***
— Чего так долго? — первым делом спрашивает Сокджин, уже начав пританцовывать от холода, потому что ждёт Чимина уже полчаса на улице около ночного клуба, а мог бы делать то же самое внутри под приятным действием чего-нибудь некрепкого. — Родителей провожал, — Чимин слегка приобнимает друга и очень мило, как бы извиняясь, улыбается. — Прости. — Оу, у тебя были гости, не знал, — Сокджин хмыкает, первым шагая в здание, откуда уже давно вовсю пульсирует музыка. Неприклонному охраннику на входе оба показывают паспорта — Чимину не сложно, а вот Сокджин привычно возмущается, потому что скоро ему уже стукнет двадцать семь, а в клубы без удостоверения личности всё равно не пускают. Чимин издевается над ним каждый раз, вспоминая, что в день знакомства тоже долго не верил, что одногруппник не преувеличивает свой возраст. Тот на деле оказался взрослым, получающим второе высшее раздолбаем, который по возрасту ментальному недалеко ушёл от новоиспечённых студентов. — Я забыл, что они приедут сразу к нам домой, и мы преспокойно решили потрахаться утром, — рассказывает Чимин, когда они идут по извитым коридорам уже давно облюбованного клуба. Помещение не блещет огромным размахом, тут даже столиков нет, одна лишь барная стойка, маленькая сцена и танцпол. Вытягивает отличная музыка и необычный выбор коктейлей в баре, из-за чего Чимин с Сокджином проводят здесь добрую половину пятничных вечеров. Сегодня это место с подачи того же слишком говорливого Сокджина облюбовал их поток, чтобы отпраздновать начало учёбного года (так себе повод, да), так что при входе сразу же ударяет непривычная духота и небывалое обилие народа. Чимин только усмехается, радуясь, что наконец вернулся в излюбленное место, на толпу как-то всё равно — чем больше людей, тем веселее. — Ты как всегда везучий, чувак, — Сокджин говорит на ухо, на самом деле не сильно заботясь, долетят ли его слова до слушателя, и отстранённо похлопывает друга по плечу, видя только барную стойку прямо по курсу, которая так и манит разномастными бутылками на подсвеченных неоном полках. Чимин запоздало косится на него, но решает не придавать значения. Наверно, просто хочет скорее расслабиться. Сокджин относится к тому типу людей, о которых взрослые говорят с пренебрежением — ему уже далеко за двадцать, а ветер в голове, как будто только школу закончил. Чимин сразу отметил в нём это настроение и, честно говоря, крайне восхитился. Сокджин в свои двадцать шесть не думает о стабильности, не озабочен созданием семьи, покупкой квартиры и тому подобными обременительными штуками. Он монтирует ролики на заказ за очень хорошие деньги, снимает квартиру в Сеуле, получает образование, о котором вдруг понял, что мечтает, а по выходным не вылезает из баров, часто подцепляя себе какую-нибудь симпатичную девушку, с которой у них складывается на пару месяцев, но не более того. Душа любой компании, ослепительно красивый парень, но главное в нём то, что он какой-то непередаваемо свободный. Этим от него за километр веет, и Чимин правда очаровывается, на первых порах знакомства едва не поведясь на его непередаваемую харизму, а потом найдя в нём отличного друга. Чимин никогда не мог похвастаться очень близкими отношениям с кем-то, а по мере взросления и вовсе слегка разочаровался в людях, решив, что дружба ему не так уж и нужна, когда хватает опоры в виде парня и родителей. Но им с Сокджином и правда удалось сильно сблизиться, уже вероятно, перешагнув тот тип отношений, который завязывается между людьми лишь на время, пока они собраны вместе каким-то общим делом. Чимин не любит строить иллюзий, но этого парня хотел бы надолго сохранить в своей жизни. Слишком уж хороший человек, жаль что иногда та ещё заноза в заднице, но об этом позже. — Когда-нибудь маргарита начнёт течь у тебя по венам вместо крови, — замечает Пак, когда его друг в очередной раз берёт любимый напиток, мягко разворачиваясь на барном стуле и бегло осматривая толпу. Высокий, широкоплечий, с чуть отросшими каштановыми волосами, ослепительно красивым лицом и безупречным сдержанным стилем, вроде белой футболки, джинсов и однотонной рубашки — ну просто мечта. — В отличие от тебя я ещё не оставляю надежд подцепить кого-нибудь, а для этого дела желательно быть не ужратым в дерьмо, — он мягко вскидывает бровь, поглядывая