Счастье не приз, который получаешь в награду, это свойство мышления, состояние души. Дафна дю Морье — «Ребекка»
В наушниках играет любимая музыка, которая теперь доставляет намного меньше удовольствия. Никогда толком не радовала, а теперь и вовсе тошно, но так хотя бы получается заглушить мысли. Чонгук слушает музыку месяцы напролёт, кажется, дольше, чем за всю жизнь до своей маленькой смерти. После восстановления отношений с Тэхёном проходит ещё очень много времени. Так много, что коляска сменяется костылями, а те чуть позже — ненавистной до глубины души тростью. Такой же ненавистной, как жизнь в квартире Тэхёна на постоянной основе, как увольнение из театра и академический отпуск в университете, как вся эта тягучая запущенность целиком. Навязчиво заботливого Тэхёна он ненавидит тоже, но слово это значит совсем не то, чем может показаться на первый взгляд. Один из немногих любимых исполнителей Чонгука-подростка пел как-то — «Если любовь и ненависть значат одно и тоже, я ненавижу и люблю тебя». Чонгук только сейчас стал понимать значение этих слов. Это состояние категорически не нравится, но что он может изменить? Как будто его потерянность это уже свершившийся факт, как и вся эта внезапная поездка целиком. Обрывая себе все дороги домой, Чонгук не думал, что сможет вернуться вновь. Это произошло совершенно внезапно, порядком выбило из колеи и обещало остаться проигнорированным, если бы не вмешался Тэхён. Как уже было замечено ранее, кроме него Чонгука никто так и не навестил. Разгневанный Тэхён порывался любым способом донести до родителей Чонгука новость о произошедшем, но вмешался здравый смысл. Несчастный случай прокатился по всем новостям, так что о трагедии слышали абсолютно все. Этот факт невыносимо ранил, но он хотя бы не был неожиданностью в отличие от электронного письма бабули Чон. Письмо, в котором она требовала адрес и реквизиты карты, грозилась приехать, а Чонгук читал эти строки не менее часа и ещё столько же тихо плакал. Хоть кто-то всё же остался с ним. Помощь Чонгук в итоге не принял — Тэхён и так обеспечил его полностью, но тот взамен потребовал, чтобы вместе они навестили женщину позже. Чонгук долго сопротивлялся, внутри дрожа от страха, но в злополучную электричку всё же сел. Самое сложное ещё оставалось впереди. Он смотрит в окно, глупо пялится на запотевшее стекло, за которым совсем ничего не видно. Кажется, эта поездка будет длиться целую вечность. Он хотел бы, чтобы так оно и было. Глаза незаметно закрываются, он засыпает, ощущая, как тело медленно окутывает усталость. — А знаете… Эта река совсем не замерзает, — робко звучит сбоку, Чонгук непонимающе тянет наушник за провод. — Всю зиму три градуса держится. Чонгук вопросительно смотрит на пожилую женщину, сидящую рядом. Та слегка улыбается и тут же отворачивается, нетерпеливо смотрит на грязную от прошедшей зимы дорогу. Чонгук удивлённо замирает. Раньше бы просто проигнорировал, отвернулся бы к окну, но теперь роняет тихое «интересно» и как-то странно радуется в душе, когда ловит ещё одну улыбку. И какое-то неизведанное чувство скребёт душу, когда он смотрит на свою пожилую попутчицу и очень ярко думает о бабушке. Какой она стала за прошедшее время? Кажется, он не видел её около пяти лет. В детстве очень часто гостил у неё, но в подростковом возрасте перестал — она не со зла давила типичными вопросами и своими надеждами, но терпеть это было слишком сложно. И страхи по итогу оправдались — она не попыталась связаться, когда Чонгук сбежал из дома. Наверно, тоже возненавидела его за то, какой он есть. — Скоро остановка будет, — бормочет старушка, — мне еще пару километров по полю пешком. Колени надо бы размять, а то ведь не встану! — и посмеивается. Чонгук задумчиво смотрит на неловкие телодвижения, на суетливую разминку, участившуюся по мере приближения к остановке. — Хорошего дня, — неожиданно для себя бросает Чонгук вслед. Его уже не слышат в потоке выходящих пассажиров. И становится как-то грустно, странно и непонятно. Чонгук впервые ощущает тоску по бабушке, так же оставшейся где-то очень далеко в заснеженном поселке. И страх так неприятно нагнетается на душе. Что его там ждёт? Напряжённый взгляд цепляется за улыбку Тэхёна, сидящего на сидении напротив. Добрую понимающую улыбку, от которой уже тошно, но без неё и мир больше не может существовать. Чонгук лишь жалобно смотрит в ответ.Lotte Kestner — Bell Under Water
