Сердце Горы: Взгляд Шалка

Ворин Дагот всегда был Неревару сердечным другом. Однажды Неревар сказал, глядя на сияющие осколки магии в небе: «Хотел бы я стать безжалостным оружием, выметающим нордскую скверну!». Звёзды — осколки магии. Ворин — хороший маг. Он услышал то, что было сказано. Неревар Мора стал Нереваром Индорилом. Ворин остался его другом. У каждого зачарованного оружия есть своя схема, свой набор компонентов… Предательство жены и любовника. Да, Альмалексия Джарун, да, Векк, вы спите и размышляете вместе; теперь Неревар стал более одинок. Предательство мудреца. Да, дорогой Сота Сил, псиджики всегда хотят управлять правителями, а Хортатор не может быть управляем, он не овца на поводке Старого Пути. Кимеры поклоняются даэдра; твои предложения отклонены. Теперь Неревар стал немного яростнее. Предательство оруженосца. Ах, Аландро Сул, эти доспехи действительно покрыл ядом не ты, мы разобрались… но теперь Неревар стал чуть более параноидален. Предательство друга. Нет, ты действительно не знал, Думак. Знали — шпионы Дома Дагот. Нет смысла бороться. Теперь Неревар окончательно никому не верит. На празднике Совет ритуально раскуривает кальян, и нет добра ни в его угле, ни в его смеси, ни в его воде. — Ты станешь чудовищем, — обещает Сота Сил. — Ты будешь проклят велоти и назван лжецом, — обещает Вивек. — Ты умрёшь от его руки, — обещает Альмалексия поверх дыма, и ноздри её раздуваются. — Но и вы тоже, — парирует Ворин. — Когда придёт время. Когда он узнает. Проклятья всегда попадают в проклинающих. Он уходит. Он всегда был Неревару лучшим другом. Все считают Хортатора сбесившимся кровожадным параноиком, но Ворин счастлив: он подарил другу именно то, о чём тот мечтал. Неревар наконец-таки — идеальное оружие в собственных руках. Он не сомневается, не отвлекается и не жалеет. Как жаль, что последнее предательство он должен совершить сам, и познать его на себе. Но Ворин умеет читать созвездия: те говорят, что Неревар вернётся, и тогда план будет завершён окончательно. Ворин умеет ждать — и меняться. Его собственная мечта далеко за пределами того, что какой-либо смертный мог бы сделать для него.

***

— Почему? — спрашивает женщина, пытаясь вырваться из лап пепельных вампиров. У Нереварина нет для неё ответа. Ответ будет ей непонятен: слова сложатся в предложение, но смысл утечёт из недской башки, как вода из разбитой чашки. — Морровинд умирает при Трибунале, — всё-таки отвечает Нереварин. — Что получили данмеры? Религию? Восхваление трёх подлецов. Защиту от даэдра? Им на смену пришла Империя, что качает из страны ресурсы и разваливается сама чем дальше, тем вернее. Скажи, разве все они действительно любили эту землю? Женщина отвечает проклятьями. У данмеров нет надежды, нет идеи, только сны о былом величии, мор и призрак древнего тирана, когда-то создавшего столпы их величия. Всё в прошлом; сердце бога на Красной Горе бьется с перебоями. Но Неревар Хортатор не может допустить такого вырождения. Велоти возродятся; пусть им придётся сменить тела и повадки, пусть придётся вскрыть чрево сна и насытиться его чёрным, неприглядным ихором, велоти встанут с колен. — Мы очистим Вварденфелл от н’вахов, — говорит Нереварин, и в его улыбке мелькает тень прежнего Хортатора. — Мы сделаем море красным от недийской крови. Нет цены, что мы не готовы заплатить, — вот как он говорил в прошлый раз. Вивек бессильно закрывает руками лицо: он больше ничего не может сделать. Нереварин выбрал путь. Иногда, чтобы одолеть зло, нужно погрузиться в него. «Тебе велели победить Шармата, а не стать им или присоединиться к нему», — шепчет жрица. — Неревар вернулся. Это то, чего вы хотели, — хохочет Дагот Ур, смотря с любовью и сердечным теплом, как Нереварин умывает остров кровью. Он способен на это — один. Всегда стоил целой армии. Именно потому понадобилось предательство, отравление, лишение лица и ног; Трибунал пытался уничтожить монстра, но тщетно. Неревар Хортатор снова во главе велоти, и лик мира изменится: пепел и огонь дуют в его глаза.