Аламо

Глава 3. Жеребёнок. Леса Старого Запада всегда удивляли и вдохновляли сотни людей своим величием и мудростью. Под громадными зелёными кронами секвойи ли, под легкими шуршащими листочками берёзы ли, под твёрдыми темными иглами елей ли – везде ты находишь покой и умиротворенность. Как кажется плохо знающему леса человеку. По правде, в каждом лесу течет яркая и быстрая жизнь, как в многолюдном городе. И каждый житель здесь особый. Кто-то живет здесь веками, передавая дом из поколения в поколение. Кто-то «приехал» недавно и только обустраивается, а кто-то просто проходит мимо, ища свой уголок в этом мире. Именно такой «искатель» сейчас идет по осеннему смешанному лесу. Аламо тихо передвигался по шуршащей подстилке. Его уши были настороже, а глаза быстро осматривались по сторонам, оценивая каждый шорох, каждый листик. Жеребец недавно расстался с матерью и с грустью вспоминал момент прощания. И Гретта, и Аламо понимали, что больше они не увидятся никогда. Со слезами мать давала своему единственному сыну наставления перед уходом. С печалью в голосе Аламо желал ей удачи в поисках нового табуна. Когда мать его обнимала, жеребец чувствовал, как её слёзы стекали по его шкуре, падая на твердую землю каньона. - Я люблю тебя, сын мой. – Сказала Гретта, смотря в серые глаза Аламо. – И я желаю тебе только хорошего. И вот мой последний совет: ищи Спирита. С ним ты не пропадешь, он поможет тебе, если ты поможешь ему. И найти тебе будет его очень легко: ноги сами приведут тебя. Аламо молча кивнул и в последний раз потерся о нос матери. Наблюдая, как она уходит, он чувствовал, что внутри него разбухает комок горечи и печали, чувствовал, что этот комок никогда не пройдет. Мать одна, и он никогда больше не увидит её. Когда Гретта исчезла в утреннем тумане, Аламо закрыл глаза и галопом направился в противоположную сторону. Но сжатые веки не могли остановить поток слёз… «Ноги сами приведут тебя». – Вспомнил Аламо фразу матери и остановился. Он слышал впереди шум водопада. – «Подойти, не подойти? Там могут быть хищники и охотники, а я не смогу ни услышать, ни учуять, и тем более ни увидеть их. Ай, пойду. Если пришло время умирать - значит, умру». Аламо встряхнул отросшую двухцветную гриву и легкой, но быстрой рысцой направился к водопаду. Зрелище падающей воды успокаивало бы, если не принимать в факт страшный грохот и обломки деревьев у подножья. Пегий немного постоял, смотря на водопад, восхищаясь его мощью и красотой. «И всё-таки вода - страшная сила. Ею можно и убить, и спасти». – Промелькнуло в голове у жеребца, наклонившего голову. И едва Аламо сделал первый глоток, как услышал сквозь грохот воды писклявое ржание. Резко подняв голову, растрепав всю гриву, жеребец осмотрелся. - Ржание? Тут где-то лошади? Но какие? – шептал Аламо, напрягая слух. Вновь легкое пронзительное ржание, и Аламо рванул в сторону звука, находящегося на противоположном берегу потока. Переход был неглубоким, но вода моментально окутала холодом ноги, заставив жеребца вздрогнуть. Добравшись до берега, пегий встряхнулся и крикнул: - Эй, кто здесь? - Помогите! – крик явно был где-то рядом, ближе к водопаду. Аламо рысью направился вдоль берега, высоко поднимая ноги, утопающие в песке. Вскоре он приблизился к водопаду и увидел источник звука. Это был маленький шоколадный жеребёнок со светлой гривой и звёздочкой на лбу. Он был тощий, небольшой, с тоненькими ножками-спичками, явно рожденный день-два назад. Он лежал на берегу, тяжело поднимая свои худенькие бока, весь мокрый и дрожащий от холода. Услышав шаги, жеребёнок тяжело поднял голову и, увидев жеребца, тихонько