Туда и обра... а нет, если б всё было так просто

      Кому нынче в Средиземье жить хорошо, так это, внезапно, Лавкрафту. Встретил нас выспавшийся, УЛЫБАЮЩИЙСЯ. А в 21м люди уверены, что заставить его улыбаться может только нейросеть. Нет-нет, он не голоден – когда проголодался и спустился, рассчитывая, что, может быть, мы уже вернулись и поможем, сам он этот пищевой агрегат трогать не решился б, оставшиеся гномы развели руками и помогли чем смогли – выделили из запасов, притащенных Тауриэлью. И вот он, похлёбывая вино и закусывая хлебцем, сидел тут… да, в некотором роде инструктаж по лембасам гномы дали – сказали, что, мол, эльфы похваляются прямо необыкновенной сытностью этих своих лепёшечек, что, мол, одной взрослому мужику чуть ли не на неделю, заливать ушастые, известно, любители, он на всякий случай откусывал очень маленькие кусочки и действительно скоро наелся… сидел, смотрел на этот пейзаж, вспоминал рассказ об этом месте, такой краткий, недосказанный (практически – нерассказанный, буркнула Ктулха) и такой волнующий, размышлял о тварях со смертоносными жалами и тварях, боящихся зеркал, незаметно для себя задремал и видел удивительные сны. Нет, менее всего он жалеет, что пропустил какие-то эпичные события местной истории, увиденные сны, в которых он блуждал по этой планете… как, вы говорили, она называется? – хоть едва ли имеют что-то общее с её действительной историей, как источник вдохновения сравнимы с вот этим хлебцем. Он кое-что уже записал, и единственное, чего сейчас хотел бы кроме того, чтоб записать остальное – это услышать, если мы ничем другим в ближайшее время не заняты, действительную историю этого места и тварей, боящихся зеркал. И если верно предполагать, что я был и в иных подобных местах… Ох, мне, верно, утомившемуся, нужна обратно моя кровать и комната в целом?       Да, наверное, вздремнуть я так-то не прочь… надеюсь, до этого дойдёт. Прежде мне надо будет разместить куда-то гномов… нет, ещё и им комнаты делать, надеюсь, всё-таки не надо, как-то они собирались тут выживать без меня, но и прямо щас выгнать их наружу просто, знаете, неловко. В этой наруже занимается рассвет над пожарищами Дейла, на окраине которого мы и материализовались. Неуютненько, чтоб не сказать депрессивненько. Ещё надо сделать комнату вам, не с гномами ж вам тусить… Можете вот сейчас глянуть с нами комнату Татьяны, она как раз выскажет свои пожелания, вносить изменения я буду уже позже, делать это, когда в комнате кто-то есть, нельзя, но хоть зафиксирую, чтоб не забыть… Главное – губу слишком не раскатывайте, не забывайте, что я не Жейм, я вообще всё это не умею.       – Жейм это..?       – Программист нашей команды. То есть такой человек, который действительно знает, как описать кодом к примеру вот это всё. Всё, сделанное мной – продукт метода тыка, более-менее удачный. Просто смотрю коды всего того, что создано умными людьми до меня, определяю, что ответственно за стены, а что за мебель, что за какие-нибудь выгибулины… Благо, часть проб и ошибок пройдена до меня, но на моих глазах, Каттри как-то на спор пытался сам сварганить себе лабораторию, на третий раз он просто напутал в кодах аппаратуры, получился сюр, но этот сюр хоть физически оценить было возможно… Вот где ты, Говард, со своим «неописуемо» как раз нужен. Представь, что описание внутреннего пространства чайной чашки, формы вот этой её незамкнутой полости, или вот той каплевидной формы, которую очерчивает тело её ручки, засунули в описание самого её материала, или наоборот, оптические свойства глазури, которой выполнен украшающий её узор, ну как там он блестеть должен – в описание геометрических характеристик… Физически чашка станет невозможной, точнее, недоступной для нашего восприятия, точнее, для нашего-то иногда всё-таки да, там смотря насколько капитально и в какой области накосорезишь, в особо грубых случаях будет отказано в синтезе, но иногда всё же что-то получится, просто скорее всего, в полной мере оценить эту красоту вы и не сможете, придётся подключать мощь воображения. Что-то из области квадратных звуков, солёного цвета и прочей наркомании.       Сгрёб свои листочки, бросил сожалеющий взгляд на экран на стене.       – Да могу и вам такой сделать. Фотографий всяких разных в памяти системы до чёрта, можно включить режим слайд-шоу… ну, чтоб картины сменяли друг друга через определённое время. Здесь они тоже меняются, скоро должно смениться… Это-то, благо, просто. В смысле, с нуля я б за такое не взялся… с нуля я могу только картинку в стиле «точка, точка, два крючочка» нарисовать… я о том, что это вполне банальный раздел земного программирования на момент 21 века, базы данных. Сами базы и их пополнение – это всё создано задолго до меня, а обращение к этим базам, запрос рэндомной картинки и её отображение – это копируется вместе со всеми основными настройками… Блядь, я ж со своей комнаты шаблон копировал ещё до того, как мы сюда отправились! А куда я его дел-то, в который коридор хоть? Ладно, разберёмся. Если найду – это, в общем, и будет ваша комната.       О, лучше, чем это, было б только сопровождать эти слайды моими рассказами о том, что на них изображено!       – Да, отличный собеседник – мало что коммунист, так ещё и бывший зек, - не удержалась Ктулха, - извините, упоминание про судимость – это такое, что долго меня не отпустит…       – Вы сидели в тюрьме? – вытаращился Лавкрафт.       – Дважды в тюрьме, один раз в концлагере.       – За что?       – Что из этого за что?       Ктулха тихо-незаметно, типа, раз беседа у нас тут завязалась, так в ногах правды нет, устроилась в моём кресле.       – Ну, вы вроде сказали – за изменение истории? То есть, это всё-таки преступление по закону?       – Смотря по какому закону. Путешествия во времени как таковые не противозаконны, то есть, в некоторых мирах да, под запретом, но местечковые законы это тема отдельная. Мы все, если уж так говорить, в чём-то меняем историю, кто-то больше, кто-то меньше. Да и просто не нужны уголовные законы там, где хватает физических. Напортачишь – создашь временной парадокс, и хорошо, если кто-то старший-умный сумеет исправить, а то накроешься медным тазом вместе с приличным куском реальности. А вот что запрещено – это объявлять себя богом для миров, находящихся на более низком уровне развития…       Слово «бог» для некоторых тут, видимо, как лампочка для собачки Павлова, и надо ли уточнять, что не в первую очередь для Ктулхи. Я выслушал многословное удивление тому, что может быть запрещена столь естественная при наших-то возможностях вещь, и кем же и в силу каких прав и возможностей это может быть запрещено, даже без особого удивления.       – Да, господин Лавкрафт, на всякий случай, чтоб не было недопониманий, уточняю, потому что умирать мне пока не с руки, тем более по таким идиотским поводам – я не бог. И никто не бог. Да, я как Гагарин – в космосе бывал, бога не видал, уж простите, что так разочаровываю. А, вы не знаете, кто такой Гагарин… позже расскажу. Боги – это такой конструкт мышления слаборазвитых народов для объяснения того, что они пока не могут понять. Для бедолаг-индейцев белые моряки были богами, потому что у них было огнестрельное оружие, а у индейцев нет, а для вас те белые моряки достойный презрения сброд. Наша природа и наши возможности удивительны для вас и ещё для многих во вселенной, но в ней есть и другие странные и могущественные примеры. Тупо в силу того, что разные миры имеют разный возраст, разные условия формируют разных существ, и разрыв в уровне технологий может быть побольше, чем между индейцами и белыми. Раз так в цать. Поэтому неизбежно было образование такой структуры, которая будет следить за порядком, давать по шапке тем, кто зарывается. Не все их, конечно, уважают и боятся, ребят, которые на хую, ну или у кого что есть вместо, вертели этот Теневой протокол, мне вот щас пальцев не хватит перечислить…       – А вы?       – Да как бы сказать, наши были одними из создателей этих структур. Как-никак, по силам нас во вселенной мало кто превосходил, по уровню понтов тем более. И что ещё важно сказать – большинству из нас божеские почести сто лет не упали. Быть богом – работа обременительная, а мы распиздяи. Не все, но через одного точно. А если серьёзно – купаться в обожании и преклонении на основании того, что у тебя есть всякие непостижимые уму краткоживущих штучки-дрючки и что тебя довольно сложно убить, это низко, примитивно и тупо. Это не то, чего может хотеть нормальный, психически здоровый, я имею в виду, из наших. Краткоживущим это может казаться завидной долей…       Ктулха в этой беседе тоже слушательницей оставаться не собиралась.       – Но если что-то запрещено – значит, кто-то такое делал? Были прецеденты?       – Ага, я ж сказал – психически здоровому неприемлемо, бывают же и психически нездоровые. Да, и у нас тоже. С нашей специфической спецификой, поэтому очень страшно. Не компетентен объяснить, насколько – о сумасшедших из нашего народа я слышал, но к счастью, не имел чести быть знакомым лично. Вы, может, из моей команды никого во вменяемые не зачислили б, включая меня самого, но уверяю, это другое.       – Эх, жаль, то есть ни одного знакомого бога вам не обрыбилось…       – А вот этого я не говорил. Видите ли, иногда приходится. Может, и были какие-то ещё способы, даже должны были, но какие мы пробовали – те не помогли, именно после этого сработало. Может, и совпадение…       – Чего, не поняла? Что сработало-то?       Ну, раз пошёл разговор об ошибках и безумствах нашего брата (ещё на лестнице начат), надо дораскрыть тему. Поучительно, познавательно и развлекательно.       – Один из нас, из членов моей команды, несколько лет развлекался попытками спасти от самоуничтожения один мир. Искал точку перелома, после которой… не то чтоб предрешено всё было, нет, никакого фатума. Просто… по мере того, как люди раз за разом делают какой-то не самый оптимальный выбор, у них остаётся тупо меньше дорог, ведущих к иному итогу. Как в какой-нибудь игре, где остаётся два или три возможных хода, но все так или иначе ведут к проигрышу, просто в одном случае ты протрепыхаешься чуть дольше, чем в ином.       Лавкрафт что-то пробормотал в плане, что я примерно описал жизнь, неуклюже, но похоже. Люди игрушка в руках жестоких и непостижимых им сил судьбы, и в игре, итогом которой всё равно является смерть – как иначе-то – наличие развилок и вариантов выбора это не то что иллюзия даже, это тонкое, изощрённое орудие в руках упомянутых сил, призванное ещё нагляднее показать смертным их ничтожность.       – Но жизнь это не игра, здесь нет заданных сценариев и персонифицированного противника по ту сторону. Представления о фатуме порождаются ограниченностью восприятия, сформированного в том числе предыдущим неверным выбором, тем, что на ошибках, конечно, учатся, но не всегда в хорошем смысле, иногда – привыкая их делать… Рядом с решениями, кажущимися в какой-то момент очевидными и единственно правильными, бывают и иные, просто не всегда получается их заметить, как не всегда получается и предугадать последствия выбора, особенно в долгосрочной перспективе.       – А вот если кто-то добрый скажет, что уже знает, чем дело кончится, и не лучше ли вам, ребята, поступить вот так – иное дело, ясно. Правда, не факт, что его кто-то слушать станет.       – Угу, Маллена вот не всегда слушали, пару раз так вообще убили. Но он был даже по нашим меркам упрямый до степени охренения – отряхивался, ставил галочку, что так тоже не проканало, переходил к следующему варианту.       Лавкрафт, в продолжение интересной беседы поцеживавший эльфийское вино, чуть ли не поперхнулся. Кажется, искренне.       – Пару раз убили – жители этого мира? И при этом он продолжил попытки? Удивительный альтруизм.       – Альтруизм тут ни при чём, просто не любил отступаться от поставленных задач. Задача-то интересная, смотреть, как история меняется после того, как пришёл в такое-то время и то-то там сделал, очень увлекательно. Это не бабочек давить, и даже не танки против Мамая собирать, уровень немного повыше – благо, и Маллену давно было не 30 годиков и даже не 300. Ну и вот, не знаю уж, почему, но удалось предотвратить апокалиптец именно тогда, когда Маллен объявил себя богом, почему именно так – этого нам выяснить уже не позволили. Видимо, где-то как-то сказалась объединяющая функция религии, полномочия у живого бога, опять же, несколько поширше, чем у королей, влияние удалось распространить действительно дальше и глубже, чем когда он был правителем-полководцем… Не знаю, я тогда в исторической-политической-экономической херне мало соображал, просто ассистировал там, где требовалось, и сейчас не намного прошарился. В общем, эксперимент завершился закономерной аннигиляцией его руководителя, а я, как пособник, отделался 500-летним сроком, из которого, правда, отсидел 10 лет, дальше меня отпустили на поруки по ходатайству остатков моей команды, с тем чтоб больше на глаза не попадался.       Ктулхе и предыдущее-то всё переварить надо было…       – Неслабо. Хотя понятно, если вы 300 и больше лет живёте… но всё равно. Это они к вам только так или ко всем? Американцы это не с них свою систему суммирования сроков взяли? А ещё говорите, Толкин по большим цифрам угорал…       – Ну естественно, природа осужденного учитывается. А в нашем случае пожизненное это понятие не столь однозначное, мало ли, заключённый регенерирует на следующий же день, формально смерть произошла – свободен, а сажать вплоть до окончательной смерти это уж как-то перебор. 500 лет – такой приемлемый компромисс, нормальная продолжительность одной нашей жизни при отсутствии смертельных угроз и каких-нибудь экстремальных воздействий… Так вот, к разговору, начатому на лестнице…       – История не меняется от одного слова, я поняла.       – Не совсем так. Меняется от всего, просто вопрос масштабов и итогов. Аня б лучше объяснила про всякие общественные процессы, объективные закономерности и всё такое, я этой лексикой не вполне владею. Просто скажу, что довольно сложно заставить человека, а тем более много людей разом, делать то, что им абсолютно не хочется, выбрать то, что без тебя такого умного они б не выбрали просто ни в жисть. Нет, возможно, при наличии мощных рычагов давления… Но чаще иной выбор это тот самый запасной вариант, который был в тени лакомых, но неверных. Вот Барду удобнее было жить с позицией «лишь бы не было войны», в смысле «лишь бы дракон не прилетел», и считать, что все проблемы в этих краях от дракона и гномов с их пороками, потому что это считай стихия, с ней просто – не буди лихо, пока спит тихо, а глобально ничего не сделаешь… Но на самом-то деле внутри себя понимал – не дурак мужик – что иногда для блага сограждан надо не только читать проповеди о том, как греховна жадность, но и совершать некоторые действия, не всеми и однозначно одобряемые. Это посложнее, чем быть жертвой обстоятельств – тихо жил, ни на кого не залупался, хуяк, дракон прилетел, ну тут уж пришлось быть героем…       – Про двух драконов это хорошо прямо было, да… Не, ну действительно, если люди в будущем будут говорить, что Бард стал правителем после того, как победил дракона, не уточняя – какого…       Мы вышли и практически сразу за порогом столкнулись с Торином. Поднявшимся сюда специально в поисках нас, чтоб сообщить, что прежде отхода ко сну он намерен всё же выйти наружу, пройтись по окрестностям, показать Главные врата Эребора племянникам, никогда их не видевшим. Для вящего вдохновения перед грядущим драконоборчеством, видимо. Ктулха немедленно декларировала пользу прогулок перед сном (по Озёрному-то, хуль, не нагулялись) и выразила желание идти тоже, с нами попросился и Лавкрафт – не в комнате отдыха с гномами ж ему в ожидании нас торчать. То есть да, как-то само собой разумеющимся выходило, что иду и я, а что, я откажусь от возможности в числе первых узреть древние крепости гномов и пожарище Дейла? Вообще-то, вполне обошёлся б без такой чести, дел у меня и тут навалом. Но стало жалко Лавкрафта. Гномов он естественным образом очкует, сказать, что мрачноватые окрестности влекут его как источник творческого вдохновения – как-то, знаете ли, на грани бестактности было б, получится ли прицепом к Ктулхе – очень сомнительно, потому что она сама явно идёт прицепом к гномьему величеству, что-то вещать из легенд о строительстве Эребора он начал ещё на лестнице. Внизу к нам присоединились ещё Тауриэль (подвёрнутую ногу как будто попустило, я сразу сказал, чтоб напомнила по возвращении дать ей мазь, перенаправление потоков в теле вещь хорошая, но если можно дополнительно чем-то наружним помочь – так почему нет?) и Дори. Балин в комнате отдыха руководил приготовлениями ко сну – Двалин по возвращении первым высказал желание тоже принять душ («смыть с себя гостеприимство это, так что ли сказать»), он и Глоин, стало быть, заняли душевые, а Балин нуждался в инструктаже к стиралке, чтоб шмотьё загрузить, в тот раз-то он, простите уж великодушно, не запомнил… в этот раз тоже не запомнил, я на листочке записал мануал. Так, выход в спортзал можно открыть самое ближайшее – через оранжерею…       – Да, а куда логичнее? Спортзал – очень большое помещение, тёплое и в то же время хорошо вентилируемое, расположиться можно с комфортом, спальники у них есть, в крайнем случае достану маты. Активировать тренажёры случайно по идее не получится, на всякий случай очень прошу подозрительные кнопки не тыкать. Где двери туалетов – я покажу. Главное, в общем – не заблудиться в аллеях по дороге… Приспичит кому погулять по оранжерее – ради бога, только газоны не топчите, в рот ничего не тяните, некоторые растения ядовиты, я, конечно, закрою наиболее опасные аллеи, но я не могу знать наверняка, что может оказаться несовместимым с вашей физиологией, в закрытые боксы не соваться – по идее, и не получится, а если вдруг получится, похороним с почестями, что останется…       – У вас там что, смертоносные твари? – приободрилась Ктулха.       – Смертоносных тварей, - я кивнул на Милису, в углу безмятежно жующую игрушечную кость под укоризненным взглядом Лины, с которой она не пожелала делиться, - вы ж вроде с собой берёте? Рассказывал же я вам про боксы, там течение времени другое, в некоторых и атмосфера и электромагнитные поля, но таких уже мало… Короче, Бильбо, Оин, айда с местом для ночлега знакомиться! Прихватите там пожитки, кто сколько унесёт, чтоб сразу некоторые из спальников расстелить…       Оранжерея произвела на Бильбо самое восторженное впечатление.       – И это ж мы удивлялись величине и диковинности ваших чертогов, когда и близко не представляли, каковы они! И вот, целая домашняя роща вокруг – а я, кажется, не шибко и удивлён! Действительно, если вы солнце на службу себе поставили, так чего ж под ним и растения не выращивать? Верно, не только ядовитые плоды они дают, но и съедобные среди них есть? Хоть, конечно, в пище, благодаря вашим волшебным шкафам, вы недостатка не имеете, но не может же быть, что вам совсем никогда не хочется отведать спелого яблочка? Не говоря уж, простите, ежели что не то скажу, так ведь таким образом можно и огородик хотя бы скромный завести?       – А я-то всё ждала, - съязвила Ктулха, по внезапному приступу доброты душевной решившая помочь нам перетащить гномьи манатки, - когда два садоогородника опознают друг друга! Свершилось наконец!       Телепатическое поле буксует на сленге и всяких словообразовательных извратах, но Бильбо понял, благодаря тому, что следом Ктулха добавила, что в нашем мире я живу в частном доме и у меня, действительно, есть огород.       – Так разве не это ваш дом? – удивился Оин, - что ж это за место такое должно быть, ещё диковиннее этого?       Оно точно, дружище-гном, Россия 2021 года место диковинное, каких поискать.       – Пожалуй, моим домом как раз можно назвать только это. Я здесь родился. Нет, не прямо здесь, Ктулха, на случай, если у вас уже готова какая-то острота. На что моя матушка была оригиналка и экстремалка, но всё-таки своевременно донесла себя и меня до медблока. Просто поясняю, что я имел в виду, говоря, что родной планеты у меня нет. Я несчастный случай на производстве. В долгих экспедициях, знаете ли, скучно бывает. А к вашему вопросу, Оин… да, Татьяна тоже спросила, чем плох вариант припарковать где-нибудь ТАРДИС и просто жить в ней, игнорируя периодический стук в дверь в чьих-то попытках выяснить, чо это за избушка на курьих ножках тут стоит. Даже не знаю… одиночество? Некоторое время я вполне нормально выношу одиночество, я в принципе тот ещё бирюк. Но изначально, в той, прежней жизни, я никогда не был действительно один. Я рос, большей частью болтаясь сам по себе, читал, рисовал, хернёй страдал, помогал кому-нибудь из старших в чём попросят или искал себе какие-то занятия сам, когда меня прогоняли, чтоб не болтался под ногами, но всегда кто-то был, кто… Кто решал, как жить дальше, можно сказать. И по мере того, как я становился старше, а нас оставалось всё меньше, как уходили те, кто меня вырастил, кого я знал с детства…       – Вы встали перед необходимостью самому решать, как жить, - подсказал Бильбо.       – Ага. Понимаю, что это сильно корректирует, чтоб не сказать разрушает, мой образ таинственного и сильного волшебника, но таковы факты – это очень страшно. Как говорят на Земле 21 века, хочется, чтоб взрослые пришли и всё разрулили, а потом вспоминаешь, что взрослые это ты. Ну, дело ещё в том, что я встал перед выбором, - поскольку перед нами выросла стена с искомой панелью, я машинально попытался передать вещмешки спутникам, но у спутников руки и без того были заняты, что ж, поставил на пол, обильно засыпанный опадом с ближайшей аллеи, - остаться в маленьком, ограниченном мирке, где нас было б только двое, или вернуться в большую вселенную…       – Имхо, конечно, - Ктулха тоже побросала свою поклажу – выпутать волосы из низко свисающих ветвей сфуты, - всё зависит от того, кто тот второй.       Здесь, в отличие от рубки и комнаты отдыха, стеновая панель отъезжала не в сторону, а вверх, я первым, когда панель поднялась на уровень моего роста, шагнул под неё и успел увидеть, как зажглись лампы.       – Ох, не знаю. Понимаю, в какой-то момент может казаться, что с неким человеком хорошо б попасть на необитаемый остров, но поверьте, это иллюзия. И в любом случае, дело даже не в том, что нас не связывали подобные отношения, я ни в коем разе не обесцениваю иные отношения, кроме романтических, только не я… Дело в том, что Зане сама не готова была выбрать такой эскапистский вариант.       – Какой?       – Отшельнический. Так, Бильбо, смотри, потом объяснишь этим всем. Вот туалет. Тут всё так же, как в комнате отдыха, в точности. Вот тут – автоматы с водой. Еды, понятное дело, тут нет, а водички испить в промежутке между спортивными упражнениями бывает и естественно, и пользительно. Запоминай, вот активация, вот на этом экране выбираешь…       – Что там выбирать-то, - пробормотал Оин, - между водой и водой? Это у магов и вода разная бывает? Чудно…       – Вот тут по панели внизу кликаешь – выбираешь тару, объём. Условно говоря, чашка, бутыль. Ведра не предусмотрено, да. Тут кликаешь, когда всё выбрал и запускаешь синтез… ну, изготовление. Чашка с водой появляется вот тут. Опустевшую чашку потом кидаете сюда. Попробуй, как запомнил. Так, что ещё? Отсюда открывается выход в бассейн, не знаю, насколько вам сейчас это надо, хоббиты вроде не плавают, у гномов с этим, кажется, тоже не очень…       – Господи, ещё и бассейн!       – Ну а что?       – Мне покажете! Потом. Сейчас-то нам назад надо. Не, мне чисто посмотреть, плаваю я тоже в хоббитском стиле... Как вы выжили в таких тяжёлых условиях, а?       Оин остался – принялся, напевая, как сам он считал, вполголоса (спортзал такое место, что создаёт великолепную акустику) расстилать спальники свой и брата, а мы пошли на выход.       – В самом деле, интересно, почему тут этот проход, теперь-то не узнаешь… Просто основной вход – со второго этажа. Отсюда можно выйти в комнату отдыха, сейчас мы это и сделаем, а оттуда сюда – нет.       – Как же это – только в одну сторону-то? Ежели двери есть, то, как бы мало они ни были на двери похожи, они же вход, они же и выход, разве нет?       – Эээ, как бы сказать тебе, Бильбо, не всегда. Мда, человеку из нашего мира и времени это объяснить не в пример проще. Видишь ли, многое из того, что тут есть, это понятия не совсем пространственные… не, как-то не так надо. В общем, архитектура тут подстраивается под потребности. Смотри, когда человек – или не человек, не важно – строит дом, он планирует – вот тут мне удобно будет сделать кухню, вот тут из коридора выход в зал, а из зала ещё в одну комнату… Он строит, и такими эти комнаты и будут. В них можно менять мебель, можно заложить дверь тут и проделать в другом месте, можно убрать стену, если она не несущая, объединить две комнаты в одну, но глобально – размеры и местоположение помещений неизменны. А теперь представь, стоишь ты в одной из комнат своей норы, и думаешь – хорошо б мне отсюда на кухоньку, а она на другом конце норы. Так вот, здесь в этом не было б ничего затруднительного, просто присваиваешь нужные настройки двери – и она открывается на кухню. Или в ванную. Или в любую из твоих кладовок. Просто на панельке, которая открывает дверь, появляется вот такая плашечка – мы называем её «карусель», перемещая её, выбираешь между вариантами, куда может открываться дверь. Здесь есть помещения, соотношение которых между собой стабильно – от входа ты всегда попадаешь по мостику в рубку или по лестницам вниз к складам, из рубки по лестницам – на второй этаж к жилым комнатам, через двери в стене – в комнату отдыха, а вот из комнаты отдыха можно попасть много куда. В оранжерею, в медблок, в библиотеку… У пищевого автомата тоже есть «карусель», она может открыть выход на кухню. И не важно, если нужные помещения находятся на разных этажах, нельзя сказать, что они находятся близко или далеко, они…       – Вызываются нужным заклинанием, можно сказать. Перемещаются туда, где они вам нужны.       