Туда и обра... а нет, если б всё было так просто

      Ночь никаких свежих революционных решений не принесла. Миновав стадию депрессии, я перешёл сразу к принятию. Под лозунгом «разберёмся на месте». Сходил в душ, хрестоматийно постоял под водой, размышляя, чо я делаю со своей жизнью или она со мной. Отправился к пищевому автомату – скоро прожорливая орда подтянется… Резко развернулся, уловив движение боковым зрением.       – Бильбо!!!       Иногда, для разнообразия, я соображаю слишком быстро. Из спортзала он появиться не мог – к открытому проёму я стоял лицом. Из рубки тоже, во-первых не такой уж я глухой, чтоб шороха отъезжающих панелей не услышать, во-вторых, когда спускался, ни в рубке, ни где-то поблизости его не видел. Нет, могли, наверное, быть какие-то объяснения, кроме того, которое я немедленно озвучил, в конце концов, вторая душевая рядом… но я слишком охренел, чтоб суметь сдержаться. А Бильбо, видимо, в силу сходного охренения и не подумал отрицать. Простите-извините-помилуйте, не карайте слишком уж строго (кажется, к данному моменту в мою способность карать в отряде Дубощита не очень верят), ну видите ли, можно сказать, что это хорошую тогда идею-то подали, в тот первый разговор о кольце. Всё одно собирался сейчас кольцо это проклятое мне и вручить, для всеобщего успокоения определённостью, кто в гору эту проклятую идёт, вот и… Понимаете, шибко интересно было, как выглядят голые люди, правду ль говорят, что они ниже пояса прям именно ГОЛЫЕ, это ж не так-то легко представить – ноги без шерсти. Выше пояса вот мужчин человеческих видел – в Бри кулачные бойцы выступали… Ну да, за Ктулхой или Лавкрафтом попалить вчера не располагала обстановка – слишком людно тут было… гномно. Где он там тихарился, гад? Душевая-то небольшая, и не споткнулся ж я об него… Ладно, долго негодовать у меня просто не получилось бы, жизнь меня к подобному не готовила вот настолько, что никаких оформленных приемлемых реакций тупо нет. Земные моральные установки в меня впитались серединка-наполовинку, тем более они часто странные и противоречивые, наши тут тоже ничем не в помощь. Мы не раса нудистов, предпочитаем ходить одетыми, но и таких страстей вокруг обнажённого тела, как многие краткоживущие, не разводим. Ну увидел кто-то твою наготу, не ослеп от красоты великой да и слава богу, а твоя-то потеря в чём? Не, честно, научно-познавательный интерес заслуживает уважения…       Выставили первые несколько тарелок «спаржи», поржали о том о сём, потом Бильбо посерьёзнел, посмурнел даже.       – У всех на уме одно, даже у кого и не на языке – видно, согласны с теми, кто нет-нет да скажет чего… Как оно, мол, если не выйдет ничего, да сколько ждать надо будет, чтоб понять, будет ли толк. Хорошо хоть, вам никто душу мотать пока не пытается, без того тошно. Сейчас бы передатчик этот собрать, и чтоб работал, и довольно с нас. А что там дальше, кой смысл-то сейчас судить-рядить…       Я вздохнул. Это как-нибудь очевидно всем, включая меня – я не даю, да и не в силах, чётких долгосрочных ответов, слишком много в этой формуле неизвестных. Получится ли выйти на расчётную дальнобойность сигнала, поймают ли его, прилетят ли и как скоро, дождётся ли дракон, или придётся ещё погоняться за ним по округе, очень рассчитываю, что всё-таки не нам… Что там, я могу просто, добравшись до аркенстона, обнаружить, что я ошибался в своих предположениях с самого начала, никакого отношения к технологиям, в которых я копался последние три дня, он не имеет. Небольшая, но и такая вероятность есть.       – Ну, Бильбо, с тобой-то точно всё будет хорошо, вернёшься в свою уютную нору с солидным багажом увлекательных историй для соседей, на много лет хватит. У вас же там мало кто может похвастаться подобным опытом. Книгу, может, напишешь.       Спойлерить персонажам их будущее, вроде как, дурной тон, но в статусе благого пожелания это вправе быть. Бильбо вздохнул ещё угрюмее, пробормотав что-то в духе «где я и где нора», через пол-Средиземья протопал – это и осознавать до конца, если честно, не хочется, муторно так становится, как было последний раз в детстве, когда, выделываясь перед друзьями, слишком высоко на дерево залез. Вот сейчас дом так же далеко, как тогда была твердь земная.       Потихоньку стали подползать гномы, я со своей чашкой перебрался в рубку – запускал там нужные программы, параллельно размышляя о сложности и противоречивости Ктулхиной натуры в контексте поднятой темы. Нет, я не ожидал прямо непременно, что она в ближайшее время запросится домой к прежней серой обыденности. Очень серьёзно и взросло будет сказать, что реальному приключенцу-попаданцу достаточно быстро расхочется всяких приключений, а захочется домой, в скучные, зато привычные и сравнительно безопасные интерьеры. Но не всегда верно, потому что в жизни не всё происходит серьёзно и взросло, и новизна впечатлений, особенно дополненная чем-то романтическим, может сколько-то отодвигать во времени наступление этого «всё, хватит с меня приключений», и даже должна. На самом деле, как мне кажется, примерно 80% попаданцев должно отваливаться на стадии, когда они попаданцами и стать-то не успели, на пороге условной двери в Нарнию или чего-то подобного. Потому что хоть о чудесах, вроде как, и принято мечтать, но чудеса это штука страшная, разделяющая жизнь на до и после, переворачивающая все привычные представления. Да, большинство людей, если заглянут в себя честным беспристрастным взглядом, должны будут признать, что они именно тупо зассут. Ну а с оставшимися 20% может быть по-разному. Ктулха классической легкомысленной попаданкой и изначально не была, а после орков и бургомистра легкомыслия б по любому поубавилось, и что очутиться внутри реальных приключений с битвами и опасными тварями это не то же самое, что читать обо всём этом дома на диване, вроде понимает, и о том, что в отличие от меня запасных жизней не имеет, забыть не могла. Но вот не сидится же на жопе ровно, хотя лично от неё жизнь объективно не требовала нестись впереди войска с шашкой наголо. Ага, оказывается, это и плохо. Ну да, у неё тут стимул есть, голубоглазый и умеренно бородатый. Это всё-таки значимо. И поскольку пресловутой легкомысленной попаданкой она таки не является, просто вешаться на шею объекту своего интереса или ожидать, что он глубоко проникнется от одной встречи взглядами, не будет. В местном сеттинге, конечно, от баб в основном не требуется быть субъектами, но местных баб с функцией безынициативного приза доблестному герою и так навалом, и на их поле играть нечего даже и начинать, это надо для начала быть невъебенно прекрасной дочерью как минимум какого-нибудь князька, а лучше короля, а в идеале какого-нибудь майи, с этим не срослось, значит, придётся по-другому. Ну, как бы то ни было, посидеть на жопе ровно всё-таки сколько-то придётся, я их с Лавкрафтом в течение дня проинструктировал, чтоб оставить на приборах. Регистрировать все перемены в излучении и вообще следить за горой. И если вдруг ЧТО-ТО – съёбывать, прыжок километров на 10 с элементарным шагом должны осилить с подробно расписанной схемы. Уничтожить ТАРДИС не так-то легко, даже огнём, но бережёного бог бережёт, под шквал драконьего пламени мы до сих пор не попадали, нет у меня уверенности, что не повредит какие-то датчики слежения, что я смогу их быстро восстановить – тем более уверенности нет.       Провожать меня отправились Бильбо, всё ещё чувствующий себя виноватым, что не может пойти сам, и Торин, потому что ему просто необходимо всё контролировать лично. Величество по дороге едва ли пару слов проронило, созерцало свою удлиняющуюся тень в ореоле закатного света и привычно непроницаемо хмурило ебало, мы с Бильбо болтали о бытовой ерунде, что опять же логично, ситуацию-то чего обсуждать, и так всё ясно. Задача-минимум – не заблудиться в помпезных коридорах и залах древней гномьей цитадели. Ну да, если я считал, что хоббит запомнит эту чёртову схему, то мне запомнить дорогу с подробных и добросовестных объяснений короля вообще ничего не стоит, всё справедливо. Да что там, мне даже карту нарисовали. Чуть не передрались там во время этого процесса, бумаги кучу извели. Института геодезии и картографии за плечами тут ни у кого нет. Два послеобеденных часа в общей сложности на это и ушло. Если б больше времени и больше мозгов… портативную камеру на грудь, подсказки через наушник… Увы. Во-первых, с настройкой до нужного часа я б точно не успел, это-то в обычном течении времени пришлось бы делать, во-вторых, какой мне, с моими проблемами, наушник? Чтоб вообще ничего вне не слышать?       