wicked mind

Иногда казалось, что это просто ебучая игра воображения. Не то чтобы в Поднебесье был запрет на ни к чему не обязывающий секс или хоть какие-то знаки внимания друг к другу, но вся эта хуерга продолжается слишком долго. Взгляды по касательной, ладонь на пояснице, чувствующаяся даже через одежду, короткие прикосновения холодных пальцев к своим собственным. Может, он себя накручивает, а может и нет. Сложно лежать в постели уже которую ночь подряд и гадать, придёт ли Изана сегодня, или снова проигнорирует. Ран не то чтобы ждёт — мысли не дают покоя даже в темноте. Изана не то чтобы красавец: бесцветные волосы и такие же, в тон, ресницы; ничем не примечательный бритый затылок и загар, совершенно не свойственный обычному японцу. Только всё это вперемешку с прищуром внимательных глаз, почти детскими чертами лица и хрупким телосложением составляет какую-то дикую смесь. Да дело, наверное, не во внешности даже... Изану сложно назвать непримечательным или обычным — он какой угодно, но не такой. — Ран, а сделаешь мне кофе? И смотрит этими глазами своими огромными из-под ресниц, совершенно точно зная, что Ран не откажет. И похуй, что кофе ему обычно приносит Какучо, считающий это своей священной обязанностью. Вдвое похуй, что Какучо потом не простит, хотя портить с ним еле-еле начавшие выстраиваться отношения совсем не хочется. — Куришь? — спрашивает Изана, глядя, как Ран облокачивается на перила рядом. — Бросил, — почти не врёт тот. — Угостишь? Изана о себе не распространяется. Ран почему-то надеется, что охуенный вид на вечереющий Токио и пару минут наедине помогут хоть что-то прояснить. — Возьми в кармане. Ответ странный, но курить на нервах хочется всё больше; он ныряет рукой в ближайший карман кофты, но Изана, выдыхая, щурится и уточняет: — Штанов. Человек-провокация. Ран почти уверен, что тот улыбается, пока он шарит наощупь в поисках пачки. — А зажигалка? — спрашивает Ран, выуживая из чужого кармана сигарету. — Давай подкурю. Изана тянется сам и притягивает ближе за подбородок. Хрен разберёшь, что царапает горло сильнее — дым или отсутствие воздуха, но Ран с первой затяжки закашливается, как туберкулёзник, под пристальным взглядом чужих глаз. — Выдыхай, — Изана стучит по спине, и в его голосе слышна насмешка. — Давно бросил? — Два года назад, — Ран вытирает выступившие на глазах слёзы. — С братом вместе. Так и курят вдвоём молча, рассматривая город; тут и там начинает зажигаться всё больше огней. Изана докуривает быстрее, потягивается лениво и подтягивает сползающие штаны. Ещё и кофта наброшена на голое тело. — Собрание в главном зале через полчаса, не задерживайся, — бросает он, собираясь уходить, и, уже сделав пару шагов в сторону выхода, проводит холодными пальцами по шее Рана, собирая рукой распущенные волосы. — Мне нравится, как они пахнут. Длинные пряди подхватывает ветер. Где-то сзади со скрипом закрывается железная дверь, ведущая обратно в здание. «Прояснил примерно нихуя», — мысленно поздравляет себя Ран, докуривая и надеясь, что мурашки сойдут с кожи быстрее, если закутаться в свою кенгуруху. Коко умудрился где-то поднять бабла настолько, что снял им несколько квартир на последнем этаже какой-то новостройки в Йокогаме. Не то чтобы у них у всех не было дома — иногда дела требовали постоянного пребывания вместе, а родителям плевать в любом случае. Только квартирка Кисаки и Ханмы почти всегда пустовала: мамин доморощенный стратег не любит спать вне дома, а его вечный прихвостень таскается за ним по пятам. Через пару дней их апартаментам нашли применение в качестве места для общих сборов. Тем лучше: Рану и Риндо досталась тишина через одну стенку и тихий, спокойный Какучо через другую. Ночью вполне ожидаемо не спится. Вроде осень, но душно пиздец; хочется то ли покурить, то ли выпить, то ли всего сразу, а единственный