появляются на каждом его ребре, на животе и руках, на щеках, лбу и плетутся по шее, они на груди и вьются по линиям ключиц. Чонгук, словно зачарованный, следит за движением кисти, периодически останавливаясь и согревая губы Тэхёна поцелуями, чтобы не скучал, изображая холст. Вокруг витает атмосфера спокойствия и доверия, какого-то совершенно чудесного умиротворения, тишина беспокоится только звуками смешивающихся комбинаций вдохов и выдохов. — Ляжешь на бок? Я хочу ещё на спине… Тэхён острожно, стараясь не размазать чужие старания, поворачивается на бок. Чонгук нежно зацеловывает его плечи и лопатки, Тэхён от этих прикосновений слегка выгибается и звучно выдыхает. На спине Чонгук разгоняется, и спустя пять минут на ней красуются очертания каких-то гор с покрытыми снегом верхушками. Тэхён совсем расслабляется, ощущения, которые дарит кисть, на самом деле, приятные невозможно, а дыхание Чонгука, ласкающее его кожу от того, насколько близко он находится, убаюкивает. Когда Чонгук заканчивает с росписью его ног сзади, Тэхён уже почти засыпает, но его выдёргивает из сладкой дрёмы ощущение лёгкого давления на плечи, он сильнее заваливается на живот и чувствует после, как его ягодицы накрывают липкие, покрытые краской ладони, оставляя следы. — Охуенно, боже, — горячий шёпот в шею. — Просто охуенно, Тэхён, это лучший подарок. Тэхён из-за плеча оглядывает своё тело. Даже ругать его за маты не хочется. Потому что да, охуенно. Оно всё пестрит красными размашистыми «люблю», и Тэхён чертовски сейчас чувствительный и почему-то уверен, что каждое из них правда. Ягодицы украшают два красочных отпечатка чонгуковых ладоней, а сам он, зачарованно разглядывая плоды своих стараний, постепенно начинает делать то, что изначально собирался — пачкает Тэхёна, размазывая краску по рёбрам. Губами прижимается туда, где краска отсутствует. Тэхён понимает, что пора, когда Чонгук внушительную часть краски с рук оставляет в ложбинке меж его ягодиц. — Чонгук-а? — Да, кис, что такое? — Она съедобная. — Она… что? — Краска, её можно есть, если что, не бойся задевать губами. И атмосфера мгновенно меняется. Размеренный уютный вечер приобретает совершенно другой окрас, а воздух осязаемо тяжелеет, когда Чонгук торопливо разворачивает Тэхёна на спину, не переживая за свои рисунки, и склоняется, глядя влажными, исполненными желания глазами в тэхёновы. Первое, что Чонгук делает до того, как его тормоза окончательно слетят, — проводит языком по тэхёновой щеке, слизывая одно из первых «люблю». Краска на вкус похожа на какое-то концентрированное желе, она сладкая и отдаёт тем самым шампанским и… блять, реально клубникой. — Ну всё, теперь не останавливай меня. — Чт… Тэхён в мгновение ока оказывается снова на животе, удивлённо охнув, часть рисунков и надписей предсказуемо смазались о простынь, но это уже мало кого волнует. Чонгук приподнимает бёдра Тэхёна, и внезапно Тэ чувствует что-то прохладное прямо меж ягодиц, а потом его окончательно выбрасывает из тела в астрал, потому что Чонгук, укусив его за ягодицу, жадно приникает ртом туда, куда вообще-то очень интимно, и о таком бы предупредить и подготовиться заранее. — Чонгук, ах, ты что… с ума сошёл, стой! Парень в ответ посильнее обхватывает его руками за бёдра, удерживая и пристроившись между ног, мажет языком прямо по сокращающемуся от волнения сфинктеру. Пока Тэхён теряется в эмоциях и захлёбывается стонами, Чонгук принимается агрессивно слизывать сладкую краску, лаская, доставляя несравнимое ни с чем удовольствие, смешивая краску со слюной. Ему катастрофически сильно нравится целовать его тело, какими бы ни были места. Он, то увеличивая, то снижая давление проходится языком по расслабляющимся мышцам, даже не думая о том, что это, возможно, не совсем чисто, он старается проникнуть языком внутрь, заставляя Тэхёна заметаться в попытках вырваться от невозможности терпеть непривычное прикосновение. Он даже не представляет, что чувствует Тэхён, но, судя по тому, как тот дёргается и стонет от каждого мокрого мазка по чувствительному колечку мышц…ему однозначно сейчас хорошо. А раз ему хорошо, Чон в целом согласен вылизывать его всю ночь напролёт. Однако Чонгук ловит себя на том, что пора бы притормозить, когда понимает, что всё прекрасно, Тэхёна штормит удовольствием, но сам он завёлся уже ну просто до предела и начал буквально вгрызаться в