Если б больше времени… Ржал сука в голосину, совершенно не стесняясь мрачного, как эта самая гора, гномьего короля. Что за непризнанный поэт, заблудшее дитя Серебряного века, ёбнулось не знаю уж каким образом в эту трещину, чтоб написать вам такую замечательную инструкцию к карте? «Когда прострекочет дрозд»… писали б сразу – когда свистнет рак, он на этой горе может обнаружиться с большей вероятностью, чем дрозд. Собственно, по этому поводу и королевская физиономия была угрюмее обычного – по мере приближения к цели подозрение переходило в безысходное осознание. Когда-то эту потайную дверь окружал густой кустарник, о котором теперь, наверное, на птичьем наречии сложены ещё более грустные песни, чем об этом вашем Эреборе – жилось тут многим поколениям дроздов привольно, безопасно, сытно, и точно так же всё рухнуло в один день. Что не пожёг дракон, то потоптали бегущие из горы гномы, дрозды улетали, говорят, огромной стаей, она струилась по небу промеж дымных клубов, но многие ль тогда смотрели ей вслед, многие ль из смотревших могли подумать тогда, что и через 50 лет они не вернутся? Птицы памятливы и осторожны, вздохнул Бильбо, малая пичужка, которой, казалось бы, и думать-то нечем, вот такусенькая головёнка-то, помнит, где её зёрнышками накормили, а где в силок поймать пытались или гнездо разорили. Нашли себе где-то новое пристанище, может, и не такое райское, да всё ж безопаснее оголённого склона, избегаемого зверем и птицей.       Избегаемого зверем и птицей… но ведь забрёл сюда носорог этот проклятый! Единожды-то может и дрозд, один, и одного довольно будет, ну, скажем, пропеть печальную песнь в поминовение утраченного?       – Погодите, но «когда прострекочет дрозд» - это ведь можно трактовать и так, что… ну, сам стрёкот это не обязательное условие? Типа, эта грешная замочная скважина станет видимой именно в тот час, когда тут имеют обыкновение стрекотать дрозды…       Торин, опустошённым взглядом провожая солнце, растекающееся по тёмной кромке Лихолесья, пробормотал, что не им и не при нём этот замок делался, но не первый это в гномьей истории замок, реагирующий на определённые звуки, так что очевидно, или мы где-то прямо сейчас берём дрозда (кажется, даже если бегом побежим до ТАРДИС и метнёмся до ближайшего лесного массива – не успеем), или разбиваем тут палаточный лагерь до следующего года.       – Как можно основываться на таком ненадёжном элементе, как щебет птички? Ну да, они всегда тут были… всё равно непонятно, зачем, на кого такой замок рассчитан был, блин. Который можно открыть раз в году, при определённом положении светила и участии местной фауны… а если небо в тучах, что тогда? Так, так. У меня всё-таки звуковое устройство. Дрозду оно, может, и не аналогично, но попробовать стоит.       И вот после этого я истерически ржал – ну, лучше проржаться сейчас, чем уже внутри. Идеальная кристаллическая решётка. Я мог открыть этот замок в любой момент. Безотносительно всех на свете дроздов и последних солнечных лучей. Я мог в неспешном темпе идеально высчитать эту конструкцию, мог провести обучающий тренинг для Бильбо и составить для него удобную инструкцию – сверстать, распечатать и сброшюровать, и всё равно мы успели бы. Ну, во-первых, возвращаться для этого всего сейчас, когда дверь открыта, точно тупо, во-вторых – тут все хотели бы, чтоб всё закончилось поскорее, и я не исключение…       И вот я, набивая себе синяки тяжеленным, что да, то да, кейсом, вступаю, если верить карте, в которую я периодически поглядываю (в голограмму у ручки, конечно, оцифровку, возиться в дороге с оригиналом, который гномы в последнюю буквально минуту перечертили набело, и занимал он формат А2, не улыбалось, на голограмме хоть можно увеличивать-прокручивать нужный фрагмент), в пределы королевского дворца. Дворец Трора расположен, как уже говорилось, примерно в сердце горы, то есть, середине надземной части освоенного гномами пространства. По скупым обмолвкам Торина и чуть более подробным – Балина, тайный ход этот сразу задумывался для эвакуации в случае опасности главным образом королевской семьи, из дворца к нему ведёт практически прямой туннель, в который понизу, ближе к выходу, вливаются туннели, видимо, от других крупных зданий и улиц, через один из этих притоков, кажется, справа, руководили эвакуацией Торин и Двалин, по другой стороне – их братья. В немалой степени благодаря их действиям удалось спасти достаточно много народу и при этом не увеличить количество жертв за счёт давки и паники. Правда, это относилось только к этой, западной части города и частично к центру… Да, сокрушённо признал Балин, вычерчивая очередную деталь плана, используя лезвие кинжала в качестве линейки, задним умом мы все крепки, сейчас-то понятно, что ещё б пара таких выходов не помешала. Но кто ж ждал во времена расцвета и счастья такой-то беды… Интересно, чего вы ждали, когда всё-таки обустроили этот тайный ход, неужто бунта против обожаемого короля. Как бы то ни было, этот ход оказался единственным спасением для эреборцев в тот страшный день – большой ошибкой Трора было, когда он услышал о драконе, приказать запереть главные ворота. Дракону это не помешало, а несколько сот жертв, преимущественно женщины и дети, полегли именно там. Дори с полусотней своих мастеров и их семей чудом уцелели, когда обрушение сводов повредило запорный механизм и окончательно отрезало этот путь к бегству, они выбрались через западную террасу и вскоре влились в основной поток беженцев. Судьба тех, кто оказался отрезан в восточной части, в нижних ярусах, в шахтах, неизвестна детально, но понятна в принципе.       Короче, сколько можно оттягивать неприятное. Крадусь я предельно тихо, я для перестраховки на входе разулся (и ноги у меня, честно сказать, малость уже оледенели), но проблемы со слухом зафиксированы у меня, а не дракона. Ничего невозможного в том, что он почует вибрацию от ожившего дверного механизма, свежий ветерок, да и просто мои шаги, гораздо раньше, чем я – как он тихонько змеится навстречу незваному гостю, всё, что я могу сделать – это чтоб он не увидел меня раньше, чем я его.       Во вселенной не так много технологий невидимости, вот эта – самая мерзкая. Во-первых, дико холодно. Это не нормальный такой морозный холод, это именно то, наверное, что называют «прошибает холодным потом» – что-то липкое, противное, не то чтоб забирающее всё тепло, но затрудняющее его выработку. Мир словно погрузился в грязную воду, всё стало таким серым, что чёрно-белый фильм в сравнении с этим – просто наркоманический трип. На какой-то миг я испугался, что моё цветовосприятие теперь рухнуло, оставив в безнадёжной вышине и хоббитов, и гномов, в самый низ эволюционной лестницы. Но нет, скользнув взглядом по узорам на стенах, я убедился, что каким-то образом оттенки я всё же различаю. Каким-то образом даже не хуже прежнего…       Во-вторых, все движения как сквозь студень, выходят неловко, осознаются с запозданием, как во сне. Словно тонешь в ледяном, вязком болоте, нелепо дёргая руками и ногами и получая неадекватную отдачу от мироздания. Ну нет, надо как-то приноровиться, тут мосты над пропастью встречаются, лестницы довольно крутые, сверзиться сейчас только и не хватало…       Так что спрашивать меня о том, как мне показался великолепнейший эреборский дворец, как впечатлили его архитектура и дизайн, будет бессмысленным. Да, посмотрел я этот ваш дворец сколько-то, насколько это возможно при необходимости следовать кратчайшим путём от точки А до точки Б, и при очень умеренном освещении к тому же. Ну, могу сказать, что в большинстве коридоров и помещений очень высокие своды. Иногда просто пиздец высокие. Глазомер у меня никогда нормально не работал, но если пользоваться земными аналогами, то в мелких коридорах средних ярусов получается минимум метров 5, потому что точно выше потолков сталинок, в которых я бывал, а чем дальше и выше этажом (или полуэтажом, планировка тут не коробчатая, посложнее), тем сильнее растёт размах и вширь, и ввысь. Местами, наверное, 10 метров как нехер делать. Нахрена оно народу, у которого рост редко превышает мой? Ну, думаю, из соображений вентиляции, которая в подземных на большую часть сооружениях отдельный технический вызов. Естественной, как я понял с объяснений старших гномов, не ограничивалось, оно б и не получилось, какие-то системы нагнетания воздуха были разработаны ещё в Мории, в дальнейшем неуклонно совершенствовались. Сейчас всё это, разумеется, не работает, и на качестве воздуха это сказывается. А в нижние ярусы, наверное, лучше вообще не соваться без респиратора, там наверняка подтягивает газ из глубин, а помещения там скромнее параметрами. Всё опять же логично – на конструкции нижних ярусов приходится куда больший вес, там не размахнёшься, стены толще, потолки ниже. Какое счастье, что мне туда не надо. Оценить вблизи те самые «вечные светильники» возможности не представилось – они в основном располагались высоко. Да, большинство из них угасли или на пути к тому. Балин объяснял – они основаны на веществе, способном запасать свет. Их заряжают в самый длинный день от зари до зари под солнцем, и большой, да по уму сделанный светильник