This Side of Paradise

      Чуя не любит январь. Он долго тянущийся, тяжелый, холодный и является преградой прекрасному весеннему чуду. Хотя, в прошлом году было еще хуже. А сейчас? Сейчас все в порядке.       Обхватив пальцами стойку, рыжеволосый отрывисто вдыхает, смыкая глаза. Он вытягивает правую ногу, выставляя носок — ступня жжет, но на удивление меньше, чем ожидалось, — и опускается в плие. Ногою парень очерчивает круг, выводя ее назад, сгибается в корпусе и...       Музыка выключается.       Коё выходит из раздевалки, хмуро глядя в телефон, прежде чем замечает стоящего посреди зала юношу.       — Ой, извини. Я не знала, что ты... — Девушка насупилась пуще прежнего. — Разве тебе можно заниматься?       Нет, но кто ему судья?       — Просто разминка, — отвечает тот, пожимая плечами и не собираясь прекращать начатое. Чертов неподвижный поручень не должен доставлять ему столько радости, сколько доставляет, однако его сердце бешено колотится при одной только мысли о ценимых тренировках.       Озаки бросила на него один из своих взглядов а-ля "как скажешь", со вздохом потирая лоб. — Кстати, ты идешь на благотворительный вечер?       Склонившись торсом донизу, Чуя хмыкнул. — Ага. Хаяши заставляет меня пойти. А ты?       — А меня просит прийти Йосано.       — И ты не хочешь, потому что...?       — Потому что там будет куча фанатичных придурков, — огрызнулась она. — Эти люди вечно втягивают меня в скандалы, сопровождающиеся сплетнями, и по-твоему я должна доброжелательно приветствовать их и делать вид, что рада там находиться?       — Ты можешь отказаться. — Юноша на мгновение приостановился, сочувственно улыбаясь собеседнице. — Уверен, Йосано поймет.       Коё саркастично усмехается. — Знаю. Но я все равно пойду.       Рыжеволосый слегка посмеивается, поднимаясь на ноги и протягивая правую руку через голову к перекладине, наслаждаясь приятным жжением мышц. — Как насчет напиться и съесть всю их еду?       — А ты будешь на людях вешаться на Дазая, да? Тем более, когда у него свидание?       Вытянутая вверх рука резко падает. — Свидание?       Ресницы девушки слегка дрогнули, она застыла, открыв рот, будто сказала то, чего не должна была говорить. Скорее всего, именно так и произошло. — Ты не знал?       — Нет, — отзывается тот. Не знал.       — А-а... Я думала с точностью наоборот.       — Да все в порядке. — Юноша вглядывается в зеркало и крутит плечами, глубоко и ровно вдыхая. — Мы же не вместе.       — Тогда хорошо, — доносятся до него слова Озаки, хотя вряд ли она хотела выразиться именно так.       Все в порядке. Чуя был бы лицемером, если бы вдруг разозлился из-за того, что Дазай привел девушку на благотворительный вечер, после всех усилий, которые он приложил, чтобы убедиться, что они оба на одной волне. Если это просто свидание на одну ночь — голубоглазого все устраивает. Пока Дазай не затащит кого-нибудь в постель.       Потому что тогда все было бы не в порядке.       Телефон девушки завибрировал, и та всмотрелась в экран, нешумно вздыхая. — Давай, нас уже ждут.       Несмотря на то, что рыжеволосая регулярно говорила, что больше никогда в жизни не будет обедать с этими двумя, Дазай и Йосано забирают ребят на обед. Учитывая занятия и работу, предоставленную отцом, у Осаму не так уж много свободного времени, и эти два дня в неделю — одни из немногих, когда Чуя проводит с ним время вне постели. Он, к слову, до сих пор не понимает, что происходит между девушками — иногда он застает их за обменом влюбленными ухмылками, а временами они спорят о чем-то незначительном, например, о более подходящем интерьеру цвете, мать его, лампы — но по большей части с ними весело, посему Чуя частенько проводит время в балетной школе, даже вне занятий Гин.       (И поскольку в такие дни ему удается самому позаниматься).       Чуя отпускает перекладину и соглашаясь кивает. — Тогда пойдем.       