Здесь стеновая панель обычным образом отъехала влево, являя нам прибалделые физиономии кукующих в ожидании своей очереди в душ Бофура, Бифура и Бомбура. Так, зафиксировать её что ли в открытом состоянии? Ну куда им нужно будет вообще, если куда и понадобится за время нашей прогулки? Нефиг по оранжерее шариться. А тут мы, как вернёмся, сразу их увидим, убедимся, что у них всё пучком.       – Да, так можно сказать. Вот, смотри, если зафиксировать проход открытым, то, как ты и сказал, выход становится входом. А если мы выйдем в комнату отдыха и закроем дверь – обратно в спортзал её открыть не сможем. Сможем в оранжерею, идти как шли до этого, ну или через второй этаж. Зато сейчас, в открытом состоянии, «карусель» не работает, попасть отсюда в медблок или библиотеку не получится. Ну да вам туда и не надо.       – С ума рехнуться можно, - Бофур слышал только часть нашего разговора, но и этого хватило, чтоб он аж стянул с головы ушанку, - а позвольте узнать, господин маг, вам самому в своём дворце заблудиться не случалось?       – В детстве – регулярно. Ладно, вам-то грузить себе головы незачем…       ТАРДИС закосила под местность, как могла – изображала из себя обгоревший со всех сторон, но ещё вполне крепко стоящий дом с высоким крыльцом, спускающимся на остатки выкрошившейся, забитой плотным слоем пепла мостовой. Фили колупнул чёрные валики на косяке рядом с дверями – инородно гладкими и серебристыми, ввиду того, что находились, открытые, во внутреннем пространстве, сажи на пальцах, естественно, не осталось. Понаблюдал, как на закрывающихся дверях проступает такой же рельеф обугленных досок, присвистнул. Запрокинул голову на оконные проёмы второго этажа – фальшивые, пояснил я, тоже часть мимикрии. У ТАРДИС нет окон, они ей незачем, ну какие окна у космического корабля. Чтоб посмотреть, что снаружи, мы пользуемся такими вот экранами, как в рубке. А вот дом без окон выглядел бы странно. То есть, там проёма на самом деле нет, такая же твердь, как вот эта стена? Именно.       Пожары – это такая тема, которая любого нормального человека заставляет нервно икнуть. Есть во вселенной вещи пострашнее огня, но мало. Огонь – одно из тех средств, что может уничтожить с концами даже нас, мне в этом плане есть что вспомнить, но даже не помня, при виде горелых остовов в частнике, или чёрных шлейфов из окон многоквартирных домов, или даже встречая несущиеся и завывающие пожарные машины, я всю эту человеческую жизнь каждый раз несколько куксился. Мысли, знаете ли, навевает много всяких, позитивной ни одной. А когда наблюдаешь пожар своими глазами – у соседей лет 10 назад баллоны с газом рванули – немного, на какой-то миг, понимаешь всех этих бабок, развешивающих по углам иконы «Неопалимая купина». 20-21 век в плане противопожарных мер не сравнить с веками прошлыми, тут те и огнетушители, и оснащённые по последнему слову пожарные бригады, и технологии, снижающие горючесть материалов и вероятность воспламенения, но огонь видится силой сверхъестественной, и противопоставить ему хочется тоже что-то такого же порядка.       Бард, конечно, не вполне прав насчёт того, что на пожарище Дейла ничего не выросло. Всё-таки лет прошло… страшно сказать, сколько. При мне точной цифры не упоминалось, Ктулха если когда говорила, то я забыл. Но если папашу Барда оттуда малым дитём спасли… В общем, о подобающе роскошном бурьяне говорить не приходится, но кое-где даже небольшие деревца увидеть можно.       Сколько там градусов в драконьем пламени – вряд ли мне кто ответит, каков примерно боезаряд, то есть сколько раз и как мощно он может полыхнуть, прежде чем иссякнет, уже может быть. Пока получается, боезаряд какой надо – там, где мы высадились первоначально, растительностью не пахло, сколько хватало глаз. Здесь, в долине у главных ворот, он тоже похулиганил основательно, но всё же вокруг ТАРДИС хватает зданий, у которых уцелел весь первый этаж и балки второго чёрными росчерками на фоне рассветного неба кое-где торчат, словно руны, которыми смерть высокопарно херанула тут автограф. Возможно, первые, самые мощные его выдохи пришлись на северный склон Одинокой горы и прилегающие к нему окрестности, здесь надышал слабее – центру досталось больше, а по периферии не только те самые печные трубы – они-то, понятно, минимально горючи – чёрными зубьями впиваются в небо. В отличие от почти исключительно деревянного Озёрного, в Дейле первые этажи, а кое-где и вторые были из камня. Камень всё же устойчивее к огню. Соответственно, там, где на пути распространения огня встала преграда камня, уцелело и сколько-то дёрна. Плюс ветер. Ветер всегда что-нибудь приносит – пыль, скапливающуюся во всяких углублениях, семена, падающие в этот осадок, тучи, поливающие это всё дождём. Семена ещё птицы приносят, с помётом. Говорят, конечно, что этих пустошей избегают и зверь, и птица, и правда, сейчас никакого чивиканья не слышно, но если хотя бы даже раз в год кого-то заносит… Природа, если даже работает крайне медленно, всё равно работает, всё равно завоёвывает пространства, от какого бы катаклизма, природного или антропогенного, они ни пострадали.       … Дальше, по-видимому, дракон долетел до Озёрного, выдохнул то, что ещё осталось, потому Озёрный и пострадал меньше, а может – обилие воды вокруг как-то компенсировало более высокий класс пожароопасности деревянного зодчества, описал круг и вернулся примерно к исходной точке. В Эребор он точно не через Главные ворота заходил, они целы и закрыты. Основательно закрыты, как информировал Торин, гигантские створы подпёрты гигантскими же обломками обрушившихся сводов. Так что и они внутрь в любом случае не этим путём собирались. Нет, переместиться сюда – это не было ошибкой, пусть рождённые вдали от этих мест увидят…       – Невероятно, - бормотал Лавкрафт, безуспешно ища какой-то приличный обход через очередной, ещё более крупный завал из обгорелых обломков на дороге, - что запах гари чувствуется и теперь.       Я повёл носом – да не сказал бы. Впрочем, у меня и обоняние похуже… и воображение.       Дракон – это образ, не нуждающийся в прояснениях для человека хоть из России, хоть из Америки, легенд-то полно. Какие основания под этими легендами – не ко мне вопрос, да и суть ли важно. Извержения вулканов, масштабные пожары, проспонсированные сочетанием дерева и соломы как основных материалов для строительства жилищ и живого огня для освещения и обогрева этих жилищ – это, если на то пошло, ничем не менее страшно, чем дракон. До более страшных вещей – ядерных бомбардировок – этот человек не дожил. И то, что мы видим, достаточно впечатляет, хотя угли многократно политы дождями – застывшие чёрные реки сбегают от зданий к сточным канавам, хотя трухлявые доски сухо ломаются под ногой, хотя обгоревшие столбы, когда-то служившие опорами навесов над торговыми лавками или летними верандами, поди уж разбери, бесстыже обвивает тощий, но всё-таки живой, зелёный, наглый вьюнок. Но разгорающийся рассвет, наверное, позволяет представить… Мы идём к воротам, они выходят в южную сторону, соответственно, восток – справа, красно-рыжие потоки солнечного света, струящиеся между чёрными остовами и в пустые глазницы приходящихся друг напротив друга оконных проёмов, не описать как добавляют атмосферы. Выйди мы сюда в полдень – не так бы оно всё ощущалось.       Вполне предсказуемо, мы разбились на группки – дальше всех утопали Торин с Ктулхой. Ктулха долгими выгулами собак по околорыбинским ебеням закалённая, по сравнению с теми непролазными зарослями, буераками и болотами, где она с ними часа по 4 шароёбится, тут практически бродвей. Периодически окликает то Милису, забурившуюся в тёмное нутро очередного закопчённого каркаса, то Лину, нашедшую на разбитой мостовой какой-то особо интересный камень. У Лины слабость к камням. Просто собака-гном блин. Только ей камни нужны не драгоценные, простой булыжник сойдёт. Она его утащит в более укромное с её точки зрения место, обхватит лапами и будет глодать. Смысл сей причуды Ктулхе неясен, мне тем более. Чего-то в организме не хватает? Минералов? Или мозгов?       