после этого может работать сто лет, а какие помельче, похуже – те половину, или даже четверть, этого срока, после чего их нужно снова заряжать, и работают они так 10 циклов, то есть 1000 лет, после этого уж заряжай ни заряжай – кончилась, истаяла сила. Вещество, как водится, редкое, единственное месторождение в Мглистых горах выгребли полностью, возможно, есть ещё в северных областях, но их разведать не свезло ввиду орков и балрога. В Эребор привезены обширные запасы, но всё же они конечны. Так что да, однажды этих светильников не останется у гномов вовсе, а пока вот благодаря тем из них, что были изготовлены-заряжены незадолго до трагедии, я могу не прибегать к риску использования собственных осветительных приборов. Даже мозаичные панно на стенах и всю эту резьбу-вязь по колоннам частично оценить можно б было… если б было до того. Во-первых, хоть останавливался немного передохнуть я регулярно, злоупотреблять этими паузами позволить себе не мог, во-вторых, музейным настроениям предаваться тупо не получилось бы вообще. Кольцо меняет ощущения, восприятие. Люди ощущают что-то подобное в состоянии сильной интоксикации – алкогольной или инфекционной. Может казаться, что скользишь, опрокидываешься, падаешь, стены и потолок то медленно, как части слишком тяжёлого, тугого механизма, движутся, то плавятся, размывая границы, и полумрак и дефицит кислорода этому только способствуют.       Не, так жить нельзя. Я остановился, поставил кейс, сделал несколько шагов туда-сюда и махов руками, приноравливаясь к новой физике и вводя некие внутренние корректировки. Теперь движения получались скользяще-танцующими, размышлять, действительно они таковы или это искажение восприятия, мешал ещё один фактор.       Бильбо упоминал, что иногда он словно чувствовал на себе чей-то взгляд. Распространённое выражение, которое я никогда не понимал. Как ты можешь чувствовать взгляд, если ты только не плачущий ангел? Ты можешь ЗНАТЬ, что на тебя смотрят сейчас, можешь по различным признакам понимать, что поблизости кто-то находится – слышать шорохи, дыхание, быть может, даже ощущать тепло, если кто-то спрятавшийся совсем близко, но чувствовать взгляд – невозможно! И однако, сейчас я именно чувствовал взгляд, так же несомненно, как чувствовал бы упирающийся в грудь перст. Этого взгляда было как-то слишком много, и он был не неприязненным, как описывал Бильбо, что-то гораздо более тяжёлое. Нечто на другом конце канала связи, коим является кольцо, обнаружило смену носителя и несомненно, как-то реагирует на это.       КТО ТЫ.       Это было не голосом в голове, этот вопрос не звучал, а проявился как мысль, чужая мысль в моей голове, серия импульсов извне, достигшая моего сознания – телепатия, в общем и целом, примерно так и выглядит. Ой, прости, ну некогда мне пускаться в объяснения, в конце концов, ты тут сверхъестественное существо с нереальным могуществом (сейчас, правда, здорово урезанным), ищи ответы сам, ломай свою призрачную голову, как раз будет чем заняться до возрождения… Морок сгустился, почти обратившись наброшенной на шею удавкой. Я остановился, чтоб выровнять дыхание.       «Саурон, будь столь милостив, отвали. Я взял это кольцо ровно на один день, чтоб сделать ровно одно дело, потом верну тому, кто мне его дал. Мы друг для друга – не более чем прохожие, случайно встретившиеся взглядами…»       Взгляд впивался ещё острее, злее – словно ледяные острые зубы проходятся, только не по коже, по душе.       «Ты не человек, жизненной силы в тебе много больше. Но ты не эльф, в тебе нет их света. И ты не маг… Ты вообще не творение Эру!»       В этом беззвучном голосе даже своего рода интонации появились. Такое… удивительное злобное восхищение.       «Представь себе, вашей Ардой вселенная не ограничивается. Не бери в голову, как тебя это касается? Да, я не отсюда, поэтому я вообще ничем тебе не полезен, я уйду так же, как пришёл, править этим миром мне в кошмарном сне не снилось, мне здесь в принципе не климат. Так что проводник злодейской воли из меня худший из возможных, не в силу моральных качеств, конечно, а в силу обстоятельств».       За очередным поворотом замаячил неверный, сумеречный свет, и через минуту я оказался именно там, где предпочёл бы не оказаться – на небольшой площадке над бездной, расходящейся в стороны монументальными лестницами. Лестницы были, по счастью, довольно пологими, но, увы – без каких-либо перил. И почему, будьте любезны объяснить, гномы и эльфы считают себя такими уж разными? Понятия о технике безопасности у них, к примеру, одинаковые.       «Тебе страшно».       «Конечно, страшно! Где-то там, внизу, в сокровищнице, спит дракон. Прямо на голову я ему, если что, не свалюсь, там пара перекрытий уровней должно быть, но если чуткий сон этого создания нарушится, плохо, боюсь, будет всем. Ну то есть, тебе-то, конечно, не плохо, ты глобально не здесь… но колечко, кстати, будет похерено на хрен знает сколько времени, оно тебе точно надо? Вот и не зуди под руку… под ногу…»       Кого я обманываю… никого я, понятно, не обманываю, да и цели такой не ставлю. Просто беседу поддерживаю. Мои сложные отношения с высотой никуда не делись, при всём понимании основательности гномьих подходов к строительству. Всё же и о том, что это место стояло заброшенным много лет, без ухода, без ремонта, предварительно во многих местах шарахнутое драконьими тыгыдыками, немало было сказано. И чёртовы эти лестницы хоть и широкие, но без перил. Да, штормит меня, вроде, не настолько сильно, но мало ли… Но только ли об этом страхе речь. Спрашивать, боюсь ли я Саурона, бессмысленно в самой постановке вопроса. Это чувство страха – часть того тоскливого серого морока, которым оборачивается невидимость. Страх этот безадресный, размытый – самый паршивый из всех видов страха, самый гнетущий и отвратительный. Когда ты боишься чего-то конкретного, ты хотя бы как-то с этим можешь работать. А это – состояние…       Бильбо о подобном не рассказывал. Просто говорил «иногда не по себе». То ли скромничал, то ли в том дело, что к нему внимание с той стороны кольца было меньше. Если это понимать – что это не моё, это наведённое, как и обнимающий со всех сторон липкий холод, и колышущаяся перед глазами тоскливая серость – то и абстрагироваться от этого, пустить фоном легче. Или говорить себе, что страх этот более обыденный, связан со специфической гномьей архитектурой или почивающим внизу своенравным ящером, а тут хоть найдётся, какие уговоры себе говорить. Два пролёта уже преодолел, так-сяк, совсем скоро достигну следующего уровня…       Так что если речь о том, боюсь ли я тебя, Саурон, то давай отвечу, что да, потому что бояться существо неизвестной, явно превосходящей природы, отнюдь не преисполненное к миру любви и доброты – это, в общем-то, нормально. Ты ведь примерно это и стараешься внушать – страх, отвращение, ну, некоторым ещё рабское подобострастие, основанное опять же на страхе… Вот и вся палитра, вроде бы. В том и дело, что я понимаю, что эта серая липкая тоска, этот глубокий, противоречащий самой жизни холод, этот давящий, тянущий жилы страх – это ТВОИ чувства, ввиду несколько иного соотношения сил не только ты смотришь в меня, но и я в тебя.       На площадке очередного уровня – ну как площадке, такой же узкой опоясывающей пропасть галерее, и так же без перил – я остановился перевести дух. Интересно, что вес чемоданчика в этом состоянии ощущается иначе, словно в самом деле движешься в более плотной среде (и это логично, потому что я сам теперь, получается, менее плотный), но пальцы мне его ручка надавила прилично. Легко ли даже просто двигаться под грузом таких ощущений, под пристальным, недобрым взглядом, с шорохом беззвучного голоса в голове – так должны шевелиться на ветру лёгкие, истончённые тлением кости? Ничерта не легко. И в то же время, двигаться это единственно возможное, движение (трение, сопротивление) даёт хоть каплю тепла, если остановиться – эти ледяные зубы, со всех сторон втыкающиеся, сомкнутся. Что ж, в каких только условиях не приходилось работать. Всех не помню сейчас, только и знаю, что зачастую – в ужасных…       «Ты говоришь, что не принадлежишь этому миру, но это я знаю и так – я чувствую, как бьются оба твоих сердца. Тебе не нравится то, на что тебе пришлось пойти. Так ради чего? Разве кто-то из них тебе так дорог?»       Вот и следующий уровень. Здесь, наверное, покои всякой придворной челяди. Ну, тех, кто должен был готовить тронную залу к торжественным приёмам. …Нормальная тронная зала вообще, с глубокой дырой в центре. Это чтоб, если визитёр не был достаточно почтителен, решить эту проблему быстро и кардинально?       «Нет. Просто я это могу. И это лучше, чем оставить всё как есть. Драконы вернутся под крыло своих опекунов, им придётся, конечно, повозиться с исправлением огрехов социализации, но как-то справятся, гномы получат своё драгоценное родовое гнездо обратно… Чем плохо? В противном случае – дракон рано или поздно проснётся, подпортит этот культурный памятник, натворит разрушений и смертей ещё где-нибудь, потом его самого в конце концов убьют… Что хорошего? Я не люблю бессмысленных разрушений и смертей, Саурон».       Намёк, надеюсь, понят.       «Но ты не держишь мысли о том, чтоб уничтожить меня, главного автора бессмысленных разрушений и смертей здесь? Не потому же, что не считаешь себя в силах?»       А потому, что это было б честолюбивым замыслом, а это уязвимость для твоего влияния, ага. Хохмить на тему коммунизма в Средиземье можно сколько угодно, а вот что с героями, возмечтавшими избавить мир от главной угрозы, делать, у тебя явно ступора не будет. И с чего б мне считать, что я могу тебя уничтожить? С чего б считать, что силы хотя бы равны? Это будет натуральное сравнение тёплого с длинным.       «А зачем? Чтоб местным воинам света не к чему было стремиться? Если у тебя сильно чешутся твои бесплотные кулаки, Саурон, то просто наберись терпения, оно у тебя по любому должно быть на зависть, у вас тут короткие временные отрезки вообще не в моде. По вашим меркам, твоё пробуждение буквально завтра, там и покуролесишь, и полагающихся лещей получишь, всё по законам жанра… Нет, мне это не нравится, мне это совсем не нравится. Ни пытки и убийства, ни поджоги и разрушения, ни вырубка деревьев. Но я не твой противник так же, как и не твой соратник».       Наконец-то. Я на месте. Удостоился собственными очами видеть знаменитый, в песнях воспетый, гномий трон. Пока что получается, зарисовал Торин его весьма точно, практически чертёж. Ну, хоть одна гора с плеч. Я кое-как дополз оставшиеся метры и привалился к каменному подножию. Вот у владельцев кольца постоянно зудит его надеть, а у меня – снять. Различать провода и индикаторы мне эта паскудная хмарь полностью, конечно, не помешает, но так хочется без этого вот! Кто тут на меня смотрит, в конце концов? Дракон если и приоткроет глаз, сквозь перекрытия меня не увидит…       «Твоё нежелание решать проблемы Арды входит в некое противоречие с тем, что ты здесь, не правда ли?»       Я заполз на сиденье, отвлекая себя размышлениями, записывать теперь в список достижений «сидел на троне Трора» или как. Надо по завершении миссии предложить Торину поупражняться в сквернословии на эту тему. Так-то выражений для неких бесплотных уродов, пытающихся в троллинг, у меня и своих навалом, но мало ли, что новое подскажет?       «Как говорил великий Карлин, планета в порядке, это людям пиздец. С одной стороны ты, соглашусь, проблема Арды, с другой – кажется, ты в местном пантеоне единственный, кому в настоящее время есть до неё дело? Да, мне несимпатичны миры, в которых есть специальная вакансия концентрированного и при том абсолютного зла, существующего для того, чтоб добру было, чем заняться, так что можно, всё это будет происходить как-то без меня? В конце концов, если б ты действительно был такой уж проблемой, у вашего всемогущего создателя не нашлось бы и для этого какого-то подходящего слова? Как сотворил – так и… растворил. Скорее верно то, что все твои выебоны вполне согласуются с планами Эру».       Ручка выпала из моих рук – счастье, что не скатилась с трона, не упала в пропасть, но в тот момент я об этом не думал. Я скрючился на сиденьи, изо всех сил пытаясь не орать. Хотя смысл уже бояться, не глянул бы на тебя ехидно из тьмы внизу огромный жёлтый глаз. Когда из тьмы вверху смотрит огромный красный глаз – не ехидно, пульсируя шоком и яростью.       «ЧТО?»       Я нашарил ручку, сжал покрепче. Только два угла шестигранника закрепил… такими темпами, через сколько дней гномы начнут обсуждение, снаряжать за мной спасательную экспедицию или как? Самое время вспомнить, что показывать тебя планировалось слегка не мне, и Лавкрафту даже не пришлось бы отвлекаться на инженерные извращения, сидел бы себе на каком-нибудь мордорском камушке, пырился в багровое око, стишки замысловатые сочинял… Ну, для этого надо было попасть в другой исторический период, а для этого кое-кому унять свои буйные фантазии вовремя…       «Ну, согласись, это логично. Функция как у сатаны в верованиях того мира, из которого я пришёл. Искушать, сбивать с пути истинного, всячески портить совершенное, чтоб в борьбе с тобой оно возвращало утраченное совершенство… То есть, в моём понимании совершенство в любом случае какое-то невнятное, но кто меня-то спрашивает. Сама мысль в общем понятна, ты уравновешиваешь систему. Мы тут как раз недавно говорили о важности конфликта в произведении, ну и вот поскольку ты, как бы сказать, живёшь в книжке… Не вникай. Я о том, как появился ваш мир, рассуждать не собираюсь – не знаю и знать не хочу, главное что ты веришь, что и мир, и ты сам создан валар согласно плана Эру. Вот натворили они прекрасных и мудрых эльфов, смешных и деловитых хоббитов, суровых и тоже деловитых гномов, людей, которые тоже какими-то достоинствами отличаются, прочей разной шушеры… Понятно, на микроуровне всем им есть чем заняться – трудиться, любиться, песенки петь, детишек растить, которые один другого краше, но для самих создателей такой совершенный и преисполненный благодати мир – это как законченное произведение, в котором уже ничего не нужно дописывать и редактировать, положил на полочку и сиди, лечи глинтвейном депрессию от наступившего творческого вакуума. Чтоб наблюдать, как развивается сотворённый мир, в нём должно хоть что-то происходить, разве нет? Кому интересно б было читать книгу, в которой нет проблем и соответственно простора для подвига? Правда, ты тут не один отдуваешься, даже и после Морготовой отставки, эти все тоже не дураки ж войну какую-нибудь развести…»       Серый сумрак закручивался всё быстрее, плотнее, превращаясь в смерч, почти отрывая меня своим психованным танцем от окружающей каменной реальности полностью. Я вцепился в широкий подлокотник, выпрямляясь, почти утыкаясь носом в расшиперенный пучок проводов. Да почему нельзя дать мне нормально работать, блядь?!       «Ты хочешь сказать, мои действия Его устраивают?!»       Ёб твою мать. Да откуда я знаю-то. Вы сами этого вашего создателя когда последний раз видели? А я ни разу, и не горю желанием.       «Это просто предположение, на основании аналогии… Согласно официальной доктрине, сатана – князь мира сего и всё такое, но без воли божьей ни один волос с головы человечьей не упадёт, именно бог попускает случиться искушению, всякого рода проводники дьявольских идей нужны были для того, чтоб на небе святых прибавилось, одержимые – для того, чтоб верующие продемонстрировали посредством чудес крепость своей веры. Правда, когда перестали жрать хлеб со спорыньёй, и одержимых поубавилось, и всяких явлений делегатов что свыше, что сниже, но это совсем другая история…»       Каким-то неимоверным усилием, наполовину наощупь, мне удалось закрепить ещё один угол. Если сейчас очнусь и окажусь в сегодняшнем утре – пошлю вместо себя Лавкрафта. Ну да, кто ж знал, что колечко таким разговорчивым окажется…       «Я действую по Его воле?!»       Несмотря на весь спектр мерзких ощущений, я едва не расхохотался. Кто-то из нас тут тупой, и вовсе не факт, что Саурон. Всё это время я подразумевал нечто вроде того, что антагонизм весьма условный, что своевольные дети, так сказать, хоть головняков и дают, но и радуют наличием своей воли и смекалки, но кажется, подростковый бунт пока далёк от стадии возможного примирения с родителем.       «Ну в конце концов, он же создал тебя таким? Способным перечить… Это, кстати, один из моих любимых вопросов верующим – откуда взялась изначально эта противная сторона. Не в смысле историй со змеем и яблоком, и даже не в смысле любопытства одних и гордыни другого. Откуда сама мотивация к проявлению именно непослушания, именно гордыни? Свобода воли означает возможность выбора не только того, что тебе хотелось бы видеть выбранным, но – почему непременно должно возникнуть желание употребить эту свободу к чему-то предосудительному? Прежде действия возникает желание всё-таки… Я это к чему – тебя в принципе можно же назвать верующим? Может, ты ответишь?»       Серый морок вдруг распался, растаял, словно втянулся в тонкие щели между камнями, словно дым над догоревшим костром развеялся. От неожиданности я едва не выронил ручку вновь. На всякий случай проверил кольцо, хотя лёгкая дрожь изображения, словно я смотрю сквозь воду, свидетельствовала, что оно всё ещё на мне. Ну, видимо, в глюках пока технический перерыв, не жаловаться же на это. Стало быть, надо заканчивать следующий угол…       Он вернулся, когда я замерял угол прямоугольной панели. Хорошо, что я не успел слишком-то отвыкнуть от клубящегося перед глазами мрака и цепкой хватки его взгляда, и хоть и хотелось, как амёбе, попавшей в неблагоприятные условия, максимально втянуться, я сумел не скосить угол.       «Слушай меня, пришелец. Я позволю тебе закончить твою работу. Я не буду смотреть в тебя, ты не будешь смотреть в меня. При одном условии – ты поклянёшься надеть кольцо ещё хотя бы один раз».       Снаружи, естественно, была уже кромешная тьма. Тут и кольца никакого не надо, я б споткнулся о беднягу Бильбо, если б его местоположение не обозначалось огоньком трубки.       – Э? Ты что, так тут и сидел?       – Ну да. Вот-вот уже Фили должен на смену придти, как раз по дороге, поди, его и встретим. Торин и пошёл сказать, чтоб сменили меня часа через три, да взяли фонари. Как тут идти-то, в такой темнотище.       Я покачал головой. Очень, очень во многом мы задним умом крепки. Шли хоть на закате, но ещё посветлу, о фонарях в обратную дорогу не подумали – все мысли были о текущих задачах. Идти-то всего ничего – чисто по расстоянию, но местность очень пересечённая, драконье пламя тут выжгло все кусты, на сучках которых можно глаза оставить, всю траву, в которой могли б запутаться ноги, но камни и рытвины-то, большие и малые, остались. Ну ладно, у меня многофункциональная ручка, не пропадём.       – Держи, возвращаю твой трофей.       О финальном разговоре с Сауроном решил говорить как дойдём, опять же всему честному собранию. Пока вот обуюсь, закурю… три часа не курил, ссука, просто на всякий случай, хотя если ящер незнакомые запахи может почуять, вот аж настолько издали, то никотин тут уже ровным счётом ничего не изменит. Кратко заверю, помахав почти пустым кейсом, что всё пучком, миссия прошла успешно и то, чего я опасался больше всего – что экранирующие свойства стен преодолеть не удастся и придётся перемонтировать всю байду где-нибудь в том, что осталось от восточной террасы – преодолено, усилитель работает даже лучше, чем я рассчитывал, потери за одной стеной не фиксируются вообще, настолько малая величина, за двумя уже фиксируются, но совершенно ничтожны, дальше я шароёбиться уже не решился, завтра при свете дня сгуляем к восточному склону и оценим, чо как там. Ну или с пульта ТАРДИС попробуем, теоретически возможно, местоположение разлома она определяет. Теоретически можно даже продублировать призыв и от нас, но это если я разберусь, как.       Спустились практически благополучно, хватаясь друг за друга и зубами за воздух, когда камни под ногами съезжали и проворачивались, постояли, приглядываясь-прислушиваясь. Когда там пройдут эти три часа, нашим товарищам определить явно легче, чем нам, пока, во всяком случае, шагов Фили не слышно, да и свет из открывающихся дверей мы б увидели. Пока что света, кроме переведённой в режим фонаря ручки – только звёзды над головой. Луне-то ещё расти и расти, и она сейчас, видимо, где-то там, за горой. То есть, темень почти совершенная – какая и должна быть в безлюдных на много километров вокруг местах (огни Озёрного отсюда опять же не увидать – загораживает ближайшая каменистая гряда, отрог или как это называется, ну и то, что осталось от Дейла, в какой-то мере. Чёрное на чёрном очень сложно различать – вот слева метрах в трёх отрог этот, справа разрозненные каменюки разного калибра, некоторые в наш рост примерно, впереди, вдали на горизонте – тоже холмы, а за ними тёмная полоса Лихолесья… Короче, этот пейзаж с удовольствием взял бы кто-нибудь религиозный как иллюстрацию к стиху «земля же была безвидна и пуста». Бильбо ёжился неприязненно – всё понятно про оставшегося без пригляду и воспитания бедного чешуйчатого ребёнка, чего уж, но порядку для стоило б всыпать ему по чешуйчатой заднице. Гномы говорят, раньше красиво тут было, вот же, превратил, гад, хорошее место в пустыню. Дроздов распугал, да и прочую живность, какая тут наверняка была. Испортить-то, уничтожить – недолго… Иной раз, бывает, сидишь у камина, смотришь, как огонь полешками лакомится, грустно немного – сколько лет это дерево росло, а сгорает за одну ночь. Но благо, леса вокруг Шира покуда не оскудевали, почти исключительно сухостой на дрова и идёт, а срубишь и крепкое, хорошее дерево – амбар обновить или мост через реку – так видишь при этом, как мал-мала-меньше вокруг смена ему подрастает, знаешь, что не нанёс великого ущерба. А здесь что же? Там, на востоке и на юге, и так, говорят, пустынь хватает. Тёмный враг, говорят, накуролесил, ненавидит он деревья… Ну хз, пожал плечами я, может, и накуролесил, но так-то пустыни и естественным путём образуются и существуют, не только антропогенное (или как в данном случае? Майягенное?) опустынивание бывает. Засушливый климат, мало подземных вод, мало ветровых заслонов… Пустыни на жителей более зелёных и комфортных краёв наводят уныние, но и в пустынях есть жизнь, есть виды, адаптированные именно к таким условиям. Оно так, вздохнул Бильбо, всяк кулик своё болото хвалит, думается, вполне искренне – потому как дом родной, где всё его, всё под него подстроено… Потому ли, что это цель их путешествия, крайняя точка, после которой уже обратный путь предстоит, или потому, что такое тоскливое это место, тёмное, безжизненное, носящее печать разрушений и смерти – так щемит сердце при мысли о доме, как думаете? Не мысль это даже, а некая дрожь малодушная в голове: сейчас закрыть бы глаза (от этого не много изменится-то, всё одно с открытыми не много б мы видели, кабы не фонарь, только и понятно, где небо, а где земля), открыть – и стоишь ты в родной гостиной, и темно и холодно только оттого, что камин прогорел, но ничего, растопишь заново, зажжёшь свечу ещё, нальёшь чаю душистого, да сядешь слушать, как трещат дрова, шелестят кусты за окном, часы на стене тикают… Дома ни темноты, ни тишины такой не бывает, там спокойно, мирно, а тут – мёртво, жутко. Тогда только, верно, и познаешь в полной мере любовь к родине, когда достаточно надолго её покинешь. Когда которое уже утро просыпаешься не в своей постели, знаешь, что не увидишь ни умывальника своего, ни любимой фарфоровой чашки (бабушки из Туков наследство), не выйдешь с трубкой на крыльцо, у которого каждую щербинку, каждый камешек в идущей от него дорожке знаешь, и как ноги по этой дорожке ходить привычные, ни за какой выступ не запнутся, так и взгляд по этим узорам, как по родным дорогам, ходит – узоры ли это ковра на полу, росписи на тарелке, трещин в доске или камне, плетей вьюна, ветвей дерева, и рука знает, какова наощупь и по весу рукоять кочерги, и кольцо дверное, и ветка старой яблони со всеми её изгибами, и ухо знает, какая половица как скрипит, какой чайник, какая кастрюлька на огне какую песню поёт. Где-то далеко-далеко сейчас кусты роз качают крупными тугими бутонами, когда ветви деревьев, по которым прыгают ночные птицы, роняют на глянцевитые листья и нежные лепестки капли росы, в плотно сжатых венчиках маков и петуний шебуршатся во сне устроившиеся на ночлег насекомые, тихо шелестит гравий под лапками совершающих ночной променад лягушек. Когда, бывало, не спится – выйдешь в ночной сад или просто окно отворишь, и эта прохлада с запахом цветов, земли, трав, со стрёкотом сверчков и теньканьем птичек словно по голове так ласково погладят, и какие тут тревоги... Если б побывали вы в наших краях в ту пору, когда цветут яблони! Яблонь у нас много, в редком саду нет ни одной, а есть целые сады великих, крепких деревьев, ветви которых, верно, и весь мир бы на себе удержали, раз не ломаются под грузом спелых плодов. Во всяком времени есть своя красота, но особая – эти дни и ночи цветения, такие короткие, такие сладкие… Сперва, видишь, на одной только особо пригретой солнышком ветке распустились, развернулись бусины-бутончики – а к вечеру уже словно белый пожар охватил все сады. Днём кажется, будто небо опустилось на землю, самые пышные белоснежные облака, какие только бывают, в ветвях запутались и аж светятся на солнце, а у иных сортов цветочки не чисто белые, а с рыжим или розовым – словно лучи в них заблудились рассветные или закатные. И сколько б ни было тебе лет, и какой бы работой ни был занят, хоть на миг да остановишься, замрёшь, любуясь, полной грудью вдыхая этот несравненный аромат, улыбаясь от счастья, которое можно описать только одним словом – встреча с волшебством. Но ночью – ночью это волшебство ощущается особенным, иным образом, может, потому, что весенние ночи так коротки. Ещё не так коротки, как летние, и ещё не такие тёплые, но кажется, пролетают как короткий сказочный сон, как хорошая песня – душа ещё поёт, а слова-то уже кончились, или как кружка медового пива – и оглянуться не успеешь, как пуста она, а ведь вот только оседала в ней пенная шапка, а теперь почти истаяла, вот так же быстротечен и яблоневый цвет…       Да, я могу это представить, яблоневый цвет я обожаю, пожалуй, больше всякого иного, и тоже грустно, что цветение чего-либо длится так недолго. У нас, правда, яблони по преимуществу такие… ранетки, мелкие и кислые, пытаться их есть можно только в силу детского упорства, в основном это еда для птиц. И эстетика, да. Некоторые цветут так, что листьев на ветке совсем не видать, она в белом кружеве вся. На фоне неба смотрится просто охуенно. Как кораллы. Или взбитые сливки на торте. Не, у меня своей яблони нет. Есть черёмуха, за которую я веду почти безнадёжную борьбу с тлёй, вишня (в ту зиму вымерзла что ли сучка, даже листьев хрен да маленько, не то чтоб какое-то там плодоносить, причём такая проблема не у нас одних, многие жаловались), слива – ещё молодой саженец, за всю пока недолгую жизнь принесла два плодика, с ними как в анекдоте, один сломал, другой потерял… В смысле, одну сливку нашли потом опавшую на земле, а другая исчезла бесследно, насекомые какие-нибудь схарчили, что ли. Но где-нибудь на улице яблоневый цвет фотографировать я люблю. Плоды уже не столь интересны, максимум могу съесть половину яблока, если вдруг какое-то вкусное. Бильбо, кажется, едва не споткнулся от шока.       – Это вы серьёзно? Да как так? Как можно яблоки-то не любить? Ну понимаю, что не всякие, мне вот «Зоренька» эта, к примеру, ну совсем не по душе, вкус невнятный, что повидло, что варенье из неё пресное какое-то, а кому и нормально. «Рубинчик» тоже – какие яблочки больше на солнце были, так те ничего, а какие в тени, так вроде и зрелые, а не то уже… Так ведь сортов-то много. Это вы, должно быть, хороших яблок не пробовали.       – Ну, у нас ещё климат не слишком благоприятствует – большая часть страны к зоне рискованного земледелия относится, а Сибирь особенно. Самое крупное, что у нас вырастает в смысле яблок – примерно вот такие, жёлтые, не знаю, как назывались, набрали однажды на заброшенной даче, неплохое варенье вышло. А в основном – во…       Бильбо посмотрел на мои сомкнутые в круг пальцы и только головой удручённо покачал. Яблоки такие, серьёзно, это яблоками у вас называется? А вишня тогда какая же? Нешто с лупой её на ветках ищете? Да как вы выживаете-то там? Чего уж, понятно, почему едите мало и худые такие, есть-то нечего… Я усмехнулся. Хоббитов принято представлять колобками на мохнатых ножках, но Бильбо точно не назовёшь толстым, то ли поход уже так сказался, то ли… сколько, интересно, был рост у Толкина? У особо любимых им эльфов рост начинается от 1,70, люди, насколько я мог судить по Озёрному, если ниже, то как правило не намного. У коротышек вроде нас с Бильбо каждый лишний килограмм смотрится куда заметнее, чем на каланче вроде Трандуила или Барда.       Я рассказывал про Сибирь, Бильбо удивлялся и ужасался. Толкин Шир, считается, не совсем таки с Англии списывал, такая улучшенная Англия, приближенная к Эдемскому саду. По факту, кажется, примерно Краснодар. Нет, зимой снег бывает, честно, каждую зиму на месяц так уж точно устанавливается приличный снежный покров, в особо «урожайные» зимы ребятня даже горки устраивает, а уж в снежки играть это святое. Даже день есть специальный, когда вся деревня выходит на большую снежную битву, веселятся до упаду, потом отогреваются обильным ужином с глинтвейном. Ртутных термометров в Средиземье нет, какие-то хитроумные приспособы для измерения температуры есть у гномов, но там понятно, под нужды рабочих процессов, температуры кипения и плавления всяких металлов и минералов их интересует как-то больше, чем погода снаружи горы. Кристаллы, меняющие цвет в зависимости от температуры воздуха, используют и хоббиты, но в основном у них индикаторы попроще, пузырьки с какими-нибудь жидкостями, маслами, это дело вешается за окошко и очень примерно по виду кристалла или пузырька определяется, похолодало сегодня или потеплело. Но, в общем, кажется, исходя из рассказов, ниже -10 там бывает редко. Как в точности формируется климат, я и в случае Земли не в полной мере понимаю, ну, знаю, что имеет значение не только географическая широта, но и рельеф – горы, водоёмы, и воздушные течения всякие, но без глубокого понимания деталей. А если верить толкинистам, в Средиземье буквально всё работает не сугубо по физическим закономерностям, а с примесью всякой эзотерики. Здесь вот у нас Тёмный Враг распространил влияние – здесь всё загибается к чертям собачьим, а тут благословенный край, и благословенность легко может быть не исключительно комплиментом.       – Что же думаете, господин Автор, неужели и здесь однажды снова зацветут сады? Если уж не такие, как у нас в Хоббитоне, так хоть какие-нибудь?       – Не знаю, Бильбо, экология и для нашего мира больное место. Разрушить всегда проще, чем воссоздать. Вернутся гномы, вернутся люди – восстановят… В нашей вселенной есть опыт выращивания садов и в более безнадёжных, изначально неплодородных местах. Для этого даже не надо обращаться ни к какой магии.       – Да, может быть, сделать реки снова полноводными-то можно – ежели, как вы говорите, где-то там на горе из-за буйства дракона какой-то завал или провал образовался, и есть способ это исправить. Но ведь на песке и камне что вырастет-то…       – Землю на первое время, вероятно, придётся привезти…       – Привезти?!       – Ну да, везти дохера придётся, но нереального в этом нет, некоторый опыт дальних перевозок чего-то крупногабаритного у вас тут вроде имеется – вон, строевого леса, камня… Семена всяких трав вообще не проблема, их и в земле сколько-то будет, и набрать в ближайших полях можно. С саженцами сложнее, чтоб не посохли в пути, но так-то леса в масштабах Средиземья отсюда недалеко. А дальше отжившая растительность перегнивать будет, ну и пойдёт всё естественным порядком. Насадить что-то быстрорастущее в качестве ветровых заслонов…       – Да, оно, конечно, не в один день сделается… С землёй особенно, это и помыслить страшно. Это ж вот просто это место покрыть, от тех камней до тех, сколько надо – а сколько на одну подводу уместиться может? Так ведь где она, земля, лишняя-то? В Бри хозяйки цветы домашние в горшках на окошках держат – у иных, видал, по нескольку стоит, прямо маленький садик получается, но чаще-то по одному, по два. На горшок-то набрать – это не много…       – Да, самый сложный пункт задачи. Тут же ещё, как бы сказать, вопрос минимизации вреда для экосистемы. Насекомые, мелкие животные, это всё тоже очень важно. Думаю, на этот счёт надо толковать с эльфами. Если они в этом не шарят, то я не знаю вообще, кто шарит.       Так мы беседовали, прокручивая на голограмме карту Средиземья – при таком масштабе, конечно, только и прикидывать возможные маршруты и фронты работ, но так-то это и вообще не нам делать, а рассуждать нам кто запретит, вот кто? Вреда от наших фантазий, в конце концов, тоже нет никакого, - пока на нас внезапно не обрушился ослепительный свет из открывшихся дверей ТАРДИС, а вслед за светом – звуки тройного охуевания Фили, Торина и Ктулхи. Фили при этом только и пробормотал что-то вроде «о, так вы уже здесь», а эти двое, осознав, что стояли базарили у дверей мы около получаса, были многословнее. И нецензурнее. Если кратко – не забыли ли мы вообще, где находимся, куда и откуда шли, который час и так далее. Ктулха поинтересовалась, чем плохо нам пиздится внутри корабля, а если на прогулки по живописным окрестностям потянуло так, что сил до утра дотерпеть категорически никаких, то не чересчур ли напряжно нам было сначала доложиться, чо-как в горе-то прошло? А то мы тут, конечно, по приборам следили, видим, что апокалиптец в ближайшее время не ожидается, рады нереально, но хотелось бы подробностей. Величество развило дальше мысль о прогулках, напомнив, что помимо спящего в горе дракона тут могут случиться орки, да вот ещё тот самый носорог, после лечения, наверное, ожихрившийся и проголодавшийся… Я имел неосторожность напомнить, что этих мест вроде как старается избегать всё живое, даже орки. Зря я это, теперь оба за легкомыслие выхватим, и я, и Бильбо, который рта раскрыть не успел… Ничего, вот сейчас я пройду, гляну сам, чо там на мониторах, а потом качественно, с гарантией переменю тему разговора!       Как я и предполагал, речь Торина на тему «так стращал, так показательно брезговал, а теперь надо же, во вкус вошёл» была богатой. Я не засекал, но минут 5 она точно длилась, а если не исключать некоторые повторы, то и больше. Я терпеливо ждал (да и что ещё делать, пока пищевой автомат синтез не закончит). Пару раз в паузах коротко вставил-напомнил, что у меня так-то и после первого сеанса впечатления отнюдь не восторженные, и второго я жажду уже в силу этого понятно как, и на первый вообще напомнить, как меня всем благородным собранием уговаривали? Тот факт, что сразу по возвращении я вернул кольцо Бильбо, что-нибудь значит, надеюсь?       – Я считаю, нечего, - изрёк Двалин, когда король наконец выдохся, - мало ли, что эта зараза задумала. Может, убьёт. Крепко, видать, его взнозило.       – Ой, а то ли сможет? – задиристо фыркнул Фили, когда-то успевший поверить в мою необычайную крутость.       – Чего убить-то, - пробормотал Бифур, - коли он во властители всех тёмных сил метит, а не просто там разбойники с большой дороги, то я считаю, тут господин Лавкрафт прав, сведёт с ума всякими кошмарными виденьями.       