Обед проходит за обсуждениями, какие фотографии выложить в Instagram, в чем рыжеволосому любезно помогают девочки, пока Дазай занят разговором по телефону с одним из своих коллег — судя по раздражению в его голосе, вовсе некомпетентным. За последние три с половиной месяца в галерее Чуи накопилось множество снимков, и прошла уже целая вечность с тех пор, как он в последний раз что-нибудь публиковал в социальных сетях. В последнем посте запечатлен парень на сцене, освещенной драматическим светом, в позе арабеска, следующая фотография — расслабляющийся Накахара в халате и с маской на лице. Беззаботные времена.       Но ныне он здесь, в прекрасном городе, в окружении странных и замечательных людей, так что он вполне может опубликовать новый пост и показать всем своим французским друзьям, что эй, он до сих пор жив и у него все отлично, спасибо вам за все, ублюдки. Или что-то в этом роде.       В конце концов, помощницы уговаривают Чую на пять фотографий. На одной он идет по улице в китайском квартале, в полуобороте улыбаясь в камеру, на другой — он, Йосано и Ранпо, сделанной в клубе на Хэллоуинской вечеринке; групповая новогодняя фотография; снимок, на котором он ест рамен, и, наконец, селфи с Дазаем, сделанное всего несколько дней назад — у обоих волосы собраны в несколько хвостиков, торчащих вверх, как маленькие ладошки, в тот час как рыжик потягивает кофе со льдом, всеми силами пытаясь не улыбаться. И, да, он чертовски надеется, что шатен забросил свой Instagram, потому что этому снимку уж точно не суждено было явиться в свет.       В машине Осаму практически не проронил ни слова, высаживая Коё и Йосано у дома последней. Однако, его молчание не беспокоит Чую. Одна из тех вещей, которые он выяснил о нем за последние месяцы. Дазай умеет подбирать слова для получения желаемой реакции кого-либо, но когда они находятся в обществе друг друга, кудрявый предпочитает молча наблюдать и слушать. Это нормально. К тому же, у Чуи хватает тем, чтобы заполнить тишину, а когда рассказ не идет, он тоже принимается наслаждаться спокойными моментами.       Сегодня дело не только в молчании. Сегодня что-то не так. Он постоянно проверяет свой телефон. Его пальцы тянутся к виднеющемуся месту под марлевой повязкой, рассеянно почесывая его. Он впервые сорвался, бормоча себе под нос оскорбления, когда машина перед ними не трогается с места, как только загорается зеленый свет.       Возможно, просто плохой день. У всех такое бывает, потому Чуя оставляет его в покое на некоторое время, а сам наблюдает в окно, любуясь оживленным городом.       Осталось чуть больше восьми месяцев.       Кажется, что это много, но, учитывая, что Чуе кажется, будто он только вчера приехал сюда, сомнений нет, что и остаток года пролетит незаметно.       Он отвлекается от мыслей, не желая портить себе настроение, и радуется, когда они подошли к зданию, где живет Осаму. Шатен быстро раздевается, оставляя пальто скомканным на тумбе для обуви. — Я в душ.       — Давай.       Зная о том, что Дазая будут раздражать складки, Чуя вешает пальто на вешалку, а затем идет на кухню за стаканом воды. Холодильник пуст, отчего меньший задается вопросом, что, черт возьми, кареглазый паршивец вообще ест, оставаясь наедине. Ни один из ответов, пришедших ему в голову, не удовлетворяет.       С другой комнаты доносятся звуки только что включившейся воды в душе.       К счастью для Дазая, у Накахары есть парочка идей, как отвлечься от беспокоящих мыслей.       В спальне шатен сидит на краю кровати, прислоненной другой стороной к стене, и что-то набирает в телефоне. Рядом лежит рулон бумаги.       Чуя откашливается, прежде чем заговорить, задерживаясь в дверном проеме. — Я тут.       — Сейчас, — отвечает второй, не оборачиваясь. — Дай мне минутку.       Рыжеволосый качает головой. Звучит так, будто то, чем бы они, черт возьми, ни занимались, является обязательством — а это не так. Ему же не настолько надобно заставить Дазая чувствовать себя обязанным спать с ним, верно?       Потому Чуя забирается на кровать и подползает к парню, осторожно обхватывая его руками, и кладет подбородок на его голое плечо. Это, вероятно, нарушает тысячу правил, которые он установил в своей голове, но шатен помог ему на Новый год с бессонницей, так что меньшее, что он может сделать, это попытаться помочь тому в ответ. В любом случае, это не похоже на признание в любви. Друзья могут обнимать друг друга, верно?       — Ты в порядке? — промолвил Чуя.       На мгновение он чувствует, как тот напрягается. Затем тело в объятиях медленно расслабляется, прижимаясь к рыжеволосому. — В твоем голосе промелькнули нотки беспокойства или мне показалось?       Легче всего вернуться к их обычным препирательствам, позволить Дазаю отвлечься своими поддразниваниями, но Накахара не поддается. — Да, возможно. Я просто хочу знать, все ли у тебя в порядке.       — Ну, да.       Чуя крепче сжимает его в знак напутствия. — Знаешь, это нормально признавать обратное, ведь так? — произнес он. — Ты человек. — Иногда люди чувствуют себя слишком паршиво.       Осаму слегка поворачивает голову, чтобы взглянуть на юношу. — Какой в этом смысл?       — Разделив переживания с кем-то, становится легче. — меньший пожимает плечами. — А если собеседник такой же милый, как я, он точно поможет чувствовать себя лучше.       — Каким образом?       Голубоглазый одаривает его широкой ухмылкой. — Я могу сделать тебе минет.       — И ты считаешь, мне должно стать лучше?       — Конечно. В этом мире нет ничего, чего бы не исправил хороший минет.       Дазай, должно быть, не убежден, но, по крайней мере, забавляется, когда хватает второго за подбородок, якобы подтверждая его точку зрения. Типа того. — Или ты просто немного секс-монстр.       — Значит, ты не хочешь, чтобы я тебе отсосал?       — Делай, что хочешь, веснушка. Я... — Глаза старшего медленно смыкаются под сопровождением тихого вздоха. — Просто устал.       Опять же, рыжеволосый явно не собирается просто так исполнять все свои прихоти. Это так не работает. Речь идет о Дазае и о способах, которые помогут его приободрить. Не о Чуе.       — Погодь, — выдает он и отцепляется от широкой спины шатена. — Полагаю, у меня есть как раз то, что нужно.       Осаму молчит, наблюдая за копошащимся Накахарой, который бегает туда-сюда в поисках куртки, — а точнее, ее содержимого — что осталась висеть в коридоре. Он возвращается с небольшим полиэтиленовым пакетиком с травой и прочими необходимыми вещами, помахивая им с ухмылкой. — Что скажешь? — спрашивает пришедший. — Ты, я и косяк?       Дазай в легком шоке сужает глаза. — Ты где это взял?       — У Тачихары.       Глаза другого сузились еще больше.       — Расслабься, — говорит голубоглазый с нескрываемым задором. — Я тебе тысячу раз говорил, что мы с ним просто друзья.       — Типа мы просто друзья?       Ну, да. В каком-то смысле.       Забравшись обратно на кровать, Чуя наклоняется ближе, прижимаясь к щеке Дазая. — Ты единственный друг, с которым я хочу делать подобные вещи, — вымолвил он, прежде чем прикоснуться губами друг к другу, копируя глупую дразнилку старшего — еще не поцелуй, а призрачное прикосновение, усиливающее напряжение, пока один из них не сорвется. (Можно с уверенностью сказать, что Дазай каким-то образом сумел полностью изменить политику поцелуев рыжеволосого).       Но шатена это не устраивает, и, схватив юношу за челюсть, возможно, с чуть большей силой, чем нужно, он жадно впивается в его губы и целует так, что у того перехватывает дыхание.       Однако, отстранился он довольно-таки быстро.       Осаму лениво улыбается ему, а затем кивает в сторону принесенных вещей. — Тогда продолжай.       Чуя выполняет приказы идиота только потому, что это была его собственная идея.       Парни перемещаются в гостиную для того, чтобы трава ненароком не попала на кровать, поэтому рыжик усаживается на пол рядом со столом и приступает к работе. Смотря в оба, можно сказать, что таскать ее с собой уж точно не самая умная идея, особенно в Японии, но поскольку он все равно редко пользуется общественным транспортом, он решил, что шансы попасться с поличным довольно низки. Чуя расспрашивает Дазая о его опыте употребления наркотиков и не удивляется, когда слышит, что у того их изрядная доля. Чем еще довольствоваться богатенькому ребенку? Само собой разумеется. Хотя Чуя не имеет права судить. Просто его опыт менее причудлив.       