Он танцует о том, как больно тонуть

      В какой-то момент понимаешь: ты идиот.       Чонгук сжимается в крошечный наполненный болью комок. Не помогает.       Натягивает его толстовку, в которой опрометчиво ушёл в тот ужасный вечер, закапывается в неё с головой, перекрывая себе свет и окружающий воздух. Обхватывает руками своё голодное до прикосновений тело, кладёт ладони на согнутую спину — можно рёбра прощупать, ощутить перекаты мышц, но кому это нужно? Точно не ему. Глаза закрыты, ощущаются изгибы ладоней, пальцы — не те. Всё не так. Это несравнимо с его теплом. Чонгук раздосадованно стонет, вскакивает с кровати, оставляя на ней измятую толстовку, широким шагом идёт по коридору общежития. Спёртый воздух касается обнажённой кожи, какой-то парень проходит мимо, неосторожно задевает плечом. Чонгук едва не воет от того, насколько больно. Как же больно, чёрт возьми, когда касается кто-то чужой! Прикосновения всегда казались чем-то непонятным и болезненным, оставались перекрытыми ненавистью к собственному телу. Пока не появился Тэхён — теперь всё гораздо сложнее.       В старой душевой напор очень слабый и вода нагревается долго, но Чонгук стоит под редкими струями битый час совсем не поэтому. Говорят, горячая ванна заменяет одиноким объятия. Ванны у Чонгука нет, приходится так. Душ совсем не спасает, но за шумом воды, за ударами капель по телу легче спрятать свою тоску. Так легче воображать. Как быстро он сойдёт с ума, если прикоснётся к себе снова? Плевать, всё равно делает это.       Закрывает глаза, чтобы воображать на месте собственной руки его руку. Он не одержим сексом, он всего лишь зависим от человеческого тепла, и осознаёт это только теперь. Как будто целой жизни без нежности было мало. Он изнемогает без ласки, а близость с Тэхёном — это она и есть. Концентрированная, ярка, необходимая.       Дыхание сбивается, вода бьёт слишком горячая, почти кипяток. Пар заполняет пространство, тяжело дышать. Рука упирается в стену, держится за кафель, вторая двигается быстро, рывками, давит, выжимая из себя такой необходимый всплеск. В какой-то момент всё исчезает. Может быть, всего на секунду, может быть, это продлится его личную бесконечность. Непонятно. Он слушает только эти волны тепла, бьющие откуда-то изнутри, он видит лишь глазами своего вспыхнувшего воображения, потому что только сейчас, только в этом возникшем из густого пара состоянии потока, он ощущает его руки на себе. Его руки, обнимают, его горячее обнажённое тело накрывает со спины. Его всепоглощающее тепло окутывает снова, оберегает, ласкает, как никто и никогда. Он задыхается в ярком возбуждении, а по щекам бегут слёзы. Неужели, он сам лишил себя этого? Неужели тех снов, где он так отчаянно искал его тепла, было мало, чтобы понять — он не способен без него. Он не может без Тэхёна никак. Он снова посмел всё сломать? Может быть, это какая-то его удушающая особенность? Рушит хорошее вопреки себе. Чонгук не знает. Не знает, когда разбитый и усталый плетётся обратно в комнату, падает на кровать, снова натягивая его одежду. Ощущения его прикосновений сливаются с самим его образом перед глазами, и это сводит с ума, это будоражит так, словно они неделимое целое. Когда он успел стать таким сентиментальным? Просто смешно. Накрывается одеялом, хоть без него и вовсе не холодно. Это иллюзия близости, искусственное тепло. Несравнимо с теплом человеческого тела. Чонгук тихо плачет под одеялом, задыхаясь от чувств раздирающих и тошнотворный густой духоты. Сломается навсегда или исправит всё завтра? Может быть, сон поможет решить. Как будто те странные картинки, что понесутся перед глазами, смогут его успокоить.       В ту ночь ему снова снится море. Холодное и неспокойное, оно отделяет их друг от друга точно нерушимая скала. Чонгук ощущает себя в этой толще, не сразу осознавая, почему руки движутся свободно, а ноги странно сплетаются, обретая нечеловеческую мощь. Сквозь прозрачную солёную воду мерцает серебряная чешуя его хвоста. В детстве Чонгука всегда завораживали сказки о подводных тварях.       Он видит его впервые из всё той же далёкой воды. Его, бороздящего море на гигантском судне, его в красивом костюме в окружении команды, его с подставленным ветру и солнцу лицом. Лицом далёким и несбыточно прекрасным, которое лишь редкими ночами на мокрых скалах доводилось упоённо целовать.       В том сне непонимание и расстояние, белая пена бушующего моря, бьющий по коже ветер частых бурь. А дальше глупость и неутолимая боль. В подводном царстве холодно и вечно темно, но Чонгук в погоне за солнцем и светом отчего-то топит. Обнимает его однажды и тянет за собой на дно, совсем не замечая, как трепещет в агонии умирающее в его руках тело.