на выставленные перед другом шоты. Ему тут ловить ничего, кроме алкогольного забытья и развязных танцев. Чимин не сказать что сильно любит терять над собой контроль, но уже давно уяснил, что к Хосоку лучше возвращаться в полном беспамятстве, чтобы не лежать потом полночи с неприятной бессонницей и осуждающим взглядом прямо перед глазами. Хосок в первое время не ложился спать, пока не дождётся его возвращения, теперь не засыпает тоже, но хотя бы притворяется. Чимин в этом уверен точно. — Тут весь наш поток, так что будь осторожен, — хмыкает Чимин, опрокидывая в себя первую стопку, — переспишь с какой-нибудь девчонкой, а потом будешь с ней постоянно сталкиваться на лекциях, оно тебе надо? — Может быть, я не девчонку ищу, — ехидно скалится Сокджин, получая в ответ одобрительное и уже слегка неровное «О!». — Интересно же, что ты в этих членах находишь. — О, это целый мир, — заверяет его Чимин, мгновенно теряя возможность ориентироваться в шутках и распознавать довольно красноречивые взгляды, поэтому подошедший вскоре парень спокойно игнорируется, а новая стопка текилы едва не портит идущее следом знакомство. — Пак Чимин? — он пристраивается рядом, протискиваясь между высокими стульями, заказывает себе что-то и странно улыбается, оценивающе разглядывая парня перед собой. — Кажется, вы староваты для нашего потока, — зачем-то выдаёт Чимин, мысленно или не очень надеясь, что к нему сейчас не начнут уродливо подкатывать. — Мы с ним одногодки! — возмущённо восклицает Сокджин, вскакивая со стула и оказываясь как можно ближе. — Привет, Тэхён-а! Парень красиво улыбается, по-дружески похлопывая Сокджина по плечу и снова оборачивается к ничего не понимающему Чимину, который так и замер с уже наполовину разлитой рюмкой в руке. Музыка бьёт по ушам, тело ноет, находясь уже в той кондиции, когда жизненно необходимо потанцевать, а этот странный Тэхён очень странно смотрит, и вообще так всё это странно, можно уже уйти?.. — В общем, Чимин-и… — осторожно начинает Сокджин, и ей-богу, это выглядит так, словно родители позвали тебя на кухню на важный разговор и сейчас объявят, что ждут ребёнка или разводятся. Ребёнка скорее, потому что выглядит Сокджин не траурно. Так что тут происходит? — В общем, Тэхён, он…он тут не просто так. Вообще-то я хотел вас познакомить… — Чего?.. — хмурится Чимин, на что получает снисходительный смешок уже от Тэхёна. — Он скинул мне видео с твоим танцем, а я, так уж получилось, — он игриво вскидывает бровь, — очень хорошо знаком с парнем, занятым в организации «Inside» в этом году. — Нет… — неверяще шепчет Чимин, окончательно разливая несчастную текилу. Музыка бьёт всё яростнее, и ему уже душно и больно. Хочется выйти. — На самом деле мой знакомый… — Его брат, — вклинивается Сокджин, попутно забирая из чуть потрясывающейся руки стопку, — так, дай-ка это сюда. — Да, — кивает Тэхён, — мой брат никак не связан с танцами, но он точно может показать твоё видео кому надо без конкурса. — Нет, — еще раз выдаёт Чимин для большей убедительности качая головой. — А я видел твой танец и могу сказать точно, — он всё никак не прекращает, всё не может просто закрыть рот и уйти, — он понравится жюри. Чимин, кажется, мгновенно трезвеет. Он немигающе смотрит на этого парня, тепло улыбающегося и совсем ничего не понимающего, переводит взгляд на Сокджина, который улыбается тоже, но чуть виновато, как бы извиняясь взглядом. Чимин, возможно, готов ему врезать прямо сейчас. Либо расплакаться и обнять. «Inside», подумать только… Чимин роняет потерянный взгляд на прозрачную лужицу на лакированном столе, бездумно смотрит, как влага огибает трещинки, как свет пульсирует в гладком отражении. На фоне играет какая-то странно лёгкая и беззаботная песня, толпа подпевает на припеве и синхронно прыгает под незамысловатый бит. «Inside», мать вашу, он шутит… — «Inside»? — зачем-то недоверчиво спрашивает Чимин. — «Inside», — утвердительно кивает Тэхён. — «Inside»! — восхищённо восклицает Сокджин на фоне. Ежегодный фестиваль современного искусства. Нашумевшее мероприятие, на котором показывают экспериментальное кино вчерашних выпускников режиссёрского, где поют свою музыку ещё никому неизвестные музыканты, где есть целый блок, посвящённый современному танцу… Туда попадают после долгих отборочных туров, но зато это