Губы нервно поджимаются, на коже остаются ноющие ранки от зубов. Пальцы стискивают край большого белого свитера, ткань мнётся под нажимом и тут же распрямляется обратно. Чонгук недовольно хмурит брови и отворачивается к окну. Он давно уже так самозабвенно не танцевал, и это то самое слово. В сегодняшнем танце была волнительная дрожь, была назойливая бессонница, нервное метание глаз по залу с зеркалами, неловкость, скованность в каждом движении. Хореограф Чон такую самодеятельность, конечно, не оценил, но сам Чонгук немного выплеснул через танец свои тревоги, хоть по лицу его бледному этого совсем не скажешь. Сразу после репетиции он поспешно принял душ прямо в раздевалке, попытался уложить волосы слабеньким старым феном, долго стоял перед зеркалом, заправлял белый свитер в брюки и вытягивал обратно — так и так выглядит странно. Уж точно Тэхёну не подстать. Он улыбнётся снисходительно, когда увидит своего парня, попытавшегося одеться прилично самостоятельно, промолчит и просто будет смотреть своими огромными влюблёнными глазами, потому что совсем не стыдится его, потому что не осуждает за эту нелепую попытку выглядеть как-то не свойственно себе, потому что его совсем не забавляет этот лук из классических брюк, свитера и спортивной сумки с кроссовками.
Так всё и происходит, когда Чонгук садится на переднее пассажирское арендованной машины, бросает назад эту пресловутую сумку, неловко задевая Тэхёна и не находя в себе сил извиниться. Голос обязательно прозвучит как-нибудь странно, и Чонгук окончательно смутится.
— Поехали? — Тэхён всё это время сидит, облокотившись на подлокотник, и разглядывает парня поверх своих любимых очков в коричневой роговой оправе.
— А можно не ехать? — тихо бросает Чонгук куда-то в сторону. Всё-таки пришлось подать голос.
Тэхён так ожидаемо усмехается и только качает головой. Его парень невыносим ровно настолько, насколько это вообще возможно. И дело тут не в чём-то раздражающе ужасном, нет. Дело в его нерушимых комплексах, который Тэхён (вот упрямец) всё пытается хотя бы надломить. Так или иначе, само согласие на эту поездку — это уже половина дела, не так ли? Тэхён верит в это и удовлетворённо укладывает ладонь Чонгуку на бедро, когда они едут по широкой трассе, окружённой бескрайним пространством. Чонгук не отталкивает, но всё так же смотрит в окно и упрямо молчит. На него совсем не хочется давить. В какой-то момент в тебе просто появляется осознание — нельзя ровнять всех людей по себе. И если бы Тэхён, скажем, двухлетней давности, столкнулся с подобным, он обязательно стал бы заверять, что ничего страшного тут нет, что он так хорошо всё понимает, знает всё лучше всех. Но Тэхён не знает. Не может знать, каково это, ехать на знакомство с родителями своего парня, в то время как собственные родители позорно вычеркнули из жизни, когда тебя за твой выбор лечили побоями и злыми словами, когда о тебе перестали думать как о сыне лишь потому, что ты родился немного другим.
— Наш дом, — тихо оповещает Тэхён, заворачивая на узкую дорогу, укрытую тонким слоем мокрого снега. Чонгук от звука его голоса крупно вздрагивает и тут же теряет возможность моргать. Тэхён смотрит, как сильно он вжимает голову в плечи и думает только об одном — может быть, к чёрту это всё? — Мы можем уехать, Гу, ничего страшного, правда…
— Нет, — поспешно качает головой Чонгук. Видеть расстроенное и одновременно с тем встревоженное лицо Тэхёна просто невыносимо.
— Хорошо, — он успокаивающе поглаживает чужое бедро. Напряжённое, уже давно остывшее после тренировки. Слишком приятно ощущать руками его мышцы, думать сразу же о том, сколько усилий вложено в их построение, сколько боли и самодисциплины. И этот человек боится встретиться с милейшей мамой Тэхёна? С его не менее доброжелательным отцом? Иногда в голове не укладывается.
И вот они уже идут по вычищенной узкой дорожке — Тэхён впереди, Чонгук слегка прячется за его широкими плечами, словно так получится избежать пугающей до безумия встречи. Звонок в дверь, «они не обидят, Гу» и потерявшееся где-то глубоко внутри дыхание.
— А вот и мы! — радостно восклицает Тэхён, разводя руки в стороны и лучезарно улыбаясь, а там, на пороге большого красивого дома удивительное — женская копия его, Чонгука, бойфренда.