проржал: - Помоги мне… - Тихо, малыш, сейчас помогу. – Ласково сказал Аламо, подходя к дитю поближе. Он понял, почему малыш до сих пор не встал: его ногу придавила здоровая еловая ветка. - Как ты попал сюда? Где твоя мать? – Спросил Аламо, на глаз оценивая тяжесть ветки и способы её передвинуть. - Я играл на берегу, споткнулся и упал в реку. Я крутился, вертелся, а потом увидел водопад - бу-у-ум, и я тут. Моя мамочка осталась наверху, дома. – Ответил жеребёнок, задрожав сильнее. Из ореховых глаз потекли слёзки. – Я хочу домой, я хочу к маме! Мне страшно, здесь рядом пума! - Ну-ну, малыш, тихо, я тебе помо… - Тут Аламо запнулся и посмотрел на жеребёнка. – Стоп, пума? Где она? Ты её видел? - Мама говорила, что здесь поселилась большая злая кошка. – Ответил жеребёнок, шмыгнув носом. – Я слышал её рычание в глубине леса. Мне страшно. - Жеребёнок снова шмыгнул, слёзы потекли быстрее. - Не бойся. – Аламо ласково стер носом слёзы со щеки малыша. – Как тебя зовут? - Люди назвали меня Шикобой. Мама сказала, что это значит «Перо». – Ответил жеребёнок, потреся головой. – У меня за ухом должно висеть перышко воробья. - Так вот, Шикоба. – Сказал Аламо, смотря прямо в глаза жеребёнка. – Я помогу тебе выбраться и вернуться домой. И никакая пума тебя не тронет, пока я рядом, ясно? – Малыш кивнул. – Ну, вот и славно. А теперь давай думать, как тебя вытащить из-под ветки… После нескольких минут борьбы, ворчания и слёз Шикобу всё-таки удалось вытащить и поднять на ноги. Аламо оказался прав: жеребёнок увидел свет только два дня назад, и его ножки до сих пор плохо слушались. Идя по лесу наверх, к началу водопада, Шикобу то и дело спотыкался, шуршал травой, ударялся плечом о стволы деревьев, тревожа своими вскриками птиц и мелких животных. В конце концов, он споткнулся об камушек и, перевернувшись через голову, упал на спину и заплакал. - Больно… - Простонал малыш, всхлипывая. По гнедой шерстке на щеках потекли слёзы, оставляя черные влажные дорожки и утопая в светлой гриве. Аламо устало вздохнул и со снисходительной улыбкой повернулся к жеребёнку. - Ну, не плачь. – Сказал жеребец, подталкивая жеребёнка в бок и переворачивая того со спины. – Просто смотри под ноги, когда идешь. Тогда не будешь спотыкаться о разные злые камни, ветки и кочки. Шикоба поднял свои большие ореховые глаза на Аламо. - А как тогда идти? – Наивно спросил он, стирая ногой слезы. – Когда идешь, надо смотреть вперед, а не то врежешься в деревья – так мама мне говорила. Аламо поднял голову и задумчиво осмотрелся, думая, как ответить. Но на ум ничего не приходило, и жеребцу пришлось импровизировать: - Надо смотреть и вперед, и под ноги. Держи голову так, чтобы видеть всё. С возрастом ты приучишься к этому. – Аламо опустил голову и подтолкнул носом круп Шикоба, заставляя того подняться на ноги. – Идем. Мы почти поднялись наверх, нам осталось немного. Остальной подъем прошел тихо, без особых падений. Аламо с улыбкой наблюдал, как малыш бегал глазами от земли к лесу, стараясь за всем уследить, но получалось это плохо, и Аламо знал почему. - Опусти нос пониже, не держи его так высоко. – Тихо сказал жеребец, скосив глаза на жеребёнка. – Ты из-за него не видишь, куда наступаешь. Шикоба с любопытством посмотрел на Аламо, потом на свой нос и, наконец, опустил его. Сделав несколько шагов, он радостно заржал: - Так и вправду легче! – Шикоба легко перешел с шага на рысь, высоко поднимая свои тоненькие ножки над землей. Аламо покачал головой, наблюдая за веселящимся жеребёнком. Но тут он уловил краем глаза промелькнувшую тень в лесу. Пегий остановился и, навострив уши, начал