Армянская ССР
г. Дилижан
1986 год
Мне было 17 лет, когда на меня надели белое платье. Мама говорила, что свадьба — самый волнительный и долгожданный день в жизни каждой женщины. Но мне было не просто волнительно, было безумно страшно. Внутренности скручивались в тугой узел, и пришлось сжать зубы, потому что я боялась, что меня стошнит прямо на ломившийся от угощений стол. Пахлава, хоровац, гата, женгялов хац, толма… Все это было для меня, для моего дня. Но я не чувствовала себя главной героиней празднества. Гора я видела всего пару раз. По иронии судьбы, на других свадьбах. Он был старше на пять лет и казался мне суровым мужчиной, чем-то напоминающим моего отца. Не сказать, чтобы он уж очень пугал меня. Просто был не особо разговорчивым. Да и тогда я совсем не думала, что стану его женой. Так что страшиться поводов не было. Но молчаливость не делает человека злым, верно? Мама говорила, что он будет хорошим мужем. Как раз потому, что серьезен и точно знает, чего хочет от жизни. Он, по ее словам, был настоящим мужчиной, который станет мне и нашей семье опорой и поддержкой. Настоящий мужчина. Если честно, до сих пор не представляю себя женой. Я лишь недавно окончила школу и первый курс медицинского колледжа, откуда меня забрали родители после сватовства (но я так хочу попросить у мужа разрешения продолжить учебу). Мне хорошо помнится тот день, когда мама Гора, моя свекровь, пришла свататься. Она показалась мне добродушной женщиной. Думаю, я ей понравилась. Тикин Ануш улыбнулась, когда я правильно подала ей стакан воды. Очень важно было правильно подать стакан воды. Я выбрала самую красивую чашку и блюдце, что были у нас дома. Еще положила салфетку, как учила меня мама. Тогда я не знала, насколько строга тикин Ануш, поэтому на всякий случай принесла воду на маленьком подносе. Мою двоюродную сестру не взяли замуж, потому что она принесла чашку просто в руках. Такого позора мне не хотелось. Я спряталась за этими мыслями от толпы народа, заполонившей шатер. По традиции, было очень много людей. Даже я не знала всех. Мне вдруг захотелось спросить Гора, знаком ли он со всеми здесь, но постеснялась. Особенно после того, как вспомнила, что сегодня будет наша первая брачная ночь. Господи, я умру со стыда! В десятый раз я прошептала под нос Хаир Мер. Слова молитвы всегда меня успокаивали. Жаль, что мы уже уехали из церкви. Там я чувствовала себя в безопасности, будто бы Бог самолично защищал меня. Конечно, он и сейчас меня оберегает... Но в церкви со мной бы точно не случилось ничего плохого. — Поздравляю, Наринэ! Дай бог вам побольше здоровых детишек и долгих счастливых лет вместе! Вздрогнув от неожиданности, я смущенно улыбнулась. — Спасибо, Ашот керы, — прошептала я, и меня расцеловали в обе щеки. Я любила дядю Ашота всем сердцем. Он был добродушным человеком, который за всю жизнь не обидел даже мухи. Никто и никогда не видел его злым или раздраженным. Я часто шутила, что дядя как-то съел солнце, и оно застряло в его большом животе, поэтому он такой яркий (и пухлый). Наверное, мне бы хотелось, чтобы Гор оказался как Ашот керы. Таким же добрым, ласковым и понимающим. — Гор, заботься о моей племяннице хорошо, смотри у меня, — шутливо погрозил пальцем моему мужу дядя Ашот, улыбаясь до ушей. — Ты же знаешь, женщины хрупкие существа. Им нужна любовь и ласка. Иначе они превращаются в твою тетку, — подмигнул мне дядя, и я не смогла сдержать смешок. — Как я могу не заботиться о такой очаровательной жене? — сдержанно улыбнулся одними губами Гор и пожал протянутую ему руку. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Он назвал меня очаровательной! Мой муж назвал меня очаровательной! Может быть, он… Уже любит меня? Чуть-чуть. Хотя бы немножко. От этой мысли мое сердце забилось еще чаще, и я еле сдержалась, чтобы не запищать от восторга. Нельзя показать себя настолько глупой и невоспитанной. Я осмелилась посмотреть на мужа, но лицо его почему-то выглядело напряженным. Может он тоже волнуется и стесняется выдавать свои чувства? Мама говорила, что мужчины их редко проявляют, особенно на людях. Это не по-мужски. Но тут я была с ней не согласна. Даже если мой муж будет проявлять чувства, я все равно буду рядом с ним! И буду поддерживать