На секунду мозг путается, шлёт сигналы прямиком в воспоминания, где точно такой же улыбчивый Тэхён встречает его после пар или выступлений. На самом деле, они с мамой совсем не похожи внешне — женщина ниже ростом, с прямыми светло-каштановыми волосами, мелкими чертами лица, но это совсем не отменяет того факта, что с сыном они точно две капли воды. Чонгук задыхается в каком-то удивлённом восторге, потому что понимает — их так роднят их искренние улыбки, их распростёртые объятия и взгляды такие, словно сердца их уже заведомо в тебя влюблены.
— Ну наконец-то! — восклицает женщина, Ким Миндже, как очень хорошо запомнил Чонгук, и наступает на незнакомца на пороге, уверенно минуя родного сына. — Мы уж думали, не дождёмся, пока Тэ познакомит нас со своим мальчиком.
И обнимает. Крепко стискивает поперёк пояса, а Чонгук замирает с вытаращенными глазами, никак не решается уложить руки на её хрупкие плечи, едва достающие ему до груди.
Своим… мальчиком?
Чонгук отчаянно таращится на Тэхёна, крича где-то глубоко внутри себя. Он просил представить себя как близкого друга. Он был уверен, что Тэхён именно так и поступит. Он не мог и предположить такой вариант, что его наглым образом обманут. В более спокойной ситуации Чонгук обязательно бы на такую самодеятельность обиделся, но сейчас сил на это совсем не хватает — его всё ещё крепко обнимают, слегка покачивая в руках.
— Какой-то ты зашуганый, Гук-и! — восклицает женщина, отстраняясь и очень внимательно заглядывая в глаза, проницательно, снизу-вверх. Чонгук ужасно смущается и уже ощущает, как пылают щёки, но взгляда не отводит. — Тебя что, мало обнимают? — Миндже стреляет строгим взглядом на Тэхёна, а тот только закатывает глаза и терпеливо дожидается, пока его тоже обнимут, бросая недовольное «ты вообще по мне скучаешь, мам?».
— Ты и так залюбленный до невозможности, ребёнок, — ворчит женщина, но тут же стискивает сына в объятиях не менее крепких, как кажется Чонгуку со стороны, и звонко чмокает в подставленную щёку. — Идёмте, все уже ждут.
— Все? — осторожно спрашивает Тэхён, замечая, как и без того бледный Чонгук окончательно сливается с белой дверью.
— Мы пригласили в гости тётю Тэджон с Йобин. Надеюсь, вы не против? — женщина слегка тушуется, вопросительно глядя на так и не проронившего ни слова Чонгука.
— Нет-нет, всё нормально, — заверяет её Тэхён, — ты иди, мы сейчас.
Она исчезает за поворотом, откуда льётся тёплый свет и тихие разговоры, доносится шепчущий аромат домашней еды. Чонгука мгновенно прорывает. Он резко хватается за чужой свитер и тянет на себя, словно спасательный круг, потому что сил больше нет и вот-вот утонет.
— Ты представил меня, как своего парня! — громким шёпотом выпаливает Чонгук, утягивая Тэхёна на себя и теперь вцепляясь в его бока, пытливо вглядываясь в лицо в полумраке коридора.
— Тише, — его мягко просят, как будто быть тихим и спокойным сейчас — это так уж просто.
— Ты сказал им, что я твой… — не унимается Чонгук, но его берут за щёки и уверенно заглядывают в глаза.
— Гу, — ровно выдыхает Тэхён, — они сами догадались. — Чогук непонимающе хмурится. — Я сказал, что приеду с другом, как ты и просил, но они слишком хорошо меня знают. Они сразу же поняли, что ты мой парень.
Чонгук опускает взгляд на свои руки, держащиеся за Тэхёна так, словно руки эти принадлежат пятилетнему ребёнку, а Тэхён тут не менее чем любимая мама, которая от всего и вся убережёт. Боже, ну и позор! Чонгук даже не смог толком поздороваться, даже имя своё не сказал и не обнял Миндже в ответ. Он бы сейчас же попытался сбежать, вот только…
— Всё в порядке, Гу, правда.
Его никто не осудил. Никто не сказал, что он ведёт себя как-то не так. Удивительно.
— Идём, — внезапно говорит Чонгук, выпуская из рук мягкую тёмную ткань.