Странная переменчивая погода стелится по лесу, когда они едут на электричке дальше мимо бескрайней глуши. Чонгук снова смотрит в окно, вдыхает затхлость и пыль пустого вагона и пытается вспомнить что-то хорошее. Никакой ностальгии по детским временам, какими бы приятными не были поездки к бабушке. Всё, что осталось там, позади, по умолчанию не получается считать приятным. — Напомни, почему нельзя было хотя бы такси вызвать? — ещё через полчаса устало вздыхает Тэхён, с досадой убирая бестолковый смартфон — связь пропала через какие-то пять минут после отъезда с вокзала. — За город дорого ехать, — тихо бросает Чонгук и возвращается к созерцанию бесконечных лесов и полей. Одно и то же вот уже сколько времени. Последнее, чего Чонгуку хотелось в этой поездке — снова ощущать себя беспомощным и зависимым, а ещё терпеть косые взгляды людей и бесконечные вздохи бабушки по поводу того, какая шикарная машина у его «друга». Ему и без этого хватает тревог. — Наконец- то! — Тэхён ловко соскакивает на перрон и протягивает своему хмурому бойфренду руку, как будто он сам не способен спуститься. Чонгук косится на него краем глаза и плотнее кутается в объёмную куртку. Вообще-то способен, но это и правда сложно — он всё ещё опирается на трость. А Тэхён вечно пытается поддержать и вместе с тем пребывает в таком приподнятом состоянии, что порядком нервирует (Чонгук и это в нём ненавидит и любит). Они ехали около часа в душной электричке, на улице яркое холодное солнце мешается с ветром и плавающими тучами, в воздухе стоит пыль и аромат первых растений. Нос чешется и очень хочется умыть лицо. Чонгук шагает по неровной тропинке, по памяти идёт вглубь безмолвной деревни, где провёл так много времени, но так мало из времени этого смог извлечь. — Тут так спокойно, — Тэхён нагоняет его, стараясь поспевать за широким шагом, подхватывает Чонгука под руку, но тут же получает грозный взгляд и безмолвную просьбу не прикасаться. — Хорошо-хорошо, — он вскидывает руки в примирительном жесте. — Смотреть можно, трогать нельзя. — Смотреть тоже не надо, — бросает Чонгук. Он хотел сказать «пялиться», но счёл это уже слишком грубым. Тэхён в конце концов ни в чём не виноват. — Тут люди… другие, — тихо поясняет. — Я понимаю, Гу, — кивает Тэхён и прячет руки в карманах брюк, снова возвращаясь к рассматриванию живописной местности. Они идут рядом, и Чонгук снова косится. Без восторгов и сравнений тут в любом случае не обойдётся. Чонгук просил одеться попроще, но на деле получил только испорченное в край настроение. Тэхён одеваться проще, кажется, совсем не умел. Он слишком любит дизайнерские свитера и льняные брюки, классическую обувь и стильные причёски, а ещё обилие украшений, и Чонгук рад, что смог избавиться хотя бы от последнего. Но как же это чертовски глупо… Чонгук и сам понимает, оттого и злится, вот только прекратить транслировать на парня собственные комплексы попросту не может, потому что… что скажут люди? И он в подобных вопросах так быстро и незаметно теряет себя, упускает саму суть жизни, и чем это не повод для очередного расстройства? Когда как не после тяжёлого испытания задуматься о подобных вещах. Чонгук вполне осознаёт, что на той сцене мог не просто искалечиться, а погибнуть. В переживаниях не сразу удаётся заметить затихшие шаги. Они идут между невысоких холмов, откуда уже можно рассмотреть маленький домик бабушки. Чонгук всё больше прячется в своей объёмной одежде, как будто эта рубашка сможет защитить его от всего. — Эй, подожди… Чонгук оборачивается, когда Тэхён уже выпрямляется в полный