И в конце мы не утонем

Февраль' 2017

– Так куда вы меня поведёте? – Зачем ты спрашиваешь? А? – Я поняла. – Чего ты там поняла? – Я хочу поговорить со вторым холостяком. – Он его щас реально склеит! – Антон прячется за смехом и показным возмущением, но в эту секунду он злится на Матвиенко. Яростно и отчаянно злится, ему хочется сжать кулаки до побелевших костяшек, чтобы не познакомить их с его бородатой мордой. Серёжа реагирует ехидным смешком, его выражение лица будто бы говорит много больше, чем просто оценка шутки коллеги. Надо доиграть, надо доиграть, только доиграть, сохраняя невозмутимость. Шаст с Серёжей играют «Громкий разговор», Арсений с любопытством следит за развитием сюжета со своего пуфика. Внимание Антона всё меньше и меньше на коллегу по сценке и всё больше и больше на другого коллегу, который не задействован. В одну секунду парень просто бросает игру и двигается на Попова. Тот в недоумении. Садится перед пуфом на одно колено, их лица так близко, как никогда не были. Антон замечает правильно и так аккуратно очерченный контур губ коллеги, его густые тёмные ресницы, россыпь родинок на щеке. Так близко он никогда раньше не видел его. Красивый. Только с каких пор он оценивает красоту мужиков? - Шаст, ты ебанулся? Иди доигрывай! – в секунду всё меняется и вместо лица Арса в миллиметре от его оказывается удивлённый Поз. Антон просыпается. Что это за поебота приснилась? На съёмках он невыспавшийся, разбитый и злой. Все уже в гримёрке, Дима пьёт эспрессо, Серёга трепется по телефону явно с женщиной, а Арсений как раз наливает свою порцию утреннего кофею. – Привет, бука. Ты будто не спал ваще, – он жмёт руку Шасту как-то заботливо, что ли. Улыбается. Их прикосновение чуть дольше, чем это обосновано обычным мужским рукопожатием. – Ёбаные кошмары, – бурчит тот в ответ и руку свою убирает. – Кофе? – Я не пью. – Башка болит? – Очень. – Тогда выпей, точно поможет, – настаивает Попов, забирая свой бокал, когда кофемашина закончила программу. – Ты не любишь горький, а я тебе ща сделаю вкусно. Не противься, действительно станет лучше. Он приносит откуда-то два кругляшка сливок, выливает в чашку, сыпет пакетик порционного сахара и мешает. Антон ловит себя на том, что так и замер посреди помещения, в куртке, с рюкзаком, просто залипнув на действия коллеги. От взгляда Матвиенко это тоже не укрывается. – Держи, – Арс завершает приготовление и протягивает напиток. – С...пасибо... – Шаст берёт и действительно начинает пить, упав на ближайшее кресло. Раздеваться ему по-прежнему влом. Арсений флиртует с Варнавой – и так это правильно как будто бы, и так красиво они смотрятся вдвоём в танце, и Катьке явно он по душе, Шаст видит. Но ему хочется развидеть это и он старается даже не думать, что они за кулисами сейчас обменяются телефонами и куда-то сходят... Ему тошно. – Ну, у Арсения есть любимый среди ребят, – хуярит Паша. – Ты педик? – ржёт Сергей. Камера на Антоне, он для приличия смеётся, но ему не смешно. Вчера он посмотрел трансляцию Арса с Серёгой, откуда узнал про существование Артона. То, что он нагуглил после, ему не понравилось. Первой мыслью было: ребят, вам нахуй нечем больше заняться? Реально несколько сотен рассказов про то, что они с Арсением трахаются после моторов? Да мы разъезжаемся по разным, блять, местам и вне «Главкино» вообще почти не пересекаемся. Дочитывать он принципиально не стал. Поняв, что сюжет ползёт к постельной сцене, парень быстро врубает «Касту» и идёт заваривать себе утренний чай с бутиками, напрочь игнорируя мощнейшую эрекцию и всплывший в памяти сон про ресницы коллеги. Они играют в паре, то ли «Опции» , то ли «Суфлёра». В конце отбивают друг другу. Но Шаст перехватывает руки коллеги, притягивает его к себе и утыкается лбом в его лоб. Ощущение чужой кожи, очень приятного запаха парфюма, снова эти ресницы, гладкий подбородок, даже без чёрных точечек проглядывающей щетины... Антон скашивает глаза на губы и... просыпается. Ёбтвоюмать! Сегодня последний день моторов, потом тур. Там будет легче. Усталость в поездах, автобусах и самолётах, жёсткий джетлаг, адреналин на концертах. За весну эта дурь из его башки вычистится. Заходя в гримёрку, Шаст настолько рассредоточен и снова зол на себя, что открывает дверь рывком. – Бляяять! – Попов отшатывается, держась за скулу. – Я тебя задел? – Ты мне въебал, я бы сказал, – мягко отзывается Арсений, но руку от лица не убирает. – Льда? Дай посмотрю. Прости, пожалуйста! – Антон неосознанно тянется к его руке, чтобы отнять от скулы и оценить степень увечия. – Всё нормально, я сам виноват, – отмахивается Арс и выходит из помещения, прикладывая вторую руку с телефоном к уху. – Да-да, тут я, извини, получил немного в еблет дверью. Что ты хотела, говори... И его слова растворяются в коридоре, а Шаст ошарашенно смотрит на Серёгу через зеркало. Того гримируют. Дима салютует, не отрываясь от кофе и телефона. – Блять, – себе под нос бурчит Шастун и раздевается. – Ебать синяк, прости меня, Арс, ради бога! – Антон сталкивается с ним и Сергеем у лифта. Без тоналки скула Попова бордового цвета. – Да это у меня сосуды такие, просто полопались. Это было даже не сильно, – он тянет руку, когда лифт дзынькает на первом этаже. – До Тамбова? – До Тамбова. И ещё раз прости... Матвиенко уже вышел и выжидающе стоит в холле. Антон и Арсений уже пожали руки и распрощались, но... Рука первого всё ещё не отпущена вторым. Шаст испуганно смотрит коллеге в глаза, его пробивает дрожь, которая, скорее всего, не укрылась от внимательного Арса. – Ты идёшь, блять? – Серёжа разрубает их несколькосекундную связь. – Да, Серёнь, погнали, – Арсений хлопает коллегу по плечу и улыбается. – Всё хорошо, не кисни. Увидимся на гастролях. И они с Серёжей убегают.