ID работы: 11489693

Туда и обра... а нет, если б всё было так просто

Джен
R
Завершён
26
автор
Selena Alfer бета
Размер:
366 страниц, 21 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
26 Нравится 74 Отзывы 16 В сборник Скачать

Глава 15. П(ы)олевая романтика

Настройки текста
      На следующий день, сразу после отъезда гостей (надо ли уточнять, что головы ни у кого не трещали? С их тут выучкой это не пьянка была, а так, степенное чаепитие, на пиру бургомистра выжрано было больше, да ещё и с долгого походного воздержания, там немудрено, что развезло) Торин озадачил меня вопросом геодезических приборов. Своих-то мы, видите ли, с собой не брали, не подумали, что могут понадобиться. (Надо же, музыкальные инструменты они с собой взять сподобились, а геодезические чего-то нет…). И в этом плане надежд на закрома Эребора всё равно немного – золото останется золотом и через века, и рубин останется рубином, а тонкий, сложный прибор за пару лет без подобающего бережного ухода может придти в негодность. Особенно если до помещений, где они хранились, добрался пожар, или водой их залило, или завалом засыпало… Да найти-то на корабле можно много что, хватило б на поиски упоротости и продолжительности жизни, а разберётся гном, как пользоваться иномирными приборами, которыми и я-то пользоваться не умею? Во-во, Балин с Двалином на все лады о том же короля увещевали. Зато всемерно поддержали Оин, Глоин, Дори и Нори, ну и молодёжь со своим неизбывным энтузиазмом. Картография Средиземья – она в принципе не пиздец какая подробная, примерно можно понять, что с чем соседствует и как пропорционально друг с другом соотносится, что отсюда в северную сторону лежит, а что в южную. Вот со всякими промежуточными направлениями, типа юго-юго-восток, уже посложнее. Тем более уж соотношение значков на карте, всех этих изгибов рек и береговых линий, с реальным положением вещей. На Земле до эпохи аэрофотосъёмки как-то так же было. Если вспомнить, что большую часть истории никаких глобусов не было и в помине, да ещё взглянуть на какие-нибудь древние карты, преисполняешься уважением к путешественникам прошлого, которые по этим картам умудрялись всё-таки прибыть куда хотели. Ну а мордорские болота вовсе помечены на карте как «примерно вот здесь». То есть, отсюда начинаются, докуда длятся – Моргот их знает, никто из конца в конец не проходил, и до начала-то доходили немногие. Так вот, составить какой ни есть план этих болот – значит навеки вписать своё имя в историю. Сейчас, положим, прокладывать там маршруты не для кого и незачем, но после отбытия Тёмного властелина многое изменится. Нет, наивно полагать, что и орки, и люди востока и юга без направляющей их злой воли сразу и резко проникнутся миролюбием. Они станут слабее, дезорганизованней – несомненно, но зла в них и своего хватает. Если верить словам Огата и Зурада, в их царстве в ближайшее время военных походов не планируется, уж точно не в сторону запада, хотя торговцы могут о таких планах и не знать. Да и насколько им можно верить, бурчал Двалин, люди они подневольные, своим царям прежде всего покорные, ежели приказали им убедить западных в мирных планах, да заодно и соглядатаями поработать, так куда они денутся. И то верно, поддакивал Балин, шибко-то долго истерлинги без войны не могут, вот обождут теперь сколько-то, пока дракон улетит, пока отстроится Дейл да обогатится Озёрный – и заявятся, помяните моё слово. Не все были с ним согласны, Дори и Нори вот полагали, что воевать, если уж приспичит, им там сподручнее между собой, а на запад такую-то даль переться только с пинка своего Властителя и согласные были. Но один хрен, истерлинги и харадрим хотя бы тоже люди, и ничто человеческое им, как мы убедились вчера, не чуждо. Есть же ещё орки, сроду не жившие ни для чего другого, кроме убийств, разрушений и разбоя, и их полный Мордор. Мордор – это территория никак не меньше Рохана, неизведанная от слова вообще, потому что не было покуда безумцев, которые б отправились туда добровольно, а из тех, что отправились недобровольно, единицы вернулись назад, и были при этом совершенно безумными. То есть – карты земель свободных народов Средиземья у орков есть, и достаточно подробные, позволяющие им очень успешно вести разведку и совершать набеги, карт орочьих земель не существует в природе, и нехудо б исправить эту неравновесность.       Итак, шариться по закромам пошли трое иномирцев и с ними Ори, снедаемый и раздираемый любопытством. К данному времени я уже знал, что Ори, хоть и участвует с братьями в изготовлении окладов, портретных рам, всякой бижутерии, будущего великого мастера в данном ремесле сам в себе не видит и другие не видят тоже. У Ори другое призвание, он книги мечтает не оформлять, а писать. Старшие гномы регулярно посмеиваются, но в основном поддерживают – книги у гномов в большой цене, летописцы тем более. А Ори, между прочим, намерен написать историю вот этого путешествия, каждый вечер делает записи, насколько уж возможно подробно и красочно. Пока я думал, как подобрать слова на тему того, а стоит ли, а разумно ли (с одной стороны – след в истории мы так и сяк оставляем, да ещё какой, с другой – нам грозятся следом непосредственно в местных летописях, и, господи боже, серьёзно, он собрался описывать ТАРДИС? Насколько вообще существо из подобных реалий в силах описать всё вот это обстоятельно и узнаваемо? Лексический багаж-то позволит?), Ктулха просто наслаждалась сей скромной радостью. Вернее, чо я – нескромной. Отметиться в средиземских летописях – жизнь уже прожита не зря! Я размышлял, подпортить ли эйфорию напоминанием, что не особо-то кто гномьи книги читает, кроме самих гномов, потом махнул рукой. Ну не мне тут рожи корчить, точно не мне, кто тут на незыблемость истории Средиземья, каковой она великим Толкином дана, первым положил с прибором? Сначала тем прибором, который насчёт дракона, щас вот ещё приборов подгоним… Да, я побеспокоился о том, чтоб Ктулха не сильно рано пожаловала к Лавкрафту и не перебуробила как-нибудь его литературное наследие, но сказал, что иметь машину времени и неистово ссаться на тему всяких эффектов бабочек как минимум тупо – тоже я. Так что нехай радуется. Ори немножко жалко, до самого отбытия будут аккуратненько покусывать на предмет «дай почитать», в смысле какие там описания и эпитеты. Но сам не вовремя варежку открыл. Да, какие ж вы разные, человеки-спутники… В смысле, Аня тоже оказалась вовсе не той поборницей принципа невмешательства, как казалось мне сперва, но да, любоваться на свои описания в анналах истории не мечтала. Но, аха-ха, немного пришлось. Ктулху, конечно, столько б не устроило.       Пока Ори всячески восхищался сиянием шкафов-витрин, где хранились сверхточные приборы, Лавкрафт как мог портил нам настроение. Главным образом мне, но отчасти и Ктулхе. Ей тоже как-то не в кайф было конкретно сейчас слушать это «вооот, видите, они уже настроены на будущие войны, ненадолго хватило этих игр в мирное строительство и дружеские союзы, и в этом ничего странного, это норма, и каков смысл всего того, что вы тут делаете?».       – Вообще-то есть смысл, и ещё какой. Вы ж слышали, без Сауронова руководства орки слабее и дезорганизованней. Они уважают силу, Саурон сильнее их всех, поэтому они ему подчиняются, когда Саурон выведен из игры, они начинают выяснять, кто сильнее и круче, между собой. Поэтому объединяются только в довольно небольшие отряды, которые и победить легче, чем стольки-то-тысячную армию. Сам по себе орк, хоть и огромный, сильный и злобный – обычное смертное существо, даже я в нескольких попала этим парализующим средством. Так что всё правильно Автор делает, без таких фигур, как Смауг и Саурон, будут действовать более-менее равные противники, и война имеет шансы однажды закончиться насовсем.       – Что вы, с этим всем я не спорю. Мне просто несколько странно, как это у господина Автора на орков-то жалости не нашлось…       – Вот если б вы были с нами на озере, вам бы странно не было! Автор, между прочим, предлагал им отказаться от этого сражения, и даже не в плен сдаться, а просто убираться к чертям, они ж сами не захотели. Орки – это не такие злые некрасивые люди, это орки! Вон истерлинги тоже те ещё жуки, но они умеют что-то помимо того, чтоб ломать и убивать, вон, делают красивые ткани и лакомства, а орки – только оружие. Если б они могли сидеть в своём Мордоре и не кошмарить другие народы, так кому б они сдались?       Лавкрафт, скрестив руки на груди, усмехался.       – Превосходнейшее условие мирного существования – не высовываться за пределы самого отвратительного места в этом мире, непригодного для жизни и потому не интересного никому. А если они не согласны? Если захотят, как и любой народ на их месте, улучшить своё положение?       – В смысле? Ничего, что они сами это отвратительное место и сделали отвратительным? Всеми этими своими рудниками и плавильнями. Прогресс это, конечно, круто, но жить одним днём, забив хер на экологию и не думая, что некоторые ресурсы не восстанавливаются – это не прогресс. Да и им там, получается, как раз заебись. Там солнца нет. И жратвы, правда, нет, но у гномов в горах сельское хозяйство тоже не получалось, ничего, торговали. Ну, для этого надо производить что-то, что интересно другим народам. Научатся – нормально будут жить, не хуже тех же гномов, не научатся – сами виноваты. А попрут с грабежами – пизды получат. Так что всё от них зависит. Завоёвывать тот Мордор никто в здравом уме не будет, там же только орк и выживет…       Как бы так коротко и доходчиво втолковать, что греть голову дальнейшей судьбой орков не собираюсь точно, здесь для этого всяких майар и валар как говна за баней, пусть они и греют. Благо, на эту тему даже Гэндальф не пытался приседать на уши. Ктулха вот подоставала меня вопросами, будет ли теперь написан «Властелин Колец», мы ж главного антагониста спиздить собрались, я и отмахнулся, что у них тут остаются, во-первых, орки, да, без организующей воли Тёмного властелина уже не такие опасные, зато их как тараканов, во-вторых Саруман, хотя возможно, он ещё не скурвился, в-третьих, в конце концов, Моргот улетел, но обещал вернуться… как-нибудь найдут, чем развлечься. А чо там с ВК, лишится ли мир нетленочки или от наших действий полёт толкиновской фантазии не зависит, узнаем, когда домой вернёмся.       – Что-то не пойму, куда господин Лавкрафт клонит, - насколько возможно тихо шепнул Ори, - вроде и не похоже, чтоб он к оркам сочувствие имел. А если имеет, то в самом деле, встретиться б ему с ними разок… Так ведь это можно и не пережить встречу-то такую!       Ктулха тем временем огрызалась, что Мордор Мордором, а об орках в целом она некоторое представление получила от местных, которые с ними и в Мглистых горах сталкивались, и в Лихолесье, и оснований подвергать услышанное сомнению нет, да об орках и истерлинги совсем не тепло отзываются, хотя вроде как союзники. Наверное, сказывается то, что именно они снабжают орков продуктами в промежутках между их воровскими набегами, потому что сами орки крайне хреновые земледельцы, да и в Мордоре, кажется, тыщи лет уже ничто не росло, кроме непомерного самомнения Тёмного властелина. Истерлинги сами особо-то в этот благодатный край не совались, встречи-совещания проводили где-то на приграничных территориях, ну и в общем, экологическое благополучие региона можно оценить уже там. Постоянное багровое зарево и клубящийся дым как бы намекают, что приятным отдыхом на природе там не насладишься. Ну, насколько комфортно должно быть в краю, где орки свободно ходят даже днём – потому что сквозь густой смог лучи солнца не пробиваются?       