Чуть поотстали Кили с Тауриэлью – то ли сознательно, чтоб журчанием своим не раздражать гномье величество, то ли нога у Тауриэли не настолько в норму пришла, как она хорохорилась. Ну а мы и вовсе в хвосте плетёмся – мы двое к прогулкам по пересечённой местности не очень привычные, а Лавкрафт, очевидно, если выбирать – меня стремается меньше, чем гномов. Да и у него ко мне накопился ряд вопросов, без ответов на которые ни есть ни спать просто невозможно.       – Когда вы сказали, что вы не боги, я не стал уточнять, причисления к каким богам вы не желаете – богам господствующих в нашем мире профанизированных, выхолощенных, удобных обывателю религий, или древних, существовавших не для того, чтоб поучать, наставлять, покупать души, обещая рай и грозя адом, а существовавших лишь потому, что существуют… Очевидно, что ни к каким. Вы правы, подчёркивая своё несоответствие определению бога – в моём понимании, в котором формулировать это определение бессмысленно и смешно, вы слишком подобны нам, и дело не только в лице и человеческой речи. Для бога, пусть и в заблуждениях впечатлительных дикарей, действительно иронично выбрать для жизни страну победившего атеизма. Ирония и восхитительная, и отвратительная… Но всё же, кроме подобий есть и отличия. Как вы живёте среди людей, будучи, как минимум, иной продолжительности жизни, чем они?       – Я ведь говорил, что изменил свою природу и жил все эти годы как человек…       У меня было подозрение, что говорит он несколько не об этом, так и оказалось.       – Да, но ведь сейчас вы, получается, изменили её обратно! Как вообще вы, существо, выросшее и прожившее жизнь в иных условиях… две жизни. Вы говорили, первая продлилась 78 лет? Сколько же вам всего?       – 187… 188, блин. Хреновая у меня память на цифры, плюс это лето, гм, длилось несколько больше времени, чем по календарю… Вы, наверное, разочарованы, ожидали чего-то более значительного? Ну, наша вселенная поскромнее этой по части цифр, а я вообще по меркам нашей расы практически ребёнок, примерно в 200 у нас завершают образование и ищут, куда себя по жизни приткнуть. Самому младшему члену нашей команды на момент её формирования было как раз 200, он был, считай, стажёром…       – Сколько же всего вы способны прожить?       – А кому как везёт. Мне рассказывали об одном профессоре, прожившем, кажется, 7 тысяч лет, но это всё же пример исключительный, это надо прямо очень экономно расходовать регенерации…       – Вы перерождаетесь, если вас смертельно ранить – а если ничего подобного не произойдёт, сколько может длиться одна жизнь? Есть ей какой-нибудь предел?       Я рассмеялся.       – Ну, это весьма осторожным или везучим сукиным сыном надо быть… Нет, я не хочу сказать, что нет таких. У пары членов моей команды бывали жизни, которые кончались естественным путём, так сказать в результате износа… Кроме ранений, травм, отравлений, утоплений есть и прочие факторы, действие которых имеет накопительный характер. Воздействие радиации – мы переносим её куда лучше, чем люди, но всё же и нам она не витаминки, отравляющих веществ, перегрузок, стрессы даже… Примерно, да, 500 лет. Иногда 600. Видимо, у того профессора как-то так и получилось, все жизни оказались очень щадящими и предельно долгими. Таких примеров всё-таки мало. Примеров везунчиков, умудрившихся регенерировать с интервалом в год-два, точно побольше.       – Значит, когда вы прибыли на Землю, вам было…       – 150. Круглая цифра, подходит для некоего жизненного рубежа.       – И эти 150 лет вы прожили на этом корабле?       – Ну, не все. Последние 4 года – в карманной вселенной, своеобразном тихом убежище для остатков нашей компании, до этого 10 лет – в тюрьме, до этого сколько в совокупности пришлось на тот мир, который мы спасали, сложно сказать…       Фили и Дори, явно отстававшие намеренно, чтоб не мешать парочкам, в какой-то момент поравнялись с нами. Что-то из наших разговоров они, наверное, слышали, говорили мы негромко, но и не шёпотом, не знаю, по деликатности ли не стали продолжать и развивать, как будто в них этого свойства не сильно много, или просто сейчас их другие темы слишком занимали.       – Гляжу, пооттаял немного дядюшка к зазнобе братцевой. А как – всё ж без её-то помощи… посложнее б нам пришлось.       – Благо, ты, кажется, сразу на его стороне был.       – А чего мне? Нет, я б такую бабу, как бы сказать… и за бабу б не принял. Разные мы с братом. Я, смешно и сказать… когда кто спрашивает, есть ли у меня на сердце девушка какая, не знаю, что ответить, то ли нет, а то ли есть. Имени её не знаю, и где живёт. Вижу её иногда во сне. Словно блик по стенке золотой чаши, в какой невеста подносит жениху вино на свадьбе – вот так она проходит поодаль, походка её, стать – это, знаете, как самый чистый, правильный звук, который издаёт изделие, когда проверяешь его качество, такой когда слышишь – всё внутри поёт, поднимается из глубин, расходится по жилам что-то такое, чего в себе и не знал, чему и сравнения нет. Будто б ловил я иногда взгляд её – так, бывает, блеснёт в породе чистейшее белое золото, и сперва счастлив ты, и смеёшься, как пьяный, и думаешь, вот, в этот-то день точно узнал, что счастливцем меня мама родила. А потом – страшно станет, так страшно, что хоть беги, навеки забудь, где ты ту жилу встретил. Ведь это… ведь это вызов какой! Сможешь ли извлечь, сможешь ли драгоценный этот образец представить миру в той совершенной форме, для которой он рождён, или будут тебе плевать вслед… Истинная красота, господин Автор – она нечасто встречается, и оно правильно, коли увидишь – забыть уже никогда не сможешь. И такой красоты я у нас в Синих горах не видел, но точно знаю – где-то она должна быть… Когда закончится всё, когда победим дракона проклятого, отстроим краше прежнего чертоги королевские – для короля нового, дядюшки нашего… отправлюсь я искать девушку свою. С Железных холмов, думаю, начну – чай, первое это дело будет, родню-то навестить…       – Поэты вы с братом оба – все в отца, - рассмеялся Дори, - какие он песни матери вашей пел – так если б мне, во времена моей юности, пару таких песен для Тажи… может, были б у вас теперь друзья-ровесники, сынишки мои. А что, и впрямь с Железных холмов поиск начни. Слышал я, у Тажи дочка есть, так может, она-то твоя девушка из снов и окажется? Это ты хорошо сказал-то, про чистый звон, от которого нутро поёт…       Фили смущённо-польщённо подкрутил ус.       – Тут верно, Тауриэль эту я не знаю. Зато я брата своего знаю. Помню, раз зовёт нас учитель – мы подумали сперва, эк время перерыва незаметно пролетело, ан нет. Говорит, камушек уронил, у вас глаза молодые, поищите-ка. Делал он тогда серёжки по заказу какого-то человечьего князя аль военачальника, для дочки его. Махонькие вот такие, все камушками усыпанные, камушки, стало быть – ну, с мушиную головку. Да на беду, покрытие на полу у мастерской того же цвета было, только и искать на нём этот камушек проклятый…       – Тёмный рубин, небось? – спросил Дори, - помню, много тогда его торговцы в Бри привезли, да всё мелкого. Врали, будто такой он мелкий только и бывает, потому и драгоценный такой. Тьфу! В Эреборе-то этого тёмного рубина пропасть, сам, помню, с вот таким вот кольцо делал…       – Ну и вот, я уж сижу, в глазах ровно мушки эти самые летают, всё с рубиновыми головами, говорю – смилуйтесь, мастер, а только канул камушек проклятый, будто и не было его. А Кили, ты понимаешь, нашёл! Так я к чему – если есть в остроухих чего хорошее, так кому, как не Кили, это найти-то?       