Я повернулся в его сторону в лёгком обалдении. Кажется, на моей памяти обладатель звезды во лбу впервые так длинно и обстоятельно высказался. Ну то есть, я уже некоторое время знал-понимал, что он в принципе говорящий, просто речи его не слышал. А тут сразу аж так.       – Свести с ума можно только того, кто изначально нормален, - пробурчала Ктулха, но тихо, не в порядке контраргумента. Я отошёл забрать тарелки и запросить чай. Взять ещё что ли брикет белковый? Жрать-то, оказывается, пиздец как хочется, думаю, не только мне, но и Бильбо тоже.       – Ясно одно – хорошего не жди, - физиономия у Балина была практически похоронной, - не скажу, что не стоило ему дерзить, я б, может, и сам не сдержался, но что поизгаляется он за это – тут и младенцу очевидно.       – Да уж обрадовался, поди, такой удаче – сильного мага себе в рабы заиметь, - с Фили, кажется, оптимистичный настрой не так легко сбить, - да только нашёл наивных!       – Оно уж точно. Ладно б не знали, в чём секрет колечка этого, а зная, кто сам голову в петлю сунет?       – Совсем он нас, видать, за пустое место считает. Так мы прямо ему и позволим…       – И всё же мы это позволим, - тихо, но твёрдо проговорил Бильбо, когда гномий галдёж различных гипотез о Сауроновых намереньях стих, - потому что ещё совсем недавно мы не знали, что у нас есть, оказывается, такой вот великий и по-настоящему страшный враг… Не следует ли знать о нём больше прежде того, как он нанесёт по нам удар?       – Ты смотри-ка, каков военный стратег проснулся! – добродушно изумился Глоин.       Ктулха начала было, что о Сауроне вроде чо ещё знать надо, а если чото и надо, так мы и так, без дополнительных психотравм расскажем, но решила, что нет у неё настроения определять, что тут будет недопустимым спойлером, что нет. Один хрен до событий ВК времени навалом же, чо щас гоношиться больше чем надо.       – Помимо того, что Бильбо прав, - я наконец дождался, когда и мне позволят высказаться, - вы, конечно, можете мне не позволить, а силой отбирать кольцо я в любом случае не стал бы… Я дал слово – и после этого он действительно позволил мне спокойно закончить работу. Если зло будет держать данное слово, а мы нет – вам не кажется, что всё в этой жизни рухнет без всяких Сауронов?       Ори, который был на моей стороне из соображений, кажется, в основном научного любопытства, истово закивал. Его старшие братья мрачнели по ходу ненахождения благовидных способов увильнуть от выполнения данного слова. То, что дано оно персонифицированному злу и под нехилым моральным давлением – аргумент, конечно, но какой-то недостаточный.       – Ладно, - как бы сам с собой спорил Нори, - если с первого раза он на Автора не повлиял как-то значительно, так с чего бы со второго вдруг? Это, если мы правильно поняли, процесс небыстрый. Он что сказал – хотя бы один раз? Вот одного раза с него и достаточно.       – А там и на ещё раз уболтает, - хмыкнул Дори, - вот же казалось нам, что нет печали пуще дракона…       Глоин попытался обрабатывать Бильбо в ключе «да ты просто не давай кольцо и всё, твоё оно всё-таки. Вот и не сможет Автор исполнить обещание, вот и закрыт вопрос». Бильбо с набитым ртом промычал, что мысль интересная и он сам её думал, но не. Раз Автор пообещал, то знал, что делал. Был ведь другой вариант – послать Саурона в места далёкие, в каких он ещё не бывал, снять кольцо, продолжать работу в видимом состоянии. Рискованно? Рискованно, но едва ли больше, чем соглашаться. Если б я в самом деле что-то там взвешивал, угу. Я просто боялся отступать от утверждённой схемы. Да, дракон так и не показался, вообще признаков жизни никаких не подал, но оснований полагать, что будет именно так, мне вообще-то никто не давал.       Одни находили что-то радостное в том, что о точных сроках мы не условились, другие наоборот. В чём был согласен Торин со мной и Бильбо – что лучше с этим крайне сомнительным долгом расплеваться поскорее, не затягивать. Оно да, скрёб лысую макушку Двалин, с одной-то стороны – подобающе подготовиться не получится… а с другой – ведь не только нам. Поди, и Саурон каверзу свою продумать не успеет, уж поди, брал в расчёт, что Автору общаться с ним не шибко-то понравилось. Да куда там, ворчал Балин, этот-то не успеет продумать? У него уж тысячи лет голова ничем иным, кроме каверз, не занята. У него, будьте покойны, уж всё рассчитано-просчитано. А вот Автору только гадать, к чему ему готовиться.       – И ведь если чего случится, мы как поймём-то? Он же невидимым будет!       Галдёж поднялся пуще прежнего.       – Ну, невидимым, но не бесплотным всё-таки, - удалось мне вклиниться в долгожданную паузу, - можно предварительно связать меня и окружить тесным дружеским кольцом…       Примерно на том и порешили.       Под мудрым лозунгом «перед смертью не надышишься» осуществить авантюру решено было сразу после завтрака. Удивительно, но кому-то в эту ночь уснуть всё же удалось. Я лично даже не пытался. Сидел размышлял о произошедшем и грядущем. Толку с этого, в смысле каких-то чётких представлений, конечно, немного – я маловато знаю об этом мире, того, что рассказывали хоть Ктулха, хоть прочие, тоже не дохера. Но видится более-менее однозначным, что убивать меня как раз не собираются, да вроде, никакой способности убивать на расстоянии за Сауроном замечено и не было (иначе б местным тут ещё веселее пришлось). Да и ему, ещё в большей мере, чем Трандуилу, на кой бы это просто было надо. Не, тот аргумент, что он же тёмный враг, преисполненный зла и коварства, в принципе канает, не то чтоб не встречал я прежде существ, которым разрушать и убивать то, что им не нравится, просто приятно, и они это делают из любви к искусству. В количестве встречал. Но тогда бы он сделал это сразу, не?       В общем, это для начала очень, очень обнадёживающая мысль – умирать тут, тем более по таким дурацким поводам, я точно не собираюсь, а всё вот это прочее, порабощение, безумие – с этим как-нибудь разберёмся по ходу вальса. Не хочу преждевременно легкомысленно изображать какую-то особую моральную стойкость, но думаю, должно как-то сказываться то, что я не отсюда. К местным у Саурона более-менее подход наработан, а я хуйня новая, и не всё в моих мыслях и побуждениях ему привычно и понятно…       К задаче гномы подошли ответственно – из кокона верёвок только моя голова и торчала. Потом всё же сообразили, что хотя бы одна конечность, хотя бы самый её краешек, мне снаружи нужна. Королевские племяннички вызвались помочь мне сочинить извиняющуюся речь, даже вынули листок, который затем планируется держать перед моим лицом, однако далеко дело не пошло, потому что то один, то другой норовил ввернуть какое-нибудь словцо, с уважением и покаянием ничего общего не имеющее. После чего весело мутузили друг друга по вопросу, кто здесь, дурная порода, всё дело портит. Торин раздал молодёжи подзатыльники и перепоручил творческую задачу Лавкрафту, потом ходил и приговаривал, что «там что-то на языке Древних, неужто ваша божественная машина и эти каракули перевести сможет».       Тот случай, когда проводить эксперимент под открытым небом – безопаснее. Если я правильно понял, что эта сволота видит глазами окольцованного – то вот пусть любуется родным небушком Арды, и так достаточно в моих мыслях насмотрелся для его душевного спокойствия лишнего. Небушко как раз красивое – яркое, безмятежное, пара птичек парит где-то на периферии зрения, тоненько протяжно повякивает. И лежать даже комфортно, не жёстко – гномы сдобрили мшистый камень меховыми одёжами. Ктулха с 20 раза донесла до собак запрет использовать такое моё беспомощное положение – облизывать мою физиономию, ложиться сверху всеми 25-35 кг. Отошли доёбываться до мрачно пыхтящего трубкой Торина. Бильбо с лицом химика, несущего нитроглицерин, вынул кольцо и под неодобрительными и в то же время нетерпеливыми взглядами товарищей надел его на мой палец…       И голубизну неба, и лёгкий, ласковый даже ветерок, и смешное ворчание Милисы словно выключили. Нет, я продолжал понимать, что небо голубое, чувствовать движение воздуха вокруг, слышать и идентифицировать звуки. Но всё это стало не столько ощущениями, сколько информацией, имеющей не больно-то много значения. Примерно как было и во дворце, только здесь этот эффект полнее за счёт отличий обстановки. Вот было небо голубым, да и осталось, было ясное, тёплое утро, обещающее стать достаточно жарким днём, были остроумные, полные похабства шуточки гномьей молоди, они стихли по мере приближения рокового момента, сменившись понятным напряжением, но эта гнетущая тревога, которая сгустилась в окружающем меня собрании, во все глаза впившемся в мою неподвижную последние мгновения видимую фигуру, была чувством гораздо более живым и позитивным, чем то, что отгородило дрожащей завесой и небо, и гномов, и запахи, и звуки. Всё как будто всё ещё цветное, но цвета лишены своего смысла и содержания, и солнце никуда не делось, но не даёт тепла. Всё плывёт перед глазами и тебе похуй, куда оно плывёт. Где-то скребёт когтями Лина, выкапывая из мусора очередной потрясающий камень, где-то встревоженно бормочут гномы – не разобрать, что, да и надо ли. А на меня спускается тьма – надо мной нависает инфернальное существо, и тьма стекает вокруг, как шатёр густых волос, тяжёлый взгляд – тлеющие угли смертоносного огня – придавливает, как могильная плита.       «Кто ты, какого мира дитя? Ты помогаешь вернуться в свой дом драконам и гномам, но где твой дом? Откуда ты?»       Ну, вот уж сам решай, что из найденных картин считать ответом – мой мебельный комплекс и фотообои с подводным миром, или нежно сплетающиеся голубоватыми сполохами переменные звёзды на экране, или какой-либо из тех миров, где я задерживался долее, чем лет на 5. И зачем тебе это вообще. Знаешь, Саурон, такую загадку – кто на себе свой дом носит? Саурон листает изображения звёзд, туманностей, газопылевых облаков, разновеликих лун в разноцветных небесах с жадным восторгом, которому даже не нужно лицо, чтоб на нём отражаться. Если б книга или фотоальбом могли чувствовать, с какими эмоциями их смотрят, вот это примерно оно и было б. Прямо вытаскивать из головы собеседника всё что надо он всё-таки не может (тогда б опять же местным ещё веселее пришлось), он требует ответов – можно сформулировать и дать их, так проще всего обеим сторонам, можно не сопротивляться получению их из образов, всплывающих так или иначе в голове, а можно сопротивляться, это несколько ухудшает самочувствие, но не сказать, чтоб это было нереально.       «Я хочу увидеть это».       Вот проблемы у существ. Да, в Средиземье нет ни ТВ, ни интернета, но тебя-то эти печали касаются в наименьшей степени, ты с такими вот девайсами на что жалуешься вообще? Всё интересное уже пересмотрел?       Лавкрафт ночью тихонько подбирался с вопросами в ключе испытал ли я те ощущения, над описаниями которых так глумился, и как оно мне, но ночью было не до долгих разговоров, нужно было сколько-то поспать, у кого оно, конечно, получится. Придётся доебаться уже по итогам двух сеансов. Ну чо я мог бы сказать, как нелюбитель прибегать в сложных случаях к слову «неописуемо»? Тяжело, мерзко, страшно? Я и прежде испытывал холод, перегрузки, нехватку кислорода, плохую видимость, психологическое давление, наконец. Не то чтоб выработал привычку (а и выработал бы – 38 лет человеческой жизни от многого позволяют отвыкнуть), да и сравнение условное – рисков переохлаждения и гипоксии как таковых нет, вижу и понимаю на самом деле всё прекрасно… Просто есть некоторый опыт, необходимой физической и моральной устойчивости, конечно, не дающий, так, чисто образы для крайне условных сравнений. А насчёт трепета перед превосходящим, сверхъестественным существом и осознания своей ничтожности… Ну неоднозначно. Понимание, что собеседник может размазать тебя как масло по бутерброду, как таковое не основание для реверансов и придыханий. Тем более что он и не может. В данный момент уж точно.       «Я хочу УВИДЕТЬ это, - существо явно садистски любуется, как до меня доходит смысл, - я обдумал сказанное тобой и решил, что отправлюсь с тобой, когда ты вновь пересечёшь границу миров».       Он решил, вы только послушайте!.. Страдать тут над подбором слов или пустить всё на самотёк, позволяя ему самому читать, что я думаю по этому поводу? Нет, правда, я должен был ожидать именно чего-то подобного. То, что я из внешней вселенной – главное, что должно его заинтересовать, вкупе с тем, что я не как дракон случайно в трещину провалился, у меня есть возможность пересекать границы миров произвольно, управляемо, ради наблюдения за моими возможностями он позволил мне закончить передатчик, и логично, что он не ограничивается мыслью о применении их сугубо в местных пределах. Тут-то как раз какой от меня толк, пресловутый попаданец с чертежами танков и истребителей из меня так себе, военный стратег ещё хуже, поиграть в антиутопию в соответствии с представлениями Ктулхи, может, и можно б было, но в таком раскладе уже зачем. О существовании этой самой Морготовой трещины Саурон получше меня знал, но, во-первых, считал, что за ней пустота, граница бытия, то есть место, в котором ничего интересного и ничего комфортного, во-вторых – будучи в данный момент бесплотным, обессиленным духом, он и по Арде путешествовать не слишком способен, преодолеть разлом тем более нечего и мечтать.       «Тебе разонравилась Арда?»       В беззвучном голосе появляется интонация счастливого смеха – наверное, свойство почти невозможное для этого существа, что-то едва ли не забытое им самим.       «Точно. Моментально после твоих слов. Я отдал ей тысячи лет, не жалея об этом, но больше не хочу отдать ни одного года. Этот мир стал слишком тесен для меня. Я миллион раз видел звёзды, но ни разу – так, как видел их ты. Ты свободнее, чем я, и мне нужна эта свобода».       И даже уточняющих вопросов задавать не хочется. Ну, кроме одного…       «И почему я должен на это согласиться? Потому что в противном случае ты испытаешь на мне все свои возможности?»       «Ты сам сказал. Потому что ты не любишь бессмысленных разрушений и смертей. А всё то, что я совершу здесь, всё, что сейчас ещё зреет в моих замыслах – будет бессмысленно, раз согласуется с планами Эру и уравновесится действиями преданных Ему. Если Он всё до начала времён решил за нас, что я могу сделать против Его плана, вне Его плана?»       Только одно, тут логика Саурона безупречна. Следовать воле создателя для него хуже ножа, а единственная гарантия не следовать – это выйти туда, куда его план уже не распространяется, покинуть этот мир, который в действительности никогда не будет ему принадлежать.       «Ты не любишь предопределённости, - смеётся дух, - не боишься нарушать правила. Тебе по силам такое – забрать меня к звёздам, найти для меня другой мир, где я буду действительно свободным».       Ой да ладно, не такой уж прямо я бунтарь. Смотря какие правила, блин. К правилам техники безопасности и решения уравнений у меня претензий нет, например. Ну, такое правило, как самому создавать вредоносного духа и потом самоутверждаться за счёт его поражений, мне реально непонятно, это правда... Да, пенять, что этот финт немношк ставит крест на грядущих событиях ВК, как-то не после миссии по спасению дракона. То есть, масштаб, конечно, разный… Тлеющие угли вспыхивают, словно на них дунули, желая разжечь.       «Ты нарушал правила. Нарушал по своей воле, не по указаниям твоего умершего не раскаявшимся наставника. У тебя на груди, возле твоих сердец, напоминание о том, что не важно, что написано в книгах».       Вот это уже прямо удар ниже пояса. Тебе не кажется, собака, что это не сопоставимые вещи? О, разумеется, он почти согласен. Почти. И то и другое может быть фиксированной точкой во времени, а может не быть, и толку с понимания, насколько чревато их нарушение, если отличать их от остальных, не фиксированных, не умеешь. Но я совершенно точно не кажусь одним из тех, кто ставит книжки некоего умного, талантливого британского профессора, блин, филологии вровень с учебниками истории. Откуда мы знаем, что события ВК действительно должны произойти, что они не вымышлены от начала до конца на основании легенды о создании великих колец? Саурону вот неоткуда это знать, майар будущее не предвидят. Не я ли при всяком обсуждении особо унылых сюжетов с путешествиями во времени, где герои либо дрожат, абы не наступить на какую-нибудь ебучую бабочку, либо сполна огребают за своеволие, повторяю, что предопределённости истории нет, а если б была – то предопределён бы был и придурок с машиной времени? В жизни крайне редко в действительности даётся возможность предотвратить что-то глобально ужасное, чем ужасное глобальнее, тем сложнее это предотвратить, больше задействовано сил, которые остановить так же реально, как усмирить цунами, топнув на него ногой. В жизни почти никогда не бывает, чтоб нити, приводящие в движение разрозненные механизмы общественных процессов, которые собираются слиться в один большой жирный пиздец, сходились к одной конкретной личности. Возможно, это вообще единственный такой случай.       «Есть вроде как одна проблема, Саурон. Ты ж в настоящее время бесплотный. Обратная, так сказать, конденсация у тебя может занять время, которое есть у тебя, меня, но не у моих спутников».       Собеседник дал понять, что ему не столь принципиально, где конденсироваться, должны быть способы и для бесплотного взойти на борт и пересечь границу миров, и я такие способы наверняка должен знать. Нет, он вовсе не имеет в виду вселиться в кого-то из нас, хотя это был бы интересный экзистенциальный опыт. Думай, Автор, думай…       «Способ действительно есть».