Тэхён улыбается, выпуская его из своих тёплых рук и напоследок похлопывая по спине, говорит что-то поистине удивительное — «Я люблю тебя, Гу, и они тебя тоже заведомо любят». Чонгук покорно шагает вперёд, подталкиваемый за плечи. Пока что ни один из его страхов не сбылся, почему же дальше должно пойти что-то не так? Чонгук шагает вперёд и в одно мгновение отпускает — решает хотя бы попытаться оставить тревоги позади. «Будет, что будет», — так обычно говорит его любимый бойфренд?
— Всем привет! — улыбается с порога Тэхён, останавливаясь рядом и соскальзывая рукой ниже — теперь он приобнимает за талию, и это сводит с ума, пока глаза привыкают к яркому свету. Чонгук останавливает себя от того, чтобы отстранить его руку — кажется, тут можно, а потом делает такое несвойственное для знакомства с новыми людьми — улыбается. Криво и как-то неловко, но улыбается, быстро обводя взглядом большую столовую с накрытым пышно столом, а потом и всех присутствующих — Миндже, мужчина, теперь уже внешне поразительно похожий на Тэ, женщина с теми же чертами лица и девочка-подросток — пожалуй, единственная, у кого при виде вошедших поползли глаза на лоб. — Это мой Чонгук, — Тэхён, кажется, сегодня берёт курс на убийственное смущение своего любимого парня. «Хотя бы не Гу», — нервно усмехается про себя Чонгук. — Это папа, тётя Тэджон, папина сестра, Йобин, её дочка.
— Очень приятно, — Чонгук резко сгибается в поклоне и сам шагает навстречу всем вставшим со своих стульев, а сам на ходу удивляется — у него в семье никто так не делал. Его обнимает Тэджон, похлопывает по спине и восхищённо лепечет о том, какой Чонгук высокий, красивый и вообще загляденье.
— Тэгун, — папа Тэхёна тоже приобнимает, и Чонгук слегка тушуется, не замечая того же экспрессивного счастья у него на лице, но тут же успокаивается — враждебно на него всё равно не смотрят.
— Привет, — последней Чонгук улыбается девчонке лет пятнадцати, которая смотрит на него с несдерживаемым восторгом и интересом. Наверно, не так уж и часто приходится присутствовать на знакомстве с парнем своего брата, что особенно волнительно, когда ты учишься в средней школе, любишь американские сериалы и по ночам читаешь про своих кумиров фанфики.
— Ну садитесь уже, ребят, — нетерпеливо просит Миндже, оставаясь при этом стоять и принимаясь предлагать гостям аппетитные блюда, очевидно, собственного приготовления, уделяя при этом большее внимание Чонгуку. — Как это не будешь?! — она смешно возмущается и тянет слова в очень знакомой манере, когда Чонгук скромно отмахивается от жаренной свинины и убийственно жирной даже на вид картошки.
— Он следит за питанием, мам, — осаждает её Тэхён, потому что Чонгук совсем не желает распинаться при них о своих проблемах с лишним весом и сопутствующих неприятностях.
— Ну и что? — женщина упрямо накладывает в тарелку щедрую порцию креветок. — Иногда можно побаловать себя!
— Просто не сопротивляйся, я доем если что, — шепчет на ухо Тэхён, и Чонгук благодарно кивает, неловко перебирая металлические палочки пальцами. Дома его никогда не «баловали» едой. Еду не украшали, не пытались разнообразить, вложить в приготовление душу. Чонгук уже по поведению Тэхёна догадывался, что иначе быть и правда может.
Случайно или намеренно о Чонгуке в следующие минуты забывают, плавно возвращаясь к старым темам, обсуждая предстоящую свадьбу друзей, зарплату, оценки Йобин и покупку новой машины. Чонгук им за эту передышку искренне благодарен и несколько минут просто тихо уплетает безумно вкусные закуски и осторожно приглядывается ко всем членам семьи. И правда совсем не страшные. Чонгук, конечно, понимал, что далеко не все родители такие, как его. Далеко не все запираются в собственном доме, лишая себя встреч с родными и друзьями, не все осуждают и агрессивно реагируют, не все такие, правда, и это удивительно.
— А чем ты занимаешься, Чонгук? — Тэджон внезапно вырывает его из размышлений, и все прекращают разговоры, заинтересованно глядя на своего не самого громкого гостя. Наверно, родители Тэ в курсе, рассказывал уже, но они тоже вежливо выжидающе смотрят, как будто это очень важно, проявить уважение к Чонгуку. «Как будто», — останавливает собственные мысли Чонгук. Почему он так плохо о людях? Ах, да…
— Чонгук-и танцор балета, — вместо него отвечает Тэхён, и одного взгляда на него хватает, чтобы ясно увидеть — он очень этим фактом восхищается, а Чонгук впервые видит в этом восторге что-то хорошее и совсем не злится.