Заказав еды на дом, голубоглазый заканчивает сворачивать косяк, и, наконец, они выходят на улицу, устраиваясь на диванчике, который стоит во внутреннем дворике шатена.       Чуя зажимает между губами курево, поджигая его, делает долгую затяжку, а затем медленно выдыхает, выпуская дым и откинувшись назад. Последние пару раз он курил с Тачихарой, что было весело, но заниматься тем самым с Дазаем, особенно после его тяжелого и напряженного дня, кажется более интимным, чем все остальное, что они делали до сих пор — а делали многое.       Сделав еще две затяжки, Чуя молча протягивает ему косяк.       Он не может не наблюдать за движениями кудрявого, когда тот подносит скрученную сигарету ко рту.       Дазай прекрасен. И не в простом "ого, он красивый", а в более пронзительном, резком смысле. У него высокие и ярко выраженные скулы. Его волосы идеально уложены, с мелкими завитками на кончиках. У него дурацки длинные ресницы, и...       Дазай красив.       И иногда Чуя забывает об этом, настолько привыкнув к нему, что это становится нормой, но в такие моменты, как сейчас, он смотрит на него, и его снова и снова поражает истина.       Чертовски красив.       — Ты залип, — вдруг говорит второй, толкает руку голубоглазого своей.       Накахара забирает косяк и пожимает плечами. — Просто восхищаюсь тем, какой ты красивый.       — А?       — Не заставляй меня повторять, — ворчит он, затягиваясь и специально глядя на вид перед ними.       К счастью, Осаму прислушался к меньшему, бедром прижимаясь к его бедру, что приятно. Постепенно все начинает казаться приятным. Несмотря на то, что он курил сотни раз, Чуя до сих пор не может точно определить ощущение кайфа. Он просто чувствует себя... тяжелым, как будто гравитация вдавливает его глубже в кресло.       Рыжеволосый немного сдвигается, довольный тем, что их руки тоже прижаты друг к другу. Ему нравится чувство, излучаемое Дазаем. Надежное. Заземленное. Хорошее.       Непонятно от чего и что заставило его сказать: — Ты знаешь, что я впервые попробовал травку со своим бывшим парнем?       Дазай переводит на него взгляд. — Не знал.       — Ну, вот так вот. Держу пари, что даже ничего не почувствовал, но я притворился, что под кайфом, просто чтобы... — Он покачал головой, издавая сухой смешок. — ...убедить его, что я не неопытный неудачник.       — У меня начинает складываться не очень хорошее представление о твоем бывшем.       Чуя хмыкает. — Он был засранцем.       — И поэтому вы расстались?       — Поэтому, — утверждает юноша, — и потому что он мне изменил.       В этот раз он надеется, что тот сложил два и два, надеется, что Дазай понимает, что даже если бы Чуя хотел чего-то серьезного, он не смог бы.       И он понимает, — это ясно по его светящимся кофейным глазам, — но его реакция должна быть другой. Он не должен выглядеть таким... довольным.       Рыжеволосый невольно хмурится.       — Мне жаль, — по-видимому, лжет Осаму и кладет свою большую ладонь на бедро парня, скользит ею вниз, сжимая колено. — Ты заслуживаешь целого мира, не меньше.       Чуя даже не слышит слов того, единственное, что он может чувствует — пальцы, оглаживающие его ногу через ткань брюк. — Да, — бормочет он, — думаю, так и есть.       Шатен осторожно выхватывает у того сверток, своей другой приземляясь на его затылок, и голубоглазый точно знает, к чему это идет. Опьяненный, он смотрит, как Дазай делает затяжку, а затем наклоняется к нему, соединяя их губы. Чуя поддается, позволяя дыму ворваться в его легкие. Руками он вцепился в рубашку, которую кудрявый накинул перед выходом на улицу. Осаму целует парня, проникая языком, отчего голова второго кружится от всех испытуемых ощущений, переполняющих его и заставляющих кровь в жилах вскипать, пока они разделяют один затяг.       Когда двое, наконец, отстраняются, Накахара выдыхает дым, но тут же тянется за очередным поцелуем, отчего кареглазый усмехается ему в губы, и, услышав этот звук, такой искренний, несмотря ни на что, у него замирает сердце.       — Полегче, — бормочет Дазай, помогая ему забраться к себе на колени, и просовывает руку под свитер юноши, нежно оглаживая спину, пока тот устраивается поудобнее. Другой рукой шатен молча протягивает косяк.       