его. Торжество шло полным ходом. Играла громкая музыка, люди весело танцевали. Мне бы тоже хотелось, но я была невестой, и это было бы неприлично. Сегодня мне был отведен лишь один танец — харси пар. И вновь меня охватило волнение. Все будут смотреть лишь на меня. А главное — мой муж будет смотреть на меня. А если ему не понравится? Боже, я сойду с ума… Как женщины выдерживают свадьбу и остаются в здравом уме? Мне намного больше нравилось быть гостьей, чем невестой. Я вышла на середину шатра, окруженная людьми, которые следили за каждым моим движением. Грустно завыл дудук. Его песня была похожа на тихий обреченный плач девушки, что навсегда покидала отчий дом. Мой взгляд случайно зацепился за маму. По ее впалым щекам текли слезы, и она зажимала рот рукой, сдерживая всхлипы. Мама отвернулась и уткнулась головой в грудь бабушки, которая, тяжело вздохнув, начала гладить ее по голове. Наверное, только мать могла понять трагедию другой матери. Я представила, как когда-то моя бабушка так же плакала на груди своей мамы. И так поколениями, из года в год, на каждой свадьбе. Я взмолилась Богу. Господи, не дай мне дочерей. Мое сердце не выдержит отпускать их в чужой дом. Движения танца были простыми, но тягучими и нежными. Я всегда сравнивала невест с реками. Руки, плавные, как потоки воды, кружили в воздухе. Пластично и элегантно. Медленно кисти описывали круги, торс наклонялся к земле и вновь поднимался, словно гибкий ствол деревца. В этом танце была гармония и красота. Уязвимость и душевная сила. Я стала невестой и теперь ухожу из отчего дома… Слова песни лились, как вино, гореча душу. Я продолжала танцевать, но теперь пришлось преодолевать дрожь. Это я была невестой. Это я уходила из отчего дома. И лишь мне нельзя было плакать. Всего семнадцать лет, дорогая мама… Вздымая руки к небу и описывая круг, я нехотя думала о том, что мне действительно всего семнадцать лет. Я еще столького не знаю. И, может быть, никогда и не узнаю, что такое свобода. Я иду к своему возлюбленному… И это было единственное различие между мной и героиней. Я не шла к своему возлюбленному. Сердце сое тоже было девственно чистым — мне никогда не приходилось влюбляться и любить. К сожалению или к счастью… Я и не заметила, как прервалась музыка. Все начали аплодировать, но звуки не долетали до меня, будто я была под толщей воды. Мои глаза все еще были прикованы к маме, к ее надломленным бровям и такому же сердцу. Я бы хотела подойти к ней, но мне надо быть взрослой. Сегодня я стала женой. А чуть позже и сама стану матерью. Оставшийся вечер я смутно помню. То и дело перед глазами мелькали яркие краски, но я была в тумане своих волнений. Лишь в ушах протяжно пищало от громкой музыки и радостных выкриков, свистов. Погруженная в свои мысли, я совсем не заметила, как наступила ночь. Слишком быстро. Как бы я не молила Господа, чтобы он оттянул этот миг, он все равно наступил. Мы с мужем ушли раньше гостей. Свадьба еще продолжалась, но уже без нас. Я кинула последний взгляд на маму, которая шептала под нос молитвы, и позволила Гору увести себя. Первая брачная ночь. Это, наверное, единственное, к чему меня не подготовила мама. Она лишь сказала, что будет больно, и я должна это перетерпеть. Мои щеки пылали, и меня начало трясти. Что таково будет происходить между нами, что мне будет больно? В училище мои однокурсницы часто шептались об этом, но мне было стыдно слушать эти разговоры, и сейчас я безумно жалела об этом. Надо было перебороть страх и стыд и спросить у тех, кто уже был с мужчиной (хотя я даже представить не могла, как о таком заговорить). Может быть, тогда мне было бы спокойнее… Мой муж молчал, пока мы ехали домой. Молчала и я, решившись довериться ему. Все-таки он был мужчиной. Старше и мудрее меня. Гор уж точно знал, что должно происходить. В церкви я обещала быть покорной ему*. Что ж, стоило начать исполнять свою клятву. Доехали мы тоже слишком быстро. Я никогда прежде не была в доме Мкртчянов поэтому с любопытством озиралась по сторонам. Впрочем, он не особо отличался от моего собственного. Те же два небольших этажа, тот же балкончик, тот же невысокий забор… Честно, я пыталась разглядеть дом, в котором стала невесткой, но мой взгляд не мог сфокусироваться