— Да ты шутишь! — восклицает Тэджон. — Неужели? — когда она взмахивает руками, на запястьях тонко бренчат золотые браслеты. Чонгук заглядывается на блеск драгоценных камней. Неужели, балет может вызывать такую реакцию? Обыкновенная ведь… работа?
— Давай, рассказывай, когда ближайший концерт, — с улыбкой вклинивается Тэгун.
— Мы придём, — поддакивает Миндже.
— Он может вам билеты достать, — фальшиво закашлявшись шепчет Тэхён, за что получает от Чонгука возмущённый взгляд.
— Нет-нет, мы и сами можем купить, — Миндже поспешно успокаивает, не правильно истолковывая причину такой реакции. — Расскажи поподробнее, Гук-а, как тебя занесло в балет?
— Ничего особенного, — пожимает плечами Чонгук, запоздало осознавая, что впервые за вечер вклинивается в разговор. Это подразумевает ещё большее к себе внимание, но Чонгук, кажется, справляется. — Мама отдала в школу искусств на гитару, там пришлось танцевать, и мне очень понравилось. Потом первый поход на балет и всё…
«Влюбился» — вздыхает про себя.
— Долго уговаривал отправить меня на балет. Родители были против… — зачем-то добавляет, понижая голос и опуская взгляд. Только теперь понимает, почему так вышло. Родители были против того, чтобы мальчик танцевал. Ему не положено или что-то вроде того. Бред, как теперь можно сказать с точностью. — В итоге всё-таки пошёл. После школы поступил в академию. Параллельно учусь…
— Ого, на кого? — вклинивается Тэгун, пристально разглядывая Чонгука поверх уже порядком опустевшего стола.
— Журналистика, — отвечает Чонгук, осторожно поднимая взгляд, — это так, для себя… — совсем неразборчиво бормочет, как будто признаётся в чём-то стыдном.
— Здорово, — пожимает плечами мужчина. — Образование не помешает, особенно, если тебе это нравится.
— Нравится, — несмело улыбается Чонгук. Журналистика тоже считалась чем-то несерьёзным.
— Это всё здорово, конечно, но давайте все и правда сходим на балет, — громко вставляет Тэджон, допивая уже, наверно, третий бокал вина. Тэхён как-то ловко уводит разговор от этой темы и дальше комната снова тонет в шуме голосов, в обсуждениях, в которых Чонгук теперь периодически принимает участие, под конец вечера совсем переставая смущаться даже того, что Тэхён постоянно приобнимает его и чаще обычного говорит «мой».
Вечер идёт, а Чонгук всё не верит, потому что ничего страшного и правда не происходит, и из всех разговоров смутить сильно смог разве что вопрос «а как же вы с Тэ познакомились?». Чонгук тогда стушевался, сжался на краю дивана совсем один, потому что теперь они сидели в гостиной, а Тэхён ушёл включать электрический чайник.
Как они познакомились? О, Чонгук отлично это помнит, но, увы, не обладает красноречием своего парня, чтобы выдумать что-нибудь другое. Не станет же он рассказывать про перепих в туалете и последовавшие за этим проблемы.
— Эй, вы, хватит смущать моего парня! — Тэхён врывается в гостиную, оставив на кухне тихо шумящий чайник, и приобнимает Чонгука сзади, целуя в щёку. При всех, вот и краснеет.
— А чего это тут смущающего? — сощуривается Тэгун.
— Ничего интересного, — Тэхён отмахивается от папы, — мы познакомились в клубе.
— Понятно, — фыркает мужчина, и тут уже вспыхивает Миндже.
— Что тебе понятно, Ким Тэгун? Тебе напомнить, где мы с тобой познакомились?!
— В клубе, — тихо икает Тэджон, возводя эту ситуацию в разряд абсолютно забавных, отчего Чонгук расслабленно улыбается.
— Я скоро приду, — обещает Тэхён и снова исчезает на кухне, уже через секунду звонко гремя бокалами и часто хлопая дверцей холодильника.
Сильно заскучавшую Йобин в очередной раз просят убрать телефон и пойти помочь старшему брату, туда же удаляется не очень ровной походкой Тэджон, и Чонгук до последнего провожает её взглядом, словно это действие отсрочит ту неловкость, что неизбежно появится между оставшимися в гостиной.