Меньший делает короткую затяжку, а затем выдыхает, трепеща ресницами. — Я задолбался.       Бог знает почему, но Осаму невероятно уступчив ко всем видам веществ, посему он докуривает сам, что чертовски раздражает, когда Чуя то и хочет, что только целоваться с ним последующие часов пять, хотя он молча терпит долгое и нудное ожидание, играя с воротником его рубашки.       Когда тот, наконец, тушит и выбрасывает в урну рядом бычок, рыжик чуть не плачет от счастья, обнимая шатена за шею и прижимаясь к его губам. Накахара и раньше целовал людей, когда был под кайфом, но никогда так — каждый вздох, каждая дрожь и скольжение губ усиливаются до ощущения, будто он тонет в Дазае.       Парень испуганно вскрикивает, когда руки кудрявого опускаются ниже, обхватывая заднюю поверхность его бедер, а затем он встает, неся Чую.       — Пожалуйста, не падай, — шепчет он в щеку Дазая, крепче прижимаясь к нему.       — Я не собираюсь... — Старший слегка покачивается, входя в пентхаус, но через секунду выпрямляется. — Хех, шучу.       За это Накахара кусает его за щеку.       Осаму неожиданно усаживает его на пол вместо дивана в гостиной, но второго это вполне устраивает. Сейчас он будет рад практически всему.       Хотя он не может удержаться от того, чтобы не изогнуть бровь и насмешливо не ухмыльнуться, крепко сжимая шею шатена. — Ты собираешься трахнуть меня на полу?       — Помнишь, я говорил тебе, что мы опробуем все предметы мебели в этой квартире? — спрашивает старший, глядя на юношу сверху вниз. — Я всегда держу слово.       — Не думаю, что пол можно считать мебелью... — Слова оборвались, когда кареглазый сжал их губы вместе, прижимаясь к нему грудью и практически пригвоздив парнишу к полу. Чуя заметил, что Дазай любит это делать, любит заставлять его играть по своим правилам, разрывая на части бездумными поддразниваниями, пока тот не перестает соображать; доминируя, против чего рыжеволосый не возражает, но не потому, что в конечном итоге он всегда испытывает блаженство. Просто это... нечто другое. Новое.       Ранее, именно Чуя всем орудовал, просто потому, что так легче войти в экстаз. В конце концов, никто не знает его тело лучше, чем он сам. Но трудно отрицать, что это, — когда Дазай берет все на себя, а второй просто отключает свой разум и наслаждается, — на самом деле довольно приятно. Он сможет привыкнуть к этому — возможно.       Мозг меньшего, казалось, растекся от медленных и глубоких поцелуев Осаму, от того, как он хватает парня за бедро и пристраивается между его ног, потирая через ткань штанов их эрекции.       Но так безумно хорошо.       Чуя вряд ли когда-нибудь сможет насытиться этим. Он мог бы продолжать и продолжать, снова и снова...       Задыхаясь, он запустил руки в кудрявые волосы, потягивая их у корней, пока сидящий рядом, очень довольный, не отстранился от него.       — Я все еще хочу отсосать тебе, — тяжело дыша настаивает рыжеволосый.       — Жадина, — бормочет Дазай, но усаживается на диван, с задором смотря на парня, — но если ты так сильно этого хочешь.       — Знаешь, — Чуя просовывает пальцы под его рубашку, нащупывая пояс трусов, — тебе следует быть осторожнее в обращении с парнем, который вот-вот возьмет твой член в рот.       — Ты угрожаешь откусить его?       — Мог бы, — огрызнулся меньший, стягивая единственное, что отделяет его от желаемого, а стук его сердца гулко отбивается в ушах.       — Умереть от твоей руки не так уж плохо.       Вот только Чуя не хочет, чтобы он умер. Он хочет, чтобы Осаму чувствовал себя хорошо. Поэтому после того, как трусы сняты и брошены где-то на полу, голубоглазый оглаживает заднюю часть его бедра, оставляя дорожку поцелуев на бледной коже. Над ним неподвижно зафиксирован Дазай. Даже когда губы рыжего поднимаются выше, слегка касаясь его ствола, с трепещущими ресницами смотря вверх и удерживая сфокусированный взгляд кудрявого. Даже в такой момент его контроль не ослабевает. Часть Чуи ненавидит это. Другая часть воспринимает сие как вызов.       