гигантская возможность. «Inside» ежегодно посещают известные постановщики, выискивая новорождённые таланты для своих шоу. Из колонок льётся гитарное соло и высоко запевает Оливия Родриго. «Молодец, видимо, ты очень легко это пережил». Ты издеваешься, подруга? Хочется истерично рассмеяться. — Пиздец, — честно отвечает им Чимин, потому что иначе не скажешь. Он и правда мгновенно протрезвел, потому что любое опьянение тут же вытеснили миллионы и миллионы мыслей от «Хосок ни за что не разрешит» до «хочу, хочу, хочу!!!», а Чимин, объективно, не самый сильный на свете человек, чтобы такое терпеть. — Эй, — Тэхён успокаивающе, очень по-свойски накрывает его руку своей и заглядывает в глаза, — я ещё не говорил с Намджуном, но с этим правда лучше не тянуть. Ты безумно талантливый парень, не хотелось бы, чтобы это просто пропало. Чимин громко сглатывает, находясь в шаге от этого, чтобы заплакать. Эмоции плещутся через край и он на грани, правда. Это, чёрт возьми, его мечта. Танцевать на сцене с тем, что нравится, с тем, что сам сочинил, с собственными чувствами наружу, с импровизацией и полной свободой. Не о вылизанных театральных номерах он с детства мечтал. Он горел именно этим, он воображал, как заблистает на каком-нибудь подобном фестивале, смотрел «Inside» по телику лет с пятнадцати и воображал, что тоже будет там, а потом понравится какому-нибудь крутому постановщику. Он сейчас в обморок упадёт, правда. Хосок никогда в жизни этого не одобрит. — Мне нужно подумать, — выпаливает Чимин, внезапно срываясь с места и слепо уносясь в туалет. Не протрезвел всё-таки, потому что вся тёмная комната вокруг отчаянно кружится, ноги заплетаются, а люди прыгают рядом, задевают, толкают. Хотел бы Чимин быть с ними одним целым сейчас, но никак не получается, он едва ли идёт. В коридоре около уборных внушительных размеров очередь. Музыка тут бьёт чуть менее агрессивно, ощущается, как сильно заложило уши. Чимин хватается за голову, криво шагая к умывальникам. Рядом голоса, перед глазами грязное зеркало, чья-то помада на раковине, а ещё Чонгук. Чимин хмурится, глупо разглядывая его лицо в отражении, а потом оборачиваясь полностью, зачем непонятно. Наверно, хочется перенаправить свои эмоции на неприязнь к этому парню. — Уже распиздел всем, что видел? — бросает в лицо, цепляясь рукой за раковину, а вторую упирая себе в бок. Так выглядит круче, наверно. — И что же я видел? — усмехается Чонгук. Тоже жутко пьяный, Чимин видит его таким впервые, хотя Чонгука тоже часто можно встретить в ночных клубах. Чимин смотрит на него неопределённое время, про себя отсчитывая ни много ни мало бесконечность. Пошатываясь, блуждая взглядом по его лицу и под конец дерзко стреляя глазами в глаза и надменно выплёвывая: — Выступление для «Inside». Уходит, уверенно вышагивая вплоть до барной стойки, чтобы перекинуть руку Тэхёну через плечо и заявить, пусть показывает видео этому своему Намджун как можно скорее. Сокджин от восторга подскакивает на месте и хлопает. Тэхён одобрительно кивает, а дальше Чимин уже слабо помнит. Он проглотил оставшиеся шоты, Тэхён как-то незаметно исчез после того, как Сокджин с усмешкой бросил «иди уже, ищи себе классную задницу на ночь», а потом они ушли танцевать и не было больше никаких сомнений и проблем.***
Adele — Oh My God
Чонгук ещё долго простоял напротив зеркала в душном туалете, плеснул себе в лицо ледяной водой. Выступление для «Inside», значит. Почему он никак не может выбросить эти слова из головы? Он резко отталкивается от раковины, возвращаясь к отдалённому уголку барной стойки, где уже приучился наспех опрокидывать в себя что-нибудь крепкое, не особо даже разбираясь. Его изнутри колотит, пора забыться. Он заходит в душную толпу. Никаких мыслей в голове. Потерянно шагает вперёд и не знает, что хочет найти. Просто идёт вперёд, пробирается сквозь толпу, уже ощущая, как алкоголь бежит по венам. Слишком много, ещё пара минут и напрочь лишится головы. Хочется этого как никогда. Он страшно разбитый и пьяный сегодня. Это почти привычно, но под аккомпанемент из зависти к этому заносчивому ублюдку всё ярче в сто крат. Хочется чего-то безумного, такого, чтобы вывернуло наизнанку, чтобы встряхнуло крепко, выбило воздух из лёгких. Пусть перестанет быть так больно, пусть перестанет душу выжимать, пусть все