принюхиваться, медленно оглядывая деревья. - Шикоба. – Тихо, но твердо сказал жеребец, делая шаг к застывшему в недоумении малышу. – Подойди ко мне. Быстро. Шикоба испуганно осмотрелся и быстро задышал, однако с места не сдвинулся. Он дернулся в сторону леса, продолжая испуганно оглядываться. - Шикоба! – Чуть громче сказал Аламо, делая ещё один шаг. Уши уловили шорох в ближних деревьях. – Иди сюда! Кроха уже сделал шаг к жеребцу, как вдруг со стороны реки раздал зовущее ржание кобылы. И Шикоба, не долго думая, рванул неловким галопом в сторону зова, взметая маленькими копытцами опавшие листья. - Шикоба, нет! – Крикнул Аламо, не успев среагировать. Шорох стал громче, кусты у подножья деревьев зашевелились, и из них выпрыгнула пума. Это была очень крупная кошка, намного крупнее тех горных львов, что видел ранее Аламо. Под шкурой перекатывались мышцы, миндалевидные желтые глаза ярко горели азартом на большой лобастой голове, на носу красовался небольшой шрам от удара копытом. Когти львицы были выпущены и блестели под лучами осеннего солнца, пугая своей остротой. Мех пумы был окрашен в песочные тона, что идеально сливало её с окружающей средой. Пума посмотрела на ошеломленного Аламо и, зарычав, бросилась вслед за убегавшим жеребёнком. Наконец, пегий очнулся от шока и широким карьером рванул следом за пумой, перепрыгивая мелкие канавки и ветки. Он не отрывал глаз от грязной шкуры, мчащейся впереди большой кошки, с каждым шагом приближаясь к ней. Шикоба выскочил из леса на крутой каменистый берег реки. Резко затормозив, подняв тучку пыли и мелких камней, малыш заливисто заржал, призывая мать. И хотя шум реки был оглушающим, мешающим услышать такое тонкое и негромкое ржание, ему ответили с противоположного берега. Из-под сени деревьев противоположного берега вышла красивая кобыла, вороная, с белой звёздочкой на лбу. На спине у кобылицы сидел смуглый юноша с черными короткими волосами. Он, поставив ладонь козырьком, внимательно осматривал крутой берег. Шикоба вновь заржал, уже радостней, и встал на свечку, надеясь, что его лучше будет видно. Наконец, индеец заметил его и что-то крикнул, обернувшись к лесу. Кобыла под ним беспокойно ходила на месте, встряхивая смоляную гриву, и тянула поводья от уздечки в сторону своего жеребёнка. Из леса выехал второй всадник, взрослый мужчина, верхом на рыжем, могучем жеребце. Он сразу нашел глазами жеребёнка и кивнул в его сторону, что-то тихо сказав юноше. Жеребёнок уже вовсю прыгал и скакал, не отрывая взгляд от матери и не переставая заливисто ржать. - Мама! Мамочка! Я нашел тебя, нашел! – Кричал Шикоба, подпрыгивая на месте. – Мама! Мама! Иди ко мне! - Не могу, сынок! – Крикнула ему в ответ кобылица, нервно подергивая ушами в сторону всадников, пытаясь понять их странную речь. – Не прыгай так сильно, а то опять… Шикоба, берегись!!! – Крикнула кобылица, заметив за спиной малыша песочную тень и встав на дыбы от волнения и испуга за сына. Юноша, сидевший на ней, едва не упал, но успел схватиться за её гриву. Посмотрев в сторону жеребёнка и заметив приближающуюся пуму, он крикнул что-то на своем языке и потянулся за стрелами, лежащими в его колчане. Но мог ли успеть человек за молниеносными движениями большой кошки? Нет, конечно. Но мог успеть жеребец. Аламо не отставал от пумы на протяжении всего леса. Он никогда в жизни не бежал так быстро, не прыгал так высоко, не был настроен так решительно. Он чувствовал ответственность за игреневого малыша и не собирался без боя отдать его на растерзание хищницы. И когда он заметил, что пума собирается сделать последний прыжок и схватить беспечно прыгающего