Тысяча и одно лето

В самых узких улочках на окраине Меадина хранилось много тайн. Здесь происходили встречи и разговоры, которые никогда не должны дойти до чужих глаз и ушей. Между домами тянулась кривая дорожка, вытоптанная драконьими лапами. Никто и не думал выкладывать её камнем, как широкие дороги в центре города. Старые сгорбленные домики теснились по обе её стороны, и между их стенами чернели узкие лазейки, в которые никто в здравом уме не сунется. Особо благочестивые хозяева домов прятали всю грязь и мусор в этих лазейках вместо того, чтобы, подобно большинству, бросать всё прямо на и без того малоприятную дорожку. По центру дороги дождями вымыло грунт и образовалось глубокое узкое русло. Во время дождей по нему бежала грязная серая вода, как в настоящей реке. Дождь уже закончился, поэтому вся дорожка превратилась в одно большое болото. Кариальмерис неторопливо шагал наверх, не обращая внимания на хлюпающую под лапами грязь, и иногда опасливо заглядывал в тёмные проходы между домами. Он слышал, что некоторые из них не ведут в тупик, а виляют между домиками, пока не оборвутся в жуткой темноте, куда лучше никому не соваться, ибо в этой темноте собиралось всё отребье Меадина, и никто не знал, что у них на уме. Кариальмерис осторожно жался к стенам домов, стараясь не упасть в яму посреди дороги. Стены домов почернели от плесени и копоти, местами обросли мхом, были забрызганы пятнами крови и грязи и покрыты вонючей холодной слизью, но это было лучше, чем идти по локоть в воде, цепляясь крыльями за склизкие берега. Иногда Кариальмерису приходилось перепархивать на другую сторону или идти по самому краю ямы, когда путь ему преграждали навалы мусора: старые разломанные доски, гниющие трупы животных с копошащимися в них опарышами, горы нечистот, разорванные тряпки с пятнами от еды, крови или чего похуже и прочая мерзость, с которой Кариальмерис не хотел иметь дел. Хватало уже того, что вонь от этих завалов расходилась по всей улице, завлекая сюда крыс и крылатых падальщиков. Кариальмерис в страхе замирал, когда юркие зверьки появлялись перед ним на дороге, и терпеливо ждал, пока они уйдут. В мусоре копошились растрёпанные грачи, и их глаза горели болезненными недобрыми огоньками, заставляя птенца идти быстрее. Такой пейзаж был обычным делом для окраин небесной столицы. Все, кто мог себе позволить, жили в центре города, в окружении каменных монументов, широких площадей и изящных зданий. А здесь собирались те, у кого нет денег, работы, воли к жизни, сердца - все бедняки и мерзавцы Меадина. Убийцы, воры, мошенники, насильники, пьяницы, зависимые - все они прятались в тёмных проулках между домами, и Кариальмерису иногда чудилось, будто он видел их горящие в темноте глаза. Он бы рад обойти это место стороной, но это самый короткий путь домой для того, кто ещё не умеет летать. Он вздрагивал от каждого шороха и пару раз действительно слышал задушенные хрипы и кашель между домами, тут же срывался с места и спешил вперёд, перепархивая с одной стороны улицы к другой. Кариальмерис не хотел учиться летать, но сейчас бы ему это умение очень пригодилось. За очередным поворотом он услышал восторженный гомон детских голосов. Аккуратно выглянув из-за угла, Кариальмерис с удивлением заметил, что несколько птенцов приблизительно его возраста собрались вокруг одного взрослого дракона и что-то с увлечением обсуждали. Дракон явно был не из этих мест - слишком красивые и дорогие на вид доспехи у него были. Здесь вообще ни у кого доспехов не было. Под крылом висели простые, но аккуратные ножны, явно новые, и из них торчала рукоять клинка, вроде ничем не цеплявшая взгляд, но все равно симпатичная. Дракон был похож на какого-то рыцаря: закованный в сверкающие латы, он добродушно смотрел на собравшихся вокруг него детей, едва успевая отвечать на их вопросы. Присмотревшись, Кариальмерис отметил, что доспехи лёгкие, чтобы не мешать их владельцу летать, да и сам дракон не выглядел рослым и крепким. В его силуэте - немного загнутых вниз белых рогах, длинных лапах и хвосте, изогнутой шее - легко узнавался альгран, но Кариальмерис раньше таких здесь не видел. По частично открытой морде и перепонке его крыльев становилось понятно, что окрас у него сине-белый, совсем несвойственный для серых и чёрных жителей Меадина. Такой же интересный, как у Вериграфезаль, чья белая чешуя была покрыта светлыми жёлтыми и зелёными пятнами. Зато собравшиеся у его лап дети были самым обычным зрелищем для Меадина - такие же серые, как сам Кариальмерис. Только