— Чонгук, — мягко окликает его Миндже, и Чонгук впервые смотрит на неё честно-испуганно. Весь вечер это чувство уходило на второй план, маскировалось за приятными впечатлениями, но теперь как будто снова нахлынуло. Тут уже не отвертишься. — Всё в порядке?
Тишина звучит громче любого ответа. Чонгук непроизвольно подвисает, бегая жалобным взглядом с Миндже на Тэгуна и обратно. Одни глаза смотрят с какой-то непередаваемой нежностью, практически состраданием, вторые спокойные и очень тяжело читаемые. Чонгук снова мнёт край свитера.
— Извините, я просто…
— Не извиняйся, — просит его Тэгун и внезапно так тепло и мягко улыбается, что замирает сердце. У него губы формой точно как у Тэ, и эта отцовская доброта вкупе с губами его любимого, делают с Чонгуком что-то невообразимое. Он вдруг осознаёт родство. Такое настоящее, нерушимое, незримыми нитями стягивающее жизни двух людей.
— Да, я… простите, — снова вырывается, и Чонгук густо краснеет, бегло накрывая ладонью лицо — нужно хоть немного остудить горящие щёки. — Я просто… я не ожидал… — он наконец выталкивает это из себя, осторожно проверяя реакцию.
— Оу, мы… — вспыхивает Миндже, — мы тебя засмущали? Прости, дорогой!
— Нет-нет, — Чонгук поспешно машет руками. Ну как они могут быть такими? — Просто… — ещё один вздох, как будто всех вздохов мира не мало для того, чтобы сказать следующее. — Просто мои родители со скандалом выгнали меня из дома, когда узнали, что я гей, и я очень боялся знакомиться с вами… — на одном дыхании вырывается из груди, и Чонгук знает, ещё немного, и он обязательно заплачет, хоть это и пугает уже не так сильно. Вряд ли здесь корят мужские слёзы.
— Ох, Гук-а… — вздыхает Миндже, смотрит на мужа, ища поддержки, а Чонгук поднимает на них глаза и видит — они всё понимают. Вряд ли родители, так трепетно поддерживающие сына, делают это просто так. Обычно такие люди замечают несправедливость чужих семей и, страшась её, укрепляют отношения в своей. Слова поддержки здесь лишние, это сейчас понимают все, и лишние тут заверения о том, как сложно родителям Чонгука тоже, о том, что сыну остаётся только принять их. Чонгук всё это знает, и они это знают тоже, поэтому Тэгун говорит, возможно, самое правильное, что можно было сказать:
— Мы очень рады с тобой наконец познакомиться, Чонгук, — он улыбается, обнимая жену за пояс, и это маленькое мягкое движение сводит с ума, потому что именно благодаря этим людям Чонгук теперь знает, каково это, когда любимый обнимает тебя, каково это, когда зовут «моим», целуют при всех, дарят любовь и заявляют — будут любить вечно. И через этот короткий жест Чонгук словно ощущает всё тепло их семьи, такое особенное и непередаваемо прекрасное, которого так не хватало в семье своей, той, что осталась далеко позади.
— И мы счастливы, что наш Тэ влюбился в такого прекрасного юношу, — добавляет Миндже, собираясь, кажется, встать и обнять Чонгука снова, но тот самый Тэ беспощадно врывается.
— О чём шепчетесь?
Все трое возвращаются в гостиную с шестью чашками чая, позже на столике оказывается печенье, а Тэхён снова занимает место рядом.
— Мы с Чонгук-и обсуждали, какой ты у нас балбес, — важно заявляет Миндже и тут же беззлобно смеётся над скуксившимся сыном.
— Ну спасибо, мам! А я как раз хотел с вами поделиться, но, кажется, никому не интересно…
— Да говори-говори, — машет рукой женщина, отпивая ароматный чай.
— Да что-то уже не хочется.
— Тэхён!
Обстановка быстро перестаёт быть шуточной, когда улыбка Тэхёна с игривой сменяется какой-то загадочной, а сам он усаживается в полоборота, накрывая рукой ладонь Чонгука. Тот едва не давится чаем и поспешно ставит кружку на столик, не отрывая при этом взгляда от Тэ. Его авантюризм обычно пугает, но сейчас Чонгук почему-то уверен — он не сделает ничего плохого.
— Я просто хотел сказать, что… — он на секунду затихает, прикусывает губу и смотрит как-то по-детски игриво. Наверно, родители узнают этот его взгляд, но сейчас о таком мало кто думает. — Мы с Чонгуком истинные.