рост. Красивый. Такой непередаваемый красивый на фоне реденькой рощи, в окружении свежей зелени и самых первых весенних цветов. Примирительно улыбается, как бы спрашивая разрешения, а Чонгук только теперь роняет на его руки взгляд. Его красивые длинные пальцы, крупные ладони и увитые венами запястья, а в руках этих маленькие жёлтые цветы. Чонгук вздыхает, роняет голову набок и улыбку не может сдержать, когда ему протягивают этот крошечный импровизированный букет. Абсолютно тает. - Хён… — Тут красиво, — перебивает Тэхён, — мне тут нравится. Чонгук думает с минуту, смотрит на хрупкие цветы у своих руках. Не таких красивых как у Тэхёна. Чонгук вообще целиком и полностью «не такой как…», и наверно, в этом кроется эта непомерная боязнь сравнений. В такие моменты слишком остро осознаешь насколько ты «не...». Не такой успешный, не такой привлекательный, не такой счастливый, не такой добрый, открытый, притягательный… можно продолжать без конца. Чонгук и грустно и радостно в этих мыслях. Он многим хуже, но у него всё ещё есть Тэхён. Чем он только его заслужил? Иногда удивляется, иногда боится и грустит. Кто если не Тэхён? Это плохо, думать о себе в таком ключе. Плохо думать так об отношениях, но иначе Чонгук не умеет. Как же сильно боится потерять. Невыносимо сильно, потому что одно ощущение выедает душу — его никто никогда не сможет полюбить так же сильно, как любит Тэхён. Может быть, дело в самом факте их истинности, может быть, Чонгуку просто неописуемо повезло. Никто никогда не захочет лезть в его чёрную душу, никто не сунется, не станет окунаться в это вопреки себе. Чонгук хмурится, сжимая в руке тонкие стебельки. Сжимает, но не ранит. Он не имеет права их ломать. — Ты красивый, хён, — говорит, выделяя любимое «ты» всеми имеющимися у него чувствами. Заглядывает в глаза и шагает навстречу, быстро закрепляет цветок ему за ухом, пробегаясь пальцами по чёрным мягким волосам. Тэхён не шевелится, как заворожённый смотрит в любимое напряжённое лицо. — Идём? — мягко улыбается, кивая на узкую тропинку. — Идём, — кивает Чонгук, чуть вздрагивая от нежного прикосновения к руке. Секунда и снова исчезло. Впереди выглядывает дом, в котором он проводил так много жарких летних дней.***
День слегка приближается к вечеру, и всё мгновенно меняется. На крошечную деревушку опускается мягкая тишина, и Чонгук в ней бесконечно утопает. Он чувствует её всем своим телом, когда стоит на пороге дома. Тэхён прямо за спиной, но его поддержка от волнения совсем не ощущается. Чонгук слишком явно воображает себе две тёмные фигуры на фоне из слегка потемневшего неба, их незаметную дрожь и само желание убежать. Уйти и не сталкиваться лицом к лицу со своим прошлым. Со своим до ужаса непредсказуемый прошлым. Небо так и продолжает темнеть, и только теплый свет из распахнутой двери разбавляет его. Чонгук обнимает и не сдерживает слёзы, потому что бабушка упирается лицом ему в грудь, хотя при последней встрече была с ним одного роста. Чонгук пытается скрывать, но она, как и весь этот волнительный вечер, всё видит. За тем лишь исключением, что она сидит напротив, а вечер этот заглядывает в окно, ловит обрывки фраз, приглушённые стеклом маленького окна. Это длится вечность, но тем не менее совсем не запоминается. Чонгук не скажет, о чём именно они говорили, но точно вспомнит невероятную тактичность — вопросов про балет и Тэхёна так и не прозвучало, и она так тщательно скрывала свой интерес. Чонгук покинул тот дом всё с теми же слезами и полным непонимаем — она его тоже ненавидит или родители так сильно стыдились, что даже не рассказали? Тэхён чаще всего выдаёт лишь проницательную правду, но в этот раз он явно солгал. Эта встреча не принесла никакого облегчения. Чонгук ушёл оттуда с ещё большей тяжестью, страхом и осознанием глубины собственного одиночества. Это отчуждение в доме любимой бабушки взыграло особенно сильно, и Чонгук бесконечно плакал, пока шёл за Тэхёном в полной тишине. Ночь уже накрыла деревню, а последняя электричка должна была приехать ещё не скоро.girl in red — midnight love