одежда у него была получше. На его лапах даже перчатки были, пусть и самые дешёвые, а местная ребятня ходила босиком в грязных рваных обносках, которые, скорее всего, нашли где-то между домами или донашивали за старшими братьями и сёстрами. Присмотревшись внимательнее, Кариальмерис заметил на груди взрослого дракона металлическую эмблему Ордена: орёл, сжимающий в когтях четырёхконечную звезду. И что солдат Ордена мог забыть в таком месте? - Эй, ты чего там прячешься? Кариальмерис напрягся и замер, подняв на дракона испуганный взгляд и надеясь, что обращались не к нему. Но взгляд незнакомца был направлен в его сторону, а следом за ним обернулись и все окружившие его дети, большими круглыми глазами глядя на незнакомого птенца, как на невиданную зверушку. Становилось неловко. Кровь хлынула к морде, и щёки вспыхнули нестерпимым жаром от стыда и желания поскорее убраться отсюда. И чего они все на него так уставились? - Выходи, не бойся, - солдат Ордена приветливо улыбнулся, и его взгляд потеплел, - Я не кусаюсь. Кариальмерис медленно выполз из-за угла, всё своё внимание удерживая на том, куда ставит лапу и как идёт. Выглядит, наверное, как тупица. Лапы не гнутся, заплетаются, хвост не так держится, крылья глупо висят, но если сейчас их поднять, это будет выглядеть неестественно. Все сразу поймут, что он притворяется. Или, что ещё хуже, подумают, будто он пытается красоваться. И что за выражение морды? Небось смотрится, как испуганный отупевший кролик. Улыбнуться? Да ну, будет выглядеть глупо. Идёт ещё так криво, вот сейчас точно упадёт в грязь, и все будут над ним смеяться, а дома ещё и мама отругает. Почему они все смотрят? Он выглядит странно? Так нелепо изогнул шею, идёт, как самодовольный побитый гусь. Да и спину не прямо держит. Похож, наверное, на бешеную кошку... Но, вопреки ожиданиям Кариальмериса, никто не стал смеяться. Никто не улыбнулся, не начал перешёптываться и хихикать. Все снова повернулись к солдату, и только самая мелкая из этой гурьбы девочка продолжала ошалело глазеть на него. "Похожа на мокрого совёнка, - невольно подумал Кариальмерис, - Мы с тобой похожи. По-дурацки выглядим." - Ты здесь совсем один гуляешь? - спросил взрослый, глядя на приближающегося птенца со странной снисходительностью, - Где твои родители? - Я иду домой... - сипло пробормотал Кариальмерис себе под нос. Голос, как всегда, подвёл его, и после долгого молчания первая фраза вылетела из пасти задушенно и почти беззвучно. - Что? - Домой иду, - повторил он громче, прочистив горло. Как жалко, наверное, он сейчас выглядит. Понурый, грязный, такой убогий. Вроде одет получше этих детей, а жизни в нём гораздо меньше. Безвольный кусок мусора в серой чешуе. Так противно от самого себя. Так мерзко быть собой. Аж тошнит. Зайдёт за угол, распахнёт пасть пошире и выльет это отвращение, как мама выливает скисший суп из кастрюли. Все равно здесь так грязно, что хуже уже не будет. - Ну, ты покажешь нам или нет? Пожа-а-алуйста! - один из птенцов умоляюще взглянул на солдата и сложил крылья в просящем жесте. - Да! Пожалуйста! Пожалуйста, покажи магию! - Огонь, давай огонь! - А Одарённые могут превратить в лягушку? А сами?... А можно?... - Ого, ого, давайте по очереди! - дракон из Ордена поднял крылья, сдаваясь под таким напором, и засмеялся, - Конечно, покажу. Маленький такой фокус, но он куда сложнее, чем кажется. Подходите поближе. Солдат опустил одно крыло, повернув его крыльевой ладонью вверх, а вторым зазывающе шевельнул, подгоняя детей поближе. Птенцы тут же подались вперёд, толкаясь, прижимаясь друг к другу и даже замолкнув в предвкушении, затаив дыхание и все взгляды направив на когти солдата, закованные в заточенные металлические лезвия. Дракон опустил крыло ещё ниже, чтобы даже самые маленькие из ребятни всё хорошо разглядели, и за серыми и чёрными крыльями и обтянутыми мокрой одеждой спинами Кариальмерис быстро потерял из виду когти незнакомца. Он стоял немного в стороне, глядя на эту гурьбу ободранных птенцов. Скорее всего, у них не было не только денег, но и дома, и родителей, и еды. Не было ничего. На их телах пятнами расцветали побои, шрамы, кровоподтёки, ссадины, царапины, инфекции и загноения. У некоторых была разорвана перепонка, и теперь, даже при желании, они никогда не смогут подняться в небо. Брошенные, обездоленные, голодные, бездомные, никому не нужные, они... Ж и л и. По-настоящему жили. Они без страха жались друг к другу, не боясь тепла чужого тела, грязи с чужой кожи, чужой крови, слюны, слёз, чего угодно - они не боялись друг друга. Смело клали крылья друг другу на плечи, хотя вряд ли даже были знакомы. Они чувствовали эмоции, холод, бегущую по жилам кровь, биение сердца, страх, радость. Они х о т е л и жить. Боролись за жизнь. Кариальмерис им завидовал, и от этой зависти давящая пустота в груди становилась ещё тяжелее. Он жить не хотел. Хорошая жизнь или плохая - это совсем не важно. Любая жизнь требовала от него сил, которых у него не было. Каждый новый день пожирал его изнутри и снаружи, скоблил железными зубами череп, душу, сердце, всего Кариальмериса целиком. И пустота, такая тяжёлая, мерзкая. Так хотелось вырвать её из себя, достать оттуда, вытащить, чтобы она перестала умирать и гнить прямо у него в груди. Ему не грустно, не радостно - ему совершенно никак. Мысли путались. Он не знал, кто он, что делает и зачем. При взгляде на раны маленьких птенцов становилось стыдно. Они получили эти раны, сражаясь за жизнь. Все эти синяки и паутина царапин - следы их борьбы и доказательство их воли и желания. У Кариальмериса были свои следы. По всему телу. Ну, а что такого? Ему нужно было куда-то деть всё то, что сидело в его голове. Дать этому выход. Получить контроль хоть над чем-то. Сначала он только водил ножом по коже, надавливая и срезая края чешуек. Духу не хватало порезать глубже, потому что он трус и слабак. Со временем он привык и уже не боялся боли и крови, пока это его отвлекало, давало короткую отдушину. Саднило, конечно, потом и болело, неприятно очень. Но он заслужил. Иногда хотелось и большего. Вогнать нож в мягкий живот, лежать в луже своей крови и... - Эй, - солдат Ордена ласково посмотрел на Кариальмериса, и в его взгляде мелькнула какая-то никем не понятая грусть, - Ты тоже можешь посмотреть. Подходи ближе, не бойся. - Давай, давай, - один из птенцов, не глядя, зазывающе помахал рваным крылом. - Точно можно?... - испуганно спросил Кариальмерис и, получив в ответ кивок, неуверенно приблизился к незнакомцу. Гурьба птенцов тут же затащила его крыльями в этот тёплый круг, и он оказался окружён запахами и ощущениями. Стало так тесно, что уже не по себе. Что уже страшно и неловко. Болезненное тепло, лихорадочное дыхание, кожа, запахи... Кариальмерис стиснул зубы, сдерживая рвотный позыв, когда перепонка его крыла плотно примкнула к чьему-то склизкому боку, измазанному смесью дождевой воды и гноя, вытекшего из открывшейся раны. Он брезгливый, очень брезгливый. Он не любил прикосновения. Птенец глубоко вдохнул и задержал дыхание, стараясь абстрагироваться от окружающей его гадости: слишком горячая кожа, вонь гниющей плоти, грязь на крыльях, боках и одежде, больные птенцы. Подавляя отвращение, он вперил взгляд в когти солдата. Такие красивые металлические лезвия, острые и чистые, отполированные, заточенные, похожие на серебристый месяц. На их крае видно крошечные зазубринки. Наверное, чтобы ловить Телусури. Этим же Орден занимается? - Я не могу превратить кого-то в лягушку или превратиться в неё сам, - тихо прошептал дракон, - Но могу вам показать огонь. Мне для этого не нужен ни хворост, ни свеча, ни факел. Едва он успел это сказать, как по чешуйкам на его пальцах пробежало несколько искорок и занялось крошечное пламя. Сначала совсем маленький, огонёк начал расти, перебегая от одной чешуйки к другой, разгораясь, становясь ярче, горячее. Пара секунд - и уже вся крыльевая ладонь солдата была охвачена пламенем. Ещё секунда - и дракон резко распахнул крылья, поджигая их целиком. Птенцы восторженно запищали, отовсюду слышались изумлённые вздохи и возгласы. Некоторые просто неотрывно смотрели на пляску пламени, приоткрыв пасть, не в силах выдавить ни слова. Кариальмерис не разделял их восторга. При виде огня его сознание начинало подкидывать ему кошмарные образы возможного будущего. Вот он, стоит посреди двора. Меадин охвачен огнём, а в небе, среди чёрного дыма, мечется Пробуждённый Телусури. Кожа плавится и сползает с Кариальмериса. В обугленных когтях он сжимает свой выбитый глаз, вторым глядя на пятно запёкшейся крови под собой. Из переломанных лап, пробивая сухую кожу, торчат кости. Из его ушей и пасти с жалобным хлюпаньем вытекает чёрная жижа - гниющая пустота наконец его покидает. Он судорожно вздохнул и моргнул, стараясь избавиться от этих мыслей, уже неосознанно пытаясь схватиться за что-нибудь левым крылом. Украдкой посмотрел по сторонам, но никто и не заметил его замешательства. Все рады, все в восторге. Почему он не может быть таким же? Так противно от самого себя. Так мерзко быть собой.