Он хорошо справляется с задачей, ему нравится делать это так же, как и сам член Дазая, так что сбить его с толку и заставить расслабиться должно быть легко, правда, за исключением упрямства этого идиота, но, к счастью для него, Накахара тоже упрям.       Его ладонь обхватывает горячий орган, большим пальцем размазывая сочащуюся естественную смазку по всей его длине, а затем слизывает влажную дорожку, встречаясь с кольцом из пальцев. Чуя хотел бы растянуть процесс, заставить непоколебимого немного помучиться, но терпение никогда не было его сильной стороной. Он обхватывает головку губами, слыша удовлетворенное мычание.       Это не назвать ни вздохом, ни стоном, но следующий такой же звук вышел чуть более напряженным. Мгновение спустя Осаму гладит голову старающегося парня, длинными пальцами перебирая его волосы и заправляя их за ухо, а пока рыжеволосый очерчивает круговыми движениями головку, раз за разом проводит языком по уздечке, веки тяжелеют от пьянящего желания, растекающегося по всему телу.       — Тебе это нравится, — слышит он томный голос кудрявого, — не так ли?       Чуя с характерным звуком выпускает изо рта орган и отстраняется, только чтобы сказать: — И что с того? — Не дожидаясь ответа, он снова возвращается к делу. На этот раз он захватывает член глубже, чем раньше, задерживая любой глупый комментарий, который собирался сказать Дазай, шипящим стоном, а пальцы слегка сжимают рыжую копну волос.       Чуе нравится ловить каждую реакцию и каждый вздох Дазая, чувствовать, как напрягаются его мышцы, как содрогается его член во рту. Ему нравится прикладывать максимум усилий да так, чтобы чувствовать, как потом болит челюсть, прямо как после хорошей тренировки. Это делает его радостным, будто он хоть раз в жизни делает что-то правильно.       Но, конечно же, он не станет говорить об этом Дазаю. Хватит из него самодовольства.       — Если бы я позволил, ты бы, наверное, делал это день и ночь, да? — Кареглазый продолжает.       С широко открытым ртом, скользящим вверх и вниз по всей длине, из Накахары вырывается гортанный стон. Да.       Руками Осаму царапает кожу головы второго, а большой палец поглаживает раковину уха, играя с ней. — Тогда, пожалуй, сиди на коленях весь день, делая минет. — Чуя не совсем кивает, но энергично покачивает головой, что вполне можно принять за кивок. Не его вина, что перспектива ничего не делать, кроме этого, сводит его с ума, отзываясь болезненным жаром внизу живота, а его бедра неосознанно покачиваются, не встречая ничего, кроме воздуха.       — Как будто ты был создан специально для меня. — Тяжело дыша, Чуя отстраняется, дабы снова позволить органу скользнуть вглубь. Звук, извлекаемый из Дазая, прекрасен, такой грубый и низкий.       Весь момент кажется нереальным, застывшим во времени. Все кажется таким затуманенным. Рыжеволосый отшатнулся, давая себе возможность отдышаться и наслаждаясь массирующими движениями руки старшего по его голове. Затем парень смещается, упираясь одной рукой в пол, и сжимает член, готовясь. У него уже достаточно опыта и навыков, чтобы быть уверенным в своих способностях глубокого заглатывания, поэтому Чуя позволяет шатену взять ситуацию под свой контроль.       Двигаясь медленно, но глубоко, Дазай снова начинает говорить, что-то о чертовски преступных губах Накахары, но второй сейчас чересчур погружен в мысли, чтобы слышать.       Ему приятно и тепло, и...       Ему хочется чихнуть.       Вмиг весь мир замирает, пока Чуя борется с собственными рефлексами, ибо он действительно напуган, что вот-вот откусит гребаный член, посему ладонью парень отталкивает бедро Дазая с всхлипом. Он уже готов к худшему, но, хвала богам, кудрявый отстраняется, после чего юноша чихает. Громко. И противно.       На несколько мгновений все, даже их дыхание, становится абсолютно беззвучным. Затем над рыжеволосым раздается низкий звук...       Чуя в ужасе поднимает голову, но вместо отвращения или, может быть, раздражения, он понимает, что тот смеется, и пару-тройку секунд спустя заливается смехом сам.       Неконтролируемый истерический смех.       