— Я думала, ты предложение ему сделаешь, — прыскает в кулак Йобин, валясь на диван в приступе беззвучного смеха.
В комнате всё почему-то затихает, и Чонгук хватается за эту тишину, отчаянно ища в глазах Тэхёна ответа. Пока ещё не понимает всей важности и торжественности этого момента. Истинность, это ведь ничего…
— Боже мой… — роняет Миндже и, да, по-настоящему всхлипывает, пока сквозь слёзы эти расцветая до безумия радостной улыбкой.
Чонгук переводит взгляд на них, не отпускает руку Тэхёна, переплетая их пальцы.
— Мы так и догадывались, Тэ, — охает Миндже, пока муж мягко поглаживает её по плечу. Чонгук всё ещё не понимает, пока она же не поясняет. — Ой, какое же счастье!
Сердце вдруг так сильно щемит.
— Это так… это так волшебно, найти своего истинного, — слёзы текут по её щекам, и Чонгук не может, правда не может выносить это без небывалой бури у себя на сердце.
— Папа с мамой тоже истинные, — шепчет ему на ухо Тэхён, после этого оставляя голову на чужом плече.
Молчаливо улыбавшийся до этого Тэгун наконец прокашливается и тихо говорит, глядя Чонгуку точно в глаза:
— Истинность — не основополагающий фактор в отношениях, но когда она есть… это выводит чувства на совсем другой уровень.
***
Тэхён не выпускает руку Чонгука, пока они поднимаются по лестнице, идут по коридору и заходят в его комнату. Чонгук покорно идёт за ними, с интересом рассматривая всё вокруг, всё ещё не веря, что поддался уговорам заплаканной Миндже и действительно остался на ночь.
— Ну как они тебе? — нетерпеливо спрашивает Тэхён, оборачиваясь и одним толчком захлопывая за спиной дверь.
Чонгук отвечает не сразу, сначала игнорирует нетерпеливый взгляд Тэхёна, осматривает просторную комнату в тёмных тонах, двуспальную кровать, полки с книгами, комиксами и игрушками во всю стену. Яркие корешки фэнтези-циклов — Тэхён и не рассказывал, что зачитывался подобной литературой тоже.
— Они потрясающие, — на выдохе роняет и дальше уже улыбается в поцелуй.
Тэхён тянет его назад, не размыкая губы, садится на край кровати с довольно высоким матрасом и крепко стискивает Чогука за талию, глядя на него снизу с лучезарной улыбкой счастливого донельзя ребёнка.
— Я очень рад, — честно выдаёт ему, нежась щекой о мягкий свитер. — Спасибо, что согласился, правда. Я люблю тебя, Гу.
Чонгук усмехается, приподнимая его лицо ладонями и наклоняется, чтобы ответить долгим и более чем красноречивым поцелуем. Он привык мало говорить, и кажется, слова им двоим больше и вовсе не нужны. Тэхён понимает. Он считывает каждую микроэмоцию на любимом лице, потому что, как очень точно сказал папа — «истинность выводит чувства на совсем другой уровень». Им ли это не знать.
— Ребята, я нашла старые вещи Тэ, я думаю, Чонгук-и это подойдёт… оу, простите, я…
Миндже замирает на пороге с небольшой стопкой одежды и нерешительно шагает в комнату. Да, у Тэхёна в комнате не закрывается дверь. Чонгук уже в который раз за этот вечер ярко вспыхивает, пытается отпихнуть от себя окольцевавшего его парня, но тот только крепче сжимает, не отпуская ни на сантиметр от себя.
— Тут футболка и шорты, — как ни в чём не бывало говорит их внезапная гостья, — бельё Тэ, если нужно. Оно чистое! Хотя, наверно, тебя это не так пугает…
— Ма-ам, — стонет Тэхён, утыкаясь Чонгуку в живот, и останавливает её уже на пороге, внезапно кое-что вспомнив. — А не осталось чего-нибудь с длинными рукавами?
— Зачем? — хмурится Миндже. — У тебя тут жарко.
— Чонгук любит закрытую одежду.
— Ну, я посмотрю…
— Нет-нет, — вдруг перебвает её Чонгук — Спасибо, всё отлично, — отвечает на вопросительный взгляд Тэхёна улыбкой.
— Как скажешь, — она пожимает плечами, — я пойду тогда. Спокойной ночи, мальчики!
— Спокойной ночи, мам!