Рассуждать на тему, чо такое орки, короче – дело ещё нормальное для упоротых толкинистов, но совершенно спекулятивное и бессмысленное для нас здесь, поелику пересечься мы с этими милыми существами пересеклись, а с побеседовать по душам вот не сложилось (и если верить абсолютно всем высказавшимся из местных – ни у кого никогда не складывалось). Пока по имеющимся данным это да, такой идеальный враг, которого незачем жалеть, потому что ничего хорошего в нём нет. С истерлингами при всех идейных разногласиях можно найти сколько угодно общего – они тоже живут под солнцем, влюбляются, женятся и нянчат детей, любят вкусно поесть, выпить и спеть весёлую песню, ценят красоту и умеют её создавать. Орки к красоте равнодушны, всю встреченную красоту, будь то прелестные девы, сады или произведения искусства, они бестрепетно уничтожали – по мнению гномов, красоты они просто не понимают и уничтожают всё, что не имеет практической пользы, ну а от живописного полотна какой в орочьем хозяйстве прок, дрова для печи разве? А Гэндальф высказал предположение, что красота им причиняет боль, сравнимо с солнечными лучами. Какая б версия их происхождения ни была правдивой – то ли это искажённые, изуродованные эльфы или люди, то ли с нуля сотворённое Морготом или Сауроном специально для злодейств чудовищное племя, то ли воспроизводятся они как-то сами, то ли после крупных потерь приходится тем же макаром создавать новых (тогда возможно, пленников в Мордор угоняют именно для обработки с целью пополнения рядов) – в любом случае они продукт очень сильного влияния очень чёрной магии. Такого, которое назад не отыграешь. У них самих ровно никаких мистических свойств нет, они не владеют магией, не отращивают обрубленные конечности, не превращаются в волков или носорогов (а ходила в некоторых людских селеньях одно время такая байка), чисто физиологически они огромные невероятно выносливые человекообразные животные, с некоторым интеллектом, имеющим крайне узкое применение, и с нехуёвым уровнем агрессии, которой только организующая воля высшего командования не позволяет изливаться на кого и что придётся, даёт определённое направление. Не то чтоб такая концепция была чем-то новым лично для меня, как я уже говорил, по вселенной такие животные невиданной красы гуляют…       – Господину Лавкрафту просто нравится спорить, - я покачал головой на с готовностью подставленные Ори ладони, - нет, сейчас донесу вон до стола и попробуешь поднять оттуда. Эта штука тяжёлая. Очень тяжёлая. Намного тяжелее, чем кажется по внешнему виду. Так вот, никаких орков господину Лавкрафту, разумеется, не жалко, жалко ему упускать возможность поразглагольствовать про природу человеческую, порочную, требующую регулярного противоборства и насилия, и полную нормальность намеренья раскатать какой-то недружественный народ в блин, и совершенно не важно, что аналогов оркам в нашем мире нет. Он где надо, эти аналогии сам проведёт, подставит кого больше ненавидит – русских, негров, кого ты там ещё терпеть не можешь, Говард? Список явно должен быть подлиннее…       – Евреев, - подсказала Ктулха.       – О. Круто. Это как-то связано с вашим разводом с Соней? В общем, если сказать себе, что неприятель это примерно то же, что орк, то никаких в жизни печалей. Чего не ратовать за всякие там священные войны, будучи абсолютным белобилетником… И вот господин Лавкрафт хочет выставить дело так, будто и мы мыслим подобным же образом, просто прикидываемся гуманными и непредвзятыми, а он вот, чистая и искренняя душа, подобного притворства чужд…       – А что же, вы мыслете не подобным же образом? Мне казалось, вы и сами совсем недавно обозначили это достаточно ясно, говоря о преследовании политических противников. Вот этими же самыми словами о том, чтоб подставить в формулу предмет собственной неприязни. Вы ведь не зачисляете себя в сторонники абстрактного гуманизма, что не мешает вам, конечно, красоваться посредством этих проектов по спасению дракона или злобного божества… Но и вы при всей наивности не можете не понимать, что одного только удаления этого злобного божества для установления мира и благоденствия в этом мире недостаточно, и возможно даже, лучше б было, если б это вредоносное начало здесь и оставалось. Тогда можно б было спирать на него все распри, всю несправедливость, всю неустроенность, по доброй традиции всех добрых людей упорно не признавая их естественной и неотъемлемой частью собственной натуры. Действительно жаль, что вы не замахнулись так широко, чтоб придумать, куда девать и орков, и не задержитесь здесь настолько, чтоб убедиться, что и это не привело б народы к той жалкой утопии, которой грезите вы. Хотя бы потому, что здесь куда ярче, чем в нашем мире, сама природа положила пределы объединению и взаиморастворению наций…       Ори, попытавшийся приподнять инструмент и тихо выматерившийся, теперь укладывал его в подготовленный кейс вместе со мной.       – Чего ж оно прямо настолько-то тяжёлое?       Разное соотношение объёма и веса гномам немного знакомо – больше, правда, пористые, сверхлёгкие породы, чем сверхплотные.       – Начинка в нём такая… тут многое работает на чём-то подобном. Очень большое сжатие. Поэтому ронять-ломать такие вещи крайне не рекомендуется. То, что вырвется, натворит немало бед. Радиус поражения, может, и меньше будет, чем от дракона, зато сами поражения серьёзнее. Не, с ядрён-батоном сравнивать не совсем правильно… ядрён-батоны у нас в том ряду. Оттуда тоже кое-чего понадобится. Да, Говард, до возможности в полной мере понять, о чём я сейчас, ты не дожил. Так бы поупражнялся в витиеватых описаниях, заодно и всяческое моральное и эстетическое удовлетворение получил. Твоя страна как раз в этом плане проявила себя превыше всяких твоих ожиданий. Япошки, конечно, во второй мировой вели себя плохо… Мне, правда, всё равно не кажется правильным кидаться в них ядерными бомбами на этом основании. Хотя если о второй мировой говорить, тут я затрудняюсь угадать, на чьей стороне были б твои симпатии. По Вьетнаму, думаю, более однозначно…       – Автооор! – не выдержала Ктулха, - это нормально вообще – рассказывать человеку о будущем, до которого он не доживёт? Мне вы, помнится, запрещали!       – …и кидаться ядерными бомбами в орков, сразу говорю, тоже неправильно, хотя бы потому, что вред экологии – он по итогам общий… Не запрещал, а не рекомендовал! Благо, вы всё равно на мои рекомендации хуй положили, и про вторую мировую, и про Перестройку вы ж рассказывали! Благо, не сильно много рассказали, потому что историю не лучше моего знаете…       – А то если б я эти рекомендации соблюдала, вы б собачились про политику хотя бы раза в три меньше! Так, отошли от шкафа лучше оба! Если начнёте этими инструментами бошки друг другу раскраивать, то они ж могут сдетонировать, а я слишком близко от вас нахожусь… Да удержу! Мешки с мясом для собак потяжелее бывают!       В процессе упаковки и всяческих гномьих расспросов-изумлений нечаянно выяснилась ещё одна причина, по которой Лавкрафт не желает составить нам компанию в крайне сомнительном туризме. Они с Ори неожиданно законтачили на творческой теме. Ну, не совсем прямо неожиданно, учитывая, что местные байки любитель жути потреблял охотно и жадно, вот продукт своей авторской переработки представлял пока немногим. Так вот, Ори помимо эпичного труда о путешествии группки авантюристов планирует написать мистическую повесть «о доме, в котором всё работает самым непонятным образом». Под впечатлением о ТАРДИС, ага. Вот и требуется, значит, консультация специалиста по описанию неописуемого. Нет, мысль сама по себе ничего… с оговорками. Общение-то ваше происходит благодаря телепатическому полю, насколько впечатления и подсказки на английском помогут произведению, которое пишется на кхуздуле? Волшебнейшее взаимопонимание в делах повседневных это одно, а литература – это ведь всякая образность, игры словесами, обращение к культурной специфике, иногда даже неосознанное. А, о чём мы вообще. Мордор отсюда, слава богу, не за ближайшей ёлкой, и когда мы отчалим – телепатическое поле отчалит вместе с нами, смекаете? Какие уж беседы о высоком, тут бы выучить, как на вестроне попросить пить.       – А это поле, эээ, невозможно так растянуть, чтоб и здесь действовало? – сложно сказать, чо-как сам Лавкрафт, а Ктулха за него обеспокоилась, - его радиус же меняется как-то?       – Ага. Я даже менял. Методом научного тыка можно разобраться почти во всём, правда, я отношусь скорее к тем пользователям, которые боятся нажать кнопку… Теоретически-то, наверное, можно задать, чтоб добивало досюда. Практически – не знаю, обычно с такими расстояниями дела не имели, старались, знаете ли, сильно не разбегаться. Не всегда, конечно, получалось…       Лавкрафта эти новые открывшиеся сложности определённо огорчили, но столь же определённо, не настолько, чтоб предпочесть болота. В крайнем случае, если одолеет жажда собственных жутких впечатлений, посетит Лихолесье. Из него всё-таки чаще возвращаются живыми.       – Ну, говорят же, что погружение в среду очень благоприятствует изучению языков… Да, как раз к разговору об объединении и взаиморастворении. Телепатическое поле, понятное дело, хрен-то передаст всё богатство языка, все смыслы и бессмысленные красивости, оно всегда будет где-нибудь косячить, особенно если косячим мы… речь сейчас не об этом. Попадая в определённое время-пространство, после ориентировок на местности, система не только создаёт оптимальную мимикрию, но и выбирает из лексического багажа то, что соответствует месту и времени. Потому что за столетие-другое может измениться смысл слова, и потому что любой язык полон заимствований. Совсем свежих, какими для русского являются всякие там фрики и инфлюэнсеры, и давние, прижившиеся, про которые уже редкий нефилолог вспомнит, что оно вообще-то ни хрена не исконное. Как, например, стул. Казалось бы, херня столь же древняя, как жопа, которую на него усаживают, но вот для русского словечко заимствованное. Блюсти чистоту языка даже более сложно, чем все прочие духовные скрепы, потому что достаточно сложно составить осмысленную фразу, в которой ничего чуждого точно не было б. Ну да, это ж другое, потому что все давно привыкли, да и жопе удобненько. И потому что так можно забрести в такие дебри, что хрен выберешься. Ну, мы уже немного говорили об этом. Что ни один народ не сложился сразу готовеньким. Соответственно, и таким, как сейчас, навсегда не останется, даже если ты порвёшься на самый натуральный британский флаг. Да и здесь на нерушимые барьеры самой природы можешь шибко не надеяться. Там как раз одна парочка эти барьеры перемахнула с разбегу. И они такие не первые.       – Очень трогательно, что вы так сопереживаете их отношениям и верите, что они не обречены. Под обречённостью я понимаю не непременно расставание. Тот, среди чьего народа будет жить другой, обречёт этого другого на то, чтоб порвать с родиной, своей культурой, языком, жить чужаком среди существ, относящихся в лучшем случае настороженно. Вы скажете, что через это в истории так или иначе прошли многие, и что они взрослые люди, которые должны понимать, что делают…       – Да, я скажу, что если б ваши предки руководствовались вашими благоразумными соображениями, вас бы на свете не было. И что всё это лицемерное блеянье типа «подумайте о детях, которые будут жить, не зная, кем себя считать, не относясь в полной мере ни к тому, ни к другому народу», должно встречать простой вопрос – зачем сосредотачиваться на различиях больше, чем на сходствах? Я уж не спрашиваю, нахрена за эти различия кого-то гнобить. Но в любом случае, первым полукровкам приходится тяжеловато, просто потому что они первые, а к сотым все привыкают и ухом не ведут. То, что люди способны сделать трагедию абсолютно из всего, удачно компенсируется тем, что привыкнуть они могут тоже абсолютно ко всему.       – Разумеется, от существа, спокойно сменившего арабское лицо на еврейское, которое так же спокойно сменит на чьё-нибудь ещё, я иного не ожидал. Правда, почему-то это существо предпочло превратиться в человека, а не верить в глубину расовой терпимости лучшего народа на планете Земля…       – О, то есть оно правда еврейское? Думаю, тебе-то в таком вопросе доверять можно… Не знаю, есть ли смысл напоминать, что дело было не только в мимикрии, то есть, не только в восприятии окружающих, речь-то не об этом. И не в количестве смешанных браков, не ими едиными способность к объединению измеряется. Но ими в немалой степени. Любовь – это, знаете ли, для всех разумных очень важно. Но есть и другие виды отношений – деловые, дружеские, они тоже неплохо способствуют преодолению нерушимых природных барьеров, и я думаю, количество смешанных браков и двуязыких детей двух культур оно как бы создаёт более благоприятную среду для развития и упрочения этих иных видов отношений… За глобализацию в Средиземье я, короче, спокоен. Прошу заметить, здесь единый язык – вестрон – знают даже хоббиты, сроду не выбиравшиеся куда-то дальше своего райцентра. Нашему миру до подобного пока далеко.       – Не напомните ли, когда я как-либо высказывался против изучения языков, и даже некоторых культурных заимствований? Как вы, со свойственной вам мудростью и внимательностью, заметили, я не ограничиваю себя тем, что представляет из себя культура белых людей, напротив, я полагаю, что эта культура может почерпнуть много давно утраченного ею самой в культурах древних цивилизаций и аборигенных народов – тех из них, что не деградировали под разлагающим влиянием белой цивилизации, коего я вовсе не отрицаю, слишком часто, увы, она впадала в то же примитивное миссионерство, те же смешные и отвратительные попытки ассимилировать, поглотить, привести к единообразию то, что вовсе этому не подлежит, которое мы позже имели возможность повстречать в новой, ещё более чудовищной ипостаси… В том отличие между нами, что я, считая ту расу, или культурную общность, к которой себя отношу, лучшей частью человечества, не желаю всё человечество ей уподобить. Худшие части, очевидно, тоже зачем-то нужны…       – Ну в смысле – зачем-то? На чьём-то же фоне вам надо упиваться своим величием? Лучшим можно быть только в сравнении с кем-то.       – Но вы предпочли б, дай вам волю, видеть единообразную массу – не лучшую и не худшую, никакую.       – А вы предпочитаете, подобно фикбуковским филологам с однообразными обличительными статьями-плевками в адрес несчастных школьниц, грешащих обилием заместительных и уклоном в мэрисьюшничество, самоутешаться тем, что истинный гений любимцем толпы быть и не может, толпе ведь подавай что-нибудь лёгкое, бульварное, у неё ж и мозгов столько нет, чтоб оценить глубину вашей эрудиции. Чо не переться со своей элитарности, когда большая часть человечества мало что читала окромя букваря, и это касается не только каких-нибудь негров и индейцев, куча белых ребят в самой что ни есть лучшей части человечества не расплачется от восторгов, что относится к одному народу с великим Говардом Лавкрафтом, потому что никогда его не прочитает! Поставить бы вас в условия, когда хотя бы полноценное среднее образование есть у всех, и каждый желающий поудивлять народ умением красиво сплетать словеса может получить свою аудиторию – было б интересно посмотреть, что случилось бы с вашей самооценкой! Хотя на самом деле она и так в заднице. Будучи интеллектуальной элитой, приходится идти на поклон к торгашам, зарабатывать редактурой посредственностей и убеждать себя, что менторские рекомендации, как подобает писать культурному человеку, хоть кому-то интересны. Это самое забавное, что подобные вам снобы загоняют себя в ловушку – повышение образованности и общего культурного уровня сделает их уже не такими несравненными, а необразованные-некультурные массы обожать и возносить славословия не могут, а тщеславие-то болит.       Поджал губы самым ядовитым образом.       – Куда уж моему тщеславию до субъекта, желающего без преувеличений изменить целый мир. Продолжающего желать, не считаясь с объективной реальностью, отстаивать то, что уже показало свою нежизнеспособность…       – …Сказал чувак, кокетливо величающий себя консерватором и угорающий по старине, параллельно увлекаясь астрономией и фантастикой. Мои желания по крайней мере не блистают таким количеством противоречий, и это не я тут много лет занимался апологетикой того, что его же столько лет и разрушало. Хотя возможно, это не противоречия настоящих убеждений, а банальное лицемерие…       – Зато вы – истинный узколобый фанатик, неспособный принять, что кто-то может думать и хотеть иного, не находя ничего соблазнительного в вашем ядовитом идеале…       – Так уж прямо и ничего. Мог бы хоть пенсию получать по инвалидности. Психической-то. Всё ж концы с концами сводить было б полегче. Всенародной славы в любом случае, конечно, шиш, но ты ж её вроде как и не хотел. А вообще как знать, может, в иных условиях и творчество было б иным, более позитивным… Ну да, это был бы уже не ты, но так ли это плохо, если б этот не-ты был более доволен жизнью? Ты ж русскую классику вроде читал и даже любишь? Помнишь басню про лису и виноград? Вот во всех этих «в идеальном мире было б скучно» мне слышится банальная расстроенная лиса. Хочется взять какой-нибудь жизнерадостный советский плакат и сделать мем «это могли б быть мы, но ты просто боишься быть счастливым».       Ктулха протяжно выдохнула:       – Автор, а хоть примерно-то понятно – мы туда на сколько? Мне просто понять, одобрять сейчас Говардову идею остаться здесь, или я по вашим срачам через пару дней соскучусь?       На ознакомительный урок Ори тоже попёрся с нами – хотя б из соображений помочь дотащить, для гнома-то оно не такая уж прямо и тяжесть. Да и ещё б помощников набежало, на иномирную технику-то поглазеть, но были заняты уже на соседней улице. Лавкрафт, естественно, отправился в свою сычевальню – ему от меня отдыхать надобно, да и творческая мысля как раз попёрла.       Почему-то только спустя минут 10, как мы вышли, окликнули собак, которых Двалин, держа в вытянутой руке куски сушёного мяса, заставлял прыгать (гномий рост делал этот квест для собак совсем не сложным, но Двалин всё равно веселился как дитя), Ктулхе угодно было вспомнить о том, что Лавкрафт в приватном разговоре присел на неё с вопросом его дальнейшего будущего после того, как нас постигнет то, что должно постигнуть, какие возможны варианты. Знаете, я немного прихуел. Ну просто потому, что я, получается, приседал на него с этим вопросом и вчера, и сегодня, и он чо? А, ну ему было неловко продолжать эту тему со мной после того, как я чётко сказал, что это его выбор остаться в гномьем лагере, а не под нашим присмотром и со всем комфортом, который предоставляет корабль. Так, и что я теперь должен сказать/сделать? Поуговаривать получше? Сразу говорю, даже не рассчитывайте. Вот здесь моим коммуникативным способностям положен предел. Я не собираюсь искать ту драную козу, на которой нужно подъезжать к этой сложной натуре, как-то там воздействовать-стимулировать в сторону более благоразумного решения, унять страхи и сомнения, побрынькать на нужных струнах души. Я свою ответственность осознаю и признаю, но преувеличивать сверх меры не собираюсь, тут все взрослые совершеннолетние люди (ну кроме некоторых взрослых совершеннолетних собак, которые просто за любой кипеж, кроме голодовки), добровольно отправившиеся в чужой мир, и я принимал меньше всего участия в генерации этой больной идеи. Скидок на то, что некоторый кадр тут с ментальными особенностями, тоже не просите – он с этими ментальными особенностями женился-разводился и поучал всех желающих и нежелающих, как правильно писать, мыслить, жить. Не собираюсь я его, как фанонную гномку, запирать в свежесозданных покоях и всячески спасать вопреки. И если он созрел до того, чтоб остаться под нашим присмотром, а не блукать по руинам Дейла, размышляя, куда дальше, к умным или к красивым, в смысле, к гномам или к эльфам, то можно просто подойти и сказать мне это словами через рот. Я не кусаюсь.       – Да знаете, я ему то же самое сказала! В смысле, насчёт того, что не кусаетесь – таких опрометчивых гарантий не даю, конечно… Но всё просто – он не передумал. На болота он категорически не хочет. Нет, я-то с вами согласна, тоже не понимаю, чего он так упёрся рогом, но мало ли, имеет человек право на фобии, может, у него с болотами какие-то тяжёлые факты биографии связаны, сам увязал или кто-нибудь знакомый? Не любить болота, в принципе, нормально. Думать, как жить, если мы не вернёмся – тоже нормально. Вот подошёл посоветоваться – ко мне, не к вам же… Заметьте, вот опять вас считают злобным пидором, а меня милой няшей.       – Нормально, я не против…       Одно время меня такое положение вещей приводило в недоумение, теперь веселит, злиться или тем более расшибаться в лепёшку, доказывая, что вообще-то я тоже вполне себе няша, не собираюсь точно. В конце концов, есть те, кто воспринимает меня иначе, вот и успокоимся на том.       – …благо, это означает, что даже советы судорожно генерить мне не надо, ведь не надо, так? Вы, как милая няша, нашли, что ему посоветовать? Для меня-то проблемы не существует, понимаете? Я не собираюсь ни умирать, ни сходить с ума.       – Я так-то тоже, но очевидно ж, мало ли чего мы себе думаем, жизнь бывает внезапна.       – Об этом стоило думать до того, как отправлялись в путешествие, даже ещё не имея того своеобразного успокоения, что убить меня не так-то просто. Вот словил бы ваш пилот какой-нибудь орочий томагавк – и осваивались бы оба в благословенном Средиземье… - тут самое забавное, чего не знает Ктулха – что моя резкость сейчас адресована скорее мне самому, чем ей или Лавкрафту. Вот именно что, ребята, вас я пока никоим образом не подставил, - …думаю, обратился к вам он ещё и потому, что вы этот мир знаете куда лучше, чем я. Подскажете, чего помните из канона и что пока не опровергнуто аборигенами.       – Ага. И потому что он вообще, как вы выражаетесь, моя любимка. А ещё потому что я отношусь к вам хорошо, и если я, будучи милой и приятной, нахожу в вас что-то положительное – значит, оно в вас есть, значит, где-то внутри себя вы добрый, мягкий, сострадательный… Так, давайте щас не будем о том, какими словами он вас назвал и какими я опровергла, совершенно не о том речь. Как и не о том, что мы не собираемся умирать, как бы он нас в своей голове уже ни похоронил. Он вполне готов к тому, на словах, по крайней мере, чтоб как-то выживать тут, оставшись без нас… Я сразу сказала, что закинуть его предварительно домой – это вряд ли, в смысле, гномы не поймут, если мы куда-то дёрнемся из этого мира, не сделав то, что собирались… вдруг потом не сможем сюда вернуться? Вы ж говорили, это не то же самое, что шастать по местам и временам одной планеты. Но это он и не имел в виду, чтоб домой. Так понимаю, слишком там всё щас… депрессивно, напоминает о всяком. Ну, не удержалась от того, чтоб сказать, что мирок архаичный как раз прям по его заказу, никакого прогресса, тыщи лет ничо не меняется… От того, чтоб спросить, как он собирается жить без электричества, телефона, кинотеатра и прочих приятных ништяков его времени, тоже не удержалась, каюсь. Но я это спросила мягко и сочувственно, а не так, как спросили бы вы!       Я покосился на неё молча, выразительно, потом сообразил, что на морде тёмные очки, то есть хуле толку. Ну блин.       – …И вот, если телепатического поля хватит досюда – в принципе тут есть дома, которые можно довести до жилого состояния сравнительно просто… А если и корабль будет уничтожен, или просто так глубоко уйдёт в спящий режим, что телепатическое поле перестанет действовать?       – Передайте своему истерику, что уничтожить ТАРДИС не так-то легко…       – Но возможно, не так ли? Ну да, вряд ли там у Саурона имеется достаточной мощности ядрён-батон или чем там на вашем сверхчеловеческом уровне пользуются, хотя он даровит по части изобретения всяких пакостей, но не настолько ж. А давайте вспомним, что он хоть младший, маломощный, но каррионит? У них же эта… власть слова? Да, он щас не в форме, да и вообще не уровня более крутых валар… но что мы знаем о том, каковы его возможности в отношении того, с чем он раньше не сталкивался? Жопа тут в том, что если мы будем внезапно уничтожены, порабощены, обращены во что-то и всё такое, мы вряд ли успеем отправить ТАРДИС подальше от бесплотных, но нечистых лап.       – Он без специального сосуда взойти на борт не может, а уж прямо захватить?       – А я говорю – непременно захватить? Оно б, наверное, хорошо, да, но есть и иной вариант… Я щас теоретизирую, понимаете, до этого мы теоретизировали с Лавкрафтом, мы в вашей этой кухне мало понимаем, можем ошибаться, тогда развейте нашу мнительность, конечно… но мысли-то такие, так просто от них не отмахнёшься. Ваш корабль напичкан всякой высокотехнологичной хуйнёй, да ещё и работает от энергии солнца, если Саурону, или кому ещё, выпадет вот такая удача найти способ его взорвать – будет что? Тут я, простите, удержать полёт фантазии не могу. Мокрого места от Арды не останется? Дырень, в которую выперли Моргота, разнесёт так, что оттуда посыпется такое – драконы цветочками покажутся? Или, может, Саурон сумеет аккумулировать эту энергию и восстановиться полностью, да ещё окрутеть до уровня самого Эру?       Думал ли я чём-то подобном? Вынужден сознаться – нет. Не скажу, что слишком зафиксировался на предстоящих задачах, на то, чтоб повыть о всех тех долгах, которые ждут меня в нашей вселенной, отвлекался же. Вот, если угодно, ещё один аргумент, почему я ни хрена не имба. 188 лет – это просто цифра, никому не сообщающая одной собой никакой мудрости, никакого великого стратегического мышления, точно не меняющая неких, видимо, фундаментальных свойств личности. Я доверчив, как ребёнок. Я кое-что уже, конечно, знаю о том, как разные существа умеют врать, подставлять и пользоваться чьим-то доверием самым гнусным образом, но это знание, крайне трудно переходящее в навык распознания таких вещей на подлёте. Я говорю, что не имею насчёт Саурона иллюзий, и сейчас всё-таки я обоснованно считаю, что Ктулха сгущает краски, но факт есть факт – я о подобном просто не думал, не здесь, так где-то ещё это скажется.       – Фантазия у вас хорошая, конечно. Что логично, вы ж фикрайтер. Но просто поверьте, всего этого не будет.       Во-первых, не по зубам ему наши технологии, просто не по зубам, во-вторых – смею всё же полагать, ему выгодно придерживаться именно того, о чём мы договорились.       – Если б я согласна была просто верить, я б, дорогой мой Автор, в церковь ходила! Да мне самой нравится говорить, что шиш ему, а не такой грандиозный бада-бум, при всей моей любви к апокалипсисам это уж слишком. Но вот просто… на кой хрен позволять ТАРДИС оставаться на болотах? У вас есть какие-то протоколы на всякие экстренные ситуации, типа гибели всей команды, чтоб корабль не достался кому попало? Ну хотя, наверное, это б была опция возвращения в родной мир, а его больше нет… Нельзя как-то настроить… автопилот, возврат на предыдущую точку? Чтоб типа если что оставить под присмотром Лавкрафта? Улететь он никуда всё равно не сможет, но хотя бы всегда будет снабжён едой, крышей над головой и телепатическим полем. В библиотеке будет посиживать…       – А спинку товарищу Лавкрафту вареньем не намазать? Завещать ему ТАРДИС, серьёзно? Я, конечно, наслушался про его ЧСВ, но это уже за гранью…       Ктулха аж остановилась и развернулась:       – Однако. И чо это его злобным пидором-то считают… Это ж на случай нашей смерти! Которой вы вообще не допускаете, так чо психуете? Но вот если посмотреть чужими глазами… они ж вправе бояться за нас, не относиться так – ну хуль мол им сделается… они боятся, по-разному – Лавкрафт не хочет при этом быть рядом, Торин наоборот. Вы не хотите в ответ как-то… успокоить? Не столь голословно? Вот по факту – не лучше ли, если корабль будет хотя бы в Дейле, хотя бы под присмотром человека из нашего мира, приносить ему какую-то пользу? Вы ему комнату же сделали, пусть бы и жил в ней…       – О, ну если сей достойный муж сможет защитить его от любых посягательств – то конечно…       – А ваша Зане могла?       – Это была экстренная ситуация, она управлять немного умела, и ей было, к кому отправиться. Да и кстати, может, вспомним, как его получила Зане, опустим уж вопрос, что она меня не усыновляла, и просто потроллите Лавкрафта вопросом, готов ли он к второму браку?       Препирались мы вплоть до подхода Торина. Занятно, да, что одна простая и естественная мысль – зачем беспокоиться, где и как будет жить Лавкрафт в случае нашей кончины, если его собственная по графику как раз на носу – так и не была озвучена? И не только потому, что обращаться с таким аргументом к нему самому не хватило б уебанства. И не то чтоб мы забыли о таком мелком факте… он был всегда где-то рядом и был незамечаемым как нечто очевидное, как через какое-то время перестаёшь замечать сажу и пепел. Если спросить в тот момент любого из нас, забыли ли мы – господи, конечно, не забыли, но кто б спросил? Кто заговорил бы о подобном? Смерти вокруг и так слишком много. Трупы жителей Дейла, трупы гномов где-то там в горе… Как я мог бы, вот так же остановившись-развернувшись, спросить Ктулху, насколько ей дорог этот гениальный писатель и невыносимый человек? У неё тут ещё один гениальный и невыносимый, вон как раз ползёт, на ходу перестёгивая зажимы у косиц. Да, Ктулха, я знаю, как это – ходить рядом с двумя людьми, которые должны скоро умереть, и чувствовать, как этот факт убивает тебя самого, а вы? Этого я, конечно, не сказал.       Так-то ТАРДИС, попадая в новое пространство-время, неплохо сканирует местность и сама (а иначе б никакой мимикрии и не получалось), но вот для перемещения в условную хоббичью нору или гномью тронную залу нужно не просто воспользоваться местными картами, а привязать их к насканированному системой. Которая использует какие-либо подписи и обозначения постольку, поскольку они нужны НАМ, пользователям, ей – не нужны. Ну и, значит, про подробность местных карт уже всё сказано… Тут вообще как детишкам географию преподают, можно полюбопытствовать? Ладно, что гномам, что хоббитам в норме за пределы своего маленького, но гордого государства и не надо, ну а люди? Допустим, в Мордор пути нормального человека не лежат, но слышал я пару ласковых, сложнопереводимых, от гномов по поводу всяких речек, болотец, оврагов, которые на карте не обозначены, а по факту очень даже были. Почему до сих пор никто из великих и мудрых королей эльфов или людей не додумался нанять бригаду гномов и максимум лет через сто (со всеми поправками на невеликую скорость передвижения-то) иметь подробнейший атлас мира. Как я понял с объяснений Торина, у них даже нечто вроде гиротеодолитов есть, с их помощью они туннели прокладывают. Ну а как, не наобум же, всё по науке. Ну а уж гномьей упоротости и основательности на подобный труд точно хватило б. Их приборы, конечно, габаритами пообъёмнее, тоже тяжёлые, как сволочи, тоже с настройкой повозиться приходится, но размеры инструкции вот здесь в некоторое уныние ввели, в том числе меня. Посидели на камушках покурили, пырясь в эту инструкцию, пока Ктулха требовала от собак бросить ту гадость, которую они нашли. Термины, ввиду разницы технологического уровня, телепатическое поле переводило когда как, а я не великий талант объяснять то, чего не понимаю сам. Ай, самое сложное – установить и настроить, а с этим тоже как-то по ходу вальса разберёмся. Выбираем, значит, отправную точку, у нас это будут шарниры створ Главных ворот…       Да, вот и дошли мы до них, до этих ворот. Достойные такие ворота, створки шириной метра три, а высотой… хер знает, сколько, Ктулха так прикинула – с пятиэтажку. Думать, как монтировалась такая херня, не хочется, как бы очевидно, что подъёмных кранов-то тут нет, ну, в привычном нам понимании. Лестницы, туннели и колонны, которые я имел счастье созерцать во время своего недолгого визита в гору, в основном, так сказать, созданы на месте, вырезаны в толще скалы. Тоже требует непостижимого инженерного гения, а уж упоротости и вовсе невообразимой, но всё же. Вот эти плиты, которые хрен знает тонн весят, нужно было не просто обтесать, украсив этим величественным рельефом, но и посадить на чёртовы шарниры. Не, на Земле тоже примеров гигантомании среди древних памятников хватает… Я понимаю всяких кукукнутых, считающих, что пирамиды и древние храмы строили инопланетяне или предшествовавшая людям ниибически высокоразвитая раса рептилоидов с антигравами, правда, понимаю. В это верить легче, чем в то, что, действительно, до всяких подъёмных кранов и воздушного транспорта можно было вот так упороться…       И ведь они открывались и закрывались. Сейчас понизу створы прилично занесены песком, а когда-то с рассветом они расходились, впуская в город уже ожидавшую перед ними толпу людей и вереницу подвод – кто с товаром, кто за товаром, кто по какому-то вопросу к кому-то влиятельному на поклон, и такая ж толпа ожидала и с той стороны, а на закате смыкались – внутри горы жизнь и с закатом не останавливала своего бурления, но человеческий-то город, живущий по солнцу, засыпал…       О чём уж совсем не хочется думать – о том, что там, за каменной толщей, трупы. Может быть, прямо у самых створ, прямо напротив того места, где мы стоим, лежат вповалку истлевшие скелеты. Перемешанные груды костей. Рассыпались и смешались бесформенно и неразличимо все предсмертные объятья… Да, у меня все эти памятники размаха древних амбиций вызывают не столько восторга, сколько грусти, они символ прежде всего не инженерных достижений и дерзновений, а смерти. Для этих вот створ сей факт справедлив даже более, чем для пирамид и прочих усыпальниц, это натуральные могильные плиты. Те же обелиски Монументов Славы, только здесь не высечено имён павших, здесь сами павшие полсотни лет ждут по ту сторону двери…       Ори, первым и более бурно осознавший, что этот «рельефомер» сам же сбрасывает данные в прикрученную к нему «штуку» - съёмный носитель, и потом эти данные просто между собой скомпоновать, вот и готова карта, и не надо её чертить-мучиться, распечатать можно сколько надо экземпляров, ну или вот так в воздухе отображать с помощью волшебного прибора, практически пищал от восхищения. Эх, вот бы нам такую приблуду! Торин ответил что-то язвительное в ключе рекомендаций поумерить аппетиты в отношении магической помощи, измерительные приборы гномов, может быть, менее удобны в использовании и менее точны, зато они свои. Своим умом надо жить и творить, для того великий Ауле нам его дал. Потом уже более спокойно и даже мягко добавил, что уж Ори, как гнома пишущего, больше б должны интересовать способы искусной и совершенной печати. Но и тут – изобретённое однажды будет изобретено когда-нибудь и вновь. Был в Мории, единственный пока что изготовленный, прибор, что позволял делать на бумаге оттиск текста, на металлической пластине выгравированного, использовался для печати указов и распоряжений, которые нужны были во множестве копий. Поскольку был