Рука крепко цепляется за его руку, пальцы переплетаются, а в глазах слёзы стоят в свете белой луны. Он потерянно роняет голову, не может смотреть на его спину впереди себя. Тэхён держит за руку, но он тоже словно слишком глубоко ступил в глубину себя. Чонгука тошнит последние два часа. От себя тошнит, от происходящего вокруг, от его взгляда участливого, который в душу так или иначе проникает. Чонгук с опаской смотрит на звёзды, а видит миллионы скреплённых вместе судеб, видит слёзы и улыбки, сжатые руки, руки, сжимающие его горло, видит города и разные страны, видит разные времена, разные вселенные, где они всегда неизменно вместе, где всегда нерушимо одно… Чонгук маниакально привязывается, Чонгук не может без него свободно дышать, Чонгук не может без его слов у себя в ушах. Ток крови выкалывает барабанные перепонки, Чонгук отчаянно смахивает слёзы с покрасневшего лица. Это неправильно, всё не так, так не должно быть!.. Отчаянно вырывает руку из его руки. Холод пропитывает кожу, скользит под одежду и тянется к колотящемуся в исступлении сердцу. Он вздрагивает чутко, оборачивается, смотрит непонимающе, а у Чонгука в ответ вздрагивает это самое измученное сердце. Ветер подхватывает его волнистые чёрные волосы, путает, и, кажется, эти локоны смешиваются с чернотой бескрайнего неба. Чонгук заворожено смотрит вверх, шагает ближе и тонет в его глубоких глазах. Чонгук видит там столько неподдельной ласки, заботы, любви. Чего же не хватает? Сам не знает. Только глупо улыбается, когда тянет руку к этим его мягким воздушным волосам, убирает прядь, упавшую на глаза, так трепетно, точно может ранить своими дрожащими пальцами. Он может, он знает это. Чонгук не управляется с собой, когда речь заходит о нём. Тэхён перехватывает его руку, беззастенчиво целует запястье, а Чонгук рядом с ним забывает думать о том, что скажут другие, что подумают люди, когда увидят, как парень вешается на шею другому парню и робко в шею целует, ощущая губами это необыкновенное тепло. Крупные ладони скользят по спине, Чонгук закрывает глаза и в следующую секунду глохнет от взрывов над головой. Снова глаза распахиваются уже увлажнённые слезами, они зачарованно смотрят на ослепительные огни над головой, ощущает точно такие же у себя в груди, и даже не может истолковать этих вспышек. Тэхён заглядывает ему в глаза, не понимает этих слёз, как и этой безнадёги во взгляде тоже не понимает. Тэхён не понимает, что человек может быть просто сломан. Тэхён не понимает, что человек способен говорить с самим собой на незнакомом языке, что можно вот так жить и плакать бесконечными ночами от того, какие болезненные мысли шепчет внутренний голос, от того, как сильно чувства раздирают сердце, как на груди расцветают порезы. Такие не зарастают шрамами и не остаются горьким уроком на груди — они не затягиваются и вовсе. Чонгук роняет слёзы ему на подставленные ладони, знает, что может сказать ему абсолютно всё, но так же осознаёт, что не сможет сложить свои эмоции в слова. Он неполноценный без умения понимать самого себя. — Я рядом, — звучит где-то над ухом, и Чонгук больше не выдерживает — плачет навзрыд под непрекращающиеся залпы фейрверков. — Я всегда рядом. Тэхён снова обнимает его так крепко, как только может, гладит ладонью по волосам, а сердцем ощущает эти невыносимые тревоги родной души. Тэхён кожей чувствует каждый отрывистый всхлип, каждую дрожь его тела, каждую тревогу его ещё такого юного ума. Они справятся вместе, Тэхён ни за что не оставит после того, что разглядел в этих горячо любимых глазах, после того, что видел во снах, после того, что узнал о его отравленной непониманием душе. Он всегда будет рядом, надеясь, что хоть как-то сможет помочь, потому что сплетение их судеб волшебно, внезапно и уникально, как этот крошечный фейерверк на окраине глухой деревни. Ожидание прекрасно само по себе, но то, чего никак не ждёшь, окрашивает душу особенно ярко.