Чуя не уверен, вызваны ли слезы в его глазах жалкой попыткой сдержаться или его безудержным хохотом, но это, честно говоря, неважно.       — Прекрати смеяться, — слышит он задыхающегося Осаму, хотя голос того также дрожит от смеха. — Ты собирался... собирался...       — Это ты начал! — восклицает Чуя и прижимает руку ко рту, когда чертово хихиканье снова грозит вырваться наружу. Покачав головой, он говорит: — Мне жаль... прости, я просто... — Он сжимает бедро шатена, снова пытаясь притянуть его ближе, но в итоге вновь смеется, утыкаясь лбом в ногу старшего.       Дазай проводит пальцами по его волосам. — Пока не успокоишься, и близко не подлезешь к моему члену. — Когда угрозы пролетели мимо ушей и смеющийся продолжал хохотать, кудрявый заставляет парня посмотреть вверх, и сердитый хмурый взгляд на шатена не очень-то разряжает нынешнюю обстановку. — Может, хватит уже?       — Прости, — Накахара вытирает слезу с глаза, — кажется, я действительно под кайфом.       — Я удивлен. — Осаму опускается на колени, задирает рубашку, пока рыжеволосый послушно не поднимает руки, позволяет тому снять ее и кинуть куда-то за плечо.       — Серьезно? — спрашивает Чуя, пока кареглазый работает над его штанами.       — Немного, — слышится в ответ.       — Разве не утомительно быть настолько терпеливым? Твой разум работает круглосуточно?       Дазай поднимает на него взгляд только тогда, когда второй полностью обнажен, ерзает на холодном полу холодно, и даже вполне удобный ковер не греет. Парень расплывается в полуулыбке. — Ты даже не представляешь насколько.       — Однажды я напою тебя до беспамятства, — Чуя просовывает руки под рубашку и обхватывает широкую спину, когда губы Дазая опускаются на его шею, — а потом... потом я...       — Что потом?       — Потом я позабочусь о тебе, пока твоя голова ничегошеньки не будет соображать...       Рука Дазая неуклонно блуждает по его бедру, но когда достигает района ягодиц, она внезапно замирает, в тот час как кареглазый опускает голову на грудь Чуи, громко простонав.       — Что?!       — Смазка, — мямлит тот. — Я забыл смазку.       Господи, какая драматичность.       — Да она же буквально в соседней комнате, — ворчит рыжик, пытаясь оттолкнуть несчастного актера, дабы заставить его сдвинуть свои чертовы ноги.       Но он только качает головой, щекоча волосами шею своей "подставки". — Сли-ишком далеко.       — Знаешь, что еще далеко? Мой оргазм, Дазай. И он так и будет далек, если ты не встанешь и не принесешь чертову смазку.       Шатен бросил на него злобный взгляд. — Говорит парень, который чихнул на мой член.       — И сделаю это снова! — рявкнул юноша, все так же отталкивая намертво прислонившееся тело от себя, что труднее, чем кажется. — Ну же, — хнычет он, — я хочу кончить, пока я еще под кайфом.       — Ты же так хотел заставить меня чувствовать себя лучше, а сейчас что... — обиженно промолвил Осаму, прежде чем окончательно встать и исчезнуть в коридоре.       Хах.       Ну, Чуя не безупречен.       По какой-то причине этот ублюдок целую вечность проводит в своей спальне — вероятно, назло, — так что рыжий тянется к телефону в кармане штанов. Времени достаточно, чтобы ответить на входящие сообщения и выбрать плейлист, который будет доноситься из замечательной системы объемного звучания. Затем возвращается пропажа, неся смазку и что-то еще.       — Arctic Monkeys? — спрашивает стоящий в проходе. — Серьезно?       Чуя хмурится. — Почему бы и нет?       — Это клише.       — Ну уж простите, но я не хочу заниматься сексом под Cardi B, и — это повязка на глаза?       Дазай протягивает ее с хитрой улыбкой. Черная и непроглядная. — Да. — Когда он видит, как голубоглазый хмурится, его самодовольство немного рассеивается, отчего он водит пальцами по своему бедру, успокаивающе потирая кожу. — Мы не обязаны. Но она может сделать эмоции более... чувственными. Я полагал, тебе это понравится.       Резкая перемена настроя кудрявого заставляет Накахару поморщиться от чувства вины, любопытства и чего-то еще. Просто... куча чувств, которые Чуя даже не может сейчас осмыслить. — Думаю, попробовать можно, — говорит он, притягивая Дазая ближе, потому что, как бы, становится холодно. — Просто неожиданно, вот и все. Это... что-то новенькое.       — Никогда не пробовал раньше?       Ты же не принесешь повязку на полуночный перепихон с каким-то рандомным человеком, с которым ты познакомился в приложении для знакомств, или с кем-то из потрепанного клуба. А секс с его бывшим никогда не выходил за рамки обычного.       — Нет.       — А ты хочешь?       Идея настолько же интригующая, насколько и пугающая, но, глядя на Дазая перед собой, Чуя понимает, что доверяет ему. Неимоверно. Он не случайный знакомый. Он... Дазай.       — Наверное, — говорит Чуя, пожимая плечами.       — Это не "да.       — Но это и не "нет".       Осаму вздыхает, как будто перед ним разбалованный маленький ребенок, но все же берет повязку и позволяет тому осмотреть все вокруг, прежде чем аккуратно фиксируя ее в районе глаз. Тусклое освещение гостиной исчезает, погружая юношу во тьму. Очевидно.       — И как? — спрашивает шатен.       — Ну, я ни черта не вижу, — отвечает тот ему.       Где-то впереди него раздается тихий смех. — Да, Чуя, в том-то и дело.       — Просто делай, что должен. — Накахара находит знакомые очертания рук и немного расслабляется, чувствуя прижатые к его ключице губы. — И говори со мной.       Голос Дазая растворяется в темноте.       Он выполняет просьбу. Его темы варьируются от повседневных разговоров, таких как утренние лекции, которые он ненавидит, до рассказов Чуе, как прекрасно он выглядит, когда насаживается на его пальцы. Шатен уже успел выучить куда надавить и с какой силой, чтобы заставить рыжеволосого поплыть, так что вскоре тот задыхается вокруг четырех пальцев, цепляясь за шею Осаму, и слушая слова, которые тот тихо шепчет.       Дазай не лгал о том, что повязка на глазах усиливает эффект. И не только. Она в разы наращивает интимность ситуации. Когда кареглазый вводит свой член внутрь, укладывая его ноги себе на плечи, он словно тонет в ошеломляющем звуке биения их сердец, всхлипывающем дыхании и шлепках от соприкосновения кожи с кожей.       Это ошеломляет в самом лучшем смысле этого слова.       Процесс проходит медленно и неторопливо, а Накахара в тотчас задается вопросом: "Как он сможет снова прикоснуться к другому человеку, когда его тело настолько привыкло к Дазаю, что сама мысль о ком-то еще подобна отвыканию от лучшего наркотика, который он когда-либо принимал."       Позже, когда Чуя очнулся после своего недолгого дрема, то заприметил, что они уснули на полу, завернувшись в одеяло. Сонливость все еще не прошла, и уже не в первый раз ему хочется просто остаться на ночь, вместо того чтобы возвращаться к своим обязанностям помощника.       Это дерзко, да, учитывая, что попал он сюда из-за работы. Не похоже, что он может провести целый год, ничего не делая, а только развлекаясь и трахаясь с сыном хозяев. Тем не менее, Цусимы так с ним щедры, что он иногда забывал о главной цели его нахождения в Йокогаме.       Однако, встать и одеться сейчас звучит хуже, чем окунуться в Северный Ледовитый океан, посему Чуя уткнулся руками в лицо и настраивается на то, что ему придется сделать это в течение часа. Мысли о том, когда он увидит Дазая в следующий раз, и повторит сегодняшнее также посещают его голову. С повязкой на глазах. Может быть, даже со специальными приспособлениями.       И, о боги, он вспомнил.       — Благотворительный вечер, — встрепенулся тот, бросая взгляд на Дазая, который последние несколько минут то и делает, что водит по своей руке пальцами движениями вверх-вниз. — Кто твоя пара?       Если второй и удивлен тем, что Чуя откуда-то узнал, он не показывает этого. — Нобуко Сасаки, — отвечает он, а затем ехидно улыбается. — Что, ревнуешь?       Опустившись головой на руки, голубоглазый фыркает. — Нет. Просто слухи дошли о твоем свидании. Идея твоего отца?       Дазай угрюмо вздохнул. — Да.       — Но ты ведь не обязан с ней встречаться? История с Йосано не повторится, так ведь?       — Нет. Не повторится.       Единственное, что ему нужно было услышать. Остальное не имеет значения.       — Тогда я надеюсь, что она классная.       — Да, я тоже.