громоздким, при исходе его, естественно, не забрали, увезли, и то больше случайно, две пластины с первыми указами молодого Трора, и те сгинули в Эреборе… Ори тут же принялся строить предположения, как этот станок мог быть устроен, как такой изготовить, и можно ли сделать так, чтоб не приходилось цельную пластину всякий раз отливать, это ведь ладно указ, а на книгу-то сколько таких пластин надобно! Это ведь под хранение таких пластин однажды места понадобится больше, чем под сокровищницу! А переплавлять их – так а вдруг переплавишь, а потом вновь понадобится? Вот если б изготовить отдельные фигурки алфавита кхуздула, ну и собирать их на пластине по потребности, на какой странице какой текст должен отображаться… Точно, надо поговорить с Нори. А лучше с Дори. Движимый мечтами если не изобрести книгопечатный станок (всё ж мышление у него больше не в инженерную сторону работает, а в художественную), то увидеть свою книгу напечатанной, Ори ускакал, дальше работали втроём. И втроём, впрочем, справлялись, тут главным-то образом помощь нужна при перетаскивании этой дуры, у которой одна только стойка весит 10 кг. А сам процесс вполне понятен – выбираешь точку, наводишь зрительную трубу, фиксируешься на этой точке, запускаешь расчёт… Тут всего одна проблема – выбрать эту самую точку правильно. Обязательно в пределах прямой видимости (прибор-то тебе измерит всё что хошь хоть до самого горизонта со всеми стенами и ямами, что встретятся на пути, но тебе-то надо знать, покуда ты уже наизмерял) и так, чтоб продолжить с этой точки. То есть установить прибор именно в неё, так, чтоб вертикальная ось через неё и проходила. Либо чтоб погрешность была невелика и сразу зафиксирована. Поэтому ориентироваться по обгорелым шпилям не вышло, да и всё равно их демонтируют не сегодня так завтра. Натесали деревянных колышков, бегали с ними, объясняя собакам, что это вовсе не новые крутые игрушки для них. Собак в какой-то момент удачно отвлёк Гэндальф. Сел на камушек, курил, о чём-то с ними беседовал. Да, я прямо не сомневаюсь, что именно беседовал, в серьёзном смысле, предполагающем понимание ответов. В Средиземье многое иначе – не знаю, следует ли это понимать так, что животные здесь обладают неким подобием человеческого сознания, сколько б ни нахваливали гномы своих свинок, а истерлинги своих коней, свиньи остаются свиньями и лошади лошадьми. Но оснований не верить в то, что птицы и насекомые рассказывают Гэндальфу последние новости, и что даже с тёмной злобной тварью, удравшей из-под нашей опеки, он некий общий язык нашёл, у меня нет. Не после всего того, что уже видели и слышали. Во всяком случае, его собственный конь для обычного копытного чересчур умственно одарённая падла. Хорошо, что отбыл в сторону ближайшего того, что допустимо назвать пастбищем, здесь-то ему угощаться нечем. Мне одной ехидной морды пока хватает, лавкрафтовской. И плюс сам Гэндальф. Я лично в его сторону не смотрел, приборы требуют достаточно моего внимания, (Ктулха вот отходила выяснять, всё ли там пучком – не особо-то, знаете ли, привыкла доверять своих пидоров кому-то постороннему – вернулась сравнительно успокоенная) не знаю, настолько ли он поглощён этой своеобразной беседой, как я приборами, или наблюдает там за нами. Может, ещё и с собаками о нас сплетничает. Не могу сказать, чтоб дорого отдал, чтоб узнать, какие характеристики выдали мне Лина с Милисой. Нет у меня столько дорого, за всякое такое отдавать. Но чот лютые сомнения, что хвостатые собеседники способны в полной мере понять-проникнуться этими глубокими вопросами, которыми подобает ебать мозги мне. Способен ли я, справлюсь ли я, уверен ли, что мои замыслы ведут к благу. Я на Гэндальфа особо-то за это всё не злился. Понимаю, работа такая.       Надо ли упоминать, что солнышко пекло как проклятое? Пробуждение увеличило мою выносливость, но любви к жаре не прибавило. По дороге сюда было ещё ничего, казалось, что очки, широкополая шляпа и защитная мазь сводят все неудобства на нет. Первые переходы, ещё и с помощью Ори, тоже проходили бодрячком, и искренне казалось, что мы это всё, конечно, не махом отмахаем, но подобающе заебаться не успеем. Но выбор подходящей точки иногда затягивается, вся эта херня реально тяжёлая, а уронить её, как мы помним, упаси валар, а местность пересечённая, а очки периодически приходится снимать, потому что эта дополнительная преграда между глазом и окуляром, она, оказывается, ой как мешает, особенно когда солнечные лучи падают особенно неудачно, а потом пришлось достать салфетки и стереть мазь, потому что лезть необезжиренными руками в настройки особо ценного прибора так себе идея… Обтёр, правда, только пальцы, на тыльных сторонах кистей защита осталась, ну вот чешутся уже немного пальцы-то. Вариант с перчатками я забраковал сразу, понимая, что заколеблюсь их снимать и надевать, но вот и так не проканало.       И жара. Тоже не вынесешь за скобки. Липкая, густая, пыльная, противная. Ветер дует редко и совсем слабый, и это в принципе-то хорошо, дохуя б мы поработали, если б вся эта пыль, труха, сажа, что мягко хлопает-шуршит под нашими ботинками, смачными горстями летела нам в морды и в окуляр прибора. Вполне хватает того, что неизбежно поднимается в воздух от наших шагов и всей возни при установке треног-подставок и последующих плясках вокруг. Неизбежное следствие подобной погоды на протяжении нескольких дней – пыль, пыль, пыль. Скрипит на зубах, язвит глаза, забивает поры и все естественные отверстия тела, до которых добирается. Сладострастно липнет к неизбежно взмокшей коже. Невыносимо грязным начинаешь чувствовать себя раньше, чем собственно физически уставшим, и это как-то… обидно. Вдоль рек ещё ничего, там более сыро, а стоит отойти подальше – и даже если где-то там под ногами есть какая-то мостовая, по крайней мере, была там раньше, не важно… Чёрные слёзы, чёрные слюни, чёрные сопли обеспечены. Ктулха материла эту пыль всю дорогу. Сначала как прекрасный образ, которому хорошо б подобрать подходящие слова для описания, только они блядь не подбираются, когда с этой пылью имеешь дело лицом к лицу… ну то есть, нет у пыли никакого лица, только вот некая злая воля всё-таки есть… тьфу, тьфу ещё раз! – потом из предположений, что она сейчас набьётся во все сочленения оборудования и выведет его из строя, после моих заверений, что уж от такой херни защиту мы предусмотрели, несколько успокоилась и материла просто за то, что достала. Пыль странствий и приключений понятие безусловно романтичное, но у нас тут пока со странствиями и приключениями умеренно, так вот могла б и пылюка эта чуть менее мерзкой быть. Сходить к Гэндальфу, узнать, не в курсе ли он (так-то кому, как не ему) местного прогноза погоды? А может, сам какой ни есть дождик организует? Маг всё-таки.       Хороший вопрос, как Ктулха это выдерживает, как собралась выдерживать ещё неведомо сколько дней? Глубоко не её тип развлечений. Где же приключения, сражения и магические кульбиты, стоило попадать в Средиземье, чтоб там перетаскивать с точки на точку тяжеленную сложноустроенную дуру, сражаясь разве что с собственным раздражением на заливающий глаза пот и забивающую нос пылищу. Ну на болотах ещё, может, с комарами придётся посражаться, но это неточно, Лавкрафт в этом убеждён, а я нет, есть вероятность, что их там в помине не бывало. Гиблый, отравленный край, безраздельное царство смерти – это серьёзная характеристика. Даже мелкому кровососущему злу не климат на территории зла глобального, абсолютного, истинного. Не, допустим, с умертвиями посражаться предполагается, самое, то есть, для Ктулхи лакомое, может, эта мысль её сейчас и поддерживает… Помимо ещё некоторого очевидного, чем для неё унылость такого времяпрепровождения компенсируется. Не в смысле, что рядом с ах каким мужиком ни о каких дорогах и битвах мечтать уже не будешь, а в смысле, что ей реально важно, что занимает этого мужика прямо сейчас, вряд ли разбор развалин и геодезические потуги станут её любимым занятием, но испытания, переносимые во имя любви, они ведь не только сражёнными врагами или пожертвованным бессмертьем выражаются, иногда тележками вывезенного хлама.       Итак, мы с этими приборами, колышками и задорными плясками с бубном замкнули периметр, вернулись к исходной точке. А теперь смотрите, какой будет вжжух. Становимся в любую из точек периметра, открываем вот это меню и вводим координаты какой-нибудь из точек, так сказать, с противоположной грани. Они, благо, все вот здесь зафиксированы, эти координаты. И запускаем сканирование.       Торин понял первым.       – Именно таким образом можно записать на карту, с совершенной точностью, то, что затруднительно измерить. Гору или пропасть, преграждающую тебе путь и застилающую взор что тебе, что твоему прибору, или все эти руины, или что угодно иное, что здравый смысл велит обойти, а не пытаться штурмовать эту преграду с весом таких тяжёлых и опасных устройств. Довольно, чтоб по ту сторону были такие точки, уже пройденные и отмеченные…       – Именно, товарищ Дубощит. Нет, с пропастями немного особое дело, сейчас как раз перейдём к демонстрации второго вашего незаменимого помощника в болотах, назовём его глубиномер. Там принцип прост до примитивности, он сканирует с места своего расположения на сто метров вглубь, не больше и не меньше. И касаемо этих ста метров выдаёт все сведенья о плотности, минеральном составе, наличии пустот и прочего… А по рельефу да. В случае чего-то сравнительно простого, типа города на равнине, достаточно описать периметр, потом из одной точки задать сканирование по противоположным, не обязательно даже прямо по всем… и в итоге из всех этих кусков соберётся полноценная карта, как именно соберётся – покажу уже потом в ТАРДИС. Работёнка нудноватая… Но сильные перепады высот дополнительные сложности создают. Сканер рельефомера хорошо работает при перепадах в пределах пяти метров от поверхности земли, если здание выше или яма глубже, нужны некие дополнительные ухищрения…       Я заполз в тень огромной каменюки слева от ворот. В конце концов, работа проделана большая, если помножить пройденное нами расстояние при очерчивании этого вот многоугольника (ввиду планировки ближайших захваченных в этот многоугольник улиц, плюс внесённый разгулом дракона хаос – прямоугольник тут не получился б, увы, никак) на вес прилежно перетаскиваемого добра, получится со всеми округлениями ДОХУЯ, я заслуживаю того, чтоб немного, самую малость, отдохнуть. Достал свёрток из охлаждающего полотна – без него вода в бутылках к данному моменту вскипела бы. С ним, правда, она ледяная, надо подождать, прежде чем пить. Пока Ктулха просто приложила бутылочку к макушке, издав соответствующий блаженный стон. Я окутал голову самим полотном – ненадолго, неполной минуты хватило, чтоб значительно полегчало. Какая всё-таки хорошая штука. Спасибо предкам за все те хорошие штуки, что сами наизобретали или у кого-то подсмотрели, ну и за некоторый запас этих штук, конечно. Маловат он, правда, если и мы, и такая погодка задержимся тут надолго…       – Что ж, - Торин посмотрел на меня долгим взглядом, в котором читалась жалость, наверное даже, брезгливая жалость, на таком солнце и в таком состоянии сложно различать оттенки, - есть кое-что хорошее в том, куда нам вскоре предстоит отправиться.       