нежную кожу, посасывая её, а во рту приторно от большого количества краски. Тэхён совсем уже извёлся, хныча и комкая ладонями простынь, он то и дело выкрикивает имя Чонгука, умоляя остановиться. Чонгук останавливается и, высвободив Тэ из своей хватки, позволяет тому обессиленно упасть на простыни. Передышки Чонгук ему не даёт, он покрывает поцелуями перепачканную в краске спину, руками размазывая краску по всему телу, её консистенция логично напоминает смазку и совершенно не засыхает, он рычит и чуть грубее, чем обычно, мнёт его кожу в руках, пристраиваясь поудобнее, чтобы было удобнее войти. — Ты в порядке? — хрипит Чонгук ему на ухо, пальцами собирая краску с ягодиц и размазывая по обильно смоченному слюной колечку расслабленных мышц. Тэхён дышит загнанно и тихонько стонет, когда Чонгук проталкивает внутрь сразу два пальца. — Тэхён-а, котёнок? — В… в порядке. Я просто в шоке, как ты туда языком-то? Чонгук вынимает пальцы. — Ложись на спину. Тэхён слушается, тут же призывно разводя колени в стороны. Чонгук устраивается меж них, наваливаясь сверху, и прижимается с поцелуями к шее, на которой ещё остались неразмазанные «люблю». Спустя мгновение в Тэхёне снова оказывается два пальца, и никто из них не думает, насколько вообще рационально использовать для этого краску. Но раз она заявлена безопасной для всех мест и подходит по консистенции, значит, проблем быть не должно. Не задумываются они и о том, что они делают буквально в одном доме с родителями и кучей их друзей. — Ты самый красивый, умный и потрясающий человек, которого я знаю, Тэхён, я безумно счастлив, что ты позволил мне стать твоим парнем, я хочу, чтобы ты понимал, что между нами не только секс, хоть он у нас и потрясающий, тут не поспоришь, но я готов на многое ради тебя, и я всегда буду рядом, хорошо? — Чонгук медленно, но верно растягивает его, добавляя палец, разводя внутри их после на манер пики. — Чонгук… почему ты говоришь такие вещи в такой момент? — Я хочу, чтобы это отпечаталось у тебя в мыслях, чтобы ты и не подумал сомневаться, поэтому сейчас я это всё, — приставляет головку ко входу, — закреплю, — выдыхает сквозь сжатые зубы и медленно толкается внутрь. Тэхён стонет несдержанно, стараясь расслабиться и царапая чонгуковы предплечья. — Нормально? — Угу, давай… Чонгук постепенно наполняет его полностью, неотрывно глядя на лицо парня, что красиво изламывает сейчас брови от неоднозначных ощущений. — Давай, — хрипит Тэхён. Чонгук медленно начинает двигаться, поступательными движениями наращивая темп. Тэхён расслабляется, открывая глаза и встречаясь с любимыми карими напротив. — Чонгук, поцелуй меня? — Малыш, не забывай, где до этого был мой язык, — хмыкает насмешливо, чувствуя, как приятное наслаждение наполняет все его конечности, заставляя напрягаться и хотеть двигаться быстрее и жёстче. — Тогда давай посильнее, чтобы мне и без поцелуев тебя хватило. — Что ж ты со мной делаешь-то… — неожиданно уязвимо смотрит Чонгук, фиксируя руками его ноги на своей талии, падает ниже, продевая руки под его лопатками и прижимаясь губами к чувствительному местечку за ухом. А потом отпускает себя. Входит размашисто и до основания, до хлопков кожей о кожу, они липкие от краски, и её запах заполняет всё пространство вокруг, забивая лёгкие, отчего пьянит ещё больше. Чонгук чувствует, что сгорит, если не будет толкаться ещё сильнее и глубже. Тэхён не сдерживает громких стонов, прижимая пятками Чонгука ещё ближе, чтобы брал сильнее. Его невыносимо сильно ведёт от ощущения горячего органа, упрямо раздвигающего стенки и то и дело попадающего по простате. Тэхён не может выбросить из головы мысли о том, что Чонгук буквально вылизывал его несколько минут назад. Это попросту невозможно враз взять и осознать. Тэхёну хорошо, невыносимо хорошо от того, как липко, грубо и… грязно Чонгук сейчас в него входит, нашёптывая на ухо самые разные вещи от нежных комплиментов до откровенных пошлостей. — Мой хороший, любимый мальчик, как же сильно я тебя… Тэхён стонет и мечется под сильным телом, ощущая, что приятные ощущения жгучими волнами то сосредотачиваются в одном месте, доводя до исступления и чувства, что кульминация близко, то расплываются изнутри по всему телу, делая конечности ватными. Движения Чонгука глубокие и рваные, он хрипло стонет Тэхёну в ухо, то и дело гоняя серёжку меж языком и зубами. Тэхёну