заполненный холодильник — в общей. Тапки шаркают по полу громче, чем хотелось бы. Из кухни в коридор тянется полоска света и слышен негромкий противный писк. Изана сидит по-турецки перед раскрытым холодильником, наминая мороженое ложкой из бумажного стакана. — Ты ебанутый? Он же так разморозится и потечё-ё-от, — зевает Ран, почёсывая живот. — Похуй, — констатирует тот, но слегка отодвигается от холодильника: — Вообще я уже наелся, так что иди бери, за чем пришёл. Хочется вчерашней газировки, но добраться до неё — почти квест: не убиться об колени Изаны и залезть в дальний угол холодильника полусонному Рану стоит приличных усилий. Всё усложняет до ужаса холодная пятка, которую Изана решил погреть о его, Рана, ногу, параллельно засовывая мороженое обратно в морозилку где-то внизу. Через мгновение пятка исчезает, — фух! — но вместо неё появляются не менее холодные цепкие руки, скользящие по коже вверх. Ноги мгновенно покрываются мурашками, а всё ещё открытый холодильник не помогает нихуя. — Лестница из меня так себе, — пытается отшутиться Ран. Изана настолько близко, что дыхание ощущается через футболку. — Холодильник закрой. Как только захлопывается последняя дверца, Рана упирают спиной в холодное железо; рассматривают вплотную, пробуют торс на прочность через футболку. Изана опять в своей кофте на голое тело. Хочется глянуть, есть ли под штанами бельё, но опустить глаза ниже чужих, в которых отражается лунный свет, — означает проиграть эту партию. Темнота скрашивает все неловкости, прячет лихорадочный румянец, и Ран, осмелев, кладёт руки на худые бёдра. Та половина лица Изаны, на которую падает тусклый свет из окна, щурится и слегка улыбается. И тут же ныряет в тень, чтобы через мгновение холодные сладкие губы уже целовали его собственные. Блять. Пальцы сползают ниже по инерции. Белья на Изане нет. Есть округлая крепкая задница, его пальцы, зарывающиеся в волосы на затылке Рана и чужой язык, хозяйничающий во рту. Как же, сука, сложно было перестать дрочить на Изану в ебучей исправительной школе. Ещё сложнее — признаться себе, что хочешь, чтоб Изана сам начал дрочить на тебя. Ну, или хотя бы захотел тебя. Подхватить его под колени и упереть спиной в холодильник — проще простого. Изана тихонько хихикакет, немного прикладываясь затылком. Сцепляет ноги в замок за спиной Рана, притирается сильнее и запрокидывает руки вверх, цепляясь за верх холодильника. Дышит коротко и рвано, не стесняется негромко стонать, пока Ран прикусывает мочку уха, солёную кожу на шее, ведёт пальцами вверх до чужих запястий и сжимает их в замок. Стоит уже так крепко, что даже больно. А Изане, кажется, только в кайф: облизывается, ёрзает, несмотря на не самое удобное положение. Стащить с него ебучие спортивки и не уронить получается кое-как. Собственные трусы падают вниз к ногам, пока он втрахивает Изану в холодильник безо всяких предварительных растягиваний. Тот не целуется, а кусается, как дикий зверь; Ран чувствует, как ткань футболки ползёт вверх, и его соски сжимают прохладные пальцы. Несколько быстрых фрикций — и под веками вспыхивают цветные пятна. На пальцы, вцепившиеся в чужую задницу, стекает горячая сперма. Он продолжает двигаться чисто инстинктивно, и Изана кончает следом, забрызгивая спермой свой живот и футболку Рана. Ноги становятся ватными почти сразу. Сил хватает разве что положить размякшего Изану на диван и вернуться на кухню за влажными салфетками. — Неплохо было, — констатирует тот, лениво перекатываясь и устраиваясь сверху. — Давно хотел меня? — Пиздец просто, — выдаёт Ран, глядя в потолок, и только потом понимает, как сильно спалился. Изана тихо смеётся и тянется куда-то в сторону. По кромке уха проходится влажный язык. — Только давай завтра уже не в общей, — шепчет он. — Приходи ко мне. Сердце, кажется, сошло с ума: бьётся в самом