Сердце Горы: Взгляд Шалка

Я похож на них, на Альмсиви. Я — лишний в любой системе. Но наивно полагать, что кусочки разбитых структур подойдут друг к другу и склеятся во что-то новое; они только режут и ранят друг друга. Сота Сил — наследник исчезнувшего Дома. Мне импонирует его ум. Мы никогда не могли договориться: он хочет управлять даэдрическими силами, хочет отстранитсья от Лорхана и заменить его чем-то искусственным, я же… я не откажусь слиться с ним. Стать им. Альмалексия Джарун — яростна и прекрасна. Когда смотришь на женщину, всегда есть тот самый вопрос: и да, да. Ещё раз да, я хотел бы... но ещё больше я нуждался в её лояльности, в тайнах её магии, в её предсказаниях и в силе полукровки Боэты. Она отказала. Что ж. Вивек… мне нравилось учить его исподволь. Жестокими уроками, иногда пощёчинами. У многих он вызывал животную, низшую страсть, и пользовался этим. Он умел в том, чтобы притвориться жертвой, а потом воткнуть кинжал в спину. Меня привлекала эта игра, но была слишком очевидной. Я учил его. Я ждал, когда он вырастет, чтобы предложить что-то более тонкое, и он почти успел… но «почти» — тяжкое утешение. И всё же, я похож на АльмСиВи: я стал богом, единым-через-многих, мы черпаем силы в одном источнике, и когда я ГОВОРЮ с ними через Сердце, через Сны, они не могут не слушать и не слышать. Они приходили на Красную Гору, чтобы купаться в силе… но знали, что рано или поздно я не ограничусь словами. Однажды я действительно встретил их, и предложил дружбу, но они ответили отказом. Неревар всегда был единственным, кто действительно принимал меня; что ж, это… логично. Мы были — поколением старше. Сейчас эта разница несущественна и незаметна, но тогда… Как многое закладывается в момент, когда ты едва понимаешь, куда движешься. Как многое зависит от этого. Я понимаю, почему Векк переписал свою историю. Просто я хочу переписать гораздо больше. Почти всё. Но «почти» — тяжкое утешение, потому Нереварин будет мне укором, побуждающим действовать.

***

Когда Ресдайн стал сильным снова… Когда мы поняли, что земля наша снова зацвела, то сами себя обнаружили в клетке. Первый Совет собрался из тех, кто пришёл и возвысился в час нужды. Мы все умели — разными способами — грызть глотки и выходить победителями, все умели вдохновлять, вести за собой, интриговать и принимать сложные решения. Чего мы не умели, так это сидеть без дела. Неревар стал много пить и устраивать ратные игрища, охоты, объезды — дворец ему опротивел. Альмалексии было ещё тяжелее — она хотела бы проводить время так же, но вместе с дворцом ей опротивел и Неревар, часто в дурном настроении, часто хмурый, подозрительный и, к сожалению, хорошо чуявший любую измену. Вивек метался между собственными половинками, как и всегда — то ударялся в разгул и почти что «ходил по рукам», то становился набожнее любого жреца Благих Даэдра, то внезапно преисполнялся отрицания любых страстей и запирался в покоях, одурманивал себя различными настоями и порошками и писал длинные поэтические сочинения. Сота Сил собирал знания и проектировал приборы, уходившие далеко за пределы двемерских пониманий механического; его анимункули бегали по всему дворцу, теряли свои части и выходили из строя. Их подбирал верный Аландро, поскольку Неревар, раз поранивший о железо ногу, едва не собрал на следующее утро целый суд — благо оказался слишком пьян, чтобы на него явиться. Что делал я? Составлял эликсиры. Исследовал природу божественного; приносил самые странные и изощрённые жертвы Князьям и никогда не заключал сделок на условиях, что меня не устраивали. Мы все так или иначе погружались в самое тёмное в нас — в паранойю, в скуку, в смятение, в дурную любознательность или амбициозную одержимость, а кто-то и в слепую преданность. Мы не желали знать ни о чём за пределами Вварденфелла и континентальной части Морровинда; мы плевать хотели на айлейдов, фалмеров и иные дрязги; выставив недов подальше, мы смотрели, как снова растут грибы и травы, как тучнеют нетчи и как кровь медленно прорастает жирными злаками и плодами. Велоти жили дольше, когда имели золотую кожу. Но даже для велоти три сотни лет — срок немалый… пережив бурную молодость и деятельную возмужалость, мы обнаружили себя в клетке: либо двигаться дальше, став агрессорами, либо погрузиться в мутные воды зарождавшегося достатка, который был по нраву всем, кроме породивших его разрушителей. Когда двемеры предприняли свои нечестивые попытки добраться до Сердца, я был почти счастлив. Это вернуло нас домой — в мир, где нужно было интриговать, драться, заключать неожиданные союзы и играть в чатурандж не от скуки, а спасая себя и государство. Никто из нас не вышел из битвы под Красной Горой по-настоящему живым.