жарко. Жарко и катастрофически хорошо. — Ещё, Чонгук, ещё, пожалуйста… Чонгук снова рычит, кусает его куда-то в шею и буквально пополам складывается, вбиваясь в него с глухим шлепком, возможно, у Тэхёна останутся следы от того, с какой силой они сталкиваются, но это сейчас так неважно. В одночасье Тэхёна из горячего, тягучего и отчасти даже болезненного удовольствия бросает куда-то в эйфорию, и он хватает ртом воздух, цепляясь за Чонгука и царапая его спину короткими ногтями. Ему безумно хорошо, и он чувствует физическую необходимость вобрать в себя как можно больше Чонгука в этот самый момент. — Ещё, ещё… — он буквально хнычет, — Чонгук, ах, Чонгук, ещё, да… В какой момент Тэхёна накрывает оргазмом, он понять не успевает, ему резко становится горячо и холодно разом, его по инерциии подкидывает на этом чёртовом диване, простыни сбились. Чонгук, почувствовав, что меж их животами резко стало жарко и влажно, удерживает заметавшегося парня, прижимается шеей к тэхёнову приоткрывшемуся в высоком стоне рту, заглушая его, и, ускорившись, в несколько фрикций догоняет его, заполняя, изливаясь внутрь и прогибаясь в пояснице, добивая обоих в пару движений. Нереально хорошо. Им требуется долгих десять минут на то, чтобы разлипнуться и восстановить наконец дыхание, переставая сжимать друг друга в объятиях в послеоргазменной неге. Слишком много чувств. Чонгук садится на постели и только в этот момент понимает, какой беспорядок они устроили. Тэхён весь от пальцев ног до макушки перемазан красной краской. Выглядит это крипово, если не знать предыстории. Это правда похоже на кровь. Чонгук усмехается своим мыслям. — Это всё похоже на поле битвы, я тебя будто сожрать пытался… — Да у тебя лицо вот тут… — выдыхает, указывая пальцем на свой рот, — и правда, будто бы ел что-то, — неумолимо краснеет, вспоминая, что именно Чонгук ел. — Давай добираться до душа, тебя надо отмыть, да и меня тоже, и мне надо почистить зубы, я хочу поцеловать тебя, а то чувствую незавершённость. — Я не подумал о том, как мы будем это убирать и одеваться, — усмехается парень, переворачиваясь на живот и потягиваясь, закряхтев. Чонгук не отказывает себе в удовольствии и лениво мнёт ягодицу, что ещё хранит на себе отпечаток, хоть и смазанный, его, Чонгука, руки. Когда-нибудь он поверит, что этот невозможный парень от и до его. Через несколько минут Тэхён уже одет в чонгуковы трусы и свою рубашку, ему жалко брюки, Чонгук же в одних своих брюках, упаковав остальные их вещи в подарочные пакеты, собирает перепачканные краской простыни и пропускает Тэхёна вперёд через внутреннюю дверь, ведущую в дом, чтобы не идти через улицу. Они крадутся коридорами мимо притихшей гостиной, — гости уже разошлись, видимо, спать — без происшествий добираются до прачечной и успевают даже запихать простыни в одну из машинок, запустив стирку, прежде чем обоих до смерти пугает голос тэхёнова отца. — Мама мия, дети, вы что, убили кого-то? — пьяно тянет он. Парни, как в замедленной съёмке, оборачиваются. Страшно даже подумать, что за картина ему сейчас представляется. — И съели, судя по лицу Чонгука. В этот раз краснеет Чонгук. — Мы это… гранат ели, — выдаёт первое, что приходит в голову, Тэхён, толкая Чонгука к выходу и протискиваясь мимо отца, что отвлёкся на то, чтобы встряхнуть кубики льда в пузатом стакане с двойным дном. — Что там за гранат такой сочный был? Ты в нём весь уделался… — икает пьяно. — Не знаю, он почему-то взорвался, — Тэхён настойчиво тянет Чонгука дальше.— Спокойной ночи, пап. — Так вы же уже уходили спать, — остаётся без ответа, утонув в торопливом топоте ног по лестнице. — Фак! У меня стресс. Гранат взорвался?! — заперев дверь в комнату, оседает на пол Чонгук и смотрит на заходящегося в хохоте Тэ снизу-вверх. — Да ладно, он пьяный, утром проснётся и подумает, что ему приснилось. — Какая жесть, вашу ж мать… Тэхён снова хохочет и усаживается ему на бёдра, прижимая его голову к своей груди и звонко чмокая в макушку. — Вот это я понимаю, Рождество. И хватит сидеть, тебе ещё отмывать меня от этого всего. — Ну понятное дело, что мне, я же пачкал. На утро у Чонгука немного крутит живот, потому что краски он, очевидно, переел, а Тэхён настолько сильно устал ночью, что утра для него не существует, ибо даёт он себя поднять с постели только к трём часам дня. Такое вот получилось первое Рождество в статусе пары.