— Спокойной ночи, — шепчет Чонгук, глядя на закрывшуюяся дверь с какой-то едва уловимой и одному ему понятной грустью, которая, впрочем, сменяется на улыбку, когда Тэхён валит его на постель и уже активно стаскивает свитер, целуя живот.
— У тебя даже дверь не закрывается, ну что ты делаешь? — возмущается Чонгук, на что получает спокойное «пойдём тогда в душ», и потом идёт, потому что они в доме семейства Ким, они рассказали о своей истинности, они только что обнимались на глазах у мамы Тэхёна. Потому что Чонгук до безумия, до дрожи любит своего хёна и то, сколько нового и удивительного он смог в его жизни принести.
***
— Подожди! Хён…
Чонгук пытается приподняться на локтях, но с него упорно стаскивают надетые после душа шорты, совсем не слушая, и как-то маниакально упоённо разглядывая бедра и крепкие ноги. Тэхён всегда так смотрит, а Чонгук как-то умудряется не замечать, или же замечает, но совсем не отдаёт себе отчёт, почему на него так смотрят и что именно значит этот пронизанный обожанием взгляд.
— Хён… — вырывается практически с мольбой, потому что пройдёт ещё пара минут, и Чонгук окончательно лишится возможности мыслить здраво, их тщательно продуманный неловкий разговор снова не состоится, и Чонгук снова окажется в том непонятном подвешенном состоянии, которое, очевидно, он сам для себя и создал.
В комнате горит один торшер, но его потрясающий до дрожи в поджилках силуэт всё равно выделяется в полоске яркого лунного света. Что именно так сильно сводит с ума, сложно просто взять и объяснить, и Чонгук склоняется к тому, что дело скорее всего в его мужской харизме. В его широких крепких плечах, в силе, заключённой в его смуглых руках, которая выплёскивается, когда он тянет Чонгука за щиколотку и закидывает к себе на плечо. И дело тут, конечно, не в мускулах. Чонгук и сам может похвастаться тренированным телом — тут скорее о том, как с этим телом можно управляться. Как можно с чувством целовать колени и нежную кожу с внутренней стороны бедра, как можно улыбаться между мягкими, метящими укусами, низко и сдавленно рычать. У Чонгука мир переворачивается каждую секунду со скоростью света, потому что, как бы позорно для самого себя это не звучало, ему приятно лежать под Тэхёном, и ничего тут уже не сделаешь.
— Хён, подожди… подожди, пожалуйста, — отчаянно всхлипывает Чонгук, когда на бедре у самой кромки белья смыкаются зубы, кожу обжигает влажное дыхание, а потом губы накрывают и на долго замирают на месте, чтобы оставить багровое пятно. Тэхён отстраняется и долго удовлетворённо смотрит на расцветающий отпечаток. Чонгук тихо млеет где-то очень и очень далеко.
— Ты что-то хотел, детка? — он подбирается ближе, ставит руки по бокам от плеч и опьянённо целует шею, размеренно дыша и так очевидно смакуя. Чонгук растерянно сжимает его широкую футболку, надетую сейчас на собственное тело, и зажмуривается, надеясь прийти немного в себя.
— Можно спросить у тебя кое-что?
— Прямо сейчас?
Он резко оказывается совсем рядом с краснеющим лицом, усмехается практически издевательски и запускает ещё одну дорожку поцелуев от подбородка к линии ключиц.
— Тебе нравится быть в активной позиции? — высоко выпаливает Чонгук, окончательно сжимаясь под тяжестью чужого тела и ощущая себя сейчас невозможно неловким и крошечным.
Тэхён снова отрывается от своего любимого занятия, пристально разглядывает чужое лицо и даже в приглушённом свете замечает яркий румянец, охватывающий его нежную кожу.
— Почему ты спрашиваешь, м? — целует его щёки одну за другой, намеренно отвлекая и путая без того скомканные мысли.
— И-интересно, — выдыхает Чонгук. Он невыносимым.
— Эй, всё в порядке? — Тэхён хмурится, стараясь привлечь внимание к себе или хотя бы заставить Чонгука открыть глаза. — Тебя что-то волнует?
— Просто интересно, — повторяется Чон, осознавая, что просто забыть этот неловкий вопрос и продолжить прелюдию уже не получится. Начал — договаривай. — Что тебя возбуждает?