горле так быстро, что уши закладывает. Изане понравилось. Изана хочет его ещё. Ждать каждую ночь, пока Риндо уснёт, тяжело почти физически: ожидание утомляет, мучает, заставляет отсчитывать секунды. Несколько дней — и превращаешься в ниндзя, научившись профессионально выпутываться из объятий спящего брата, не разбудив; беззвучно выскользать из постели и за дверь, выучив положение, в котором она обычно скрипит. Ран думал, что знает, что такое секс. Несколько симпатичных девчонок в обычной школе, двое парней в исправительной и собственный брат — опыт всё ещё побогаче,чем у большинства здесь. Изане вроде тоже восемнадцать, но ощущение того, что он уже прожил две жизни, пока Ран живёт свою одну, только укрепляется в голове. Оказывается, просто касаться чужой кожи бывает до одури приятно; кончать можно просто от поцелуев, ощущения на себе его губ или языка; а если связать руки или завязать глаза… Так, как с ним, не было ни с кем и никогда. — Не влюбляйся, — говорит невзначай Коко на курилке, когда Шион сваливает, наконец, с крыши обратно в здание. — Это черевато последствиями. «Хули ты понимаешь вообще» вертится на языке, но больше всего удивляет то, как быстро его спалили. Стоит открыть рот, чтобы задать вопрос, как тот докуривает и выставляет перед собой руку, мол, не — и сваливает следом за Шионом, бросая напоследок: — Просто послушай меня. Странно сужать свою жизнь до размеров одного человека. Весь холодный расчёт летит к хуям, когда Изана, валяясь рядом после хорошего секса, сам начинает разговор. Спрашивает о мечтах. Рассказывает о своих. Делится тем, что приходит в голову. — Люди такие смешные... — говорит он как-то, глядя в потолок, пока Ран рисует кончиком пальца по его груди невидимые узоры. — Похожи на кукол. Часто сами не знают, чего хотят и что им делать. Особенно сверху это хорошо видно. Мне нравится этими куклами играть. Ран почти уверен, что знает Изану. Видел его в деле: в гуще драки, в процессе, когда кожа к коже, спящим, заёбанным после очередного собрания и пары слов с Кисаки. О чём тот думает, что курит, как любит — где трогать, целовать, провести языком. Ну зачем тому рассказывать об этом кому-то ещё? — Ты похож на породистого охотничьего пса, знаешь? — Изана смотрит из-под ресниц своими невозможными глазами, оставляя короткий поцелуй в плечо и укладывая голову на его руку. — Такого, которых моют дорогущими шампунями, расчёсывают… только с бешеным характером. Кнут это или пряник — хуй разберёшь. — Почему ты меня никогда не обнимешь при всех? Вопрос звучит глупо и как-то совсем обиженно, особенно вслух. Всё это напоминает первую более-менее серьёзную школьную влюблённость, только без школы; вот и ведёшь себя как тупая малолетка. Почему-то резко становится стыдно. Изана, кажется, не слышит, снова нырнув в свои мысли — и это, наверное, даже к лучшему. Собрание закончилось быстро. Изана с Кисаки и Ханмой в очередной раз слиняли на балкон покурить и обсудить какие-то дохуя важные вопросы. У Риндо урчит живот; Шион, судя по тому, как скалится в экран телефона, общается с какой-нибудь девчонкой; Какучо просто ждёт у моря погоды, а Моччи и Мучо уже готовы расходиться по своим делам. — Коко, ты же у нас финансист, — начинает Ран, облокачиваясь о спинку кресла, где тот снова пыхтит над своим ноутбуком. — Подскажи, куда лучше инвестировать, чтобы хотя бы утроить прибыль? — А что, есть, что? — насмешливо бросает Коко в ответ, не отрываясь от экрана, и это слегка злит. — Подняли денег на своих барухах в Роппонги. Слова вместе с дыханием оседают на чужой коже. Коко дёргается, но непонятно, от чего больше: то ли услышал любимое слово, то ли потому, что по кромке уха до самой серёжки скользит аккуратный палец. — А ты что, не читал финансовую колонку в Асахи шимбун? — звучит знакомый вкрадчивый голос откуда-то слева. Ран не успевает