жеребёнка, Аламо, не долго думая, сделал рывок и схватил пуму острыми зубами за хвост. Клыками он прокусил кожу, и на языке почувствовался знакомый горький вкус железа. Густой жесткий мех забился в нос, колол губы и щекотал язык, но жеребец не отпустил и лишь сильнее сжал челюсти. Пума не ожидала такого поворота событий и продолжила прыжок, но этот великолепно отточенный охотничий прием был нарушен сильным толчком сзади, и кошка по инерции полетела назад. Индейцы были шокированы. Юноша только вставлял стрелу в тетиву, когда пума была уже на подлете к жеребёнку, и взрослый индеец уже мысленно просил у духов быструю и безболезненную смерть для малыша, как вдруг незнакомый им дикий пегий конь выскочил следом за хищницей и остервенело впился ей в хвост, потянув за него кошку к земле. Его копыта резко заскрипели по камням, когда он начал тормозить, одновременно опуская голову к земле и сжимая сильнее челюсти. Раздался неприятный хруст, и пума страшно заревела, стараясь на последних секундах полета развернуться и ударить громадной когтистой лапой по морде коня. Однако, жеребец был явно не из дураков, и, увернувшись от лапы, он отпустил хвост, оставляя в воздухе дорожку из свежих капель крови. Едва не потеряв равновесие, он развернулся к жеребёнку и подтолкнул его носом, громко заржав. Аламо не понимал, как он это сделал и откуда научился. Едва не располосовав нос под когтями львицы, жеребец резким движением откинул голову назад и отпустил хвост кошки, одновременно отпрыгивая в противоположную от ревущей хищницы сторону. «Как? – Промелькнуло в голове коня, когда он твердо встал всеми четырьмя копытами на землю. – Не важно, не сейчас». Не оставляя себе время на передышку, Аламо развернулся к застывшему Шикобе и толкнул его носом в плечо, едва не уронив его на землю, и крикнул: -Ну, что ты встал!? Прирос?! Живо, беги что есть сил вдоль берега! Я догоню тебя! – Но заметив, что малыш не отрывал взгляд от встающей пумы, жеребец прижал уши и слегка куснул малыша за холку. Боль подействовала быстро, и малыш громко вскрикнул, заставив кобылицу на другом берегу испуганно заржать. – БЕГИ! Наконец, жеребёнок рванул вдоль берега, быстрыми скачками удаляясь от поля битвы. Аламо проводил его взглядом и обернулся… Слишком поздно. Пума успела очнуться и свыкнуться с болью в сломанном хвосте, и, не долго думая, прыгнула на пегого жеребца, наровясь отомстить за неудавшуюся охоту. Она целилась ему в бок шеи, но конь успел развернуться, и её песчаное гибкое тело рухнуло ему на грудь. Вцепившись мертвой хваткой когтями ему в шкуру, львица пыталась укусить его за шею, прокусив вену, но пегий в который раз разрушал её надежды: конь начал остервенело скакать на небольшом пространстве, высоко подпрыгивая и козля. От всех его выпадов и падений лапы пумы начинали соскальзывать, а голова болтаться из стороны в сторону, без возможности вернуть равновесие. Паника проснулась в крови Аламо, когда он почувствовал на шее как острые черные когти хищницы прокалывают его шкуру, раздирая мощные мышцы. И он начал делать то, что лошади обычно называют «пляска за жизнь». Она заключалась в простом: прыгай, скачи, козли, вставай на дыбы, но не останавливайся, пока сам не свалишься от усталости. Борись до последнего всеми способами. Аламо плясал так, что его никто не мог остановить, и с каждым рывком он чувствовал, как лапы хищницы соскальзывают, расширяя и удлиняя раны. Горячая кровь заструилась по шее, взлетая в воздух при каждом прыжке, и падая на землю, окропляя серые камни. Наконец, паника в сердце утихла, и жеребец начал приглядываться к окружению, не прекращая