Сердце Горы: Взгляд Шалка

Норды окружили Ресдайн, как кагути окружают подраненую жертву. На континенте они позволяют себе всë, что хотят — захватывают города, ведут себя с мирным населением хуже, чем айлейды с потомственными рабами. Вопрос времени, когда оккупанты хлынут на Вварденфелл, который и без того трещит по швам: слишком много кимерских беженцев, айлейдских беженцев и вдобавок конфликтов с двемерами. Дом Телванни надеется на свои чары, дом Редоран — на свои копья, дом Хлаалу — на свои деньги, дом Мора — на свои связи… Малые дома вроде Индорил или Сота отчаялись и просто сражаются. Дом Дагот всегда надеялся на свои ум, знания и хитрость. Ум говорит Ворину, что норды уже плевать хотели на все кимерские преимущества; люди вообще оказались сильными противниками, если сумели разгромить и захватить Сиродил. Знания подсказывают, что за людьми стоят свои божественные силы. Шор, Акатош — как эти силы не называй, они активны. Караванщик — бастард аристократки из дома Мора. Мора его не признают, но претензии обоснованы. Впрочем, как именно он выглядит, даже там знают меров пять. Для всех остальных он — Неревар Караванщик или Неревар Черные Руки: Мораг Тонг иногда считают, что лучшее прикрытие для их агентов — сплетни. Караванщик ухитрился побывать на Вварденфелле и на континенте, изучить все тайные и открытые пути — как грузовые, так и переправки беженцев, контрабанды и даже даэдрических артефактов, которые айлейды не желают оставлять алессианцам. Почти везде за Нереваром оставались трупы. Агенты Ворина сообщают: официально Мораг Тонг делают вид, что не имеют с ним никаких отношений; гильдии лесничих важна их репутация, а Неревар пользуется всеми доступными средствами, чтобы достичь цели. Какой? Там, где он проходит, людей не остается, а вот меры выживают — если, конечно, они не предатели. Ворин чтит Мефалу, Боэту и Азуру в равной степени. Неревар кажется ему идеальным служителем всех трëх, хотя романтики в этом мере ни на грош: если встретить его в лагере, пройдешь мимо. Обычный хитиновый доспех, обычные тряпки без гербов, убранные под шлем волосы или тугая коса. Только вот глаза — синие, как лазурная плазма, обжечься можно о такие глаза. Ворин и обжигается: сперва словно невзначай оказывает знаки почтения, потом, поняв, что ритуалы и обычаи для Неревара значат мало — несмотря на то, что тот защищает именно Велотиид, со всеми его традициями и укладом — Ворин начинает задавать очень прямые вопросы, подкрепляя их не менее прямыми предложениями. Неревар молчит и курит. Эта ночь на стыке месяцев Урожая Ворину запоминается очень хорошо: шатëр на побережье, святилище, полуразрушенное двемерами, пасущиеся у самой воды гуары, запах похлебки, которую варят себе охранники — и караванщик, сидящий на камне, окружëнный наведëнной Ворином Тишиной. — Если ты хочешь возвысить дом Дагот, Консул, я тебе не помощник. Если ты и твой Дом готовы стать теми жвалами, за которую всю никс-гончую достают из смолы — Лесничим найдется, что тебе ответить. Да, мои руки в гхартоках Прядильщицы. Они уже пристали намертво. — Сеть Мефалы падëт на Велотиид, и мы соберëм в неë врагов нашего народа, — отвечает Ворин. Караванщик кивает. Потом просто и буднично говорит о том, какие нити этой сети уже успел протянуть и каких не хватает. У Мораг Тонг есть деньги, но те не бесконечны, как и ресурсы. Не всë можно купить и устроить, учитывая, что три из шести Великих Домов в полном упадке. Ворин слушает его очень внимательно. Ему понравилась аналогия с застывшей в смоле гончей… ах, как было бы легко, будь здесь ещë кто-нибудь настолько же уполномоченный, как сам Ворин! Тогда можно было бы ухватить эту гончую за оба жвала. Айлейды проиграли потому, что вовремя не объединились. Великие Дома не должна постичь такая участь. — Ты много говоришь, как дому Индорил стоило бы изменить тактику на континенте, — замечает он. — Клан Джарун почти выбит и руководит, как может. Насколько я знаю, от них всех осталась только одна взрослая женщина, способная держать оружие, жрица Боэты. У меня есть идея, Караванщик. — Какая же? — Хватит с тебя ходить по краю Тени. Ты сам станешь домом Индорил. Не думаю, что Лесничим это помешает: ведь ты служишь всем трëм Князьям. Караванщик молчит снова, и снова курит. Трубка дымит, уголек потрескивает. — Я брошу вызов Альмалексии Джарун весной, — говорит он где-то через час. Утром Ворин отправляется в Когорун, кипя от деловой лихорадки: весна уже через два месяца, а успеть нужно столько, что будет некогда есть и спать.