толком развернуться; боковой взгляд выхватывает сначала худые загорелые плечи в чёрной майке, а потом и светлые ресницы. Изана притягивает к себе за подбородок кончиками пальцев и на секунду замирает, глядя на его губы перед тем, как прикоснуться к ним своими. За бешеным ритмом сердца едва слышно, как сзади кто-то с глухим стуком роняет что-то на пол, чьё-то изумлённое «э-э-э...?» и «блять», но Рану так хорошо, что на всех откровенно плевать. Изана отстраняется, облизываясь, но смотрит совсем не так, как обычно. — Не отвлекай его, — добавляет, кивая в сторону Коко, и явно собираясь уходить. — И посмотри рыночную стоимость акций разных компаний, если хочешь куда-то вложиться. — Как думаешь, кто из верхушки Поднебесья самый красивый? — спрашивает следующей ночью Изана, разморенный после очередного захода. — В смысле, после тебя? — с улыбкой уточняет Ран, докуривая вторую подряд и лёжа на чужой пояснице. — Можно и так сказать. Давай всех переберём? Вкусы сходятся слишком во многом: Мочидзуки и Мучо со своим прихвостнем оказываются далеко не в фаворитах; Шион… пошёл бы под пиво, если бы не его манера улыбаться, как бешеный маньяк; Кисаки и Ханма — ничего так даже без алкоголя; Коко просто слишком дорогое удовольствие, чтобы отказываться; Риндо, по словам Изаны: «если пошёл по стопам брата — весьма хорош». — Остаётся Какучо, — считает Ран, загибая палец. — Я его плохо знаю, но кажется… надёжным, что ли? Молчаливый, и от этого только интереснее. И если бы ещё волосы отрастил чуть подлиннее, то выглядел бы почти идеально. Наверное, не будь с нами тебя, я бы обратил внимание на него. В комнате становится как-то слишком тихо. Изана не спит — это слышно по его дыханию, но и отвечать не спешит. — Даже не смотри в его сторону, — голос кажется совсем чужим и незнакомым. — Он не для тебя. Чужая реакция настолько вышибает из реальности, что Ран не сразу понимает, когда сигарета успела догореть до фильтра. Мысль о том, чтобы сделать Изане какой-нибудь совсем незначительный подарок — даже не подарок, а знак внимания, — вертится в голове последние несколько дней. Ран не уверен, но вечером оббегает все ближайшие цветочные магазинчики в поисках нужных цветов. Сердце колотится как сумасшедшее, пока он поднимается по лестнице на нужный этаж, чтобы не столкнуться в лифте ни с кем из Поднебесья; рука почему-то замирает у самой двери — ну да, ещё рано, обычно они встречаются около полуночи, — но Ран всё-таки стучит. За дверью слышны голоса… — П-привет? — запинается открывший дверь Какучо — в одних домашних спортивках, удивлённый не меньше самого Рана. Внутри всё обрывается и падает куда-то вниз. Хочется провалиться на месте. Этажей так на пять, а лучше на все десять. Или даже сквозь землю. — Кто там? — раздаётся голосом Изаны откуда-то из глубины квартиры. — Хайтани, — отвечает Какучо, отворачиваясь на звук. — К тебе, наверное! — Молчите, пожалуйста. Оба, — цедит Ран, пряча за спину букет подсолнухов. — Вы нихуя не видели. — Не видели, — смеясь, подтверждает Изана, выходя из кухни. Шлёпает босыми пятками по полу, подходит ближе, становится на носочки, ловит лицо в ладони и целует уже, кажется, напоследок. Хорошо, что минимум в одном из баров Роппонги на смене всегда есть знакомый бармен. После пятнадцатого звонка Риндо присылает смс: «если не ответишь — я пойду в полицию, и тогда пиздец нам обоим». «Скоро буду» — улетает в ответ и Ран поднимается с барного стула, попутно выбрасывая ёбаные цветы и благодарно кивая парню за стойкой. Голову кружит, но брат — это святое. «Так вот в чём дело» — выстреливает в голове. Изаны давно нет, у Какучо над сердцем такая же татуировка, как у Рана — на шее, но Ран всё равно опасается подпускать к себе кого бы то ни было, кроме собственного брата. Трёх предупреждений, усвоенных однажды, оказалось более чем достаточно.