***

      Он стоит на пороге его квартиры, едва ли борясь с крупной дрожью. Кто бы знал, каких усилий стоит находиться здесь, тянуть руку к кнопке и потом слышать звон за дверью. Какого ему слышать, как Тэхён бесконечно долго слоняется по комнатам, а потом наконец поворачивает замок и оказывается прямо перед глазами. Чонгук ждёт его и готовится, но всё равно млеет. Те дни, что он безжалостно сходил с ума, кажутся вечностью, и вот теперь он резко это прекращает, стоит совсем рядом, еле дыша.       — Привет… пройдёшь? — он спрашивает так грустно, словно это всё тот же Тэхён, которому отказали в танце в его день рождения, вот только губы чуть трогает улыбка. Счастлив видеть его сейчас? Раскаивается в брошенных бездумно словах?       — Хочешь, чтобы я был здесь? — на всякий случай спрашивает Чонгук. Он, кажется, впервые не слушается своих внутренних страхов, он заставляет себя осознавать, насколько отвратительно ведёт себя, насколько оправданы обиды Тэхёна. Пропуская как можно глубже любую встречную мысль о том, как плохо могут быть восприняты твои чувства, о том, как многое может попасть под суд. Вдруг отпускает, говоря себе — такого с ним никогда не случится.       — Всегда хочу, — практически шепчет Тэхён, шагая к нему, но не успевая поймать.       Чонгук проносится мимо, оказываясь в квартире мгновенно, он раздевается, глазами нервно стреляя по сторонам, а потом уверенно шагает в гостиную. Глупость на глупости, странности, такая детская импульсивность. Дрожащие пальцы вместе со взглядом взволнованным бегают по экрану смартфона, тело никак не слушается, и шаги Тэхёна за спиной лишь подливают масла в огонь. В гостиной темно и так по-особенному уютно. Чонгук всё ещё стоит к нему спиной, когда включает ту самую песню, а потом крупно дрожит, когда оставляет телефон на подоконнике, подходит к Тэхёну не слишком близко и робко так, словно спрашивает разрешения, обнимает за шею. Медленно покачивается под заслушанную вдоль и поперёк песню и очень старается смотреть только в глаза.       Тэхён едва не плачет в эту секунду правда, все отголоски обиды рушатся здесь и сейчас. Он видит перепуганного ребёнка перед собой, видит его трепет, его страхи, его опасения. Разве можно иметь хоть какие-то обиды на него? Чонгук его чувства тут же считывает и резко внушает себе — с Тэхёном вовсе не нужно стыдиться себя. Чонгуку, которому страшно обнажаться перед кем-либо, это чертовски сложно даётся. Чонгуку, которой под взглядом ощущает себя как объект, как нечто, нуждающееся в оценке, как нечто, требующее проникновения в личное, в своё, ему ужасно сложно, но он всё-таки находится здесь.       Тэхён мягко улыбается, обнимая чуть крепче и замечая секундную смену смятения на согласие. Чонгук покорно жмётся плотнее, пытается смотреть в глаза с доверием и не думать о том, как это выглядит на самом деле. Тёплые ладони плавно обводят его талию, пока песня прокручивается уже второй раз, затем подталкивает к дивану всё под неё же, но не целует — его жесты лишены сегодня пошлости. Он просто смотрит, разглядывает его, ставшего невозможно любимым за столь короткий срок. Чонгук колючий, но его тоже можно научить принимать поцелуи. Тэхён хочет заниматься этим изо дня в день. Песня бесконечно повторяется, а он обнимает, целует, ловит вздохи и сам дышит неровно, загнанно. Чонгуком не надышаться, он слишком неописуемо благоухает в его руках.       