вокруг перестанут давить, пусть эти голоса просто умолкнут! Тело само начинает двигаться под музыку, а толпа обступает, обнимает и, кажется, не отпустит больше никогда. Чонгук закрывает глаза, подставляет лицо неоновому свету, танцует под оглушительные биты, тело выгибается, просит прикосновений. Это видно со стороны, это не остаётся без внимания тёмных пытливых глаз. Они гипнотизируют рельефную спину несколько коротких минут, обводят стройный силуэт, а потом он быстро шагает навстречу, чтобы касаться не взглядом — руками. Зрачки расширяются, когда на бёдра ложатся чьи-то ладони. Не женские, Чонгук понимает сразу же, а потом убеждается, когда в задницу упирается крепкий стояк. По телу пробегает дрожь, и этот импульс вспыхивает внизу живота, стягивает. Кажется, эта судорога растворится, если прижаться вплотную к горячему телу позади себя. Чонгук так и делает. Мозг больше не функционирует полностью, только принимает сигналы от дрожащего под прикосновениями тела. Музыка оглушает, но Чонгук чувствует, что громко стонет, когда его мокро целуют в шею. Одна секунда, и он открывает глаза уже в туалете. Он словно просыпается, когда поясница больно врезается в раковину, но всё равно не может как следует сфокусировать глаза — видит перед собой только размытый мужской силуэт, когда его требовательно и глубоко целуют, параллельно сдавливая ладонью член. Чонгук не знает, куда себя девать от напряжения, елозит задницей по раковине, практически усаживается на неё, чтобы избежать этой сладкой пытки, но, в то же время, хочет ещё, ещё и ещё. Он своё получает. Руки резко тянут за бёдра, а потом Чонгук вскрикивает от холода, когда чёрная плитка обжигает живот, где небрежно задрана футболка. Голова упирается в зеркало, волосы падают на лицо, а Чонгук больше не дышит, потому что с него быстро стаскивают джинсы и бельё. Это безумие, он не хотел так. Он хотел с чувствами, он хотел по любви. Он не может вот так, он не должен лишаться девственности в туалете, где не слышит своих стонов из-за оглушительных битов. Но сзади уже звучит шуршание, а потом что-то холодное и влажное касается чувствительной кожи. Чонгук отчаянно стонет и кусает губы до крови, когда чувствует внутри пальцы с наспех натянутым презервативом. Смазки не хватает, а мышцы предательски сжимаются от волнения, но до ушей доносится низкий стон. Чонгуку кажется, он вот-вот лишится сознания от водоворота самых разных чувств. Чужие пальцы вплетаются в волосы, тянут голову вверх, и Чонгук послушно повинуется. Вскрикивает, когда его заполняет член. Распирает изнутри, ему больно, неприятно, а ещё так непередаваемо хорошо. Он потерянно смотрит в зеркало прямо перед глазами, видит своё раскрасневшееся лицо, а ещё видит его. Его заломленные от наслаждения брови, его распахнутые в низких стонах губы, его руки, впивающиеся в чужие бёдра. В голове ослепительно щёлкает. Чонгук давится воздухом на очередном толчке и внезапно узнаёт. Тэхён распахивает глаза от неожиданности, видит только лишь тонкого гибкого танцора пятнадцати лет. Видит вытянутые в классических позициях ноги, видит обнажённые руки, видит сосредоточенное детское лицо. Чонгук смотрит ему в глаза, ощущая, что в уголках собираются слёзы. Он смотрит на вколачивающего его в раковину Тэхёна, а видит парня, рисовавшего его тогда в театре. Сердце пропускает удары один за другим. Чонгук всхлипывает, когда кончает от особенно сильного толчка, и ненадолго теряет власть над всем своим телом, когда у Тэхёна снова кривится лицо. По бёдрам стекает горячая сперма, а пустота внутри кажется невыносимо жгучей. Чонгуку становится нестерпимо холодно, когда эти тёплые руки отпускают. Он падает на пол, обнимая себя за плечи. Физически больно от того, что он теперь отчётливо помнит, смотрит мужчине в лицо и узнаёт в нём того парня. Тэхён просто уходит. Слёзы неконтролируемо льются из глаз, потому что он правда уходит. Резко, без слов, застёгивает ширинку и выходит из туалета, оставляя Чонгука на полу со спущенными штанами и невозможно испуганным взглядом. Изнутри рвётся плач, он больше не может сдерживать себя. Это не могло произойти именно так, это не мог быть его истинный, он не мог просто поиметь и уйти. Чонгук содрогается в беззвучной истерике, осознавая то, что секунду назад произошло. То, чего уже нельзя исправить.