Дори, хоть и пенсионер по виду, явно, если б захотел, Торина б догнал, перегнал, добежал до ворот первым и там нас ждал, покуривая трубку. Но вот, тащится рядом, слушает рассказ Лавкрафта о приснившихся ему тварях, которых в лицо он, конечно, не видел – вид их столь ужасен, что приводит в ужас их самих, когда они встречаются с зеркалом… Как-то легко и незамысловато в разговор включился Фили – у гномов, знаете ли, много страшных сказок, вот бабушка, отцова мать, горазда была рассказывать. Какие-то, возможно, и сама сочиняла, потому как ни от кого другого Фили таких не слышал. У многих-то сюжеты похожи – встреча с чем-нибудь чудовищным, кровожадным в дальней тёмной штольне, призраки работяг, что сорвались в ущелье и их тел так и не нашли… Есть и истории о сошедших с ума – это давнее, это до Трора ещё такие ходили…       – Но тут уж не сказать да скажешь – жизнь завсегда пострашнее сказок будет. То, что с прадедом Трором случилось, это и впрямь… Ну, это легко инородцам говорить – гномы, мол, жадные. Да уж, мы бережливы, и цену всякому добру знаем, и не разбрасываемся. Но это ж, понимаете… Сокровищницы есть не только те, что руками пощупать можно. Сокровища свои продавать, а то и даром дарить – в этом тоже вид жадности, побольше восхищённых слов о себе услышать, пошире всему свету о мастерстве и удаче своей поведать. С этого здравый гном имеет не меньше радости, чем с сундука драгоценностей или доброго ужина. Всё детство своё я думал над этим – как мать или дядя чего обмолвятся, или посторонний кто в сердцах… Старость – это, так-сяк, пора такая, многим характер портит…       – Поговори мне тут, щенок, - грустно усмехнулся Дори, - впрочем, ежели я правильно понял, к чему ты клонишь, то как есть прав ты. Как сам старик, говорю. Кто-то в старости мягче становится, слюнтявее прямо иной раз, кто наоборот… Деда своего как вспомню – уж каким невыносимым под конец жизни был, всё ему не по его! Как подумаю, что, чего доброго, могу таким же стать – так хоть сейчас ложись и помирай…       – Ничего, - успокоил Фили, - пока ты, Дори, вполне выносимый, видать, в другого деда пошёл.       – Ну и вот, по мне и впрямь чёрное колдовство это. Проклятие. Сам по себе-то здравый гном как бы так разумом повредился? Чай, не дряхлым Трор был, крепость в ногах и руках была – с чего б крепость ума ушла? Прокляли, зачаровали короля нашего. Даром что ли всё твердил он про голоса?       – Голоса?       – Голоса он слышал, голоса ему велели всё больше золота собирать.       Серьёзно, слово шизофрения в этом мире, может, и не известно, но явление-то есть? Или Трор первый случай? Фили поколебался, пожевал губы.       – Говорила, помнится, мать… Бывало, знаете, все разошлись уже, опустела тронная зала, а дед всё сидит на троне, не уходит в свои покои. Мол, аркенстон с ним говорит. Иной раз ей и бабке Дафф только и удавалось увести его, любил он их, с ними покладистей был. Вот снимет корону, уляжется в постель, матушка ему песню споёт – попустит его, уснёт умиротворённый, а утром всё сызнова.       Да, занятно, что после этого аркенстон у них всё ещё считается вожделенным символом верховной королевской власти. Впрочем, в самом деле, камень в чём виноват? Гномы довольно материалистичны, насколько это вообще возможно в Средиземье. В магию так-то верят, но с оговорками. Типа, вот и про них же меж людьми тут и там говорят, про кольчуги мифрильные, про клинки, что о приближении врага извещают светом или звуком, про шкатулки заводные музыкальные да изобретения всякие для кузнечного и ювелирного дела – гномья магия, мол. Почему говорят – потому что повторить такое нипочём не смогут, даже и лучшие из человечьих мастеров только приблизиться могут. Этому мастерству выучиться человеку и жизни не хватит, а паче того не хватит разумения – мастерство это издревле в гномьих родах передаётся не просто от отца сыну, от деда внуку личной наукой, на словах разве чертёж обскажешь да рецепт закалки металла? Книги все на кхуздуле, написанное там не всякий и гном с первого прочтения уразумеет, помнит Дори, как, молодой ещё, оклад для одной ковал, да заглянул в неё – до вечера голова кругом шла. Известно, проще всего то, что не понимаешь, магией назвать! На этом моменте, конечно, я только ржать и мог. Фили, правда, возражал, что так-то оно так, но вот у Автора и его спутников именно что магия, такого-то ни в каких древних книгах не найдёшь, нет такому объяснения, как и злым голосам от камней, пусть хоть тысячу раз они королевские бриллианты, а не разговаривают они, и всё тут! Всяк мастер может сказать – мол, клинок под молотом песню такую-то поёт, мол, камень такой-то шепчет «возьми именно меня для диадемы этой», мол, голос и нрав такого-то материала ему по душе, а такого-то хуже нет, так это поэтическое сравнение, это и дитю ж малому понятно! Всяк в Средиземье скажет, кроме совсем уж недалёкого кого, какие такие магические свойства у какого камня есть – по невежеству своему так говорят, что свойств материи так, как гномы, не знают. Нет у материи свойств таких, чтоб голосами королей с ума сводить!       Подумал было я, не неловко ли им в присутствии посторонних вот так обсуждать безумие своего пусть покойного, но короля. Да нет, нормально. В конце концов, обсуждено это всё на сто рядов до нас, тайны-то нет, мягко говоря, прилёт дракона и бегство из Эребора это не то, что могло пройти незамеченным, неадекватное поведение Трора до этого тоже так или иначе видели многие. Чай, король, а не престарелый дедушка какого-нибудь лавочника, которого можно просто держать в дальней комнате, не конфузясь перед людьми. Да и в этом плане бесценного собеседника обрели в Лавкрафте, уж про сводящие с ума голоса он кое-что имеет сказать…       Ну и по счастью, говорили не только об этом. Фили то и дело подтрунивал над братом, а порой и над дядей – что, мол, знамо дело, оттаял, сам же нынче не без греха. Это ж и тогда, перед отправкой из эльфийского подземелья, тот намёк на интерес Татьяны к нему он приметил, чай, не дурак, а тут ещё бургомистр проклятый с замыслами своими погаными. И прежде случалось, конечно, что человеческие девы на гномьего короля с интересом поглядывали – когда где в таверне за столом его видели, а как вставал он из-за стола, так и с лица спадали. Человеческие девы, они всё-таки рослых любят, Торин для них ростом не вышел. Ну, Ктулху, которая его на полторы головы выше, ничего, вишь, не смущает…       На мой прямой вопрос, не бред ли само предположение, что гномий властитель мог обратить внимание на человечку, и не в плане отношений без обязательств (это Толкин о таких вещах не писал, а в жизни они очень имеют место, и не думаю, что Толкин, взрослый мужик, профессор, мог всерьёз полагать, что король, человечий будь, гномий или какой угодно, вступал в брак девственником), а прямо до стадии помолвки, Дори ответил, что запрета как такового нет, потому что какие запреты в отношении того, до чего ещё додуматься надо. Гномы – народ, живущий обособленно, но не в этом даже дело, с людьми дейловскими да озёрновскими вон и торговые отношения вели, и дома им строили, и в ученики брали, и не так чтоб как на второй сорт на них смотрели, это не верьте, что гномы чванливы, чай, не эльфы мы. Культура, понимаете. Идеалы красоты… ну да, Бомбур, Глоин, Двалин, да и красавицы под стать – поперёк себя шире, сиськи каждая больше моей головы. Не должна гномья дева быть как тонкая диадема на голове инородной принцессы, должна быть как корона прадеда Трора – ох, видели б вы ту корону, человек-то не всякий её и поднять бы смог, человеку такую на голову надень – шея переломится. Гномья дева – как лава кипучая, как меха кузнечные, в ней сила недр земных дышит и разливается, на том всякий гном с детства воспитывается. Да, что-то упустили в воспитании сначала у Траина, потом у папаши Кили и Фили… В общем, на гномий вкус среди человечек редко бывает чо красивое (ну вот кухарка та, что травы вам принесла – ничего, симпатичная девочка, кабы бороду ей ещё…), но как-то да, у их семьи оно наособицу получается… Нет, ему, Фили, это не понятнее, чем магия летающего дома. Что Тауриэль, что, уж простите слова такие, сестра ваша – любоваться-то, может, и можно, так ведь бабой не любоваться надо, а… (Лавкрафт на этом повороте разговора, кажется, чуть не споткнулся на относительно ровном месте) страх, короче говоря, один с такой любимой. Как же такую ледащую решишься в страстных объятьях сжать, не говоря уж…       Развить эту волнительную мысль Фили было не суждено – впереди-слева слышался всё более явственный тревожный движняк. Собаченьки, то есть, и до этого перегавкивались порой, но сейчас они лаяли прямо прицельно, истерично, зло. Так лают не для проверки голоса, а только на кого-то. Мы поспешили туда, где уже топтались в некоторой растерянности перед горелыми развалинами Торин и Ктулха. Собаки то наступали на тёмный проём, то отскакивали. В этой робости можно понять и двуногих, и четвероногих – проклятого места избегают и зверь и птица, мы вправе были ожидать никого в пути не встретить, так кто же там? Торин обнажил меч, Тауриэль сняла с плеча лук, Ктулха насилу как отогнала собак на безопасное расстояние, с которого они продолжали разоряться словесно. Я перевёл ручку в режим фонаря. Из темноты на меня блеснули маленькие глазки над неловко и отчаянно оскаленной пастью.       – Животное какое-то, довольно крупное…       Флора и фауна Средиземья странный предмет. В основном всё то же, что в нашем мире – картошка, помидоры, табак, лошади, коровы, голуби. Но между всем этим – эльфийские меллорны, ацелас, гигантские пауки и хрен знает что ещё.       – Это носорог, - изрекла Тауриэль с интонацией, не предполагающей, что такое слово может быть нам знакомо, - тягловое животное орков. На таких они перевозят свои катапульты и прочую тяжёлую поклажу, иногда и верхом ездят, но реже – скорость их невелика, велика выносливость…       – И что он тут делает? – Торин нервно заозирался, явно подозревая теперь в каждом тёмном проёме засаду, - здесь где-то орки?       – Вероятно, приполз умирать. У него повреждена конечность. Один из тех, на ком орки везли лодки. Видимо, отступая, они гнали во весь опор, чтоб успеть достичь укрытия – рассчитывали-то переждать день они в захваченном городе. Странно, что они не убили его – может, потому, что на разделку и поедание туши уже не было времени, поэтому просто бросили. Их путь должен был пролегать там, западнее, но на пустоши негде укрыться, ночи как раз хватило б, чтоб, хромая, придти сюда…       Я перевёл ручку в режим сканирования. На носорогов нашего мира это похоже, конечно, условно, так, если описывать парой предложений. На месте носа действительно роговой вырост, только иной формы, чем у наших носорогов, да и в остальном из общего в основном размеры. По такому общему сканированию – очагов воспаления в организме более одного, вот в частности да, в левой верхней конечности, животное держит её отставленной, и кажется, отёк приличный, невооружённым взглядом видно…       – Что ж, поможем ему отправиться к праотцам поскорее.       – Чего?!       Оказывается, мы это с Ктулхой дуэтом. Торин и племянники воззрились на нас равно ошеломлённо.       – Убьём, что ж ещё! Что ж делать с тёмной тварью, если её встретил?       – Он ослаб от ран, - кивнула Тауриель, - но всё ещё очень опасен…       – Ну, он на нас не нападал. Заполз в руины зализывать раны, это мы его нашли и побеспокоили. Любое животное, страдающее от боли, становится несколько нервным…       Высочества переглянулись с выражением лиц «объясни ты, я пас».       – Нервным… это не любое животное, это тёмная тварь! Иные оркам не служат. Верно, вы, иноземцы, не понимаете, что это значит, никогда не сталкивались с такими.       – И это будет милосердно – прекратить его страдания.       Животное издало тихий, но пронзительный… рёв? Стон? Мычание? У меня от этого звука очень качественно свернулось нутро. Ктулха тоже прямо заметно скуксилась.       – Так. Вы, конечно, на правах аборигенов можете считать, что я хуйню несу, но если вам не сильно принципиально, можно, я её всё же донесу? В смысле, способны великодушно не мешать? Не знаю, конечно, как… транквилизатор я синтезирую, сбегаю, без транквилизатора осмотреть полноценно не получится… Понять бы, что ещё хватать сразу, противовоспалительные, фиксирующую повязку, что ещё? Очень сложно одновременно бегать и запускать анализ совместимости препаратов с физиологией этой, как вы выразились, твари…       – Вы хотите его вылечить?!       Ктулха повела плечами – дескать, не лично она, но вполне поддерживает того, кто хочет, и горячо желает успеха.       – Видите ли, Автор зоозащитник, и учится на ветеринара…       – Отлично, молодец вы какая, а кто на меня наезжал, что гружу аборигенов непонятной терминологией?       – Да ветеринары-то тут поди есть, кто-то ж лечит скотину всякую домашнюю. Как называются – не знаю, Толкин об этом не писал почему-то… Автор, правда, больше занимается кошками, у него кошачий приют…       О кошках в Средиземье, кажется, мало хорошего думают. Вроде как, тоже тёмные твари, то ли служили Саурону, то ли даже он сам имел возможность превращаться в кота. Интересно, конечно. Злобные пауки у Толкина вроде как оттого возникли, что его в детстве паук укусил, да и вообще простительно, у пауков репутация такая, что положительными персонажами их сделает только очень большой оригинал. Кошки-то ему чо сделали?! Вот чем Лавкрафт в моей личной иерархии смертных прямо сильно обгоняет Толкина – что любит кошек и подвергает остракизму вот эту позицию «хорошие правильные ребята любят собак, потому что они друзья человека, а кошка тварь мутная, подозрительная, вероятно, дьявольская». Короче, Ктулха объясняла, поминутно вставая в ступор с подбором слов, чем я занимаюсь (люди 18 века идею зоозащиты поняли без особо долгих объяснений, а тут-то посложнее), а я продолжал сканировать. Лавкрафт через плечо тревожился, не закончилось бы у животинки, в самом деле, терпение (всё-таки мы не его хозяева, а больное животное и хозяевам может попортить здоровье). Торин не возьмётся судить, чьи там твари кошки, кому служат, он в них не специалист, не видел никогда, но вот эти-то точно тёмные, может, самим Морготом созданные.       – А? То есть он всё же мог творить?       – А чо не мог-то, он же вала, он много всякой дряни насоздавал, пока его не… Автор, вы чо, его с Сауроном что ли спутали? Разные вещи вообще-то! Саурон майя, у него сил поменьше, майар это помощники валар…       – Да тьфу! Нахрена вашей мифологии целых два дьявола, кто-нибудь может объяснить? Никто не может, разве что Толкин, а с ним я не жажду беседовать… Ну а как не путать, у всех тут имён по стопиццот, вот Мелькор – это который из них?       – Кто бы говорил, у вас как бы тоже! Ну, поменьше, чем у Саурона, но вам и годиков поменьше. Ну короче, чо теперь, даже если Моргот создал – убивать? Только потому, что морда не няшная, как у каких-нибудь благородных лошадок и собак? Или что злой? Так бездомные котики и собачки, особенно когда болеют и в стрессе, тоже способны тяжких телесных нанести! Ничего, вон люди их лечат, адаптируют, и нормальные питомцы получаются.       – А с чего ему добрым быть? – я оторвался от голографической панели, - сначала его эксплуатировали орки, они, подозреваю, зоозащитных принципов лишены начисто, как и прочих задатков гуманизма, потом вот бросили раненого – так не дают умереть спокойно, даже на пустоши, которой все избегают, нашли… Господи, что я хочу от мясоедов, а тем более от жителей архаичного мира, где эксплуатация животных на уровне, как у нас в Средние века, потому что как иначе-то! Пропитание, распашка полей, войны, опять же… Я не жду от вас, что вы в бою перестанете стрелять по лошадям противника, понимаю, жизнь такая, просто задумайтесь на минуту, что лошадь ни в чём не виновата, она не может сказать «знаешь чо, крутой воин, таскай свою поклажу и свою героическую тушу сам, это, в конце концов, твоя война, не моя»! Короче, вы идите, а я в ТАРДИС за всем потребным…       – И вы не боитесь? – остановила мой разбег Тауриэль.       – Пиздец боюсь. Я всех животных крупнее пекинеса боюсь, пекинесов боюсь тоже, потому что это всётки хоть и странная, но собака. Не спрашивайте, как я при этом учусь на ветеринара, с трудом, блядь. Ещё меня пугает, что я ни хрена про этот вид не знаю, и могу навредить по незнанию. Сканирование общее представление дало, а доставить в ТАРДИС для полноценного обследования я эту тушу не смогу даже под транквилизатором, придётся как-то здесь, в полевых условиях…       – Добрый ты человек, - Торин с громким лязгом вернул меч в ножны, - боком тебе это выйдет, попомни.       – Много нести-то надо? – прищурился Фили в направлении, с которого мы пришли, - подсобить, может?       – Посмотрели Врата, - добродушно буркнул под нос Дори.       В длительных космических экспедициях бывает, знаете ли, всякое. Высадки в неизведанных и очень опасных мирах, всевозможные несчастные случаи, в том числе такие, когда прямо сейчас хватать пострадавшего и тащить на корабль нельзя или невозможно. Для таких ситуаций предусмотрены полевые лаборатории и, что особо важно в данной ситуации, полевые палаты. То есть, такой пакет, при всей компактности тяжёлый, зараза, который при распаковке становится эдаким шатром вокруг немобильного пострадавшего. Набор функций минимальный, поддержание температуры, внутривенное питание, наркоз, контроль сердцебиения и дыхания, сейчас и то хлеб. Сейчас вот система, закончив анализ, как велит нам выкладывать обратно все ампулы и банки, которые я тут упаковываю… Фили тем временем обалдело вертел головой – хотя в культурный шок пришёл ещё до этого, по пути через склады, через химлабораторию, сейчас, если не беспокоить остальных гномов, не соваться в комнату отдыха, путь в медблок ближайший такой.       – Поэт ты, мол, весь в отца, говорит Дори… Смешной. Отец-то, наверное, нашёл бы слова, чтоб суметь это описать. Даром слова он владел необыкновенным, таким вот, как у Дори по мелкому ювелирному всему… Не было на моей памяти того, чего б отец описать не сумел. Про каждый камень, как свет в нём играет, как меняется игра эта при огранке да обрамлении в оправу, как на разные голоса звенят клинки да доспехи, как блики на них танцуют, будто солнечный луч вошёл внутрь да заблудился… Слушаешь – и верно, так оно всё и есть, а вот не придумал бы так сказать.       – Плохо, что не пересёкся отец ваш с господином Лавкрафтом, продуктивное б поди вышло общение. А то у него чуть что – «неописуемо».       Фили помрачнел.       – Так ведь то, о чём господин Лавкрафт говорил… Тому-то, может, не описанным лучше и оставаться. Мы, гномы, знаете, не шибкие любители рассуждать про силу слова и всякое такое, это к магам, к эльфам… наша сила в руках наших, ну и знаниях в голове, конечно. Но говорят ведь, что самый мир наш словом рождён, песней, которую пели валар – песня и стала миром и всем, что в нём есть. Говорят также, что песни эльфов – они-де не просто красивы, для слуха приятны, они зачаровать могут, памяти лишить, хоть сила их, конечно, послабее, чем у валар была…       – Это не считаешь ли ты, что Тауриэль твоего брата зачаровала?       – И вот к разговору о прадеде Троре, о голосах… Страшно это, как подумать, если иногда сила у слова и теперь такая, как в древние легендарные времена, бывает.       Интересный Толкин был человек, думал я, изо всех сил изображая, что сумка, которую я тащу, вовсе не тяжёлая (Фили и так пакет с палатой тащит, довольно с него, ему, конечно, не в напряг, он сильный, но местность сильно пересечённая, споткнётся где – переколотит… так сказать, не кладём яйца в одну корзину) – как это ему, всему из себя христианину, нормально писалось мир с языческой по факту мифологией? Да, творение словом – фишка вполне христианская, но творцов получается целая кодла, бог авраамических религий один пластался, а тут вон какое разделение труда, эти горы творили, а эти реки… Вплоть до того, что гномов их вала-создатель создал вообще не спросясь главнюка-Илуватара, Фили мне эту легенду по пути рассказал. Как ни крути, валар это именно что боги, Илуватар всех первее и главнее, да, но так и в языческих пантеонах обычно есть какой-нибудь самый главный бог, отец всех прочих. Хотя куда ему деваться было, мифология мира, в который он попал (или о котором узнал) такова, какова есть.       Вот те она и сила слова, пожалуйста, о чём в медблоке говорили, то вам и нате – издали ещё услышали пение Тауриэли. Пение эльфов горы, это правда, не воздвигает и водопадов с них не льёт, но успокаивать, унимать страх, тоску, гнев, погружать в сон даже – может. Для тёмных тварей оно, правда, не шибко приятно, не так, как для человека, гнома или хоббита. Орков, например, с него прямо корчит. Пауки тоже не любят, часто убегают, едва заслышав боевую песню, даже лук можно не снимать (но бывает, что и напротив, ярятся ещё больше, особенно если есть среди них старые, наиболее крупные и злобные особи). Но носороги, видать, тьмой изменены не настолько сильно, пение погрузило раненого в сон – пусть сон мрачный, тягостный, но и он сейчас лучше, чем боль и страх в бодрствовании. Торин и Кили, характеризуя меня некоторыми замысловатыми выражениями родного языка, которые ругательствами прямо не назовёшь, но комплиментами, однако, тоже, несколько расчистили завал вокруг зверя, так что мы с Фили смогли установить шатёр и подсоединить к спящей туше все необходимые проводки и трубки. Дальше Торин мрачно курил поодаль, а высочества выспрашивали меня о каждом действии – ещё бы, прадеды не видели такого, чтоб кто-то орочью скотину лечил, правнуки тоже не факт что увидят.       – А это чего вы его иголками колете? Кровопускание, что ли?       – Нет, напротив, через эти иглы в тело поступают нужные вещества. К счастью, физиология у этого животного не слишком отлична от привычных нам млекопитающих, ну, кое-что отбраковалось из-за риска злокачественной горячки… Травма сложная, разрыв сухожилия само по себе хорошего мало, поверьте, это ещё повезло, что диастаз умеренный, а учитывая, что рядом инфицированная рана, да и на спине их вон сколько – гнойный тендинит вопрос времени…       – Ты на чёрном наречии с ним и говори, с нами зачем? – сплюнул Торин.       – … помимо анальгезии, нужна ещё нормализация трофики, предотвращение избыточного развития фиброзной ткани… Тьфу, извините. Сам на самом деле не люблю умничать. Короче, животное подвернуло ногу, сильно, до разрыва сухожилия. Это хромота, боль – думаю, понятно. Что орки не перенаделены душевной чуткостью и какое-то время колотили бедолагу, надеясь, что он перестанет кочевряжиться и побежит как им надо – тоже, думаю, понятно. Когда совсем упал – плюнули на это дело и отправились дальше без него… не знаю, может, надеялись, что налегке сам их догонит? Догонять, как мы видим, не стал.       – Ещё бы, - фыркнул Дори, - эти лечить не станут. Сожрали б, всего и делов. Даже жарить не стали б, так, сырьём.       – При своевременной помощи – покой, тугое бинтование или гипс, обработка ран – через 1,5-2 месяца нога полностью восстановилась бы. Но животному пришлось хрен знает сколько пройти, при этом вряд ли оно могло позволить себе вовсе не опираться на больную ногу, с такой массивностью очень сложно скакать…       – Да уж не олень.       – Соответственно – ещё больше боли, периодических падений, загрязнения ран… Вы, ребята, воины, знаете, поди, что если в рану попала земля или ещё какая пакость и долго там пробыла – рана выглядит и заживает иначе, чем своевременно очищенная и перебинтованная.       – Да уж как-нибудь! Ежели особо не повезёт – так и ноги лишиться можно.       – Иные раны такие бывают, что, вроде и небольшие, крови-то немного, а от раны омертвение идёт, раненый ещё живым гнить начинает, и расходится гниение, пока не пожирает его всего. Орки мастаки такие раны наносить, что или сразу прижечь, если небольшая, или руку или ногу рубить, если большая, тогда, может, жив останешься. На что мы, гномы, покрепче людской породы, а и у нас бывало… Так что же, будете прижигать раны эти? Это ж тово… тварь неразумная, злобная, боюсь, не стерпит вам такого.       Я как раз распечатывал тюбик с мазью.       – Почти. Вот эта мазь будет бороться с гниением снаружи, а некоторые из веществ, которые я ввёл с помощью иголок – изнутри. Гниющие раны опасны тем, что с током крови ядовитые вещества разносятся по всему телу…       – Истинно так, - кивнул Дори, - если не успеть, мёртвые соки до сердца дойдут.       – Вот, вещества эти будут с мёртвыми соками бороться, а здоровые соки организма, соответственно, поддерживать…       Тут гномам всё понятно. Хоть порода они и крепкая, и умеренно серьёзные раны у них заживают сами собой (да чо там, видел-видел… парня с топориком-то в башке), а медицина для данного технологического уровня развита вполне достойно. Используются травы, какие-то толчёные минералы, помёт каких-то особо ядрёных птиц, обладающий, если я всё правильно понял, удивительными антисептическими свойствами. Вроде обычно-то дерьмо источник всякой заразы, а у этих вот нет, помажешь рану – жжётся, конечно, нестерпимо, зато через полчаса никакого гноя. Это, говорят, потому, что питаются эти птицы ягодами, которые тоже целебные свойства имеют… И гипсовые повязки им тоже не в диковину, сами используют.       – А вот интересу ради, - спросил я, когда мы уже шли назад, сделав всё возможное на данный момент, - кто остаётся без конечности, они потом как – на иждивении, как почётные ветераны?       Ну, воином, конечно, калеке быть уже не получится, а мастером чего ж нет? А кроме того, ладно руки – руки посложнее, а ногу-то и искусственную изготовить можно. Иные на железных ногах, бывало, и воевали, а уж по мастерской-то своей ходить чего ж сложного? Руки-то, понятно – не сгибаются… хотя говорят, один мастер древний, ещё в Мории, умел делать такие, что пальцы сгибались, но то, может, и сказка, конечно…