Одежда уже покидает их тела, когда они оказываются на диване. Тэхён приподнимается на руках и нехотя тянется куда-то в сторону, слепо шаря рукой по кофейному столику. Совершенно внезапно всё замирает. Он ловит грудью первый поцелуй. Тэхён задыхается, когда лежащий под ним Чонгук приподнимается на локтях и вдруг, отбросив всякие ограничения, целует в напрягшийся мгновенно живот. У него закрыты глаза. Тэхён не способен на это смотреть.       Он забывает о смазке, которую искал, забывает, в который раз играет любимая «Falling for You», когда падает спиной на подушки, позволяя целовать себя и совершенно не веря в реальность происходящего с ними. Чонгук не умеет, Чонгук ни разу даже не обнимал сам, Чонгук ещё только учится принимать любовь, а теперь… он так невыносимо трепетно целует. Тэхён, признаться, не в силах был такое ожидать.       — Ты чего? — шепчет, боится спугнуть, вплетает пальцы в его волосы, давит, обнимая, а Чонгук покорно укладывает голову ему на грудь. Снова под ласками прогибается.       — Я даже не знал, что у тебя тогда был день рождения, — выдавливает из себя виноватый шёпот, Тэхёну смеяться хочется от того, насколько он непосредственно прекрасный прямо сейчас. — Я пришёл разбираться.       — Разбираться?       — После того, что было в гардеробной, — Чонгук морщится, прижимаясь щекой к его груди. — А ещё Сокджин спросил в тот день, есть ли у меня парень…       — Ну и как? — Тэхён усмехается, и у Чонгука по телу вибрации идут от глубины его мягкого голоса. — Есть?       — Я сказал, что не знаю.       — Ого, — хмыкает Тэхён. — Мистер «у меня нет парня»…       — Давай встречаться, — вываливает на одном дыхании, сегодня решая отбросить и эти преграды вместе с любыми другими. Словно их вовсе не существует.       Чонгук глохнет от неожиданности собственных слов, словно не он продумывал, как скажет это последние два дня. Тяжесть страхов всё равно больше, её нельзя так просто отбросить.       — Знаешь, я всегда думал, что слова в этом деле лишние, что отношения начинаются как-то… негласно? — слегка удивлённо и самую малость обиженно говорит Тэхён. Руку из чужих волос не убирает. — Никогда не думал, что это нужно когда-нибудь проговаривать, чтобы отношения точно начались…       — Давай проговорим сейчас, — перебивает его Чонгук, вскакивая и усаживаясь ему на живот, — чтобы точно началось…       — Ладно, согласен, — усмехается Тэхён, утопая в его бесконечно прекрасных глазах.       — Хочешь быть моим… — важно начинает Чонгук, взволнованно ёрзая на нём.       — Я согласен, — со смехом повторяет Тэхён, и тогда он всё понимает, вздрагивает и замирает, а потом охотно отвечает на поцелуй, когда Тэхён садится и тянется к нему сам. Кажется, именно так они и начинаются. С принятия, с рассеивания страха, с красивой мелодии из динамика телефона. Непонимание никогда не покинет человеческих жизней, но и с ним возможно существовать. Чонгук пытается, а вместе с тем учится целовать, учится дарить любовь, и понимает, что наконец обретает глаза. Он словно гулял в темноте все дни до, все дни до Тэхёна. Теперь ему наконец светлее. Тэхён никогда не станет его осуждать за мысли, за чувства, за детскость, что так плотно засела в нём. Тэхён не обидит и никогда не подумает плохо, не взглянет косо и не скажет того, что ранит. Чонгук целует его, впервые в жизни осознавая, какого это, просто быть и не бояться каждого вздоха.