Ага. Из Мордора очень мало кто возвращался, ещё меньше тех, кто способен изъясняться внятно, но пока создаётся впечатление, что солнце в Мордор, конечно, не заглядывает, но и прохладу там отыскать трудно, парниковый эффект как он есть. Ну или просто ад, можно выразиться и так. Но болота – немного иное дело. Все те немногие, что на этих болотах бывали и потом вернулись к сородичам, владея членораздельной речью, говорили, что холод там промозглый. Почему, учитывая, что они в тех же широтах, что и остальной Мордор, и вроде как, тем же плотным одеялом дыма-смога сверху прикрыты? Хрен его знает. Сейчас просто хочется думать о том, что вот там я продрогну до самого костного мозга, вот там я взностальгну об этой жаре… В тени полегче, но условно – камень за день раскалился прилично. Но всё равно, пока вот так сидишь-отдыхаешь, любуешься на уже оцифрованную окрестность, нахваливая себя за проделанное… Любоваться, то есть, тут не особо есть, чем. Площадка перед воротами, когда-то торжественно и плавно переходившая в недлинную дорогу в город, в свою очередь так же торжественно и плавно переходившую в его, города, главную улицу, теперь превращена в унылый мёртвый пустырь. Каменная кладка, виднеющаяся под лениво перемещаемыми ветром наносами песка и мусора, и у Ктулхи вызвала сравнение с руинами античности и всякими пирамидами, но с оговорками, условное. Колонны древних храмов и усыпальниц справили не одно тысячелетие, и хоть тоже помнят и нападения врага, и массовые исходы жителей – их трещины и сколы, все эти печати разрушения, метки неизбежно грядущей смерти, их покинутость, превращение из функционирующего явления в памятник заслуга главным образом безжалостного времени. А здесь… Дракон ворвался в город через восточную галерею, там картины разрушения должны быть несопоставимо масштабны, но и здесь они очень даже читаются. Вся эта площадка усеяна мелкими и крупными каменными обломками. Гора есть гора, с неё порой срываются камни. Особенно когда в ней хорошенько побесчинствует немаленькая драконья туша… Я подумал, возразить ли, что те самые памятники тоже от вандализма страдали и немало, у воинствующих христиан возможности от драконьих отличались, но где не качеством, там количеством брали… ай, лениво.       – Что я действительно ценю, - усмехнулся я, - что до сих пор никто из вас не отметил это лёгкое сходство с орками, может, потому что усвоили, что это свойство было у меня до контакта с Сауроном, хотя вы ж это знаете больше со слов Татьяны…       Торин усмехнулся тоже, ещё выразительнее.       – Мы, гномы, порядком суеверный народ. Но не глупый. О нас в краях, где гномов видали редко, и не такие россказни ходят. Наслушались по пути до Синих гор… Чего можно ожидать от существ, редко покидающих земные недра, как не того, что они будут плавиться под лучами солнца, будто воск? Поудивлялись они… В недрах и светит, и печёт иное солнце. В наших кузнях бывает и пожарче, и поярче… Орки это орки, своеобразие их состоит не только в боязни солнца, да и до сих пор ни единый из них от этого порока не исцелился, а тебе, ты сам говорил, становится лучше?       Я на всякий случай окунул башку в полотно ещё раз, проверил температурный индикатор – ничего, ещё бодрячком, через 6 часов начнётся повышение, на градус в час (а обычные портативные холодильники ваша великая инженерная мысль не приемлет? – спросила Ктулха. А хотя, тоже лишняя тяжесть бы была, этот-то свёрток хоть подъёмный) и в конечном итоге превратится это полотно в обычную пелёнку. Ничего, их после выдачи гномам, для хранения озёрновского провианта, не особо в стопке убыло.       – Становится. В это лето часто разгуливал вовсе без очков, к осени тем более полегче стало. Но снова лето после того, как уже вроде как наступила осень – это оказалось слишком… Слишком лето. Если б градусов хоть на пять попрохладнее…       Перед мысленным взором сразу встали доски – доски для каркаса над бассейном, которые я этим летом покрывал морилкой. Сколько ж их было, проклятых, сколько, дня три они в совокупности заняли? Работал я, правда, в основном в очках, но одетый огородно-минималистично, обошёлся без длинных рукавов и штанин, терпимо было. Не, брр. Кроме досок, вставали и те мысли, которые неизбежны были ввиду конца июля… Лучше попырюсь взором физическим на эти гигантские ступени, точнее, остатки их, спускающиеся к дороге, саму дорогу, силуэты горелых развалин за ней. Ветер шуршит песком – не хуже змеиного шипения получается. Но за этим шорохом слышно тихое журчание рек. Они обмелели, истончились, эти прохладные руки, выходящие из горы по сторонам от Главных врат, обнимающие ныне мёртвый город. Но они всё-таки живы. Где есть вода, жизнь ещё обязательно будет.       – Татьяна считает, что эта болезнь развилась у тебя из-за того, что ты выбрал смертную долю, это было ошибкой. Хорошо, что хотя бы иногда сделанный выбор, оказавшийся неверным, можно отменить.       – А то, что чаще всего – нельзя, ещё лучше, - я воодрузил очки обратно на морду, придя к заключению, что чувствую себя если не бодро, то сносно, перекур можно завершать, - это придаёт серьёзность понятию выбора.       О, кстати, перекур. Мне слегчало достаточно, чтоб спокойно покурить. При перегреве курить не в кайф, а хотеться не перестаёт.       – Учитывая, в каком мире находимся – самая та тема, - Ктулха сочла, что вода достигла приемлемой температуры, и секунд пять пришлось подождать развития её мысли, - просто вспомнилось, как говорили с вами, давно ещё… Я говорила, что это как-то несправедливо – что только эльфы могут выбирать, смертными им быть или бессмертными…       – И то не все.       – Ага. Но я это говорила, когда не знала, что вы ещё более несправедливое явление… Больше меня возмущало то, что смертный путь почему-то выбирали только бабы, влюбившиеся в мужиков-людей…       – Вообще вы не правы. Там же этот выбор даётся, если я всё правильно понял, тому роду, что происходит от Лютиени, которая, собственно, и взломала этот код мироздания. Лично моё мнение – Лютиень это лучшее, что происходило со Средиземьем… Ну так вот, был как минимум один мужик, совершивший такой выбор – братец Элронда. Уж не знаю, по любви к смертной красавице он это, или решил, что тыщи лет смотреть на этот унылый бардак сил его нет, но факт ведь. Это ж от него в том числе Арагорн-то потом произошёл?       – Ага, кажется. Утешительный примерчик… на самом деле нет. Это только какое-то время может хотеться мериться, кто тут больше широких жестов делает, мужики или бабы. А потом просто задаёшься таким вопросом… это ж всё для чего – красивая, пафосная жертва во имя любви, да? А почему обязательно для любви надо чем-то жертвовать? Типа, если бессмертие тебе дороже любви, значит, не так уж сильно любишь, значит, уже как бы имеешь в виду, что помрёт твой избранник – поплачешь для порядку и заведёшь кого-нибудь другого, жизнь-то длинная. Как бы такая… поганенькая картина получается, не то что – ннате вам ваше бессмертие, нахрен оно нужно, хочу умереть с любимым в один день. Вообще так к слову, в один день умирают обычно как-то немирно, из-за чего-нибудь трагического… Вот Тауриэль что, меньше Кили любит из-за того, что она просто НЕ МОЖЕТ выбрать смертный путь?       Я покосился на Торина, с отрешённым видом раскуривавшего трубку, он словно и не слышал. Впрочем, можно уже полагать, что его отношение к Тауриэли установилось на отметке «терпимо» достаточно прочно. «Сам не без греха» или «другие проблемы есть» это следует расшифровывать… Как уже говорилось, со мной никто сердечными проблемами не делился, да и слава богу, и если б не всякие там оговорки свиты, я б и дальше в упор ничего не замечал, я и сейчас не считаю, что это проблема, которая должна занимать именно мою голову. Странно, конечно, что Ктулха-то который день не находит, что в моё покорное единственное ухо излить. Нет, я не хочу, чтоб создалось неверное впечатление, типичным фанаточьим писком это никогда не было – канон, так сказать, не способствовал. С описаниями мужских персонажей Толкин тоже не усердствовал, плюс гномы у него не в любимчиках – у Торина голубые глаза, борода, королевская стать, чо вам ещё надо знать, собаки. Чтоб фапать на внешность, её придётся, то есть, нехило додумать. Насколько реальность совпала с ожиданиями, Ктулха не делилась, только и отметила с интонациями вполне научно-исследовательскими, что права оказалась та толкинистская фракция, которая считала, что стариком гномий король быть и выглядеть не мог. Нет, её жужжание относилось сугубо к чертам характера. Многих девочек притягивает ореол мрачности и загадочности, но тут важны нюансы. Кому-то угрюмое ебало даёт цель жизни развеселить, отвлечь от тяжких дум и всячески научить любить и наслаждаться простыми радостями, а кому-то, как вот Ктулхе, и так норм, наоборот, эту суровость и одержимость она вполне понимает, принимает и разделяет. Сейчас ещё вот какая мысля невольно посещает – насколько дядю и племянника можно считать похожими? У Кили к его нестандартному личному выбору отношение такого… позитивного фатализма. Смысл рвать на себе бороду, которой ещё и не наросло пока ни хрена, мол такой же я рассякой, полюбил не ровню. Полюбил так полюбил, с тем теперь и живём, от этого нового краеугольного камня мир свой теперь и строим. Мне эта позиция некоторым образом знакома… Торин, естественно, совсем другой фрукт, как минимум, куда более скрытный – не то что в плане откровенностей об отношеньках, а просто на уровне взглядов и слов. Те самые соприкосновения во время тренировок, в которых не всякий упоротый шиппер что-то волнительное найдёт… Взгляды, обращённые им к Ктулхе, я ловил пару раз, вот сейчас – это, наверное, тоже можно считать. Какое-то там любовное томление, щенячий восторг или что-то ещё более соответствующее любовному интересу и не ночевало. Задумчивый такой взгляд. Нужны ещё какие-то определения, но дальше дело не идёт. Задумчивый, серьёзный, какой ещё? Пси-способности нашей расы лично у меня, как уже говорилось, на минималках, не могу я по этому взгляду интерпретировать тяжкие королевские думы. Но мне настойчиво кажется, что к мелодраматическому самоедству на тему «запал на неподходящий объект, у нашего чувства нет будущего, ах, я ж король, но ах, сердцу не прикажешь, ах, что же будет» он склонен ещё меньше племянника. Всё сложнее.       – Короче, зачем обязательно объявлять за любовь какую-то цену, да чтоб повыше, чтоб твоя история побольше ахов-охов собрала? Не, я понимаю – трудности, испытания, которые приходится преодолевать, все дела… это правильно. Без этого…       – Скучно? – улыбнулся я.       – Да, скучно! – рявкнула Ктулха, догадываясь, что я могу начать спорить, а мы на эту тему по антиутопиям не доспорили, а тут, как на грех, Лавкрафта рядом нет, - я не об этом. Нескучно можно сделать по-разному, и вот это… - она скривилась, - без этих дурацких жертв, без отказа от своей сути, от всей прежней жизни – никак нельзя?       – Нельзя.       Ктулха прищурилась агрессивно-торжествующе, словно я сказал именно то, чего она от меня и хотела. В духе «дай мне повод, умоляю».       – Нельзя, - я надеюсь, звучало просто сурово, не злорадно, - потому что невозможно. Чувство – если оно действительно такое, чтоб о нём хотя бы заикаться – что-то меняет внутри, после чего невозможно остаться прежним. Банально, но факт. И что в этом не так? Не только всякие там любови, и другие значимые вещи и события меняют нас, иногда очень сильно…       Ктулху я знаю дольше, что-то предполагать о её чувствах легче. Ктулха, если очень грубо говоря, борется. В принципе чо, нормальное определение для девушки, угорающей по битвам и оружию. Ктулха ещё в меньшей степени, чем Торин, склонна сдаваться на волю чувства, утопать и растворяться в нём, источая восторги и ванильные фантазии. К своей независимости она относится трепетно и болезненно. Тут, разумеется, совсем не о том речь, что Торину не упало запирать её в покоях или что-то в этом роде. Речь о самом чувстве, с которым она ещё в большей мере, чем он, не знает, что делать, не в том плане, что так же весело обсуждать, где и как жить, как это делали Кили с Тауриэлью, они б не смогли. Когда персонажи любимых книжек обретают плоть и кровь – это… больно, могла б у меня спросить, если б додумалась. Конечно, у меня это были не мои любимые книжки и вообще сравнения всегда условны…       – В общем, глубиномер…       Да, после обратного превращения я терпимее к жаре и солнцу, да и в целом выносливее. Да, охлаждающее полотно и вода оказали мне неоценимую поддержку. Тем не менее, заебался я именно так, чтоб желать поскорее добраться до своей комнаты и принять горизонтальное положение. Не говорю – прямо отрубиться, но хотя бы лечь и лежать в тишине и покое. Хрен-то там, попал во внезапные лапы натурально караулившего, когда я вернусь, Лавкрафта. Настойчиво зазвал в гости – что ж, заебался я точно не настолько, чтоб отгавкиваться от приглашения, покорно опустился в радушно предоставленное мне кресло, машинально принял стакан с вином. Так, и чо тут у нас? Решил, как Ктулха и рекомендовала, непосредственно мне всё-таки объявить, что будет сидеть вот тут в комнате, куда б эта комната, вместе с прочим кораблём, ни переместилась, а изящно ебать мозги окружающим перестанет?       – Я решил, что необходимо поговорить с вами до вашего отбытия… и в связи с ним. Завтра, разумеется, у нас будет предостаточно возможностей сказать друг другу «пока, до скорой встречи», а вот возможности полноценного разговора не будет… возможно, уже никогда.       – Спасибо на добром слове, - хмыкнул я, отпивая опять же машинально, - хотя, кто ж у нас тут главный по оптимизму… Эпитафии дерзким безумцам сочиняешь? – я кивнул на разбросанные по столу листы, в разной степени исписанные. Он отмахнулся:       – Это… Покажу, если вы вернётесь. Как видите, я допускаю такую вероятность. Но к чему скрывать, допускаю даже в большей мере… иное. Не вижу, чем плохо намеренье достойно попрощаться… При всём понятном и очевидном отвращении, которое я питаю к вам, бессмысленно отрицать и наличие некоторой симпатии. Мне есть за что вас благодарить – прошу учесть, я и благодарил, хоть и реже, чем следовало. Вы, ваша милая сумасбродная подруга, это дикое и странное приключение – определённо не худшее, что случалось со мной в жизни. Я не выбрал бы для себя подобного… Хотя, не уверен в этом на все сто. Смотря как было б оформлено такое предложение. «Господин Лавкрафт, не хотите ли побывать в ином мире?» - во множестве снов со мной случалось нечто подобное, не все из этих… миров я могу вспомнить добрым словом. «Господин Лавкрафт, не хотите ли почувствовать себя снова живым?» - вот так вернее. Это правда, вы хорошее раздражающее средство, как врач, вы должны понимать, как полезны бывают раздражающие средства. Они сами могут не нести в себе ровно ничего целительного, но способствовать проникновению в организм того, что целительно – образов, идей… Я проснулся от творческой апатии, я снова пишу – на что же мне жаловаться? Большей частью того, что я написал, я, разумеется, недоволен, я это непременно перепишу… В частности, имею дерзость попросить у вас ещё бумаги. Полагая, что вас не затруднит… как не затрудняет всё то, - он обвёл рукой вокруг, подразумевая, видимо, не только комнату, а всё моё гостеприимство, судорожное и неумелое с моей точки зрения, в целом, - что вы предоставляете не только мне… Нет, нет, давайте обойдёмся без этих милых и пустых формул вежливости «спасибо» и «пожалуйста», сугубо ради этого я не стал бы отнимать ваше время.       Он отхлебнул из своего стакана – похоже, чай. Он заметил и правильно истолковал мой взгляд.       – Да, я блестяще справился с меню вашего автомата. Навык бессмысленный, если вы не вернётесь, и всё же я смогу гордиться им. Вот что я хотел сказать, угощая вас… остатками того, чем угостили меня самого… знаете ли вы, что всю свою жизнь я не употреблял спиртного?       Ну, не буду врать, что ажно чуть не поперхнулся, но удивлён я, это правда, был.       – Оу. Извини. Глубоко в факты твоей биографии я не вникал… это несколько уравновешивает моё трогательное гостеприимство, да? Правда, этот провиант тебе вручили гномы, а не я…       – Да. Им-то откуда было знать. А я был слишком… я не умел обращаться с вашим пищевым автоматом, да и попросту не хотел… быть там, внизу, с кем-то взаимодействовать. И я подумал… Ещё в раннем детстве, в связи со слабостью моего здоровья, врач сказал мне, что алкоголь для меня крайне нежелателен, не принимая грубых и жёстких формулировок, какие могли б вызвать естественный протест, это звучало именно так, что этот запрет немыслимо было нарушить. И справедливости ради, я не чувствовал себя обделённым, ущербным в связи с этой… мелочью. То, что тебе недоступно, легко приучаешься ненавидеть. Особенно когда умеешь воспитывать себя сам, своевременно и качественно обращая своё внимание на отрицательные стороны некоего явления, а за ними дело никогда не встаёт. На моём жизненном пути встречались люди, умеренные в употреблении спиртного, люди, которых, при очевидной неумеренности, спиртное практически не брало, и соответственно, они не могли предоставить моему взору тех картин, на которые он был настроен во имя сохранения морального облика и душевного здоровья, но не составляло сложности фиксироваться на самых омерзительных образцах, которых и «сухой закон» не отменил, лишь добавив зло новое… вы об этом должны знать из истории. И вот я остался наедине с пожалованным мне «добрым эльфийским зельем», не зная, когда вы вернётесь, но не это важно… Я не смог отделаться от вопроса – а что случится, если я пригублю этого зелья? Случится ли действительно что-то более дикое, чем всё, что случалось до сих пор? Голос разума твердил, что не имея никакого опыта подобного… досуга, не стоит этого и начинать, но иной голос я всё же не смог назвать голосом безумия – довод, что я, всегда тщательно следивший за своими словами и поступками, сумею не утратить самоконтроль и мне не грозит то скотоподобное состояние, которое я считал почти закономерным итогом употребления алкоголя, и он пересилил.       – И ничего не случилось, - улыбнулся я, - ты не озверел, небеса не рухнули… Ей-богу, Говард, я не виноват, но всё равно извини за такую… встряску. Это заявление уже смысла не имеет, но поверь, если б я знал – я точно был бы последним человеком, кто стал бы уговаривать всё-таки попробовать. К категорически непьющим отношусь с подозрением и некоторой брезгливостью – ну, видимо, примерно как ты ко мне – но не хочет человек пить, так хрен с ним, как говорится, нам больше достанется.       Да уж… то-то он во время вчерашней пьянки старался держаться как-нибудь эдак за нашими спинами. Чтоб подливали пореже. Поди, не ошибусь, если предположу, что он там один кубок тянул всю дорогу. Ну, Ктулха, не шибкая любительница возлияний, сколько-то страдала от галантности принцев, вроде так-то понимающих, что аппетит у любезной будущей тётушки отстаёт от среднестатистической гномки, но всё равно норовящих то подпихнуть ей ещё мяска, то в кубок плеснуть. Господину Лавкрафту такой заботы перепадало меньше, однако ж перепадало. Но сидел ведь с нами. Мог свалить и раньше.       – Случилось, - мотнул головой он, - ещё как случилось. Моральным падением это назвать, правда, будет излишним пафосом и дешёвой мелодрамой. Скорее, некоторой… переоценкой. Вы правы, называя меня лицемером…       – Ой, прекрати.       – Но это правда. Изгоняя из своей жизни алкоголь по объективным медицинским показаниям, не было нужды пытаться придавать своей позиции оттенок абсолютности… но я иначе не мог, да. Это было б признанием слабости, признанием того, что именно во мне содержится червоточина…       – Ну, хоть я сейчас это богомерзкое зелье поглощаю вполне с удовольствием, как вот именно что врач не могу называть алкоголь благом. В смысле, мне как ветеринару предпочтительнее было б на этот счёт не вякать… То есть, не будем о банальностях, что всё хорошо в меру, глоточек красного вина полезен для того, коньяка – для сего, спирт является компонентом многих лекарств и так далее… главное, в общем, что всё обошлось… всё ведь обошлось? Я не уверен, что заметил бы признаки лёгкого похмелья, но сильного, кажется, не было?       Он фыркнул в стакан с чаем.       – Случилось то, что я понял, для чего люди пьют. Испытал это ощущение лёгкой затуманенности сознания, эйфории… Не могу сказать, что нашёл в нём что-то столь неодолимо привлекательное, чтоб желать непременно испытать это вновь, чтоб оно могло стать почвой для развития пагубной страсти, каким-то образом, такого страха во мне не поселилось, хоть я и вправе был бы этого ожидать… Но я рад, что испытал это. Прозвучит донельзя банально, но… просто в жизни стало на один страх меньше.       Я хотел сказать, что надо б в таком случае надеяться на наше благополучное возвращение, потому что зависнув в этом мире, шансы стать запойным пьяницей он волей-неволей будет иметь неплохие, бухают тут, как полагается околосредневековым миркам, на завтрак, обед и ужин. Но не сказал. В этом плане мирок не настолько околосредневековый, ассортимент безалкогольных напитков достойный, покуда харадрим исправно доставляют чаи-кофеи даже в такие отдалённые уголки, как Шир (хотя там, кажется, и что-то своё выращивают). Кстати, интересно. В этом мире влияние сил зла признаётся вполне физической характеристикой, но продукцию подконтрольных тьме народов народы светлые не бракуют, потребляют с удовольствием, благо, и рога-копыта у них от этого не отрастают, даже в орков не обращаются, но в них и сами истерлинги и харадрим не обращаются. А было б забавно, если б эти самые светлые народы шарахались от продукции враждебных земель как наши старообрядцы от чая и картофеля.       – …И я подумал – ведь я практически ничего о вас не знаю. И всё идёт к тому, что уже и не узнаю. Поэтому я решил попросить вас рассказать о вашей жизни. Не о жизни бессмертного – это должно быть многим дольше и очевидно потребует слишком много объяснений тех вещей, которые выходят за рамки известного и понятного для человека, а мы слишком ограничены во времени. О жизни человеческой, этих последних… - он запнулся, похоже, забыв, сколько мне официально лет.       – Эээ всё понимаю… кроме одного – зачем? В человеческой-то жизни для тебя что неведомого и интересного?       – В той, которой жил я – ничего, как в собственном доме, который знаешь до малейших потаённых уголков, так что ночью можешь пройти, не зажигая лампы, которым ты пропитался весь, как и он тобой. Но другая страна, другое время – это в некотором роде тоже другой мир, хоть и более близкий, чем мир каких-нибудь существ с зелёной кожей и множеством конечностей, общающихся мысленно… и тем лучше в данном случае. Будет ли история вашей жизни для меня действительно чем-то отвратительным и неприемлемым? Я больше не уверен в этом. Вы уже не один раз назвали меня трусом… - я в этот момент отхлёбывал и поэтому только промычал, Лавкрафт, видимо, правильно интерпретировал интонацию и замахал руками, - ради всего святого, вы ж не полагаете, что я пил для того, чтоб доказать вам свою отвагу? Для подобных провокаций и ответов на них никому здесь не 15 лет…       Вообще мне часто где-то столько и дают, но я об этом вроде уже говорил, да и сейчас не к слову. Подобные провокации – действительно не моё.       – …Но полагаю, я достаточно смел, чтоб признать, что ошибался – если уж я действительно ошибался, и попросту для того, чтобы столкнуться с чем-то… иным, чем всё привычное. Но нам ведь не обязательно говорить о чём-то… идеологическом или иным образом разделяющем. Расскажите, например, о доме, в котором живёте. О кошках. Татьяна говорила, что у вас их много, уже этих рассказов должно хватить надолго…       Я улыбнулся, обводя взглядом комнату – картины повесил над столом, няшечка такая, вдохновляется, что ли… не будем о причудливых путях и обликах вдохновения… экран являет сейчас снимок некой туманности. Нет, в душе не ебу, какой. Может, лет через 500 я б и прокачался настолько, чтоб узнавать разные космические объекты чисто по фото, щас точно нет. Тем более что вполне вероятно, это заснято задолго до моего рождения и при мне здесь вовсе не бывали.       О кошках, значит… с кого начать? С гвоздя программы этой осени – чёрной Додж, которая под самую ревакцинацию порадовала нас вскрывшейся ОМЖ, резко поменяв планы на выходные? Стыд и позор, конечно. Но когда Додж поступила – когда мы забрали её из квартиры, где их, осиротевших после смерти хозяйки, осталось неизвестное точно количество в районе 30, так что забирать приходится понемногу, порциями, по мере освобождения мест у нас и содействия наследников – мы этой опухоли не обнаружили, не заметили, как она зреет. Додж никогда не проявляла никаких признаков недомогания, которых естественно ожидать от раковых больных, она не теряла ни аппетит, ни великолепие своей густой чёрной шубы. Просто как-то тихо, тайно вырастила опухоль чуть ли не с мой кулак величиной. Я эту опухоль в банке с формалином в универ отнёс. А Додж, надо сказать, успешно восстанавливается, жрёт с прежним аппетитом… Чот мне кажется, Лавкрафту бы Додж понравилась. Глаза у неё такие… выраженно зелёные, только радужка как будто местами истёршаяся – словно истончившаяся от времени ткань гобеленов, каких мы навидались тут. А взгляд! Вот кошки, вы ж мелкие хищники, даже не приматы, откуда в вас эта способность смотреть так величаво, с такой спокойной мудростью и достоинством, что мне решительно непонятно, откуда Толкин, не любя кошек, взял этот образ прирождённых королей?       Нет, наверное, лучше начать с моих собственных, неотдаваемых. С Мар-Мар, то есть, прежде всего. Конечно, Мар-Мар нужно видеть, описывать сие явление природы задача как раз для Лавкрафта. Она, для начала, метис сфинкса. С чем-то лохматым. Она чёрная, почти полностью лысая и телосложением соответствующая сфинксам – большие уши, морщинки, высокие залысины на висках, но мохнатые передние лапы и грудь, лихо завивающиеся вразнобой усы… и кисточка на хвосте. Согласитесь, кисточка это уже слишком, и без того образ более чем демонический? И это ещё не всё. В юности Мар-Мар умудрилась закосячить левый глаз и он теперь с бельмом, но всё-таки видит, а потом аутоиммунная болезнь, вызывавшая постоянные воспаления в пасти, привела к удалению всех зубов. На аппетите это не сказалось каким-то иным образом, кроме благотворного, на фигуре тоже – жрёт сухой корм, не спрашивайте, как, возможно, не жуя, жировая подушечка на животе нормальная такая, сфинксячья… Кошки в принципе в большинстве своём мерзлявы, а Мар-Мар, с явствующим на морде «ебать я хотела вашу Сибирь» большую часть года любит проводить под пледом. Самостоятельно туда забирается. Поэтому в моём доме садиться или ложиться на кровать нужно ооочень осторожно, с учётом, что в складках одеяла может таиться мурчащая хтонь. Мурчит это создание, кстати, оглушительно, и обычно тогда, когда вымогает пожрать – прожорлива она опять же по-сфинксячьи, и очень при том… позитивно-циничная. С потребительским отношением к людям, на которое сложно обижаться, ввиду общей харизматичности. Мы её называем домашним чёртом, горгульей… Из тех, кто видел Мар-Мар, равнодушным не остался никто, незабываемым это впечатление считает большинство.       У второй собственной кошки с первой общее – отсутствие зубов. Да, та же самая аутоиммунная хрень, по этой в том числе причине они у меня и остались, пристраивать кошек с обременительным анамнезом вообще сложно… а Мариам к тому же не имеет Мармарьей козырной внешности, она обыкновенная. Обычная пятнисто-полосатая шпротина, всё ещё мелкая – первый год своей жизни она не росла, и будучи уже взрослой была размером с котёнка. Она единственная выжила из всего помёта, сражённого скоропостижно, видимо, панлейкопенией. Вирусы оказывают порой долгоиграющие влияния на разные органы и системы, видимо, в данном случае пострадал гипофиз, по крайней мере, выработка соматотропина. Потом выровнялось как-то, подросла всё-таки, но всё равно мелкая, вооот такие тонкие лапочки. Опасаясь, что это ещё не весь спектр последствий, я не особо и старался её пристроить, кому приятно взять юную кошку и через годик внезапно схоронить её из-за прогрессирующей сердечной недостаточности или чего-то подобного? Да и сама Мариам не очень хотела пристраиваться, всегда пряталась, когда кто-нибудь приезжал присматривать питомца. Так и пустила корни. Последствия таки обнаружились, аутоиммунка вот эта, но на этом, вроде, и всё. Кошка, при простецком окрасе, тоже крайне забавная. Морда словно постоянно улыбается, ушки торчком. Очень агрессивно нежная… Ну, многие кошки любят когтить хозяев «молочным шагом», но некоторые особенно. Но редко какие кошки любят, чтоб их жулькали вот так, как бы тоже «молочным шагом», и за меньшее-то можно выхватить когтистой лапой, а Мариам любит. Приходит, крутится, колется, пожулькаешь, потреплешь – успокоится, свернётся калачиком… Вот такие, значит, мои собственные – в основном кардинально разные, в чём-то парадоксально похожие. Как они относятся к периодически поступающему новью? Ну… приемлемо относятся. Кажется, за годы развилось понимание, что эти котоморды меняются, а они – остаются. Не со всеми они и повзаимодействовать успевают – при большой удаче кошки пристраиваются, не выпускаясь из карантина, сразу после вакцинации и кастрации…       Отношение Лавкрафта к кастрации я прогнозировать не взялся б, в том смысле, что кастрация котов-то была вроде как известна давно, а овариогистеректомия кошек в годы его жизни хоть уже существовала, но широкого хождения не имела, имел ли он вообще дело с кастрированными кошками или, может, был ярым заприродником? В ряду прочего его мракобесия это б не было удивительным. Но Ктулха его уже просветила так или иначе, и от моих рассказов он не бледнел, глаза не закатывал, хоть несколько морду и кривил, но подробно и с интересом расспрашивал, меняется ли характер моих подопечных… меняется, угукал я. Некоторые, прощаясь навсегда с перспективами щастьяматеринства, теряют последние берега. Лучше всего описывается пересказанными кем-то словами некой бабки, решившейся на кастрацию довольно пожилого увальня и с лёгким охуеванием наблюдающей, как кот внезапно начал играть, носиться, запрыгивая на ранее недостижимые для него высоты: «Это ж как его, оказывается, яйца к земле тянули!» Кошки же, скажу я, позадорнее котов бывают. Не жду, что человек, отношение к кошкам у которого носит такой явный египетский оттенок, легко примет подобное своеобразное обращение с божеством… не, тут можно вспомнить о некоторых мистериях, посвящённых Осирису, но не буду, и не для того, чтоб уважаемого джентльмена не стошнило, а для того, что параллели между животными и людьми дело такое… неправильное в основном-то, хоть нахватались одомашненные животные за тысячелетия у двуногих реально многого, и в частности, довольно сильно развили индивидуальность. Они ведь очень разные, владелец приюта уж может кое-чего рассказать о том, какими разными бывают кошачьи характеры. И эти характеры не уничтожаются медицинской процедурой, влияющей на нервную систему опосредованно и благотворно, напротив, они освобождаются от непрерывного гормонального угнетения. Производство потомства – так себе удовольствие для большей части природы. Вон, круче всего щастьематеринства получается у лосося, они вообще после этого дохнут. Ну, с этими доводами бездетный Лавкрафт в принципе был согласен, человеком, угорающим по размножалову, его явно не назовёшь. От моих сколь возможно деликатных объяснений, что кошки не испытывают от соития никакого удовольствия, и почему именно, немножко позеленел, но отдышался.       – А каким-либо нежным взаимоотношениям между ними это совершенно не мешает. Насколько между ними возможна какая-то индивидуальная любовь – при том, какие эти тварюшки индивидуалисты, даже, прямо скажем, эгоисты – она есть, она и начисто лишённая какой-либо сексуальной окраски прекрасно существует. У нас были кошки, которые не желали видеть собратьев в радиусе видимости от себя – одна дама три месяца жила в клетке, до самого пристроя, потому что стоило ей увидеть хотя бы тень другой кошки, и в ней пробуждался берсерк – и парочки, которые так сдружались, что их пристраивали вместе. Например, были такие – Моника и Кербхоллан. Могли часами нежиться друг с другом, взаимовылизываться… А сейчас у нас есть Портос и Васко, оба коты, довольно трусливые, прямо скажем. Неистощимый источник шуточек про гомосексуализм или возвышенную нерушимую дружбу, кому как больше нравится… Их чаще можно увидеть сидящих или лежащих рядом, чем порознь.       Не, за сексуальную жизнь кошачьих этот набор комплексов тоже вроде как не ратовал. Чисто вызывало опасение некое эээ искажение природы (но признал, что породы – это тоже то ещё искажение, а селекции как явлению тысячи лет, поздняк метаться), ну и грусть ввиду того, что маленькие котята – это тоже прекрасно… но да, между перспективой топить юных божеств и перспективой видеть их в бедственном положении из-за перепроизводства какого-то иного, более морально приемлемого пути нет. «Естественный отбор» Лавкрафт мог бы спокойно допускать среди невежественных человеческих орд, эти могут хоть сколько рожать по 12 детей с тем, чтоб выжила по итогам пара штук, раз уж не могут обуздывать свои низменные желания, как-то сообразуя их со своим незавидным положением, а с кошками так нельзя. А котята, ну что котята… мы, волонтёры, недостатка в них, ввиду несознательности значительных масс населения, не испытываем, коробочки по подъездам обнаруживаются с регулярностью, унянькаться и унякаться можно по самую шеюшку. Есть ли у нас сейчас котята? О да. У нас есть котёнок, умудрившийся, стыд-пиздец, родиться в приюте. Операция кошке была назначена на субботу, впечатления беременной она, кстати, не создавала… и вот, не дотерпела. Спасибо хотя бы, что ограничилась всего одним дитём. Но мы до сих пор орём с этого факта, честно. А ещё замечательные Нора и Кугельшрайбер, они из той же квартиры, откуда Додж и ещё некоторые, дочери умершей хозяйки как-то запутались в показаниях, откуда они, то ли подобраны или подкинуты, то ли всё же там и родились – большая часть тамошней котоорды стерильна, но, как мы уже выяснили, не все… Нора и Кугельшрайбер занимаются преимущественно тем, что дрищут – нет, непохоже, что у них панлейкопения, у Шрайбика есть признаки кальцивироза, он в принципе тоже может поражать кишечник. Но попросту и хреновое питание в юном возрасте пищеварение херит только в путь, а оно у них некоторое время было таки хреновым. А ещё котятки дикие. Особенно Нора. При каждом приближении к клетке (а этих приближений, при их болезни, за день нужно очень много, то уколы, то смекта, то пелёнки поменять) прижимается к полу и шипит, как натуральная змея. Укусить тоже может. И лихо плеваться лекарством в морду – любит, умеет, практикует. В лечении некоторых пациентов больше борешься не с болезнью, а с характером. Да, большинство наших подопечных – очевидно недавние домашние, выброшенные теми «добрыми и ответственными руками», в которые их распихали плодильщики, но и с дичками, рождёнными на улице или вот в таких бедолажных квартирах, где угасающие телом и разумом старики и о себе-то уже не могли должным образом заботиться, мы нередко имеем дело. Это тоже целый букет крайне увлекательных историй…
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.