Тэхён удивлённо вскидывает бровь, а потом с готовностью соскальзывает набок, подпирает голову рукой и, кажется, полностью переключается. Как будто у него сейчас вовсе не стоит (Чонгук чувствует бедром), как будто он вовсе не возбуждён, как будто они просто сидят на кухне за чашкой чая и буднично разговаривают. Ровно в той же степени, в какой Тэхён спокоен и уверен в себе, Чонгук в смятении и лёгкой панике. Его ладонь, поглаживающая живот, совсем не делает голову ясной.
— Возбуждает, в плане?.. — Тэхён хмурится, с интересом разглядывая его взволнованный профиль.
— В плане позиции в сексе, — тихо перебивает Чонгук. — Кем тебе хочется быть, или… На каком месте ты представляешь себя в фантазиях. Что возбуждает те…
— Я понял, — усмехается Тэхён, прерывая его взволнованный шёпот и только больше забавляясь от вырвавшегося облегчённого вздоха. — На самом деле всё достаточно относительно, я полностью открыт для экспериментов, и ты знаешь, у меня были девушки, были парни-активы и чего только не было на самом деле, но… Если говорить в общем, то мне нравится быть сверху, — его бархатистый голос понижается, Чонгук как зачарованный слушает и смотрит в потолок. — Мне нравится быть ведущим. Нравится раздевать тебя, нравится видеть твою реакцию, доставлять тебе удовольствие.
Колени непроизвольно сжимаются, Чонгук зажмуривается, слыша этот мягкий звук.
— Ты такой очевидный, — Тэхён хрипло смеётся в шею и крепче прижимает к себе. — Я ответил на твой вопрос?
Чонгук способен только на сдавленное «угу».
— А что насчёт тебя?
— Ты сказал, что я очевидный.
— Да, но мне просто нравится тебя смущать.
Чонгук полураздражённо пыхтит, и это снова мило. Он весь целиком и полностью невозможно милый, как бы не старался скрывать это за напускной чёрствостью. Наверно, он даже не осознаёт, насколько кружит голову этой своей непередаваемой нежностью, и, как Тэхён поймёт позже, не понимает, что быть таким вовсе не плохо.
— Дело в том, что… — всё-таки решается выдать кое-что сокровенное, что тревожило уже давно, но сегодня особенно ярко вспыхивает, когда он весь вечер отмалчивается и позволяет Тэхену ухаживать за собой. То же самое происходило на мероприятиях и в какой-то момент стало настораживать. Он ведь всегда и везде такой? Податливый, ведомый, боящийся всего и, кажется, совсем безынициативный. — Мне казалось, быть ведущим это как-то, я не знаю, сложно? Это ответственно, и ты больше заботишься о партнёре, а не о себе, и в итоге удовольствие больше получает один, а другой он, не знаю…
— Малыш, не сочти за грубость, но ты настолько пассив, что даже не можешь представить, какое удовольствие доставляет активная позиция, — и этот итог мгновенно отбивает всякое желание и необходимость продолжать разговор. Чонгук вдруг восхищённо задыхается и наконец смотрит Тэхёну в лицо, различает его глаза в темноте и вдруг так облегчённо и счастливо улыбается.
Он говорил не только о позиции в постели, и Тэхён сделал ровно то же.
— То есть тебе нравится, что я такой? — на всякий случай уточняет Чонгук, готовясь вспыхнуть, потому что следующая фраза не может оказаться не сводящей с ума.
— Такой соблазнительный? — мягко шепчет Тэхён, снова оказываясь у него между ног. — Такой нежный? — снова оглаживает его бёдра и нагибается, чтобы теперь целовать напряжённый живот. — Такой чувствительный?
Его Чонгук — пугающая гора мышц, но вот очевидный факт — это вовсе не показатель. Он словно котёнок жмётся и выворачивается, когда ему щекочут кожу, он стесняется и пытается свести колени, он прячет в ладонях лицо и пытается не стонать слишком откровенно, и да, это до безумия возбуждает. Это в той же степени сводит с ума, в какой Чонгука возбуждает доминирование его парня. И, может быть, совсем удивительно, но для парня быть соблазнительным, нежным и чувствительным — это абсолютно нормально. Нормально смущаться, краснеть и всем своим существом желать трепетного к себе отношения. Это тоже нормально, но это ещё нужно принять с поддержкой любимого, в свободном контакте с его родителями, как и в самом нахождением в детской комнате, в которой Тэхён всё это уже давно пережил более здоро́во и легко. Чонгук справится. Постепенно, шаг за шагом освободится от сковывающих движения мыслей, и тогда уже незабываемо прекрасно расцветёт. Тэхён его для этого так усердно целует.