резких движений. Заметив в одном из прыжков поваленное дерево, Аламо резким выпадом приблизился к нему и начал со всей силы биться об него боком, стараясь, чтобы большинство ударов обрушивались на неудачную охотницу. Наконец, пума с болезненным воем отпустила шею жеребца, напоследок ударив лапой по плечу коня. Дикая неожиданная боль пронзила ногу Аламо, и он рухнул одним боком на землю, прижав онемевшую ногу к груди. Хищница с рычанием новь бросила на пегого, целясь в шею. «Ну, вот и мой конец… - Подумал Аламо, закрыв глаза и ожидая последнего удара. Но вдруг в воздухе что-то просвистело, обдав нос жеребца легкой струйкой воздуха, и рядом с ним раздался оглушительный грохот упавшего тела. – Что за…» Аламо открыл глаза, и перед ним открылась удивительная картина: пума, с рычанием пытавшаяся встать, а рядом с ней лежала длинная тонкая палка. На одном её конце был небольшой заостренный камешек, а с другой яркие орлиные перья. Догадавшись, откуда она, жеребец поднял голову и устремил свой взгляд на противоположный берег. Взрослый мужчина вновь натягивал лук, целясь в неуклюже поднимающуюся пуму. Юноши рядом с ним уже не было: похоже, ускакал за Шикобой. Фыркнув, Аламо поднялся, превозмогая боль в ноге, и обернулся к пуме, которая уже поднялась и с рычанием готовилась к следующему прыжку. Жеребец понимал, что слишком насолил ей и что она собиралась сражаться до конца, но это нисколько не пугало его. Он не знал, что в нем сейчас пробудилось – кровь предков - мустангов или частица крови клейдесдалей - упрямцев – но он знал точно: этот бой будет не последним, какой бы ни был конец. Пума с громким ревом прыгнула в сторону жеребца, выпустив острые темные когти. Индеец натянул тетиву сильнее, ожидая подходящего момента. Аламо встал на дыбы и вытянул вперед ноги, размахивая ими в воздухе, из его груди родился боевой жеребцовый рев. Весь мир застыл, ожидая, кто же победит. И тут жеребец почувствовал, как теряет равновесие, но сдаваться не собирался. Наклонив тело вперед, жеребец мощным ударом головы сбил львицу с траектории прыжка, отправив её в сторону реки. Индеец так и не выстрелил, поняв, что битва окончена, и ему оставалось лишь наблюдать, как гибкая кошка упала рядом с крутым уступом, мокрым и гладким от плескающейся под ним воды. Как её когти пытались зацепиться за ровную поверхность камня. Как её песчаное тело провалилось под бурлящую стихию реки, волны которой поглотили её последний разъяренный рык. Аламо хромая подошел к краю берега, взглядом провожая побежденную хищницу, которая отчаянно пыталась победить мощное течение и выплыть к берегу. Но совсем близко был решающий рубеж – водопад, который решал судьбу горе-охотницы. На подступах к падающей воде пума зацепилась за выступающий камень и крепко обняла его, стараясь отдышаться. Их глаза встретились, и Аламо явно прочел в янтарных глазах угрозу мести, но в ту же минуту янтарь погас, и песчаное тело расслабилось и скрылось под водой. Аламо фыркнул и развернулся от реки, устремившись вдоль берега. Но прошел он недолго. Переживание, нервы и боль упали ему на плечи тяжелым камнем усталости. Жеребец сделал последний шаг и плавно упал на бок, глубоко вздохнув напоследок. И перед тем, как провалиться в забытье, в его голове промелькнула последняя мысль: «Отец бы мной гордился…» *** От автора: Честно говоря, я никогда прежде не описывала битвы ни людей, ни животных, поэтому по этой части попрошу особенно уделить внимание. Также попрошу заметить, что на кобылице не обычная уздечка, а специальная, индейская: http://notestomymuses.files.wordpress.com/2012/09/nez-perce-warrior.jpg