ни на чем. Конечности налились свинцом, и я слабо осознавала, что происходит вокруг. В голове поселился шум от сломанного телевизора. — Пойдем, — прервал тишину строгий голос мужа. Я встрепенулась и поняла, что все это время стояла у порога как вкопанная. Тело послушно последовало за Гарегином на второй этаж, а разум истошно молился. Его шаги были тяжелыми, как рок, хоть мой муж и не был грузным. Гор был сильным. И эта сила пугала меня. Комната оказалась обычной. Посередине стояла новая двуспальная кровать, очевидно, купленная перед свадьбой. У стены — высокий деревянный шкаф для одежды, одна из дверей которого оказалась зеркалом. Больше не было ничего. Хотя больше и не поместилось бы. Нужно будет сделать перестановку. Шкаф можно будет отодвинуть в угол и освободить место для прикроватных тумбочек. Или светильника. Или… — Не стой столбом — раздевайся, — равнодушно скомандовал Гор. Он уже снял пиджак и расстегивал пуговицы белоснежной рубашки. Опустив взгляд, я дрожащими руками принялась снимать платье, что удавалось мне плохо. Ногти то и дело цеплялись за бусинки и кружева, старательно вышитые мамой. Мне никак не удавалось дотянуться до застежки, отчего руки затряслись еще больше. В уголках глаз скопились слезы, и я прикрыла веки, чтобы не разрыдаться от отчаяния. — Подойди ко мне, — тяжело вздохнул мой муж, как будто ему доверили заботиться о глупом ребенке, который даже с одеждой самостоятельно справиться не может. Боже, он теперь будет думать, что я неумеха. — Я справлюсь, — проблеяла я, не оставляя попыток снять платье. Он устало выругался и сам подошел ко мне. Я испуганно застыла на месте. На меня накатило пугающее осознание того, что я не могу. Просто не могу. Это оказалось настолько близко, что мне больше некуда было спрятаться от реальности. Вдруг захотелось сбежать. Далеко-далеко. Так, чтобы меня никто не нашел. Мамочка, я не могу! Я не готова! Я не хочу! Не так, все не так! Я не знала, как должно быть на самом деле, но душой чувствовала, что точно по-другому! — Не надо, — прошептала я, еле стоя на ногах. — Пожалуйста, не надо. — Ты сама будешь полночи возиться, — цокнул языком Гор и легко потянул молнию вниз. Я как ошпаренная отскочила в сторону и отчаянно замотала головой. Первые слезы уже пробились наружу. — Д-давайте не будем сегодня, пожалуйста! Он же не деспот, он взрослый мужчина. Он поймет, что мне страшно и не станет ничего делать. Господи, я обещаю, что буду покорной, но только не сейчас. — И что это значит? — спросил он своим обычным ровным тоном, каким мог спросить, какая погода на улице. Но несмотря на то что голос его был спокойным, в тесных глазах зажегся недобрый огонь. — Мне страшно, — всхлипнула я, окончательно заплакав. — Я...я не хочу сейчас, п-пожалуйста, я не могу! ГОр нахмурился и в два шага преодолел разделявшее нас расстояние. Он неторопливо положил руки на мои плечи только чтобы в следующее мгновение сжать их в тисках. Из горла вырвался обреченный всхлип, и я заплакала. — Ты должна понять только одно, Наринэ, — отчеканил он. — В церкви ты поклялась быть покорной мне. И это не просто красивые слова. Ты больше не девчонка со своими хотелками. Ты жена. Моя жена. И в моей семье значение имеет в первую очередь мое слово. Если я посчитаю нужным тебя спросить, то обязательно спрошу, — не в силах терпеть его жестокие слова, я заплакала еще горше. Один Господь знает, как это больно — быть беспомощной. Гор потерял последние крупицы терпения в встряхнул меня. — Прекрати реветь, в конце концов! Такое ощущение, что я тебя насилую. А дальше… Я страшусь облекать в слова то, что со мной сделали. То, что было дальше, я хочу похоронить глубоко в своей памяти. Так глубоко, чтобы никто и никогда не смог раскопать, даже я сама. Пусть это будет лишь кошмаром, который приснился мне в первую брачную ночь. Пусть его прикосновения смоет вода, моя кожа перестанет гореть огнем, а раны и синяки заживут. Господи, неужели каждая женщина должна перетерпеть такое унижение? Всю ту ночь я пролежала без сна, роняя тихие слезы на подушку. Между бедер чувствовалась горячая кровь — виновница завтрашнего торжества**— и к горло обхватила тошнота. Даже сердце, и то хотело выползти через гортань и сбежать из этого грязного тела.